МАСЛЕНИЦА – восточнославянский праздник, отмечаемый в течение недели (иногда трех дней), сохранивший в своей обрядности ряд элементов славянской мифологии. В последний день масленичной недели происходили проводы Масленицы: сожжение чучела Масленицы (зимы-Мораны), его символическое погребение. Сожжение чучела было обыкновенно для северных, центральных и поволжских губерний. Чучело Масленицы везли участники масленичного поезда. В костер с горящим чучелом участники действа бросали традиционную поминальную пищу (блины, яйца, лепешки). В ряде губерний был распространен ритуал похорон Масленицы. Так, в Архангельской губернии в последний день праздника по деревне волокли поставленную на старые дровни лодку, в которой лежал заголенный сзади вымазанный суриком мужчина. Иногда распорядители проводов – Масленица и Воевода – совершали после объезда деревни пародию на очистительный от напасти обряд: раздевались догола и в присутствии всех собравшихся зрителей изображали своими движениями мытье в бане. В других местностях «король» праздника иногда произносил положенные ему по чину торжественные речи на морозе в полностью обнаженном виде или, кривляясь, оголял при всех «постыдные» части тела. По мнению ученых, в дохристианскую пору празднование Масленицы было приурочено к весеннему равноденствию, которое, согласно солнечному календарю, является началом нового года. Согласно этой гипотезе, празднование нового года и проводы зимы оказались вытеснены с начала двадцатых чисел марта на более ранние даты в результате введения христианского Великого поста, во время которого веселье считалось недопустимым. В науке общепринятой является точка зрения, согласно которой Масленица – это связующее звено и граница между зимой и весной, аналог европейских карнавалов, когда гнали, погребали зиму – богиню мрака и смерти – и встречали весну, которая несла свет, тепло, пробуждение природы. Праздник считается наследием архаического солярного культа, к реликтам которого относятся костры и горящее на шесте колесо. См. Вынесение Марены, Похороны Ярилы (Костромы).

ВЫНЕСЕНИЕ МАРЕНЫ – преимущественно западнославянский весенний обряд. Чехи во время вынесения Марены исполняли следующую песню:

Обычно Марена имела черты женщины, ее изготавливали, наряжали и носили по селу девушки. В некоторых местах наряду с женским сооружали и мужское чучело (Маржак, Марек, Смертак, Дедко), которое носили молодые люди. В чешской Силезии его одевали в кожух, баранью шапку, клали ему на колени метлу и возили на возе по селу. На Украине носили по деревням и полям чучело в женском платье, называемое Мареной или Марой. Эту Мару провожала толпа ребятишек и молодежи при громком пении. Мареной на Украине называли и купальское деревце, увитое венками, цветами, бусами и лентами. Пока девушки пели и прыгали через костер, парни подкрадывались, отнимали Марену, разрывали, разбрасывали или топили ее в воде. Части разорванной Марены девушки относили на поля для придания им плодородия. Похожие обряды похорон или сжигания различных фигур имели место на русской Масленице. У восточных славян также уничтожали (хоронили или сжигали) Купалу и Кострому, у балканских славян и румын – Германа или Калояна. В Риме подобный обряд назывался Аргеи, когда в майские иды народ бросал с моста в реку Тибр чучела, сплетенные из тростника и одетые в мужское платье.

РАДУНИЦА (РАДОНИЦА, КРАСНАЯ ГОРКА, БУСАНИ, ДАЖДЬБОГОВ ДЕНЬ*) – весенний праздник поминовения умерших у восточных и южных славян, приходившийся в разных местностях на воскресенье, понедельник или вторник. Самое начало Радуницы носило также название Красная горка. По утверждению А. Коринфского, к сожалению, не имеющему ссылки на исторические источники, в Древней Руси в этот день на возвышенностях жгли костры в честь Даждьбога. Красная горка была связана с «закликанием весны». На Русском Севере на заре на возвышенном красивом месте молодые люди встречали восход солнца. Выбиралась «хороводница», которая при первом появлении солнца, благословясь, вставала на середину круга и произносила заклинание: «Здравствуй, красное солнце! Празднуй ясное вёдро! Из-за гор выкатывайся, на светлый мир, дивясь, взгляни! Пробеги ты по траве-мураве, по цветам лазоревым, подснежникам, лучами-очами пробеги, сердце девичье лаской согрей, добрым молодцам в душу загляни, дух из души вынь, в ключ живой воды закинь. От этого ключа ключи в руках у красной девицы, зорьки-заряницы. Зоренька-ясонька гуляла, ключи потеряла. Я, девушка (имярек), путем-дорогой прошла, золотой ключ нашла. Кого хочу – того люблю, кого сама знаю – тому и душу замыкаю. Замыкаю я им, тем золотым ключом, доброго молодца (имярек) на многие годы, на долгие весны, на веки вечные заклятьем тайным нерушимым. Аминь!» Все присутствующие при заклинании повторяли каждое слово за хороводницей, вставляя нужные каждому имена. Затем заклинавшая солнце девушка, положив наземь посредине круга крашеное яйцо и круглый хлеб, начинала петь песню-веснянку:

Весь хоровод подхватывал песню. Эту песню сменяла другая, третья. После песен начинался веселый пир. Во время Красной горки также могли сжигать установленное на возвышенности, на шесте, соломенное чучело. У белорусов было принято печь на Радоницу драчену, варить кашу, жарить яичницу, красить яйца, печь пироги, лепешки или блины, варить пиво. После полудня всей семьей посещали кладбище, катали по могилам близких людей крашеные яйца, поливали их пивом. В Черниговской губернии считали, что во вторник предки-деды приходят домой, поэтому для них на подоконник ставили воду и сыпали хлебные крошки. В Полесье к Радунице красили яйца, но уже не в красный цвет, как на Пасху, а в «жалобные» цвета – желтоватые или зеленые. Сходные обряды бытовали у южных славян (Бусани). У русских во время Радуницы детвора «окликала» первый весенний дождь. С самого утра мальчики и девочки следили за облаками и тучами на небе. При виде облачка дети выкрикивали: «Дождик, дождик! Снаряжайся на показ. Поливай, дождь, на бабину рожь, на дедову пшеницу, на девкин лен поливай ведром». Если после закличек проливался дождь, то все окликальщики наперебой бросались умываться «небесной водицей» на счастье. Если же в этот день гремел первый весенний гром, то молодые женщины и девушки умывались дождем через серебряные и золотые кольца. Считалось, что этим они сохраняют себе красоту и молодость. См. Вынесение Марены, Масленица, Похороны Ярилы (Костромы).

КОСТРОМА (КОСТРУБ, ПОХОРОНЫ ЯРИЛЫ) – сезонный весенне-летний праздник и ритуальный персонаж у русских и украинцев. В русских обрядах «проводов Весны» Кострома (Ярила) предстает молодой девушкой, закутанной в белые простыни, с дубовой веткой в руках, сопровождаемая хороводом. Существовал также ритуал «похорон Костромы (Ярилы)»: соломенное чучело, Кострому, сжигали либо хоронили, разрывали на части с обрядовым плачем и пением песен. По мнению В. Я. Проппа, чучело Костромы (Ярилы) выражает силу плодородия, которую при помощи обрядов стремятся передать полям. Имена Кострома и Коструб возводят к «слову костра» («кострика», «костеря», «кострица»), которое обозначает злаковую мякину или солому, оставшуюся после первичной обработки льна и конопли. Чучело изготавливалось из растительного материала, либо персонажа изображала ряженая девушка, которую выбирали участники ритуала. Иногда это мог быть юноша, переодетый женщиной. Характерной чертой облика Костромы (Ярилы) являлось длинное белое одеяние, а основным атрибутом – зеленая дубовая ветвь. См. Вынесение Марены, Масленица.

ЛЕЛЬНИК* – весенний девичий праздник в честь богини Ляли (Лели, Дзидзелии). Считается плодом реконструкции или мистификации (?) Б. Рыбакова, основанной на ошибочном выделении «закликания весны» в отдельный праздник. См. Радуница.

ДЕНЬ СИВЕ – упоминаемый в исторических источниках праздник западных славян (поляков), приходящийся на начало травня. Посвящен чествованию бога Сиве в образе кукушки. Аналог праздника Майского дерева в Западной Европе.

ЕГОРИЙ ВЕШНИНИЙ (ЮРЬЕВ ДЕНЬ, ЯРИЛИН ДЕНЬ*) – весенний праздник народно-христианского календаря. Считается, что в прошлом он был посвящен богу Яриле. На заре славяне торжественно совершали обряд выгона скота на выпас. Овец, коз и коров ласково гладили вдоль хребта яйцом, окрашенным в красный или зеленый цвета, кормили нарочно выпеченными для такого случая хлебцами и веткой вербы выгоняли со двора. У ворот под ноги скотине бросали красный пояс так, чтобы каждое животное при выходе переступило через него. Существовало поверье, что так скоту проще будет запомнить дорогу домой. Позже по селению проезжал молодой всадник на белом коне, изображавший Ярилу. Обычно его играл выбранный для этой цели юноша с рыжими или просто светлыми волосами. Он был бос, в белых одеждах, с венком на голове, в левой руке всадник держал букет ржаных колосьев, а в правой – изображение «мертвой» человеческой головы. Отсюда некоторые другие названия праздника: Конский день, Скотий день. Иногда Ярилу изображала девушка, чтобы подчеркнуть его молодость. Коня с «солнечным богом» водили по полям, читая заговоры на хороший урожай.

ВОЖДЕНИЕ СТРЕЛЫ (ПОХОРОНЫ СТРЕЛЫ) – древний обережно-аграрный весенний обряд Полесья, который «замыкал» весну и «отмыкал» лето. Устраивался в конце весны при осмотрах озимых на землях, занимаемых в прошлом племенами радимичей, дреговичей и вятичей. Название обряда происходит от зачина песни «Да пошла стрела, да и вдоль села». При этом «стрелой» называлось само шествие и предметы, зарываемые в конце обряда на поле. Иногда обряд назывался зарыванием сулы, то есть сулицы – копья, рогатины, палицы. Возможно, в последнем случае следует говорить о схожем ритуале у новгородцев, связанном с «палицей Перуна». Изначально «вождение стрелы» включало и ее «похороны». Обрядовый смысл ритуала был тесно связан с аграрной производящей магией. По мнению ряда исследователей, «стрела» ритуальной песни олицетворяла молнию, а слезы, проливаемые по ходу песни женщинами, – дождь, поэтому и сам обряд связывался с вызовом дождя, что сближает его с балканским обрядом Додола. См. Додола.

ДОДОЛА (ПЕПЕРУДА) – в южнославянской традиции весенне-летний обряд вызывания дождя, а также основной персонаж или участник этого действа. Название ритуала связано с южнославянскими песенными зачинами и повторами, исполняемыми во время обряда песен: «Ой, додуле, дай Боже, дождь!» («Пеперуда летала. Бога молила. Дай мне, Боже, дробный дождь»). Изначальный смысл названий додола/пеперуда связывает их с именами бога-громовержца Перуна, его действиями или прозвищами (словесная имитация раскатов грома). Главным персонажем обряда выступала увитая зеленью девушка. Изначально своеобразное платье из веток и листьев девушки надевали прямо на голое тело. Участники додолы обходили сельские дома. После исполнения обрядовой песни и пляски перед домом хозяева окатывали «Пеперуду» водой. Изображая дождь, иногда обливали через решето или сито, при этом «Додола» вертелась, чтобы разбрызгать вокруг себя побольше воды. Как считают ученые, анализ додольских песен и ритуалов позволяет предположить, что «Додола» первоначально изображала жену громовержца Перуна, а участницы шествия – ее жриц.

КУПАЛЬСКАЯ НОЧЬ (СОЛНЦЕКРЕС, ЯРИЛО, ЯРИЛИН ДЕНЬ, ЛАДА, ПРАЗДНИК ИВАНА КУПАЛЫ, ИВАНОВ ДЕНЬ) – народный праздник восточных и, вероятно, когда-то южных славян, посвященный летнему солнцестоянию и наивысшему расцвету природы. Одно из языческих названий праздника (Купала), вобравшего в себя многие дохристианские обряды, возможно, случайно совпало с прозвищем Иоанна Крестителя – Купатель, Погружатель. Славяне верили, что в эти дни солнце как бы играет, погружается в воду. Ср. Лиго (также «Зеленый день») – латышский праздник, аналогичный славянскому празднику. Схожий праздник солнцестояния был известен, похоже, древним грекам. По крайней мере, церковники, описывая его проведение в Константинополе в Средние века, считали обливание водой и скакание через костры проявлением именно эллинского язычества. Первые известия о празднике относятся к концу XI – началу XII века. Божество «Купала» впервые называется в поздней черниговской Густынской летописи (XVII век). Славяне верили, что на Купалу солнце на восходе переливается разными цветами или подпрыгивает, мигает, останавливается и т. п. Чаще всего говорили, что солнце играет или скачет, также купается, прыгает, танцует, пляшет, гуляет, дрожит, веселится, вертится, кружится, кланяется, меняется, цветет, красуется, до венца идет. В некоторых районах Болгарии считали, что на рассвете в Иванов день на небе появляются три солнца, из которых только среднее «наше», а остальные – его братья – светят в другое время и над другими землями. Сербы называли Иоанна Предтечу Светлый Иван Игритель, поскольку верили, что в этот день солнце останавливается три раза на небе или играет. Ночь накануне праздника по своему ритуальному значению превосходит сам день Купалы. Считалось обязательным к празднику искупаться до захода солнца. Ближе к закату на холмах или у рек разжигались костры. Порой огонь добывали примитивным способом – трением дерева о дерево. Белорусы в центре купальского костра воздвигали столб, на котором сверху крепилось колесо. Иногда на колесо помещали конский череп, называемый «ви́дьма», и сбивали в огонь, где он и сгорал. В Белоруссии по всем дворам собирали старые ненужные вещи и вывозили их на выбранное для торжества место (опушку, поляну, высокий берег), где они позже сжигались. Купальские игрища сопровождались стуком бубнов, пением дудок, игрой струнных инструментов (гудков). Участники обрядов плясали, делали знаки головой, издавали непристойные крики, вопли. Женщины и девушки виляли бедрами. Обязательно было присутствие жрецов (волхвов), жриц (жен-чародеек). Последние главным образом копали дикие коренья для приворота мужчин. В ночь на Купалу выбирались «суженые» и совершались брачные ритуалы. Причем, самые смелые девушки и парни принимали участие в них полностью обнаженными либо в сорочках и рубахах, едва наброшенных на тело. Молодые люди прыгали через костер, обменивались венками (венок выступал символом девичества). Девушки искали цветок папоротника, нагими купались в утренней росе. Костры разжигали поздним вечером. К огню должны были прийти все женщины деревни. Уклонившаяся подозревалась в ведьмарстве. Вокруг костра водили хороводы, плясали, пели купальские песни, через него прыгали: кто удачнее и выше прыгнет, тот будет удачливее. Девушки прыгали через огонь, «чтобы очистить себя и предохранить от немочей, порчи, заговоров» и чтобы «русалки не нападали и не приходили в течение года». На Украине и в Белоруссии девушки и парни, взявшись за руки, прыгали попарно через огонь. Если во время прыжка их руки оставались вместе, если во след паре летели искры, то считали, что это явная примета их будущего брака. Помимо костров, в некоторых местах в Купальскую ночь зажигали колеса и смоляные бочки, которые затем скатывали с гор или носили на шестах, что совершенно очевидно связано с символикой солнцеворота. Обязательным обычаем Купалы было массовое купание. Считалось, что с этого дня из рек выходила вся нечисть, поэтому вплоть до Ильина дня можно было купаться без опасений. Кроме того, вода Иванова дня наделялась живительными и магическими свойствами. Люди верили, что в этот праздник вода может «дружить» с огнем. Символом такого единения являлись костры, которые зажигались в ночь на Купалу по берегам рек. Кроме того, в купальскую ночь девушки гадали при помощи венков, пущенных по реке: если венок поплывет, это сулило счастье и долгую жизнь или замужество. Купальский венок и купальское деревце были обязательными атрибутами игрищ. Венок сплетали до праздника из диких трав и цветов. Обрядовое употребление купальского венка было также связано с похожестью венка на другие круглые и имеющие отверстия предметы (кольцом, обручем, калачом и т. п.). На этих признаках венка основывались обычаи доить или процеживать молоко сквозь него, пролезать и протаскивать что-либо через венок, смотреть, переливать, пить, умываться сквозь него. Считалось, что каждое растение передавало венку свои особые свойства. Для венка часто использовали следующие растения: барвинок, базилик, герань, папоротник, розу, ежевику, ветки дуба и березы. Во время праздника венок чаще всего уничтожали: бросали в воду, сжигали в костре, забрасывали на дерево или крышу дома, относили на кладбище и т. п. В Полесье с рассветом Иванова дня крестьянки выбирали из своей среды самую красивую девицу, раздевали ее и опутывали с ног до головы гирляндами из цветов. Затем участники обряда шли в лес, где «Дзевкоку-пало» (так называли избранную девицу) раздавала своим подругам заранее припасенные венки. К раздаче она приступала с завязанными глазами – в то время, как вокруг нее девицы водили веселый хоровод. По тому, какой венок кому достанется, гадали о своей будущей судьбе: свежий венок обещал богатую и счастливую жизнь замужем, а венок сухой, увядший – бедность и несчастливый брак: «Счастья-доли не бачить ей, жить у недоли!» Купальское деревце (купайла, гильце) выбирали в зависимости от местности: молодую березку, вербу, клен, ель, либо срезали верхушку яблони. Участницы обряда украшали его венками, полевыми цветами, фруктами, лентами, иногда свечами. Затем купайлу выносили из деревни, втыкали в землю на поляне и водили вокруг него хороводы, гуляли, пели. Позже к игрищам присоединялись парни: они делали вид, что пытаются похитить деревце или украшения с него, повалить его или поджечь, а девицы его защищали. В конце концов все вместе шли топить купайлу в реке или сжигать ее в костре. Считалось, что на Купалу лучше всего собирать целебные травы, потому что растения получают от Солнца и матери сырой земли большую силу. Некоторые травы собирались ночью, другие днем, до обеда, а некоторые по утренней росе. При сборе лечебных трав читали особую молитву (заговор). Согласно белорусским приметам, купальские травы были наиболее целебны, если их собирали «старые и малые», то есть старики и дети – как наиболее чистые (не живущие половой жизнью, не имеющие месячных очищений ит. п.). С папоротником и цветком иван-да-марья связывались особые купальские предания. Названия этих растений встречаются в купальских песнях. У славян существовало поверье, согласно которому только один раз в году, в ночь на Ивана Купалу цвел папоротник. Несуществующий в природе цветок якобы давал чудесные возможности. Славяне верили, что обладатель цветка становится прозорливым, мог понимать язык животных, видеть все клады, как бы глубоко в земле они ни находились, а также входить в сокровищницы, приложив цветок к запорам и замкам (и они должны рассыпаться перед ним), владеть духами, повелевать землей и водой, становиться невидимым и принимать любое обличье. Цветок иван-да-марья олицетворял магический союз огня и воды. Купальские песни связывают происхождение этого цветка с близнецами – братом и сестрой, которые поженились и из-за этого превратились в цветок. Исследователи полагают, что сюжет об инцесте близнецов находит себе многочисленные параллели в индоевропейских мифологиях. Считалось, что в купальскую ночь оживают и проказят злые духи, всякая нежить: домовые, водяные, лешие, русалки. Чтобы ведьмы не забрали у коров молоко, русские втыкали освященную вербу на пастбищах, а на Украине хозяин втыкал осиновые колышки во дворе. У южных славян существовало поверье, что если нож или ветки боярышника воткнуть в дверь, то это сохранит от вампира или мары. Считалось, что для того, чтобы защитить себя от нападения ведьм, следует укладывать на пороге и на подоконниках крапиву, полынь. В купальскую ночь, как и в одну из ночей на зимние святки, у восточных славян часто совершались ритуальные бесчинства: молодежь воровала дрова, телеги, ворота, затаскивала их на крыши, подпирала двери домов, замазывала окна и т. п. По представлениям гуцулов, после Купалы наступали «воробьиные ночи», когда часто гремели громы и вспыхивали молнии. Это дни, когда гуляют грозовые духи, посылая на землю молнии. «И тогда между темным небом и верхушками гор вырастают огненные деревья, соединяя небо и землю. И так будет до дня Ильи, старинного Громового праздника», после чего, как говорят, «громы станут не бойными». По мнению фольклористов, содержание купальских песен слабо связано с обрядовыми действиями и мифологическим смыслом праздника. Их принадлежность к купальским песням определяется специфическими («купальскими») типами напевов и приуроченностью к конкретному календарному периоду. В другое время исполнять такие песни было не принято. Тексты, в мотивах которых отражается связь с обрядом и со смыслом самого праздника, чаще всего включают в себя специфический рефрен, который повторяется после каждой песенной строки, либо особый зачин и концовку песни: «Купала!», «Купала на Ивана!», «Купало, Боже наш!», «Ой рана-рана на Яна!» и др. К празднику Ивана Купалы могла быть приурочена жертва первых плодов, созревших к этому времени, а также пшеничное пиво и белый сыр. В художественной литературе канун Ивана Купалы был подробно описан в повести Н. Гоголя, входящей в состав сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки».

ПЕРУНОВ ДЕНЬ* (ИЛЬИН ДЕНЬ) – летний праздник в честь громовержца Перуна. О том, каков был этот праздник в языческие времена, можно только догадываться. Но очевидно, что важнейшим его событием являлось закалывание быка (первоначально, возможно, жертвенным животным мог выступать дикий тур, олень, лось, вепрь) с последующей обильной трапезой, в которой принимали участие все члены общины. Оставшиеся после пира кости могли складывать под дубом или даже вбивать в его ствол. Также были не исключены человеческие жертвоприношения Перуну по жребию (отрока и девицы) с последующим их ритуальным утоплением (или сожжением, как кельтскому Таранису). Впрочем, достоверность последнего ритуала, включающего в себя в некоторых случаях также утопление младенцев и петухов, по крайней мере в исторические времена, представляется дискуссионной. В летописях и византийских хрониках могла иметь место антиязыческая пропаганда. В христианскую эпоху древний праздник был замещен днем Святого Ильи. А. Фаминцын указывает на то, что, по Прокопию (VI в.), славяне приносили в жертву богу – «творцу молний» – быков и других животных. У русских долго существовал обычай помещать черепа (головы?) животных под строящийся дом. В Новгороде находки бычьих и конских черепов имеются в слое уже X в. Чего именно ожидали крестьяне от «ильинского» быка (или закланного на Петров день и т. п.), съеденного на братчине? Охотники и рыболовы на русском Севере были убеждены, что кость «ильинского» быка утраивает их добычу. В Олонецкой губернии участники пиршества стремились взять кусок мяса с костью, считая, что эти кости приносят счастье: кто имеет «ильинскую кость», с тем всегда Илья. Те, кто жил хлебопашеством, полагали, что жертвенный бык «красного цвета» обеспечивает через пророка Илью ясную погоду в период жатвы и сенокоса. Обетный бык растился всей общиной, причем в Новгороде для этого соединялись улицы, а за пределами города – несколько деревень. Обычно быка приобретали в складчину всей деревней и откармливали на общинных лугах, а затем закалывали и ели мясо сообща, варя также «канунное» пиво, брагу, медовые напитки. Однако прежде быка, предназначенного для жертвоприношения на братчине, выбирали заранее по особым приметам. Причем бык свободно ходил по нивам.

ДОЖИНКИ (ВСПОЖИНКИ, ГОСПОЖИНКИ, ТАЛАКА) – день на родного календаря славян и обряд завершения жатвы. Включал в себя ритуалы, связанные с дожиночным снопом, ритуал «завивания бороды» великанам, Велесу, обливания жниц, а также и праздничную трапезу. В христианские времена совпал с праздником Успения Пресвятой Богородицы (Вознесения Девы Марии). В конце лета в хозяйстве, где осталось еще не убранное поле, его дожинали толокой (то есть с добровольными помощниками). Последний сноп жали, не издавая звука, чтобы не побеспокоить «дух поля» (полевика), который переселяется в него. По завершении работ жнеи катались по ниве со словами молитвы: «Жнивка, жнивка, отдай мою силку: на пест, на колотило, на молотило, на кривое веретено!» По старинному обычаю на убранном поле оставляли небольшую часть несрезанных колосьев, связывая их лентой, – завивали «бороду» – волотам, Волосу, Николе, Илье-пророку, «Богу», «козе», «деду», «перепелке». В Полесье в последние колоски закладывали хлеб-соль. Считается, что обряд «завивания бороды» был основан на представлении о духе поля, скрывающемся в последнем несжатом снопе. В некоторых местах последний сноп связывали специальным небольшим свитком, хозяйка присаживалась на сноп и читала заклинание: «Ржица-матушка, народи на лето получше этой, а если такой, то не надо никакой». Последний сноп («именинник») пользовался неизменным почетом: его наряжали в платье или обвивали платками. После из колосьев сплетали венок для самой красивой девушки из толоки и с песнями несли на «пир честной», называемый «складчинами», «братчинами». Если по пути домой встречался мужчина или юноша, девушка снимала венок и водружала ему на голову. Остальные скакали вокруг и пели, требуя выкупа. Придя к хозяевам поля, девушка надевала венок хозяину на голову. Все входили в дом, где уже ждал ужин: блины с салом, яичница, мед и густая каша – чтобы посевы были густые. Выпив, девушки запевали обрядовую песню: «Как на нашей нивке сегодня дожинки. Диво-диво! Наш хозяин тетерев за пивом полетел. Диво-диво! А хозяйка тетерка, у тебя готова вечеря? Встречайте со жнива. Ой, диво-диво!»

ЗАДУШНИЦЫ (ДНИ МЕРТВЫХ) – поминальные дни у южных, отчасти западных, славян, отмечаемые осенью, в начале листопада (грудена), а иногда зимой, летом. Аналог кельтского праздника Самайна (современный Хэллоуин). Главный ритуал включал в себя зажигание свечей и иногда – разведение костров, которые обозначали освещение пути в земной мир для умерших душ. Помимо этого, практиковалась раздача поминальной еды соседям и бедным людям, символическое «кормление душ», украшение могил цветами и зеленью, обкладывание их свежим дерном и т. п. Как правило, основными участниками Задушниц становились женщины. У западных славян считалось, что во время осенних Задушниц умершие родственники вставали под окнами или слева от двери. Проникая в дом, они грелись у печи, ища оставленную для них поминальную трапезу. Домохозяйки пекли специальный хлеб «для душ», который уносили на кладбище. В Словакии в ночь накануне отец семейства должен был оставить на столе стакан вина «для предков», а утром отправить детей удостовериться, убавилось ли оно. Души умерших следовало задобрить, заручиться их покровительством.

РУСАЛИИ – поминальные дни, отмечаемые на Руси (первые известия с XI века) южными славянами зимой, весной и летом. Также скоморошьи игры с дудением, плясками, ряженьем в маски животных с целью предотвращения засухи. Считается, что Русалии являются чисто языческим праздником по содержанию, при этом его название могло быть заимствовано у греков и римлян (розалии). Другие исследователи указывают, что образ русалки является исконно славянским (от слова «русло»). Согласно верованиям славян, как только реки вскрывались ото льда, русалки выходили из воды и пребывали на земле. Когда же в мае-июне становилось жарко, русалки появлялись на берегах рек и озер, в лесах и рощах, чтобы веселиться и качаться на ветвях деревьев. В этот период русалки могли вступать в связь с мужчинами. Поэтому существовал запрет на купание в реке в полдень или полночь, а также запрет на посещение лесов и выпас в них скота. Считалось, что русалки утаскивают утопленников к себе. Во время Русалий гуляния затягивались далеко за полночь, причем царила атмосфера сексуальной свободы, когда юноши и девушки могли вступать в половую связь («бывает отрокам осквернение и девам растление»). У южных славян русалиями назывались мужские дружины, исполнявшие ритуальные пляски (с битьем в колотушки и подпрыгиваниями). Считалось, что сам приход русалий в дом способствовал сохранению здоровья и изгнанию духов болезней, которые насылались… русалками или самодивами.

ДЕДЫ (ДЗЯДЫ, ДИДЫ) – поминальные дни в народном календаре белорусов и украинцев, отмечавшиеся от трех до шести раз в году. Согласно древним верованиям, в эти дни умершие (деды, души, родители, мертвые) являются в свои дома на поминальный ужин (который тоже может называться Деды). В отличие от Радуницы, поминки происходят исключительно дома, а не на кладбище. См. Задушницы, Радуница.

ВЕЛЕСОВ (ВОЛОСОВ) ДЕНЬ – реконструируемый славянский весенний или осенний праздник в честь «скотьего бога» Велеса (Волоса). Вероятно, включал в себя ритуал завития «бороды» Велесу (Волосу), а также различные обрядовые игрища с масками животных, жертвоприношениями диким зверям (медведям). В христианские времена замещен днем Святого Власия. См. Дожинки.

ОВСЕНЬ (ТАУСЕНЬ) – день в народном календаре русских, канун нового года, иногда – название соответствующего обряда и связанных с ним понятий: хождение по домам, так называемое овсеканье, получение дара за исполнение песен. Название дня произошло от повторения в святочной песне: «Ой, овсень, ой овсень!», «Таусень, таусень!» В. Топоров сопоставлял Авсеня-Усеня с балтийским Усиныпем, считая, что у них общее происхождение. Возможно, что имя Авсень, Усень произошло от глагола, обозначающего восход солнца, утреннюю зарю, начало светлой части дня и года (ср. древне-германская Остара, древнеиндийская Ушас, древнегреческая Эос, римская Аврора). Исследователи полагают, что название зимних месяцев (декабря и января) – «прасинец» является смысловым обозначением первоначального увеличения дня, возрождения солнечного света, просветления, также как и среднерусское «усинь» (овсень, таусень, баусень, осинь и т. д.) означает обряд и обрядовую песнь, связанную с этим временем. И то, и другое наименование отражает понятие совершившегося в природе поворота, начала нового периода – нового года. См. Колядки.

СВЯТКИ – совокупность зимнего календарного периода, состоящая из двенадцати праздничных дней «от звезды и до воды», то есть от появления первой звезды в канун Рождества (на Коляду) и до крещенского освящения воды. От традиционных Святок следует отличать так называемые Зеленые Святки, или Ржаное цветье (Яровое цветье), во время которых происходило колошение и цветение злаков. Само название Святки имеет общеславянское происхождение и обозначает святые, праздничные дни. Святки были особенно насыщены магическими обрядами, гаданиями, обычаями и запретами, определяющими поведение людей на грядущий год. По всей видимости, несмотря на позднейшую приуроченность к Рождеству, они восходили еще к языческим временам и не были прямо связаны с христианским культом. Мифологическое значение Святок определялось их «пограничным» характером – в это время солнце поворачивалось с зимы на лето, световой день сдвигался от тьмы к свету, заканчивался старый и начинался новый год. С понятием границы между календарными периодами связывались представления о приходе на землю с того света душ умерших, о разгуле нежити в середине зимы. По народным верованиям, невидимое присутствие духов среди живых людей обеспечивало возможность различного рода пророчеств. Для Святок были характерны карнавалы. Например, на севере Руси возили лодку на санях. В лодке сидели ряженые в масках с разноцветными знаменами, которых называли кудесниками. Наиболее значимой считалась первая неделя Святок, до Нового года (Страшные вечера). Здесь запреты и предписания были наиболее строги. Святки олицетворяли три Коляды (Первая, Жирная и Голодная). Обряды «изгнания Святок» (Коляды) были широко распространены у западных и восточных славян. На Украине на Новый год сжигали мусор, скопившийся за период Святок. Этот обряд назывался Палением деда. Русские в Сочельник зажигали сноп соломы и возили его на санках по деревне с криками: «Горит!», это называлось «провожать святки». См. Колядки (Коляда). Наиболее узнаваемым и растиражированным в русской литературе стал обряд гаданий о суженом в период Святок (В. Жуковский «Светлана», Н. Гоголь «Ночь перед Рождеством»).

КОЛЯДКИ(КОЛЯДА) – предновогодние дни у славян, возможно, с приходом христианства совпавшие с празднованием рождественского Сочельника, самого Рождества Христова, а также Святками от Рождества до Крещения. Основным исконным значением Колядок были обряды, связанные с началом постепенного увеличения светового дня после зимнего солнцестояния. Праздник заключался в ряженье (с использованием шкур, рогов и масок), колядовании, одаривании колядовщиков, молодежных играх, гаданиях. Заслуживают внимания русские (с первой половины XII в.), украинские, словацкие и македонские названия праздника: Корочюн, Вилия, Корочун, Крачун, Божич. Некоторые исследователи полагают, что Карачун у славян был злым духом, сокращающим жизнь и олицетворяющим смерть в раннем возрасте, а также божеством нижнего мира, являющимся повелителем морозов, холода и мрака. Предположительно, что Корочюном в Древней Руси называли день зимнего солнцестояния либо зимний солнцеворот и связанный с ним праздник. Существование персонажа Карачуна, злого волшебника, подобного Велесу-Кощею, представляется дискуссионным. Ряд исследователей считают такое олицетворение Карачуна плодом кабинетной мифологии XVIII века. По мнению Н. Сумцова, в одной из колядок мог сохраниться рудимент мифа о Карачуне. По сюжету колядки все святые собрались в доме, не было только Рождества. Господь послал за ним апостола Петра, но тот встретил по дороге «чудо чудное, огнем страшное» и вернулся. Господь объяснил ему, что это и было Рождество. Ученый высказал догадку, что под «чудом чудным» колядки могло скрываться древнее языческое божество, в других случаях скрывающееся под словом Крачун, Керечун, Карачун. Само слово, предположительно, возводится к древнему праславянскому заимствованию из албанского языка (там оно обозначало подобие бадняка, см. Баднидан, Рубка бадняка) и только внешне связано со словом «корчиться». Название Коляда также является, скорее, заимствованным в дохристианский период и представляет собой видоизмененное латинское название первого дня месяца. Церковь в целом считала обычай колядования в Рождество как проявление язычества. Чаще всего на Коляду наряжались в медведя, коня, быка, козу, гуся, журавля. Бороду мог изображать клок кудели, ребенка – чучело. Содержание колядок сводилось к прославлению плодородия, ничего специфически христианского в них не было: «Пришли святки-колядки на липовых саночках. Саночки поломалися, рубашечки помаралися. А колядки потерялися… Бегла свинка… да сгубила коляду. Аты, хлопчик, не гуляй, не гуляй. А колядки собирай, собирай…» Или: «Не дуй, не вей, метелица. Коляда! Не завевай дороженек, Коляда! Я к мамке иду, веночки вью. Коляда! От мамки пойду, венок разовью. Коляда! Цветок упадет, слеза проплывет. Коляда! А где венок – там ручеек. Коляда!» Наиболее архаические колядки, прямо восходящие к космогоническим славянским мифам, уцелели в Галиции, у карпатских русинов. Впрочем, содержание колядок не сводилось только к космогонии. Иногда певцы рисовали картины жизни князей, бояр, купцов. Возможно, некоторые колядки прямо восходили к еще языческой княжеско-дружинной поэзии в духе «Слова о полку Игореве». Во многих колядках излагался сюжет о посещении хозяина солнцем, месяцем и дождем. При этом светила и стихии часто вступали друг с другом в спор, кто из них выше (важнее) других. Спор разрешался в пользу дождя, самого желанного гостя для земледельца. И. Гизель в своем «Синопсисе» (XVII в.), описывая святочные обряды в честь Коляды, добавляет: «…к сему на тех же своих законопротивных сборищах и некоего Тура-сатану и прочие богомерзкие скареды премышляюще вспоминают». Большую сохранность обнаружили святочные обряды, во многом отмеченные чертами языческой древности, напоминающими как о чествовании новорожденного солнца, так и о культе предков. Как праздник в честь рождения солнца Коляда до сих пор сопровождалась в некоторых местах России разведением костров (у сербов и хорватов сжигают бревно-бадняк). Пожелание урожая было приурочено к обрядовому посыпанию хлебного зерна, разнообразным гаданиям, мимическому подражанию паханию, которое у галицких русинов выливалось в целую игру. Благосклонное внимание богов, с языческой точки зрения, обуславливалось надлежащим их угощением, жертвоприношениями: отсюда пиры с хлебом, кашей, но особенно свининой. Возможно, в более северных районах свинью могла заменять коза. Обрядовым напитком на Коляду был узвар, сваренный из сушеных плодов. Один из часто упоминаемых в колядках языческих персонажей – Даждьбог. Традиционно его имя встречается только в рефренах («Ой, Даждьбоже!»). Однако сами рефрены сопровождают подробные описания богатого урожая, а также пожелания обилия скотины, довольства, счастья домочадцам. Особенно украинские колядки богаты на подробности, когда Даждьбога просят об урожае капусты, гороха, нарождении детей в грядущем году. Упоминались в колядках и богини. Известна владимирская колядка, посвященная Пятнице (Макоши): «Пятница! Мы тебя ждали неделю всю, всю весну-красу, все лето теплое, всю зиму холодную, всю осень богатую. Едва дождались…»

БАДНИДАН – рождественский сочельник у сербов, восходящий к языческим временам и только слегка христианизированный. Раньше в этот день перед восходом солнца славяне шли в лес за бадняком – поленцем свежесрубленного молодого дубка. Именно это дерево почиталось главным символом сербского Рождества. Оно обязательно должно было находиться в доме сербов на рождественские праздники. См. Рубка бадняка.

ВЕЛЕСОВЫ ДНИ (ТУРИЦЫ) – название весенних и зимних гуляний у славян. Как правило, сопровождались карнавалами и игрищами. В «Словаре русских суеверий» XVIII в. в статье «Тур» написано: «Славяне признавали сего идола богом сладострастия, который на всех веселых пиршествах и игрищах имел не последнее место. В честь сего бога особый праздник установлен был, который и ныне отправляется и называется Семик, в который при многом обжорстве и питье часто бабами забывается благопристойность». В статье «Семик» излагается почти дословно то же самое, с добавлением: «Сей день и следующие по нем еще три, древние славяне праздновали… богу Туру, а притом вмешивались тут и всякие любовные действия в честь и жертву идолу Туру». М. Серяков отмечал, что на Руси больше всего опасались богиню леса и лесных зверей Девку-Турку. Где конь ее огромный бил копытом, там обваливалась земля, образовывалась яма. У русских существовало предание о том, что в заволжских лесах, в глухих местах жило в селении гордое, непокорное племя, которое перестало чествовать Девку-Турку. И та, разгневавшись, пустила на жителей селения своего коня. Конь рыл землю копытом, все рухнуло вниз и наполнилось подземной водой. Так и получилось на месте, где жило это племя, озеро Светлояр. Таким образом, как справедливо замечает М. Л. Серяков, первоначально турицей могла представляться и сама хозяйка животных. См. Перунов день, Колядки.

МОКРИДЫ – восточнославянский обряд, возможно связанный с культом Мокоши/Макоши (Пятницы), заключавшийся в бросании в колодец кудели или пряжи. Считалось, что это жертва Пятнице. Иногда также Пятнице кидали одежду и различные изделия женского труда: сшитое белье в виде рубашек, полотенца, вычесанную льняную кудель или выпряденные готовые нитки, а также волна (овечью шерсть). При этом жертвоприношение сопровождалось громкими заявлениями о его цели. «Угоднице на чулочки!», «Матушке-Пятнице на передничек!» – кричали в таких случаях женщины. Этот обряд считался чисто женским таинством, на котором не следовало присутствовать мужчинам.

ОБРЯДЫ В ХРАМЕ СВЕТОВИДА – фантазия Г. Глинки о торжественном богослужении в храме Световида, где наряду с реальными богами (Световидом, Триглой, Чернобогом), упоминаются и вымышленные персонажи (Мерцана, Зимцерла).

РУБКА БАДНЯКА – славянский обряд подготовки «рождественского дерева». В языческие времена, скорее всего, речь шла о «священном дереве», подобном Ирминсулю у саксов. После того как глава семьи находил подходящий молодой дуб (бадняк) в лесу, он должен был стать лицом к востоку, поминая предстоящий праздник. Затем бадняк ритуально срубали: обязательно только тремя ударами топора. И нужно было сделать так, чтобы деревце упало на восток. После этого бадняк относили домой (в сам дом срубленное деревце вносили только вечером) с песнями. Дождавшись, когда хозяин дома внесет бадняк, домашние собирались вокруг стола и произносили молитвы, пели обрядовые песни. В рождественское утро именно на бадняке приготовляли рождественский обед. И по тому, как горит бадняк, определяли урожай грядущего года: если деревце горит хорошо и «задорно», то год будет благоприятным. Кроме того, бадняк должен был гореть с большим количеством искр – тогда и дела пойдут на лад. Очень важным представлялся момент сожжения – за ним нужно особо следить, чтобы не пропустить момент его прогорания. Во время прогорания бадняка радовались и стреляли из луков. См. Баднидан.

БОЯНОВ ГИМН – подделка, бессистемная имитация древнерусского языка, записанная лжеруническим алфавитом, «новгородскими рунами» (церковнославянскими и русскими буквами, стилизованными под руны). Обнаружен в начале XIX в. в коллекции текстов российского отставного офицера и собирателя древностей А. Сулакадзева, который и считается учеными его автором-фальсификатором. Текст приписан Бояну, древнерусскому поэту-певцу, упоминающемуся в «Слове о полку Игореве» и «Задонщине». Фальсификатор снабдил «Гимн» произвольным «переводом», представляющим собой стилизацию под «Слово о полку Игореве» и скандинавские саги. Постоянно тиражируется некоторыми современными авторами и выдается за подлинный источник по славянской мифологии и истории.

МОЛИТВЫ ПЕРУНУ (ИЛЬЕ-ПРОРОКУ) – реконструируемые обращения древних славян к громовержцу Перуну. Вообще, тексты славянских языческих молитв, тем более высшим богам, не сохранились. Ныне щедро публикуемые в изданиях неоязыческого толка обращения к Перуну, Велесу и другим небожителям, к сожалению, являются довольно неуклюжим новоделом, только внешне имитирующим древность. Вот пример характерной «молитвы» Перуну: «Перуне! Внемли призывающим тебя, славен и триславен будь! Здравия и множество Рода всем чадам Сварожьим дай! Родам покровительства милость яви! Правь над всеми. Так было, так есть, так будет!» На самом деле реальные славянские молитвы языческого периода, скорее всего, имели больше сходства с заговорами и народными песнями. Некоторые элементы их также могли сохраниться в исторических источниках, былинах, сказках, плачах, а также народном христианстве (духовных стихах), связанном с особо почитаемыми святыми. Например, как справедливо отмечает М. Л. Серяков, с принятием христианства образ Перуна почти целиком был перенесен на Илью-пророка, связь которого с грозой была зафиксирована у всех восточнославянских народов. Так, в одном из народных «плачей» Илья-пророк жалуется богу на нечестивого крестьянина, не соблюдающего религиозных заповедей и пашущего в запретный для работы божий праздник, а затем поражает его стрелой-молнией: «Пресвятой Илья-пророк свет преподобный / Пролетал он к престолу к господнему, / И прорек Илья владыке многомилостливу: / «Уж я дам да эту тучу неспособную, / Уж я на это на чистое на полюшко, / Я стрелу спущу в крестьянина могучего, / Поражу да я грудь-то его белую!» Слияние христианских образов с исходными языческими представлениями у южных славян дало такой же результат. В сербских песнях Илья-пророк именуется «громовитым» и получает от Бога молнию и стрелы. Христианский Илья-пророк никогда не имел функции защиты божественного закона. Эта черта досталась ему явно от Перуна. В старообрядческой песне об Илье-пророке поется: «У нас было на сырой земле / Претворились такие чудеса: / Растворились седьмые небеса, / Скатились златые колеса, / Золотые, еще огненные. / Уж на той колеснице огненной / Над пророками пророк сударь гремит, / Наш батюшка покатывает, / Утверждает он святой божий закон, / Под ним белый храбрый конь, / Хорошо его конь убран / Золотыми подковами подкован». Явные языческие истоки имеет народная молитва, в которой говорится: «Илья словом дождь держит на земле, и еще словом с небес низводит». Народные заговоры дают более красочную картину: «На море на окияне, на острове на Буяне гонит Илья-пророк в колеснице гром с великим дождем. Над тучею туча взойдет, молния осияет, дождь пойдет». О связи Ильи-пророка с морем свидетельствует следующий текст: «Когда гром гремит, высокий царь ходит по земле в громе, обладая молниями и призывая воду морскую, проливая на лик всей земли дождь». Таким образом, желая получить дождь, славяне должны были умилостивить воду, что воспринималось проповедником как жертва несуществующему (с христианской точки зрения) богу. И земной, и небесной стихией полноправно распоряжался Перун, владыка мировых (небесных) вод. Чрезвычайно ценное свидетельство о возможном облике славянских языческих гимнов присутствует в старинном апокрифе «Хождение Богородицы по мукам», где говорится о том, что «люди богами прозвали солнце и месяц, землю и воду, зверей и гадов и дав им имена Трояна, Хорса, Велеса, Перуна». То есть, здесь Перун и Велес не только поставлены рядом, но и соотнесены со стихиями земли и воды. См. Молитвы Иесе.

МОЛИТВЫ ЙЕСЕ (МОРСКОМУ ЦАРЮ) и ВОДЯНИЦЕ – гипотетические молитвы и гимны славянским владыкам вод, возможно, имевшие большее распространение у балтийских и Новгородских (северных) славян, рано вышедших к морским берегам. Могут быть восстановлены на основе заговоров, былинных формул. Например, сохранился довольно архаичный следующий русский заговор: «И пойду я, раб Божий (имярек), к святому морю-Окияну, помолюсь и поклонюсь Царю Морскому. Отворяется морская пучина, выходит Царь Морской к рабу Божию (имярек) на помощь. И ставит Царь Морской железные тыны от земли до неба, от неба до земли: и около меня, раба Божия (имярек), ставит и тынит железные тыны от земли до неба, от неба до земли. Меня, раба Божия (имярек) в те же тыны тынит. Подите вы всякие порчи в морскую пучину, под бел камень, под белый остров». Очевидно, здесь упоминаются фрагменты космогонического славянского мифа о бел-горюч камне Алатыре, о сотворении земли из Окиян-моря. Железный тын, то есть столб, можно трактовать и как мировой столп, древо. Сам выход Царя Морского (Иесы, Ящера) очень напоминает выход посланца Матери Воды на берег в финской «Калевале» или даже греческого Посейдона. Представление о гимнах женскому персонажу, связанному с Окияном-морем (Водяницей, Цизой), можно получить из одного фрагмента в «Голубиной книге», по существу являющегося объяснительным мифом: «Посреди моря Океанского / Выходила церковь соборная… / Из той из церкви из соборной… / Выходила Царица небесная; / В Океане-море она омывалась; / На собор-церковь она Богу молилась: / От того Океан всем морям мати». Славянский миф здесь одновременно близок знаменитой руне «Калевалы» о нисхождении Ильматар и русской сказке «Царь-девица» (в том числе известному фрагменту знаменитой поэмы П. Ершова «Конек-Горбунок»). Существует также заговор на заживление раны: «На море на Океане, на острове на Буяне сидит девица. Она шьет, пошивает, золотые ковры вышивает не ниткою, шелком; шелковинка оборвется, и кровь уймется».

МОЛИТВЫ МАТЕРИ СЫРОЙ ЗЕМЛЕ – реконструируемые молитвы, скорее всего, распространенные у всех без исключения славян. Могут быть восстановлены на основе традиционных заклинаний. Например, такой текст был записан в конце XIX в. в Нижегородской губернии: «Гой, Земля сырая, / Земля матерая, / Матерь нам родная! / Всех нас породившая, / Вспоившая, вскормившая / И угодьями наделившая; / Ради нас, своих детей, / Зелий народившая, / И злак всякий напоившая / В помощь нам бесов отгоняющая /Ив болезнях помогающая. / Разреши с тебя урвать / Разных снадобьев, урожая, / Ради пользы для жизни».

МОЛИТВЫ ЗАРЕ (ДЕННИЦЕ, ДНЮ, ВЕЦЕРЕ) – осколок прежней молитвы, обращенной богине Деннице (Заре), встречаемый в составе некоторых русских и белорусских заговоров. Например: «Встанем на рассвете, помолимся Господу Богу и Деннице!» или: «Помолимся, поклонимся святой Заре Ранней, святой Заре Дневной, святой Заре Вечерней!»

ГИМН В ЧЕСТЬ СИВЫ (ЖИВЫ) – сохранившийся в описании и интерпретации Н. Маршалка (XVI в.) обрывок славянского религиозного гимна в честь одной из лужицких богинь: «В просторный Раценбург / К Сиве с почестями приезжали / На Пегниц с серебром и златом. / Богине, что грешила попеременно / Со страстью, с похотью / С розами и лилиями на груди».

ГИМН В ЧЕСТЬ СОЛНЦА (ДАЖДЬБОГА, ХОРСА) – может быть восстановлен по обращениям к Солнцу, народным песням. Наиболее известно обращение к солнцу Ярославны из «Слова о полку Игореве»: «Светлое и тресветлое солнце! Всем ты тепло и прекрасно, почему же, владыко, простерло горячие свои лучи на воинов лады? В поле безводном жаждой им луки расслабило, горем им тулы-колчаны заткнуло». Во время появления Солнца после полярной ночи архангельские поморы обращались к нему со следующими словами: «Клянемся солнцу-то / – Отец наш желанный, здравствуй! / Радость ты наша, солнце красное!» В переводном «Слове Иоанна Златоуста» солнце объявляется освещающим облака, из которых проливается дождь, приводящий к плодоношению и гобинству (то есть, богатству) земли. Князья, с которыми чаще всего отождествлялось солнце, именовались светлыми, Буй-Турами и т. д.

Алатырь – камень

Антавент

Волшебное одеяние Мораны из птичьих перьев

Всадники Яги

Драная шапка (Шапка

Стрибога?)

Жар-птица

Индрик-зверь

Котел – неубывайка

(Бутылочка – неубываечка)

Меч-кладенец, Меч-самосек

Молодильные яблоки

Навьи

Плащ – невидимка

Руки без тела (Волшебные руки, выполняющие работу для Бабы-Яги)

Рыба-кит

Сапоги – скороходы

Свинка золотая щетинка

Сив-Бур

Тирон

Фатис

Финист ясный сокол

Чудечное блюдо с наливным яблоком

Чудо-юдо

Шапка – невидимка

Шмат-разум

Листопад (труден) – ноябрь

Грудень (студеный) – декабрь

Просинец (просинец) – январь

Сечень (сечень) – февраль

Березень (сухий) – март

Кветень (березозол) – апрель

Травень (травный) – май

Червень (изок) – июнь

Липень (червен) – июль

Серпень (зарев) – август

Вересень (ревун) – сентябрь

Рюень, руен (листопад) – октябрь

Воскресенье (неделя) – день Хорса (Солнца)

Понедельник – день Мерота

(Месяца)*

Вторник – день Радегаста

(Даждьбога), день Прове

Среда – день Велеса*

Четверг – день Перуна

Пятница – день Мораны (Макоши)

Суббота (Шесток) – день Сварога*

Зелон, Допропан – Меркурий

Денница – Венера

Вецера – Марс

Краломоц – Юпитер

Гладолет (Смертонош) – Сатурн

Дорога духов – Млечный Путь

Кол, Гвоздь – Полярная звезда

Волосыни (Велес),

Утиное гнездо – Плеяды

Воз с конем, Воз с медведем, Родокола (Воз Перуна? Воз Велеса? Воз Рода) – Большая Медведица

Грабли, Три плуга, Косари – Орион

Жива (Сива) – Кассиопея, Андромеда, Геркулес или Возничий

Юнец – Телец

Ярем – Весы

Мокрешь (Морана?) – Водолей

Крее (Солнцеворот) – Рак