Глава 22

Мк. 10:1–27

Позволительно ли разводиться – Благословение детей – Богатый юноша

Мк. 10:1–9 «Отправившись оттуда, приходит в пределы Иудейские за Иорданскою стороною. Опять собирается к Нему народ, и, по обычаю Своему, Он опять учил их. Подошли фарисеи и спросили, искушая Его: позволительно ли разводиться мужу с женою? Он сказал им в ответ: что заповедал вам Моисей? Они сказали: Моисей позволил писать разводное письмо и разводиться. Иисус сказал им в ответ: по жестокосердию вашему он написал вам сию заповедь. В начале же создания, Бог мужчину и женщину сотворил их. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью; так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает».

Тема кажется очень насущной и актуальной. Мы очень часто переносим на современную реальность тексты из далекого прошлого, не учитывая разницу контекстов того и нашего времени. А разница между тем колоссальная. Кажется, что это все как будто про нас и, более того, как будто про то, что брак – священная история, и развод ни в коем случае не разрешен. Если следовать логике этого повествования, получается, что всегда нужно жить вместе и ни в коем случае не расставаться. Только терпи мужа и смиряйся, ведь нельзя разрушать то, что Бог сочетал, написано же: «человек да не разлучает».

Но сначала стоит разобраться с контекстом. По иудейским законам развод как социальное явление действительно был разрешен. Мужчина мог развестись с женой. А вот жена с мужем – не могла. Причин, по которым мужчина мог развестись с женой, было несколько. Было две школы толкования устного закона: Бейт-Гилель и Бейт-Шамай – и, в зависимости от взглядов, развод был обусловлен разными причинами. Итак, мужчина может развестись, если найдет в женщине что-то неприятное. И это «нечто неприятное» толковалось школами по-разному. Одна школа говорила, что «нечто неприятное» – это супружеская измена либо отсутствие девственности до вступления в брак. Это считалось поводом, чтобы отпустить женщину и дать ей разводное письмо. А другая школа, более либеральная, под чем-то «неприятным» понимала все, что может не понравиться мужчине: представьте, жена кофе не сварила или косу не заплела – вот и основание для развода. Закон дает одну фразу, которую толкуют весьма широко в зависимости от множества факторов.

Что касается измены, в контексте ветхозаветных порядков она была возможна только в том случае, если есть заключенный брак. При этом никогда измена не совершалась в отношении жены, всегда только в отношении мужчины. Если есть супружеская пара, и жена имеет половую связь на стороне с другим мужчиной, то она совершает грех прелюбодеяния против своего мужа, и другой мужчина тоже совершает грех прелюбодеяния против мужа этой женщины. Если женатый мужчина имеет связь с незамужней женщиной, то, согласно закону, никакого прелюбодеяния он не совершает. Этот мужчина не совершает грех прелюбодеяния против женщины, которая является его женой, а так как другая женщина не замужем, то и против другого мужчины. В Ветхом Завете все очень просто: грехи в этой сфере совершаются только против другого мужчины, но не против женщины. Иными словами, здесь в первую очередь защищаются права мужчин. То есть, по сути, мужчина в браке абсолютно свободен. Границы его свободы очерчиваются лишь чужим браком, но не собственным. Например, если женатый мужчина отправляется к проституткам, это не очень хорошо, но не считается грехом. А вот если замужняя женщина совершает нечто подобное, это уже грех измены. Поэтому закон дает указания, что разводиться можно только мужчине. У женщины такого права нет. Она не рассматривается как полноценный субъект права, как человек, способный принимать самостоятельное решение, которое позволяет ей избавиться от брака. Даже если бы она этого захотела, имущественные отношения построены таким образом, что имущество при разводе ей дает муж, если захочет, а если не захочет, может и не дать. И тогда она просто останется на улице. Однако здесь не надо видеть специфического заговора каких-то злых мужчин, которые это все устроили. Для этого есть определенные экономические предпосылки, связанные не только с уровнем развития сознания человека, но и с типом хозяйствования. Поэтому, читая эти тексты, мы напрасно думаем, что там действуют те же социальные законы, что и сейчас. Это не так.

Иисус в ответ на провокацию задает фарисеям встречный вопрос: а что сказал Моисей? Закон Моисея действительно разводы такого рода позволяет. И вот здесь мы впервые сталкиваемся с открытой критикой закона Моисея: «…по жестокосердию вашему…». Если в других местах Иисус говорит, что он пришел не нарушить закон, а исполнить, то здесь он критикует ветхозаветную норму, которая не соответствует человечности. Получается, данная в законе заповедь Моисея не является заповедью, данной от Бога, – так можно трактовать слова Иисуса. Если же это заповедь не Моисея, а действительно Бога, тогда Иисус должен был бы уточнить, что не Моисей дает эту заповедь по жестокосердию, а непосредственно сам Бог. Из этого отрывка можно сделать вывод, что Моисей дал эту заповедь исходя из своих собственных соображений, а не потому, что ему было соответствующее божественное повеление.

Здесь возникает вопрос: а остальные заповеди тоже даны Моисеем исходя из его собственного разумения, или только эта? Как понять, что только эта, а не все остальные? Или Бог и эту заповедь дал, учитывая жестокосердие? Мы сталкиваемся с крайне неприятной ситуацией изменения законодательных норм, в том числе и нравственных. Мы видим критику ветхозаветной морали и фактически ее отмену, что неизбежно наводит на мысли следующего рода: если это возможно единожды, почему невозможно и в дальнейшем? В древности была одна мораль, люди были жестокосердные, а теперь они немножко морально выросли, и вот Иисус дает им другую мораль. Но кто сказал, что не может быть еще какой-то новой морали?

Следующий момент, который требует осмысления в данном отрывке: «Подошли фарисеи и спросили, искушая Его». А в чем здесь искушение? В законе все недвусмысленно написано. Если только в рассуждениях относительно причин позволительности и что же такое это «нечто неприятное». Но есть еще одна возможная причина, почему фарисеи заводят разговор про развод: ситуация с Иродом Антипой и Иродиадой . Здесь любопытно, что Иродиада сама оставила мужа (у царей и высших слоев общества были свои нравы) и вышла замуж за Ирода. Это была крайне неприятная с точки зрения закона ситуация, за которую Иоанн Предтеча и обличал Ирода, за что и поплатился головой. Поэтому, возможно, это была попытка спровоцировать Иисуса на высказывание относительно супружества Ирода.

«Иисус сказал им в ответ: по жестокосердию вашему он написал вам сию заповедь. В начале же создания, Бог мужчину и женщину сотворил их. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью; так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает». Какой конкретно человек? Согласно иудейским законам, в вопросы брака не мог вмешиваться никто. После заключения брака супруги сами решают, как они живут, вернее, решает муж. Хочет – пользуется этой женой и дает права ее детям, не хочет – не дает. У мужчины могли быть и наложницы. Хотя ко времени жизни Иисуса браки уже относительно моногамны, но закон наложниц не отменял. Нравы окрестных народов начинают влиять на евреев определенным образом. Иными словами, к новым нормам морали и поведения людей толкают не религиозные предписания, а общий уровень сознания. Ко времени Иисуса институт наложниц исчезает не благодаря специальным религиозным предписаниям на этот счет (наоборот, религиозные нормы разрешали подобные практики), а благодаря тому, что евреи перенимают новые нормы у окружающих их других цивилизаций.

Поскольку исчезновение института наложниц произошло как бы само собой и не было связано со специфическим религиозным законодательством, этот вопрос и возникает: позволительно разводиться или нет. Закон говорит одно, а на практике происходит другое. Как же тогда быть с законом? Фактически Иисус дает людям новую мораль, переписывая старую. Суть этой морали не в том, что развод невозможен – он и раньше не особо поощрялся. Закон всегда защищал интересы мужчины и интересы продолжения рода в первую очередь, поэтому, как правило, развод происходил в тех случаях, когда женщина была бесплодна или был зафиксирован факт измены. Либеральная школа предлагала другие варианты, но на практике их использовали редко, ведь главной задачей на тот момент было умножение рода, и мужчина использовал развод, если этому что-то препятствовало. Естественно, женщина в этой ситуации страдала, потому что она была совершенно бесправна и ничем не защищена.

Вопрос, который здесь поднимается, – вовсе не о том, что развод невозможен в принципе. Развод – это ситуация, когда женщину можно выкинуть на улицу ни с чем. То, о чем говорит Иисус, в первую очередь обращено к мужчинам, и и смысл его слов в том, что женщина – человек, у которого есть права, равные правам мужчины. Здесь речь идет про новый тип отношения к женщинам. Если мужчина собрался разводиться, он должен понимать, что это неправильно. В первую очередь Христос стремился защитить права женщины. Если следовать этой логике, если сохранение брака не способствует соблюдению прав одной из сторон, развод не только возможен, но и необходим, потому что иначе чьи-то права или человеческое достоинство страдают – например, в ситуациях насилия.

Мк. 10:10–12 «В доме ученики Его опять спросили Его о том же. Он сказал им: кто разведется с женою своею и женится на другой, тот прелюбодействует от нее».

То есть, если муж нашел в жене «нечто неприятное» и развелся, он прелюбодействует. Это вообще невозможная формулировка для Ветхого Завета. Для ветхозаветных слушателей здесь фактически происходит правовая революция, потому что раньше совершить прелюбодейство против жены было невозможно. Жена – собственность, поэтому измена ей невозможна. Измену можно совершить в отношении другого мужчины – это как что-то своровать, украсть у него верность его жены. Иисус совершает принципиальный правовой переворот, который подразумевает, что женщина является субъектом права.

Обратите внимание, что тема с разводом поднимается вновь наедине с учениками: «В доме ученики Его опять спросили Его о том же». Почему ученики опять поднимают тему развода, что здесь непонятного? Иисус сказал, что в законе Моисея было так, а нам теперь надо делать иначе. Им действительно сложно понять, как это возможно, что жена уже не собственность мужа, поэтому они уточняют у Иисуса еще раз. Однако слова Христа вполне конкретны: «Кто разведется с женою своею и женится на другой, тот прелюбодействует от нее».

Мк. 10:12 «и если жена разведется с мужем своим и выйдет за другого, прелюбодействует».

Этот стих вообще очень странный: для ветхозаветного времени такая ситуация невозможна. Жена не может развестись с мужем – просто по закону. Кроме того, муж – ее социальная защита, потому что только ему принадлежат все ресурсы. Вполне возможно, что этот стих – поздняя интерполяция. Либо же намек на ситуацию с Иродиадой, которая сама оставила мужа и вышла за Ирода. Иными словами, это как ответ фарисеям, которые пришли искушать Иисуса, но дается этот ответ не фарисеям, а ученикам наедине: в общем-то, не принципиально, кто от кого уходит. Говоря об этом, Иисус продолжает линию Иоанна Предтечи. Здесь очень важно понимать контекст, потому что можно просто сказать: женщине тоже нельзя разводиться с мужем. Однако же, если мы не считаем этот стих интерполяцией, он относится только к Иродиаде, потому что больше говорить такое не о ком. Она развелась вовсе не потому, что муж был насильником или абьюзером. Она просто захотела больше власти, т. е. использовала брак как рычаг достижения определенных карьерных высот. Таким образом, стих Мк. 10:12 нельзя понимать вне контекста.

А будет ли прелюбодеянием развод в силу причин, связанных с домашним насилием? Можно ли таким разведенным снова вступать в брак? Согласно этому тексту, любой подобный брак – прелюбодеяние по определению, и православная церковная традиция даже выработала специфические каноны на эту тему. Церковь обычно благословляет один брак венчанием, а если происходит развод, это считается грехом и накладывается покаянная епитимья. Если потом кто-то из бывших супругов хочет снова вступить в брак, дается благословление на второй брак и совершается чин венчания второбрачных, который отличается от чина венчания новобрачных тем, что носит сугубо покаянный характер, и все происходит уже не так торжественно, как первое венчание. Никакого чина развенчания в церкви не существовало, не существует и не предполагается. Первое венчание никак не отменяется. Теоретически – в крайнем случае – можно заключить и третий брак, хотя считается, что лучше этого не делать. Таков нынешний канон, в нем брак считается единственным и нерушимым. А в контексте библейской эпохи такое отношение к браку было прорывом, потому что позволяло защитить имущественные права женщин. В новом христианском браке мужчина не может избавиться от жены просто потому, что она сделала что-то не так. Он не может просто выбросить ее на улицу, коль скоро вызвался быть ее мужем.

Так как же быть в случае с тем же насилием в браке или с ситуацией, когда кто-то из супругов наркоман или алкоголик? Ведь кто-то страдает (кстати, не обязательно женщина). Алкоголизм, к примеру, имеет не только психологические последствия, но на поздних стадиях и физиологические. На определенном этапе наступает органическое поражение мозга, и получается уже фактически человеческая оболочка с остатками человеческой психики, но с отсутствием личности – по сути, биоробот. Нужно это терпеть? В такой ситуации, оставаясь в браке, человек разрушает сам себя. Это история про созависимость, синдром жертвы. И что же, надо следовать тексту, который говорит, что разводиться ни в коем случае нельзя?

На самом деле, если действительно следовать логике этого текста, разводиться не только можно, но и нужно. Потому что это касается защиты человека. Но если следовать не логике, а букве этого текста, – тогда, конечно, нельзя. Что мы пытаемся уловить: дух текста или букву? Каноны построены на букве, а не на духе, именно поэтому они категорически запрещают развод. Хотя, например, современная социальная концепция предполагает, что алкоголизм, наркомания, игромания и т. п. – основание для развода, но с оговорками, что это очень плохо. То есть чувство вины идет обязательным «довеском» к разводу.

Важно понять, кого именно данный текст подразумевает под словом «человек» в высказывании «что Бог сочетал, того человек да не разлучает». Здесь под «человеком» понимается мужчина, у которого было право расторгнуть брак, тогда как у женщины его не было. Что самое главное, если мужчина хотел развестись, у нее не было права отказаться, это было односторонним решением мужчины. Слова Иисуса фактически упразднили право на развод вообще. Получается, он забрал у мужчины то, что у него было, а женщине ничего не дал, но ничего и не забрал. Здесь мы еще не видим полного осознания прав человека, но уже видим, что эта тема крайне болезненна.

Допустим, Иисус мог бы сказать, что женщина тоже имеет право разводиться, но тогда для этого не было никаких социальных оснований: у женщины не было финансовой самостоятельности. То, что сегодня женщина имеет право на развод, возникло не из религиозных установок, ведь не пришел новый пророк и не сказал, что у нее есть такое право. Здесь дело в определенном уровне человеческого сознания. Ситуация, которая рассматривается Иисусом, – логическое продолжение уровня сознания, который тогда уже был достигнут. Иисус просто констатирует данность, критикуя ветхозаветные законы (что опять же наводит на размышления относительно того, кто же эти законы дал).

По той же причине неготовности сознания подобная ситуация произошла и с рабством. Христианская идея равенства и божественного достоинства человека не отменила рабства. Более того, в христианских империях – Римской и Византийской – была принята форма рабства по римскому образцу, а вовсе не по ветхозаветному еврейскому. У евреев было принято отпускать рабов раз в семь лет, и права рабов хоть как-то защищались, а в институте римского рабства права рабов не защищались никак и никто их никуда не отпускал. Византийская империя приняла за основу своего рабовладельческого строя эту же римскую модель. И, заметьте, нигде в Евангелиях или в Посланиях апостолов мы не встретимся с тем, что рабство осуждается. Есть только одно место у Павла (1Кор. 7:21), которое в синодальном переводе выглядит так, что можно подумать, будто автор осуждает рабство. На самом деле все наоборот – апостол Павел даже рекомендует оставаться в рабстве тому, кто имеет возможность свое положение изменить. И святые отцы не осуждали рабовладения. В России крепостное право было отменено лишь в XIX веке, а ведь это была христианская империя. И опять же, отменили его не потому, что для этого было какое-то особое религиозное указание. Некоторое вещи отменили не потому, что был «глас с неба», а потому что осознали, что это плохо. То есть для многих моральных установок никакие специфические указания с неба не нужны. И это наводит на мысль, что, возможно, и все остальные убеждения, которые когда-либо возникали, в том числе в Ветхом Завете, представляют собой обычную эволюционную историю. И подтверждение мы видим в самом монологе Иисуса: он указывает на это, говоря, что Моисей дал заповедь по жестокосердию людскому, а не потому, что так правильно.

Мк. 10:13–16 «Приносили к Нему детей, чтобы Он прикоснулся к ним; ученики же не допускали приносящих. Увидев то, Иисус вознегодовал и сказал им: пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие. Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него. И, обняв их, возложил руки на них и благословил их».

Иисус уже использовал детей как рычаг воздействия на сознание учеников, пытаясь намекнуть им, что они не на военном совете, а на мирных посиделках. Присутствие детей свидетельствовало о том, что никакого восстания не предполагается.

В этом тексте есть социальная подоплека. Только что был рассказ про прелюбодейство и права женщин, а здесь, по сути, про права детей. Дети в ветхозаветном обществе никакими правами не обладали, родители имели над ними полную власть: они могли убить детей, выгнать на улицу. До определенного возраста дети в доме родителей были фактически наравне с рабами.

Этот эпизод тоже является примером социальных изменений. Детей приводят к Иисусу, чтобы он прикоснулся к ним, благословил. Почему ученики их не пускают? У учеников по-прежнему в голове идея восстания, а детям не место на военных советах. Ученики просто действуют согласно привычным нормам, а Иисус эти нормы убирает. Он благословил, обнял детей и сказал, что нужно принимать Царство Божие, как дитя.

Образ ребенка отсылает к архетипу Младенца, для коллективного бессознательного одному из ключевых. Что это значит – принимать Царство Божие, как дитя? Царство Божие нельзя завоевать, о чем Иисус недвусмысленно говорит, позволяя детям присутствовать. Говоря, что Царство Божие нужно принять, как дитя, он намекает на то, что в Царство Божие нужно как бы родиться. Его нельзя завоевать, в него можно попасть, как попадает ребенок, рождающийся на свет. А чтобы родиться, как очень скоро выяснится, нужно сначала умереть. Ветхий человек умирает, новый рождается. В концепции Юнга архетип Младенца – неотъемлемая часть архетипа и Солнца (бога), и Антропоса (человека), а дальше и самости, и связанной с ней божественной фигуры. В общем, принять Царство Бога можно только как дитя, родившись в него, а не завоевывая мечом. Это реальность, которая осуществляется внутри тебя – и только потом вокруг.

Итак, в этом отрывке заключен двойной смысл. С одной стороны, это про то, что Царство Божие мы принимаем как младенцы, рождаясь в это Царство, а с другой стороны, это опять про изменение социальных норм – про статус детей. То, что для Ветхого Завета было нормой, в Новом Завете становится предосудительным, и опять вовсе не потому, что так велел божественный глас сверху.

Мк. 10:17–27 «Когда выходил Он в путь, подбежал некто, пал пред Ним на колени и спросил Его: Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не обижай, почитай отца твоего и мать. Он же сказал Ему в ответ: Учитель! все это сохранил я от юности моей. Иисус, взглянув на него, полюбил его и сказал ему: одного тебе недостает: пойди, все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест. Он же, смутившись от сего слова, отошел с печалью, потому что у него было большое имение. И, посмотрев вокруг, Иисус говорит ученикам Своим: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие! Ученики ужаснулись от слов Его. Но Иисус опять говорит им в ответ: дети! как трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие! Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие. Они же чрезвычайно изумлялись и говорили между собою: кто же может спастись? Иисус, воззрев на них, говорит: человекам это невозможно, но не Богу, ибо все возможно Богу».

История с богатым юношей – про то, что имущество привязывает человека ко всему материальному и является одним из главных якорей эго в мире, где оно пытается хоть как-то зацепиться и создать для себя иллюзию могущества. Это состояние не дает вырваться из плена иллюзий в мир многообразия и принятия всего остального, других людей. Метафора с верблюдом и игольным ушком – обычная гиперболизация. Тут действительно подразумеваются верблюд и игольное ушко, нет необходимости говорить, что верблюд – это какая-то веревка, слишком толстая для маленького игольного ушка, или что игольное ушко – это особенные ворота в Иерусалиме, в которые не мог пройти верблюд. Так вот, богатому сделать это невозможно. Возникает вопрос, а где критерии богатства? Вот у кого-то есть 10 тысяч рублей. Это много или мало? Для того, у кого есть миллион, – не очень много, а для того, у кого есть только 10 тысяч, – это уже богатство. Так от какой цифры нужно отталкиваться, чтобы сказать: этот человек может войти в Царство Божие, а вот этот не может? Критерий прост: тот, кто пытается с помощью эго привязаться к материальному миру, закрывает себе вход в Царство. А такая привязка эго есть у всех нас.

Ученики удивляются и ужасаются. Только что им объяснили, что жены не принадлежат мужчинам, потом дети, входящие в Царство Небесное, а теперь оказывается, что и материальный достаток – это тоже плохо. Фактически, все три столпа ветхозаветного благоденствия только что были уничтожены. У женщин есть права, нужно быть как дети, а богатство вообще мешает войти в Царство Божие. А ради чего тогда жить? А зачем тогда это Царство нужно? Что с ним делать? А самое главное, заметьте, ученики здесь сразу правильно поняли Христа и не стали выяснять критерии богатства. Они сразу попытались понять самое главное: если я хоть к чему-то привязываюсь, в Царство Божие я не войду, но кто же может войти? На это Иисус дает потрясающий ответ: «Человекам это невозможно, но не Богу; ибо все возможно Богу». Что значит «возможно Богу»? Для меня, получается, это никак невозможно, ведь я – человек, и только Бог может меня туда ввести. Ну, а дальше знакомая история: коль скоро для меня это невозможно, а возможно только для Бога, мне остается только плыть по течению.

Вернемся к первому фрагменту: «Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью; так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает». То есть человек разлучать не может, может только тот, кто сочетал, – то есть Бог. А как понять, что Бог разлучает? Если человек умер или без вести пропал – наверное, Бог разлучил, мы увидим здесь промысел Божий. Обратимся к окончанию: «Когда выходил Он в путь, подбежал некто, пал пред Ним на колени и спросил Его: Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог». Вся эта история нанизана на одну и ту же веревочку, на один и тот же смысловой стержень: принимать решение о разводе, входить в Царство Божие, быть благим может только Бог, больше никто. Поэтому ты, человек, в Царство Божие войти не сможешь, а если так, можно сесть в уголочек и сказать: «Я готов, Господи, спасай меня, ибо я сам из себя ничего не представляю». Это один вариант. Понятно, что вариант сидеть, страдать и никуда не дергаться очень заманчив и не предполагает никакой ответственности за свою жизнь. Но есть другой вариант, который, как правило, фрустрируется человеческим сознанием, хотя он очевиден: если человеку невозможно войти в Царство Божие, а возможно только Богу, значит, человеку нужно стать Богом. И если ты станешь Богом, то и вопрос с разводом сможешь решать как Бог, исходя из того уровня сознания, который у тебя есть как у Бога, а не как у человека. Если ты стал Богом, вопрос с привязкой к имуществу ты можешь решать как Бог, а не как человек.

Сознание Бога не привязано к одному человеку, сознание Бога – это совокупность всех сознаний. И если ты хочешь стать Богом, нужно буквально открепиться от своего эго и стать всем, научиться понимать и осмыслять все Тело. Для этого нужно отлепиться от привязанности к материальному имуществу и иметь его так, как будто ты его не имеешь. И с браком здесь та же самая история: ты в браке, но как будто не в браке. Мы и к другому человеку привязываемся тоже через эго и делаем другого как бы продолжением своего эго. Здесь и корни проблем с правами женщин и домашним насилием. Царство Бога подразумевает, что для того, чтобы в него войти, ты реально должен стать Богом и перестать быть человеком. А до тех пор, пока ты остаешься человеком, в Царство Бога ты не войдешь. Просто сидеть и говорить: «Господи, спасай меня», – так не работает. Это как раз позиция того самого раба, который взял талант и закопал его в землю, сказав, что он ничего не умеет и ждет хозяина, чтобы позже все отдать ему.

Обратите внимание, когда мы начинаем подобным образом воспринимать текст, все притчи складываются в одну общую понятную картину. Но почему мы не видим этой картины сразу? Причина проста: мы не хотим этого увидеть, это слишком страшно. Это сразу накладывает на нас огромную ответственность. Ведь человек не должен разрушать то, что сочетал Бог. А Бог может? Может. Станешь Богом – будешь сам решать. А пока не стал Богом, ты ничего решать не можешь.

Чтобы стать Богом и войти в его Царство, нужно в него буквально родиться на правах младенца, а для этого придется сначала умереть. И вот это является для человека самым жутким страхом – это ведь все по-настоящему, и эго пытается нас остановить. Мы выбираем другой путь, предпочитая считать, что Бог сам, без нашего участия проведет нас в свое Царство. Вот только, даже если тебя туда проведут, кем ты будешь в Царстве Бога, если ты по-прежнему остаешься человеком?