Указатель-комментарий историко-фольклорных материалов

Митрополит Киприан (Старорусенков, или Старорусенников, родился во второй половине XVI века в Старой Руссе; умер там же 17 декабря 1634 г.) – епископ Русской церкви, митрополит Великоновгородский и Великолуцкий (с 1626 года), дипломат. Считается одним из возможных авторов «Сказания о Словене и Русе и городе Словенске». В настоящей легенде приводится отрывок из этого новгородского легендарно-исторического сочинения XVII века. По стилю «Сказание…» близко скандинавской «Саге об Инглингах», в которой излагается версия происхождения Одина и других асов из областей Причерноморья.

Изложение скифской легенды, записанной греческим историком Геродотом (V в. до н. э.). Легенда объясняет происхождение Скифа от Геракла и змееногой богини.

Характерно, что действующий в ней греческий герой больше напоминает какого-нибудь славянского персонажа вроде Котигороха, Никиты Кожемяки или Добрыни Никитича (Низкинича). Между тем Апи не только не является пленницей змея, но и сама имеет змеиную природу.

Предание основывается на западнославянской легенде о Чехе, Лехе и Русе, родоначальниках славянских народов, впервые зафиксированной в «Великопольской хронике» XIV века. В «Сказании о князьях Владимирских» (XVI в.) прародитель Рюриковичей носит имя Пруса.

Сюжет частично основан на восточных и скандинавских источниках, в том числе персидском «Собрании историй» начала XII века, где рассказывается о русах и славянах с упоминанием эпонимов Рус и Саклаб (Славянин). Другие истории, положенные в основу настоящей легенды, «Сага о Хервёр и Хейдреке», «Сага об Инглингах», действие которых частично разворачивается на территории древней Руси, Польши. По всей видимости, легенда о чудесном оружии впоследствии легла в основу новгородского предания о мече Ратмира (считающегося плодом фантазии или литературной обработки Н. Карамзина).

Сведения о потомках Руса, князе Венде (Вандале), почерпнуты из так называемой «Иоакимовской летописи», сохраненной в виде пересказа у В. Татищева.

Имя Ирона, правителя Смоленска во времена Атиллы, упоминается в «Саге о Хервёр и Хейдреке». Легенда о Стол-посвете (Столпоцвете, Столпосвяте) излагается в трудах фольклориста-самоучки XIX в. А. Артынова, собиравшего новгородские и ростовские легенды.

Образ Прабога сохранился в словацкой мифологии. В каком-то смысле с ним могут быть отождествлены восточнославянский Род и верховный бог балтийских славян Световид. Тем не менее многоголовость и многоликость была характерна, по всей видимости, не только для ободритов и родственных им племен. Известен четырехгранный Збручский идол, изображающий, возможно, Рода. Похоже, что славянские боги сохраняли архаический облик индоевропейских хтонических многоруких, многоногих и многоголовых божеств. Скандинавам был известен Трудгельмир (др. – сканд. bnidgelmir) – шестиголовый великан, сын Имира. Описания богов балтийских славян даются по «Саксонской хронике» Конрада Бото (или Германа Боте) XV века, а также некоторым другим немецким средневековым источникам. Вопрос о древнеславянской космогонии сложен. По свидетельству А. Афанасьева, в Галиции верили, что изначально были только небо и море. В новгородской былине о Василии Буслаевиче Морская пучина – кругом глаза имеет вид многоглазого пса, подобного греческому Аргусу. Стрибог, старый бог, дед ветров, возможно, был самой первой творящей стихией, приводящей доселе неподвижный мир в движение.

Использованы материалы «Славянской хроники» Гельмондаиз Босау (1120–1177 гг.), в частности упоминание Подаги. Описание внешнего вида плунской богини позднее и встречается только в книге А. Маша «Древние богослужебные предметы ободритов из храма в Ретре на озере Толленцер» (1771 г.).

Описание идола Триглава содержится во всех трех житиях Оттона, которые были составлены в XII веке Гербордом, Эббоном и монахом из Прифлингенского монастыря. Тригла – богиня неба, земли и ада – упомянута в диссертации А. Френцеля (Abraham Frentzel, 1719). Световид, Святовит или Свентовит (лат. Zuantewith, польск. Swi^towit) – упомянут в «Славянской хронике» Гельмольда, но подробно описан у Саксона Грамматика в «Деяниях данов» (XII в.) как верховный бог, бог богов храма при Ар коне.

Сюжет сохранился в русской народной сказке «Курочка Ряба». В основе последней лежит переиначенный для детского восприятия древний космогонический миф творения мира из яйца. В виде мотива он также сохранился в сказках «Царевна-лягушка», «Три царства – медное, серебряное и золотое». Мышь – традиционный хтонический образ в мифологии, связанный с подземным миром.

Богиня Дивия упоминается в древнерусской вставке в «Беседе Григория Богослова» (XI век). Здесь, после перечисления пережитков язычества, сказано: «Один Дыю жертвы приносит, а другой – Дивии…» То есть в данном случае Дивия выступает как равновеликий отцу богов персонаж, возможно, является его супругой. При этом у славян отцом богов считался Световид-Род. В «Слове святого Григория…» (XI–XIV вв.) богиня Дива следует за Мокошью. В XIII веке секретарь венгерского короля Белы записал легенду о придунайском городе Девине в Словакии. Согласно ей, он был назван в честь богини Девы, соответствующей Венере. В 1719 году было описано изваяние Красопани-Венеры, стоявшее в храме города Брно, столице Моравии. Богиня держала в левой руке глобус, на котором были изображены солнце, небо, земля и моря (такой детали, как земной шар в руках богини, нет у античных скульптур). Вокруг богини водили хоровод три обнаженные «грации», или «милостки» по-славянски. Схожее изображение Венеры Партении (Девы) имелось в храме города Торуня на нижней Висле, якобы основанного римлянином Тарандом. По карпатской колядке, мир был сотворен тремя голубками из песка и синего камня.

Образ мирового древа у славян (дуба, ясеня) во многом соответствует образу скандинавского Иггдрасиля, включая вражду между орлом на вершине дерева и змеем (драконом) в его корнях. Славянской особенностью является то, что светила, боги, демоны, русалки могут обитать непосредственно в кроне исполинского дуба или ясеня. Мировое древо напрямую связано с образом Вещего Бояна (фрагмент «Слова о полку Игореве» в переложении В. Жуковского):

Бой – первопредок людей, согласно белорусским легендам. Легенда ростовских волхвов о творении человека из ветошки, содержащаяся в «Повести временных лет» (под 1071 годом), считается богомильской ересью. Вместе с тем она обнаруживает переклички с эддическим мифом о сотворении Аска и Эмблы. Также стоит учитывать, что жарко натопленная баня для славян-язычников была сакральным местом. Бой (Bous) – легендарный русский (рутенский) князь, сын Одина и Ринды, согласно «Деяниям данов» Саксона Грамматика (XII в.). Божество Вода (Бодан?) упоминается у Г. Маша. Анализируя статуэтку якобы из храма Ретры, исследователь обнаруживает на ней змееподобные линии.

Имя Перуна сохранилось в ряде местных названий: долина Перин (Сербия), гора Пирин (Фракия), святилище Перынь (под Новгородом). Миф о всемирном потопе был известен древним славянам задолго до принятия христианства. Проживая в лесной болотистой зоне, они каждую весну сталкивались с бурными разливами рек. Мотивы легенды о смене золотого века медным и железным просматриваются в сказках. Сохранились русские былинки о людях-лягушках, а также удоде, который когда-то был человеком, отличавшимся неимоверной гордыней.

В южнославянской традиции Триглав – легендарный царь, живший в Троянском граде на горе Цере в Сербии. Согласно местному преданию, он каждую ночь ездил в С рем на свидание со своей возлюбленной. Сюжет о крыльях Тригла – ва, схожий с древнегреческой легендой об Икаре, приводится у А. Афанасьева.

С именем Велеса у славян связывалось звездное скопление Плеяд (русск. Волосыни, болг. Власците, серб. Влашичи). «Рогатость» Велеса объяснялась тем, что его часто сравнивали с месяцем. В «Слове о полку Игореве» древний певец Вещий Боян называется «Велесовым внуком». Этот эпитет позволяет считать Велеса богом мудрости и обрядовых песнопений. В ипостаси скотьего бога Волоса он также был известен как покровитель богатства и диких зверей.

По Яну Длугошу, поляки еще в XV веке поклонялись божеству Ныя (Ния), последнее отождествлялось с античным Плутоном. Историки XVI в. М. Стрыйковский и А. Гваньини сравнивали Ныю с богиней Церерой. В «Славяно-сарматской хронике» Прокоша (считается мистификацией П. Дыяментовского XVIII в.) Ныя также женское божество. О богах загробного царства Мероте и Радамаше повествуется в «Чешской хронике» Вацлава Гаека из Либочан (1541). Дирцея – малоизвестная западнославянская богиня. Возможно, она имела сходство с Красопани, описанной у И. Стржедовского в «Церковной истории Моравии» (1710). Флинц – от немецкого слова «кремень». До начала железного века кремень наряду с костью использовали в качестве режущего средства. Иконография Флинца приводится по «Саксонской хронике» К. Бото (конец XV в.) и «Записке о делах Лужиц» X. Манлия (конец XVI в.).

Богиня Лада часто упоминается в польских поучениях против язычества и хрониках XV в. Например, в «Ченстоховской рукописи» Яна из Михочина. Ян Длугош упоминает бога Лада, тождественного римскому Марсу. Бес Ладон (Ладо) кратко описывается в поздних памятниках восточнославянской традиции XVII века: «Густынской летописи», «Синопсисе» И. Гизеля. В последнем божество Ладо выступает матерью Леля и Полеля, покровительницей брака. Впоследствии ряд ученых посчитал слово «лада» всего лишь песенным рефреном либо обозначением старшего мужчины в роду (лад). В настоящее время споры по поводу образа Лады, а также сходных образов Лаймы и Лаумы в балт-ской мифологии, продолжаются. Тем не менее, очевидно, что фигура Лады во многом аналогична фигуре литовской Жемины и общеславянской Матери сырой земли. Радегаст, Перун и Ладон часто объединяются в одного бога-громовника. Однако из анализа источников видно, что Радегаст (западнославянский эквивалент древнерусского Даждьбога, сербского Дабога), несомненно, персонаж солярной мифологии. В сказках чаще всего он выступает под именем Ивана-царевича. Перун и Ладон – типичные боги-покровители воинов. И только первый из них громовник.

Сказание о Ладе и виле Медовке приводится по книге В. Алексича «Закаленный конь», представляющей собой обработку сербского фольклора для детей. Мелисса является медоносом, за что в народе траву прозвали медовкой. Растение обладает сильным мятным запахом. В данном мифе богиня Лада выступает как бы небесной владычицей крылатых вил. Божественные райские птицы, царевна-лебедь (ср. сестра основателей Киева – Лыбедь) характерны и для восточнославянского фольклора. Образ Полевика довольно редок. Полудницы как девы поля распространены шире, но неизвестны южным славянам. Преимущественно предания о них сохранились на северо-западе России, а также у западных славян, в том числе у лужичан.

У южных славян (хорватов и словенцев) были распространены легенды о великанах, боровшихся с богами во главе с Перуном. Схожие предания имеются в древнегреческой и скандинавской мифологии. В Апатуре, городе Боспорского царства на территории нынешнего Таманского полуострова, почитали Афродиту Уранию. Прозвище богини, по которому, вероятно, и был назван город, означало буквально «обманщица» (отдр. – греч. аяатг|). Происхождение последнего эпитета объяснял местный миф о том, как Афродита, благодарная за спасение своей жрицы от кентавра, поодиночке заманивала титанов в пещеру, где их, по договоренности, уже поджидал с дубинкой Геракл (сюжет излагается Страбоном). Судя по всему, особой популярностью культ Афродиты Апатуры пользовался у боспорянок. Он играл главную роль для женщин царского рода. На посвященном богине памятнике упоминается Камасария Филотекна, дочь Спартока V. Надпись гласит: «За архонта и царя Перисада, сына царя Перисада, матерелюбивого, и за царицу Камасарию, дочь Спартока, чадолюбивую, и за Аргота, сына Исанфа, мужа царицы Камасарии». По Геродоту, скифской богиней, тождественной Афродите Небесной (Урании), была богиня Аргимпаса. Эпизод с великаном, летящем на стреле, восстановлен также на материале скифской мифологии об Абарисе (Абариде Гиперборейском) – прорицателе и жреце Аполлона. Выходец из Скифии или страны гипербореев, согласно легендам, обходился без пищи и летал на волшебной стреле, подаренной ему Аполлоном. Обошел всю Грецию, одним только словом исцелял болезни, слагал всякого рода освятительные и очистительные заговоры, жил, не принимая пищи, прекратил свирепствовавшую в Спарте чуму и построил храм Коры Спасительницы (Персефоны). Пифагорейцы называли Абариса «Воздухошествующим». Упоминания данного мифического героя есть у Геродота, Платона и Диодора Сицилийского. В части повествования о пребывании Сварога в стране великанов были использованы также русские народные сказки из сборников А. Афанасьева и И. Худякова типа «Свинка золотая щетинка, утка золотые перышки, золоторогий олень и золотогривый конь», «Царевна-змея», «Летучий корабль», «Сивко-бурко», «Безногий и слепой богатыри», «Царевна и жених». Описание великанских нравов (якобы обычаев дунайских склавинов) взято из сочинения «Диалоги» (или «Беседы») восточноримского автора середины VI века, известного в истории как Псевдо-Кесарий.

Стих о Голубиной (или Глубинной) Книге – одно из произведений славянской народной духовной литературы. Рукописные списки, известные с XVII века, однако составлен стих, вероятно, в конце XV – начале XVI столетия. Несмотря на то что в тексте упоминаются библейские персонажи: Бог, царь Давид, Адам, основа мифа безусловно языческая. Славянский сюжет обнаруживает близость к соответствующим песням «Старшей Эдды» («Речи Вафтруднира», «Песнь о Риге»). Исключительно дохристианскими являются великан Болот (царь Волотоман) и мотив борьбы Правды и Кривды. Последний представляет собой самостоятельный миф. Славянские представления о гибели мира сохранились в переосмысленной форме в сюжете «Слова о полку Игореве», повествующем о «закате русской земли».

В основу данной реконструкции положены литературно обработанные мифы западных славян. В частности, «Чешские сказания» А. Ирасека. Климба – древнечешская богиня ночи и войны. О ней сообщается в «Чешской хронике» Вацлава Гаека (1541). Запись от 712 года: «Тетин был скорее капищем изощренного суеверия, чем городом… Тетка же много позже в своем доме, все женское превзойдя, ничего не пропускала из обрядов языческого культа, которыми ежедневного вызывала всякие чудовищные тени с помощью жертв и пагубных песнопений. Еще имела она на Погледе особую богиню Климбу, являвшуюся на самой вершине…». Миф о богах Велесе, Веле и демоне Сыроеде (здесь использовано имя западнославянского божества смерти Флинца) заимствован из карпатского фольклора.

Яркий пример «кабинетной мифологии». Богиня ночи Нон-цена в древних славянских источниках не значится. Вероятно, ее образ был сконструирован исследователями XVIII века по подобию образа Зимстерлы (якобы «стирающей зиму»). Впрочем, в последнем случае имело искажение реальных имен славянских богов: Сима и Регла. Тем не менее даже подобные литературные источники отвергать полностью не стоит. Все-таки остается вероятность, что они могут являться каким-то глухим отзвуком реальных славянских представлений.

Сказание о Сиве приводится по книге В. Алексича «Закаленный конь». Оно основывается на южнославянских представлениях о богине Живе как олицетворении плодородной осени. Курент – персонаж словенских карнавальных масленичных шествий в Птуе, человек в овчине и с дубинкой в руках, к которой прикреплялись шкурки ежей. Шум от последних, считалось, «прогоняет зиму». Скептики полагают, что имя Курент происходит из латинского слова, означающего посланца. Но здесь романское влияние не обязательно, как и в случае с белорусскими комоедицами (якобы от латинского «комедия») и тем более русалиями (якобы от латинского «розалии»). Легенда, объясняющая появление винограда на земле, заимствована из гуцульского фольклора. В целом, для славян, тем более южных, культура виноградарства не была чужда издревле. Славянская знать всегда знала и ценила привозимый купцами с юга пьянящий напиток. Известно, что виноделие было важной статьей доходов древнерусского Тмутараканского княжества. Тем не менее, по многочисленным греческим свидетельствам, скифы (то есть, в том числе славяне) были крайне неумеренны в употреблении вина. Сохранилась даже пословица «пьяный как скиф».

По книге В. Алексича «Закаленный конь». Возможно, если это не фантазия автора, в мифе отразились общие для балканских и балтийских сербов (сорбов, лужицких сербов) представления. Тогда упоминание Световида и параллели со скандинавским мифом о золотых волосах Сив вполне объяснимы.

Согласно сообщению Д. Дудко, Жива – одна из вил у южных славян. В хорватской легенде (ссылку на которую автор, к сожалению, не приводит) Жива учит возницу пахать землю и разводить скот (правда, при этом непонятно, как возница мог запрячь животное в повозку). Некоторая нелогичность предания, впрочем, скорее указывает на его достоверность. Как правило, в настоящих, а не сочиненных авторами фольклорных источниках, зачастую бывает много несообразностей. В целом, у славян вырисовывается образ, напоминающий образ Деметры из греческих преданий. Д. Дудко объединяет Сиву (Живу) в один с Ладой, Весной, Матерью сырой землей, Дивией и даже Мокошью персонаж. Но это неправильно хотя бы потому, что, например, Весна явно противоположна Осени (если только речь не идет об умирающем-воскресающем божестве вроде Мораны). Между тем, как отмечалось выше, Сива – богиня именно осеннего урожая, плодов, то есть богиня, скорее, зрелости.

Миф о богине-чародейке Моране восстанавливается, главным образом, на основе сказки «Елена Премудрая». Очевидно, что на сложение образа славянской героини повлияли античные мифы о Елене Троянской, дочери Леды (стоит заметить, что славянская Лада, так же как и греческая Леда, обладает «птичьими» атрибутами). В сказке имеется мотив магической, всеведающей книги. См. главу «Книга Глубины». Зелу – бог растительности (букв, «зеленый, зелье»), солнца, смерти у чехов, а также олицетворение планеты Меркурий (Зелон). О Дирцее и Зелу упоминает «Чешская хроника» В. Гаека. Запись от 743 г.: «[Пржемысл] из оракулов узнал, что коварные боги уже прогневались на девушек… и что через восемь дней богиня Дирцея отвернется от них и бог Зелу отвратит от их судеб свой дух».

Героиня данного мифа – дочь морского царя, наделенная хитростью и способностью превращения. Наиболее известна сказка «Морской царь и Василиса Премудрая». Имеются несколько ее вариантов. Настоящий славянский миф о владыке вод и его невестке (или дочери) реконструируется преимущественно по сказке и былинам о Садко и Василии Буслаеве. А. Коринфским была высказана интересная мысль о том, что Марья Моревна – это дочь Морского царя. Подземный и подводный миры в понимании язычников были тождественны. Например, древнегреческий Посейдон изначально являлся богом плодородных полей, наполненных влагой. Карнавальный персонаж Морана – дочь Весны-Купалы. В песнях она вьет венки, вышивает платки в саду, гонит быков на пастбище, работает в огороде, собирает ягоды.

На основе украинских легенд о чудесных кузнецах Козьме и Демьяне (греческие святые Косма и Дамиан). Б. Рыбаков считает, что последние заменили собой более древние изначальные образы Сварога и Даждьбога. Летописное сообщение о царях Свароге и Даждьбоге в «Повести временных лет» под 1114 годом представляет собой фактический перевод соответствующего фрагмента хроники Иоанна Малалы с двумя вставками древнерусского книжника. Пример практически единственного дошедшего до нас от язычников сюжета о славянских богах, еще не превратившихся в сказочные, былинные или карнавальные персонажи. Б. Рыбаков полагал, что славянские глоссы отразили собственно славянский миф, сюжетно совпавший с позднеантичным преданием о Феосте (Гефесте) и Гелиосе. Образ Даждьбога был известен восточным и южным славянам. Сварожич Радегаст упоминается немецким хронистом X века Титмаром Мерзебургским в описании храма Сварожича в городе Радагосте. Опираясь на данный факт, некоторые исследователи считают возможным ставить знак равенства между восточнославянским Даждьбогом и западнославянским Радегастом (Сварожичем).

Еще одна интерпретация сказания о Свароге и Даждьбоге, основанная на сведениях о древнерусском кузнечном деле, сообщениях о Стрибоге, деде ветров. Сказки о Вихре и его детях относятся к числу популярных в русском и белорусском фольклоре. Настоящий пересказ древнерусского мифа был дополнен мотивами славянского фольклора о кузнецах, а также сюжетами, почерпнутыми из белорусской сказки «Вихревы подарки», русской сказки «Двое из сумы» и русской народной легенды о мужике, попытавшемся сесть на божье место. Также были использованы данные археологии по кузнечному промыслу в Древней Руси, тексты украинских и великорусских заговоров на ветровой приворот и крепость железа.

По мотивам украинской народной песни о Даждьбоге.

По книге В. Алексича «Закаленный конь». Здесь излагаются в основном южнославянские представления о Перуне.

На основе сказки «Безногий и слепой богатыри» (об Иване Голом). На древнерусских миниатюрах Перун изображается обнаженным: в виде юноши с красноватой кожей с копьем и щитом на колонне, в виде бородатого мужчины с листком дуба в руке и анатомически тщательно прорисованным половым органом. Последнее подтверждает предположение ряда исследователей о том, что Перун изначально выступал божеством плодородия, мужской силы и только в поздний период стал богом войны, покровителем княжеской дружины. Эпизод с орлом и ящиком, из которого вылазит скот, содержится в сказке «Морской царь и Василиса Премудрая». Мотив проглатывания героя рыбой, разведения внутри рыбы костра встречается в вариантах русских сказок типа «Вещий сон», «Соль». Своеобразен зачин сказки об Иване Голом у малороссов (восточных украинцев). Князь едет с двумя сыновьями и спрашивает, что бы те сделали из трех дубов. Старший отвечает, что доски для амбара, младший – виселицу для других князей. Тогда князь сталкивает младшего сына в море, и того проглатывает кит. Затем кит пожирает возы с конями. Тогда княжич разводит огонь, кит выбрасывается на берег. Подошедшие люди принимаются рубить тушу, княжич подает голос, люди убегают. Княжич выбирается, садится на землю голый, так как за год пребывания в рыбе его одежда истлела.

По мотивам польского и лужицкого фольклора. Предания о человеке на луне представлены в большом числе вариантов у украинцев. Однако у лужичан легенда наиболее полная и богатая деталями. Она содержит мотив с участием «маленького человека» (карлы), а также архаического отождествления Луны с мужчиной, а Солнца с женщиной. Причем на Луне мужчина остается и даже дает ей свое лицо, а на Солнце женщина сгорает полностью, без остатка.

У славян сохранилось множество мифов о Солнце как персонаже. Они даже образуют своеобразный «солнечный цикл» преданий, восходящий к праиндоевропейским солярным представлениям о браке солнца, солнечных близнецах. Также стоит отметить русскую народную сказку «Солнце, Месяц и Ворон Воронович» и белорусскую «Мороз, Солнце и Ветер». В последней Солнце, как и Мороз (возможно, прежде там упоминался Месяц), противопоставляется Ветру. В этой связи можно отметить, что Солнце у славян наряду с положительными чертами имеет отрицательные. Долгое время считалось, что в позднейшем пантеоне Владимира с солнечным культом были связаны Хоре (солнечное божество) и Даждь-бог (собственно солнце). Кроме того, в народе с солнцем, особенно весенним, могли связывать Ярилу.

На основе словацкой сказки «Солнечный конь», закарпатской (русинской) сказки о сучьем (то есть, сыне собаки) Янко и русских сказок типа «Бой на Калиновом мосту». Варианты последних распространены под самыми разными названиями: «Буря-богатырь – коровий сын», «Иван Быкович» и т. п. Русинская сказка основана на очень архаичном мотиве о стране, погрузившейся во мрак из-за некогда похищенных солнца, месяца и звезд. Название «Калинов мост» происходит не от растения калина, а от древнерусского слова «калить», которое означает разогрев твердого материала (например, металла) докрасна или добела. Также не имеет прямого отношения к названию ягоды название реки Смородины в потустороннем мире. Имя последней выводится из древнерусского смород «смрад, сильный, неприятный, удушливый запах». Название реки, таким образом, истолковывается как «смрадная, зловонная река». Н. Квашнин-Самарин, считая первичной форму Самородина, объяснял Смородину как реку «самородную», саму собой рождающуюся, первообразную, мифический прообраз всех рек. Еще один мифический гидроним – Пучай-река. Исследователи, указывая, что иногда в былинах река называется «Пучай-рекой», предполагали, что это название связано с описанием ее «вспучивания, бурления». Чуть менее понятно происхождение названия Израй-реки. Тем не менее слово «израй», вероятно, отсылает к праславянскому корню *rojb «течение, поток». Достаточно прозрачен смысл объекта Нетеча. Данное слово в качестве географического термина присутствует в украинских, польских и сербохорватских диалектах и имеет значение «стоячая вода, болото». Славяне верили, что у мифической Нетечи есть свойство останавливать свое течение в определенных обстоятельствах.

В основу настоящего и нижеследующего мифов положена сказка «Медный Лоб» (запись Д. Георгиевского) из сборника «Северных сказок» Н. Ончукова. А также русинская сказка о Янко. Также была использована архаическая былина «Два тура и турица», сохранившаяся у терских казаков. Курента особенно почитали словаки. Они думали, что этот веселый бог ходит со скрипкой или дудкой. Его игра может исцелить, а может заставить плясать. Он свистит в уши безнадежно влюбленным парням. Крадет у богачей еду и одежду и отдает беднякам. Рассказывают, что Курент спас одного человека во время потопа, протянув тонувшему с неба виноградную гроздь. Это разгульное божество было связано с Масленицей. Сербы и хорваты на Масленицу носили, поили, судили и казнили (топили, сжигали, закапывали, расстреливали) чучело Курента. В Далмации его именовали Карнавалом, в Славонии – Покладной бабой, в Словении также Пустом, Соломенным мужем. Помимо прочего курентами называли масленичных ряженых. Они ходили в рогатых, усатых и длинноносых масках, с палками, к которым были привешены шкурки ежей. Среди курентов имелись «тур», «лошадь» и другие маски. Образ божества Дида (букв. Деда. Ср. также припевы «Дид-Ладо», «Диди-Ладо», «Дид со Ладой») спорен. Однако в «Поучении в понедельник Св. Духа» (XVII в.) говорится о почитающих бога «орудий всякого дела речного» Лада и бога «плодов земных» Дида. Некоторые исследователи допускают, что последний мог выступать покровителем урожая и подателем удачи в рыбной ловле. Объедало, Опивало, Скороход, Слухач, Морозко являются популярными героями русских и украинских сказок типа «Волшебный корабль». Типологически близки данным образам персонажи Горыня, или Вертогор («на мизинце гору качает, горы сворачивает»), Дубыня, или Вертодуб («дубье верстает: который дуб высок, тот в землю пихает, а который низок, из земли тянет»), Усыня (способен перегородить реку своими могучими плечами, а его усы служат переправой: «одним усом реку запрудил, а по усу, словно по мосту, пешие идут, конные скачут, обозы едут»). По мнению ученых, Горыня, Дубыня и Усыня являются древними хтоническими силами, воплощающими различные природные стихии: небо, землю, воду. Верлиока (укр. Вирлоок) – восточнославянская народная сказка об одноглазом существе, предположительно мифологического происхождения. В украинском языке есть слово «вирлоокий» (пучеглазый) – так это слово записал Н. Гоголь в свой «Лексикон Малороссийский». Имя персонажа имеет соответствия в других языках: в сербском слове врљоока «тот, кто с поврежденным глазом», в белорусском вірлавокi – «пучеглазый, у кого глаза навыкате», в русском верлиока «сказочное одноглазое существо. Борода космачком, зубы торчком», верлиокий «косой, поворачивающий во все стороны глазами». Некоторые ученые предполагают, что общим значением слова верлиока в славянских языках когда-то было «вертящий оком». Обстоятельства встречи Радегаста с великанами даются по вышеупомянутой русинской сказке о Янко. Образ трех царств – медного, серебряного и золотого – является для русских народных сказок архетипическим. В особый тип выделяется мотив «окаменелого царства». Он встречается также в греческих мифах (Персей и Медуза Горгона).

Прилегала – предполагаемый бог в мифологии полабских славян, упомянутый в письме магдебургского епископа Адельгота 1108 года, призывающем к битве против язычников велетов. Среди описаний славянской жестокости и зверств, содержащихся в документе, было также описание поклонения богу по имени Прилегала, сопоставленного с греческим Приапом: «Самые фанатичные из них утверждают, что всякий раз, когда они хотят погулять на пиршествах, «наша Прилегала – они кричат яростно – хочет голов, поэтому мы должны совершить жертвоприношения». Прилегала, как они его называют, развратный Приап и Бельфегор. Таким образом, убив христиан перед служителями своего идолопоклонства, они наполняют чаши человеческой кровью и, завывая ужасающими воплями, говорят: «Давайте сделаем этот день радостным, Христос побежден, победоносная Прилегала восторжествовала». По мнению сербского филолога А. Лома, единственным свидетельством этого теонима за пределами Полабии может быть сербская деревня Привина Глава. Согласно легенде, монастырь был основан в XII веке знатным человеком по имени Приб или Прив, однако в самом древнем упоминании о деревне из турецкой переписи 1566/1567 года она упоминается как Прибиглава. Образ Припегалы в данном случае соотносится с образом царевны Несмеяны в русских сказках. См. сказку «Приметы царевны». Наиболее откровенна, относящаяся к данному типу, сказка «Батрак» в записи И. Худякова. Она имеет яркий эротический характер.

См. предыдущие комментарии.

Еще один вариант славянского мифа о защитнике людей. В сербских преданиях рассказывается об архангеле Гаврииле, который похищает солнце у Хромого Дабо – царя чертей. Хотя записанные в XIX в. предания уже сильно проникнуты народно-христианскими мотивами, все же их древняя языческая основа несомненна. В одной сербской сказке Дабог (Дайбой) – серебряный царь, живший в горе, демон рудника Кучайне. Схожие имена были распространены у восточных и западных славян. Один галичанский дворянин еще в начале XIV века носил имя Дажбога. Известны польское дворянское имя Даздбог, чешское имя Дачбог, хорватские и сербские имена Даба, Дабич. Нередко имя Даждьбога имели села, урочища. Например, село Даждьбог в Калужской губернии. См. также Дажья земля, Дажий лес. См.: Серяков М. Л. Даждьбог, прародитель славян. М.: Вече, 2012. С. 56–60.

Миф восстановлен на основе словацкой сказки «Солнечный конь». Вероятно, сказка является переосмысленным уже как небылица древним солярным славянским мифом.

Реконструкция основывается на сообщении А. Кайсарова об «алтаре Кродо» и славянских солярных мифах. «Алтарь Кродо» представлял собой ящик с прорезями, прикрытыми драгоценными камнями. Его поддерживали фигурки четырех карлов. Д. Дудко приводит доказательства солнечной (громовой?) природы саксонского бога Кродо. В частности, он указывает на то, что у словенцев и хорватов кърт означает «огонь», «свет». По описанию Бото, этот бог изображался стоящим босиком на рыбе, с колесом в левой руке и сосудом с цветами в правой и считался виновником зимы и при этом подателем плодов, хранящим их от морозов. Возможно, Кродо – это Кирт, заимствованный у славян их соседями германцами. Рыба под его ногами символизирует нижний, подводный мир. Сосуд с цветами – плодородие. А колесо в руке – солнце или гром. На иллюстрации к хронике Бото это колесо имеет шесть спиц, напоминая «громовый знак», оберегающий от молнии русские избы. Кашубы вместо восточнославянского Хорса почитали Святобольда. Он представлялся им крылатым юношей на шаре.

Сюжет мифа сохранился в сербской легенде, где Дабог – владыка земного мира, столь же могучий, как Бог – владыка небесного мира, пожирал души всех умерших, пока у Бога не родился сын. Последний победил Дабога, вставил ему в пасть копье как распорку, и проглоченные души вышли оттуда.

Сюжет мифа восстанавливается на основе южнославянских преданий, а также сообщения западнорусского летописца о Совии – литовском проводнике мертвых душ. Небезынтересно, что это также вставка в переводе «Хроники» Иоанна Малалы, что лишний раз доказывает подлинность другого сообщения о Свароге и его сыне Даждьбоге.

Образ великана Тарга (Тарха Тарховича) относится к числу наиболее загадочных в русском фольклоре. Б. Рыбаков прямо возводил его к скифскому Таргитаю.

Миф о богине жизни и смерти, типологически близкий древнегреческому преданию о Персефоне, содержится в сказке «Марья Моревна». Вероятно, вторая часть имени главной героини имеет какое-то отношение к богине Моране. Упоминаемый демонический супруг Марьи Моревны, Кощей Бессмертный, может быть отождествлен с Велесом. Интересны образы сокола, орла, ворона (Сварожичей?). Архетипичен образ Бабы-Яги, живущей у моря. Созвучие имен Яга, Ящер и Иеса позволяет предположить, что речь в данном случае может идти о славянском повелителе (повелительнице) моря (Морском Царе позднейших новгородских преданий и сказок). Польские исследователи отмечают, что Морского царя также отождествляли с малоизвестным славянским божеством Корабом, чье имя означает «лодка» и которое, возможно, ассоциируется с морем, навигацией и рыбной ловлей. Сюжет о превращении главной героини в змею присутствует в сказке «Царевна-змея». Также близка к этому типу, пожалуй, самая известная русская сказка «Царевна-лягушка». Мотив волшебного котла присутствует в сказке «Заколдованная королевна». Эпизод качания героя на ремнях встречается в сказке (являющейся вариантом сказки «Марья Моревна») «Сказка о Кащее Бессмертном».

Сказка «Ведьма и Солнцева сестра» относится к разряду древнейших. Сюжет психостазии, взвешивания душ, крайне необычен для русского фольклора. У арабского географа X века Аль-Масуди описан славянский храм «Сатурна», стоявший на Черной горе. В нем находилось изваяние в виде старика, ворошившего посохом кости мертвецов. Под его ногами располагались изображения грачей и других черных птиц, муравьев и черных людей. Существует точка зрения о том, что Хоре является заимствованным у жителей Хорезма или Кавказа иранским богом. Однако более вероятной представляется версия о том, что в этом имени сохранилось древнее индоевропейское название лошади (англ, horse). В «Слове о полку Игореве» Хоре, в образе солнечного коня, перебегает дорогу волку-Велесу.

Сказка о Синеглазке входит в состав славянского амазонского цикла (о девах-поляницах, воительницах). Особенный интерес представляет ее близость к эддическому мифу о молодильных яблоках асиньи Идунн. Этот факт особенно наглядно подтверждает возможность восстановления древних славянских мифов о высшем уровне языческого пантеона в первую очередь по сказочным сюжетам. Волчья сыть вообще – еда, корм, пища. Сыть была традиционным обрядовым блюдом. Готовилась из пшеничной или перловой муки с добавлением меда, орехов. Волчья сыть – брань по отношению к коню, собаке: «Волчья сыть, рыбья кровь, воронье мясо, травяной ты мешок! Хоть глоток мне оставь, корешок!»

Сюжет так называемого «основного мифа» целиком реконструирован русскими компаративистами В. Ивановым и В. Топоровым. Хотя в деталях их построения являются крайне дискуссионными, а порой откровенно фантастическими, все же нельзя говорить о том, что у реконструкции нет никаких оснований в реальном фольклоре. Восстановление мифа было осуществлено преимущественно на материале балтийской мифологии, но последняя является родственной славянской. Особенного внимания заслуживает совпадение имен Перуна и Велеса. Кроме того, сохранились белорусские сказки и былички о Пяруне, побивающем черта (змея) молнией. Чехи, наблюдая плывущие по небу небольшие белые облачка, говорили, что это святой Петр пасет своих баранов. Русские Владимирской губернии называли быками передовые гряды темно-красноватых, грозовых туч, выплывающие из-за горизонта. А. Афанасьев приводит поговорки вроде: «По небу бычки заходили»/, «Вчера набежал бычок, все сено обмочил» и т. п. Что касается супруги громовержца, то теоним Летница встречается только в «Mater Verborum». Латинское выражение «Диана, дочь Латоны и Юпитера» переводится как «Девана, дочь Летницы и Перуна». В. Иванов и В. Топоров считали, что женой Перуна могла быть Додола, Пеперуда (по всей видимости, это только южнославянские эпитеты) или Макошь-Морана. Однако с данным предположением плохо увязывается сказка о Марье Моревне, где мужем богини является Иван-царевич, то есть герой с солнечными атрибутами (Радегаст-Даждьбог). Сам же Перун в образе орла громовой птицы становится зятем Ивана-царевича.

Образ Мораны (Марены, Маржаны, Мокошки) связывается со смертью, колдовством и сезонными аграрными обрядами умирания и пробуждения природы. Большинство современных ученых считает Морану исключительно карнавальным или сказочным персонажем. Однако есть все основания полагать, что осколки обрядов и фольклора неслучайны. Вероятно, что в языческую эпоху Морана была значительной богиней у славян. Польский хронист XV в. Я. Длугош отождествлял Маржану с римской Церерой. Чешская Морана в глоссах из «Mater verborum» отождествлялась с Гекатой и Прозерпиной-Персефоной. В. Иванов и В. Топоров связывали имя Марены с именем римского бога войны Марса, первоначально также имевшего аграрные функции, восстанавливая общий корень «мор». Они допускали, что впоследствии могло произойти смешение корней «мор» и «мер» («смерть»), в результате чего божество плодородия стало ассоциироваться еще и со смертью. Наиболее полно образ Мораны сохранился в образе северорусской Мокоши (Макоши). Она, вероятно, заведовавшая прядением и ткачеством, единственная богиня пантеона Владимира. Причем нити, которые она прядет, не простые, а связаны с роком, жизнью и смертью. В этом смысле Морана близка берегиням, Рожаницам, парным девам судьбы Доле и Недоле.

Миф восстанавливается на материале новгородского предания о Змияке-Перуне и Волховской коровнице, записанного П. Якушкиным в середине XIX в. Отдельные мотивы сюжета также восходят к летописным сообщениям о низвержении Перуна. Кроме того, была использована архаическая былина о Добрине и Маринке. Здесь Морана предстает богиней сродни кельтской Махе. По мнению российского лингвиста В. Калыгина, имя последней происходит из праформы *mokosia и соответствует имени славянской богини Мокошь.

На основе словацкой сказки о колдунье Мокошке. В данном случае совершенно очевидна связь Мораны со стихией земли, мокротой, водой.

На основе былины о Добрыне и Маринке.

По мотивам русского фольклора.

На основе сказки «Василиса Прекрасная». Здесь Баба-Яга выступает не просто лесной хозяйкой, но и хранительницей огня. Дополнительный глубокий архаизм сказке придает мотив оставленной матерью волшебной куколки. Вероятнее всего, миф, легший в основу сказки, возник еще в первобытную эпоху и отражает явные матриархальные и фетишистские пережитки славянской религии.

На основе «Сказки о серебряном блюдечке и наливном яблочке». Своеобразная интерпретация данного сюжета, но уже имеющая чисто рационалистическое объяснение, была предложена современным русским писателем В. Богдановым (1973–2024) в историко-мифологическом рассказе «Гуси-лебеди», посвященном Смутному времени начала XVI в. и воцарению первого царя из династии Романовых. В нем также речь идет о похищении маленького мальчика и его спасении отважной героиней. Однако фантастические гуси-лебеди оказываются польскими крылатыми гусарами (с искусственными крыльями, крепившимися к спине всадника). См.: Богданов В. А. Гуси-лебеди // Бельские просторы. 2013. № 8. С. 7–29.

Данный миф восстанавливается по былине об Илье Муромце (Перуне?) и его безымянной дочери. Предположение А. Асова о том, что героиней былины первоначально могла выступать Девана, дочь громовержца, интересно, но неубедительно. Дочь Ильи Муромца является отрицательным персонажем и гибнет в финале из-за своего собственного вероломства. В то же время известно, что Илья Муромец был связан родственными отношениями с великанами (былина о Святогоре и его жене).

Исчерпывающие сведения о славянском культе Деваны (Дзеваны, Дзивицы, Дзевои) собраны Д. Дудко. В частности, он указывает, что, по свидетельству Я. Длугоша, «весной топили изображения не только Маржаны, но и Дзеваны – богини лесов, подобной Диане…» В Лейпциге еще в XVIII веке публичные женщины топили Маржану и Дзевану, дабы охранить город от женского бесплодия и мора. Эта лесная богиня имела черты и растительного духа. По-польски коровяк – dziwana. В «Mater verborum» Девана, дочь Перуна и Летницы, соответствует Диане. Иначе говоря, Девана – племянница Мораны, сестры Даждьбога, Перуна и прочих Сварожичей. В обрядах, описанных этнографами XIX–XX веков, Дзевана, однако, уже не встречается. Но она сохраняется в образе Дзивицы у лужичан. Это красивая молодая охотница с луком и собаками, появляющаяся в полдень или лунной ночью. Дзеване, возможно, тождественна Дзевоя – белорусская богиня девичества, расставание с которой оплакивали невесты перед свадьбой, о чем сообщает П. Древлянский (по-польски dziewa «дева», «девственница»). Вероятно, к Дзеване и имеет отношение эпизод в легенде о монастыре на Свентокшинской Лысой горе, записанной в XVI веке. На горе будто бы стоял замок некой госпожи, которая победила Александра Македонского, оттого возгордилась и велела называть себя богиней Дианой. Бог в гневе разрушил замок молнией. С тех пор на горе существовало святилище богинь Лады, Боды и Лели. В1824 году богиня Dziewonna была упомянута датским поэтом Б. Ингеманном среди богов северных славян.

Восточнославянскому Яриле (Ярило) соответствует поморский Яровит, почитавшийся в Вольгасте и у гаволян на нижней Спреве (Шпрее). Имя его означает «весенний (ярый) свет». Он был богом войны, и в его храме висел золотой щит. В «Житие Оттона Бамбергского» сообщается, что однажды жрец в Вольгасте выдал себя за бога (Яровита?). В одном из храмов Вольгаста сохранялась плита с фигурой человека с копьем. Считалось, что это изображение Яровита. В соседнем городе Волине почиталось старое копье, прикрепленное к деревянной колонне и принадлежавшее якобы Юлию Цезарю. По мнению хорватского исследователя Р. Катичича, Ярила был обычным божеством жизни-смерти-возрождения, которое, как думали славяне, перерождалось и умирало каждый год. Его жизненный цикл отражал жизненный цикл урожая пшеницы: от рождения бога при посеве, в период цветущей юности до жертвенной смерти во время сбора урожая. Согласно мифологической реконструкции Р. Катичича, Ярила был сыном верховного славянского бога-громовержца Перуна, его потерянного пропавшего десятого сына, родившегося в последнюю ночь февраля, в праздник Великой Ночи (Нового года). Однако в ту же ночь Ярила был украден у отца и увезен в мир мертвых, где его усыновил и воспитал Велес, враг Перуна (по Р. Катичичу, бог подземного мира и скота). Там, в вечнозеленом мире вечной весны и влажных травянистых равнин, Ярило вырос, охраняя скот своего приемного отца. С приходом весны Ярило возвращался из преисподней, принося на землю весну и плодородие. Его возвращение отмечали весенние праздники Юрьево/Ярило, сохранившиеся в более позднем фольклоре. Р. Катичич выделил ключевую фразу древних мифических текстов, описывающую это священное возвращение растительности и плодородия, как рифму ходити/родити (идти/родить), которая сохранилась в народных песнях. Первой из богов, заметившей возвращение Ярилы в мир живых, была Морана, богиня смерти и природы, а также дочь Перуна и сестра-близнец Ярилы. Они влюблялись и ухаживали друг за другом посредством ряда традиционных, устоявшихся ритуалов, имитированных в различных славянских обычаях ухаживания или свадьбы. Божественная свадьба между братом и сестрой, двумя детьми верховного бога, отмечалась во время праздника летнего солнцестояния, сегодня известного как Иванье или Иван Купала. Этот священный союз Ярилы и Мораны, божеств растительности и природы, обеспечивал изобилие, плодородие и благословение на земле, а также приносил временный мир между двумя главными славянскими богами, Перуном и Велесом, обозначавшими небо и подземный мир. Таким образом, были созданы все мифические предпосылки для обильного и благословенного урожая, который должен был собраться в конце лета. Однако, поскольку жизнь Ярилы в конечном итоге была связана с вегетативным циклом злаков, после сбора урожая (который ритуально рассматривался как убийство урожая) Ярила также встретил свою смерть. Миф объяснял это тем, что он изменил своей жене, и поэтому она (или их отец Перун, или их братья) в отместку убивали его. Эта довольно ужасная смерть на самом деле являлась ритуальным жертвоприношением, и Морана, подобно самовиле из южнославянского предания, использовала части тела Ярилы, чтобы построить себе новый дом. Это мифическая метафора, намекающая на омоложение всего космоса, концепция, очень похожая на концепцию скандинавского мифа об Имире, гиганте, из тела которого боги создали мир. Однако без мужа Морана превратилась в разочарованную старую ведьму, ужасную и опасную богиню смерти, мороза и наступающей зимы (как кельтский Кайлиах) и в конце концов умерла к концу года. В начале следующего года и она, и Ярила родились заново, и весь мир повторился. На взгляд автора настоящей книги, реконструкция Р. Катичича страдает известным недостатком свести все многообразие женских образов славянской мифологии к Моране-Макоши, а мужских – к Перуну. Этой же чертой грешит реконструкция так называемого основного мифа. Хотя

Морана, как и Ярила, действительно является умирающе-воскресающим божеством, ее роль совершенно другая. В то время как Ярила в первую очередь олицетворяет восходящие юные силы природы, Морана-Макошь олицетворяет стихию зимы, осени, влаги, ночи и в этом смысле может быть уподоблена греческой Персефоне, скандинавской Фрейе. К тому же в сказке Марья Моревна становится женой не громовых сокола или орла (Перуна), а Ивана-царевича, который традиционно имеет солнечные атрибуты и сопоставляется с Даждьбогом (любопытно, что последний в образе Радегаста тем не менее носит изображение птицы на шлеме). Логичнее всего предположить, что супругой Ярилы была такая же, как он сам, юная богиня. Например, Девана.

Миф реконструирован на основе сказки «Царевна-странница» из собрания И. Худякова.

См. предыдущее примечание.

См. предыдущее примечание.

Ярила (Ярило, Яровит, Геровит, Георгий) и Девана, несомненно, самые юные и прекрасные славянские боги. Этнографическая наука долго считала их исключительно карнавальными персонажами, «масками» или эпитетами божеств, наподобие Коляды, Костромы, Овсеня и т. д. Однако и Ярила, и Девана упоминаются в письменных источниках (другое дело, что спорных и поздних) именно в качестве богов. К тому же Ярила как Яровит был известен не только восточным, но и западным славянам. Тем не менее происхождение имен богов от слов «ярый» и «дева, девственница» – очевидно. Как указывает Д. Дудко, русские и македонцы считали Георгия громовником, наравне с Ильей и Михаилом. В украинском фольклоре он управляет фазами луны с помощью заслонки, в польском – играет на скрипке, восседая на месяце. Георгий (Ярила), воин и труженик, таким образом, легко перенимал функции и Перуна, и Велеса. Подобно Велесу, Георгий выступал владыкой зверей, особенно змей и волков. В русских духовных стихах сохранился миф о Велесе и Яриле, практически не связанный с житием христианского святого Егория. «Царище Демьянище» (Диолектиан, Велес?) живьем хоронит Егория (Ярилу) в погребе-могиле и уводит в неволю его трех сестер. Через тридцать лет святой выходит наружу и отправляется на их поиски.

Миф реконструирован на основе архаической словацкой сказки «Двенадцать месяцев», послужившей основой одноименной детской пьесы С. Маршака. Также были использованы материалы Я. Слушны. Миф носит отчетливые эсхатологические мотивы. Мотив блуждания героя по заснеженной земле может быть сопоставлен со скандинавскими и иранскими представлениями о необычайно долгой зиме, которая наступит в конце мира.