Глава 3
Вещи внутри сумки лежали не особо аккуратно — либо хозяйке было все равно, либо две живые монахини уже успели порыться в наследстве покойницы. Что искали — тут и голову ломать не надо. Могло же быть у Гретты послание, аналогичное тому, что лежало в конверте: только в этот раз от некой Кристен — своей покровительнице? Да запросто.
Не все можно доверить радио — если Эллен обращается к коммодору Маурин на бумаге, то и у их соперников вариантов тоже не особо много: либо передать на словах, либо письмом.
А раз мне подсовывают сумки, то Марла с Агнес ничего найти не смогли. «Вдруг ему повезет?» — или какая там логика?..
Но к делу я подошел обстоятельно — вытряхнул все на койку, отсортировал по разным сторонам предметы одежды, косметику и всякий хлам, там же сложил и упаковал обратно. Места в сумке резко стало в два раза больше. А вот тайного послания — так и не нашлось.
Не было конверта ни в боковых и передних карманах, ни в тканевой подкладке, которую я осторожно ощупал. Что же — бывает и так…
На всякий, применил талант и принялся слой за слоем просматривать эту и другие сумки. Тоже ничего. Да еще и не до поисков стало — еда доходила до готовности, наполняя купе приятными ароматами.
— Вот, ешь, — усадили меня на постель, постелили на колени в несколько раз сложенное полотенце, а сверху — кастрюльку с омлетом, посыпанным специями.
Выглядело завлекательно.
В руку вручили швейцарский мультитул с выдвинутой ложкой и оставили в покое. Ну, почти — напротив села Марла, приготовившись наблюдать, как я буду есть.
— Моя треть? — уточнил, пока не трогая.
— Все твое, — замахала она руками.
— Агнес?
— Во-первых, сестра Агнес. Во-вторых, мы обедали, — пробубнила та, не убирая записную книжку с рук. — Ешь, набирайся сил. Не знаю, сколько ты там был в бегах…
— Да не был я в бегах… — Вяло отмахнулся.
— В-третьих, следующий раз кушать будем только завтра, в Сан-Франциско.
Пожав плечами — не хотят, так и ладно, я приговорил все содержимое кастрюльки за пару минут и даже ложку облизал невольно, когда понял, что отскоблить с донышка больше ничего не выйдет.
— А говоришь — не в бегах, — хмыкнула своим мыслям брюнетка.
«Да я не ел три года!» — но вместо этого промолчал, ограничившись коротким «спасибо».
Тем более что от пережитого навалилась сонливость — да и день постепенно подходил к концу.
— Марла, что с робой для нашей новой сестры?
— Пусть примерит. — Встрепенулась та.
— Перед сном — зачем? — Без охоты уточнил, глядя на преподнесенное мне черное одеяние.
— Кто тебе сказал, что день закончился? — Убрала Агнес свою книжку. — На стоянку завернем, все только начнется.
Я вопросительно посмотрел на лидера двойки.
— Корзина твоя сломана, тела нет. Скоро разговаривать придут. Ты же не планируешь храпеть на втором ярусе в этот момент?
Какая привлекательная идея. Но с такой постановкой — ответ предполагался отрицательный. Хотя, что, они вдвоем не отмахаются? Репутация у Ордена, по всей видимости, довольно суровая и прощается им многое.
Тем не менее, Агнес посчитала правильным меня переодеть, накрасить — я сопротивлялся, а под конец расчихался от пудры совсем натурально. Но к моменту, когда автобус снизил скорость перед высокими закрытыми воротами, на койке сидела примерная сестра ордена, пусть и чуть широковатая в плечах — мне показали в зеркале.
— И нечего кривиться, очень даже миленькая! — Прокомментировала Марла. — Так бы всего и затискала!
Но тискать собралась не всего, а что-то определенное, засунув ладошку под робу.
— Марла! — Остановила неуставщину ее шеф. — Робу запачкает, что делать будешь?
В общем, из прежней одежды на мне оставалось белье, да берцы — они тут вещь универсальная, все носят. Но не всякая монахиня носит десятый размер…
Через какое-то время на улице договорились, и ворота перед автобусом сдвинулись вбок, открывая вид на бетонированную площадку размером с футбольное поле, закрытое бетонными стенами с колючкой поверх. Частично площадки занимали другие автобусы, фуры, внедорожники и даже группа военных Хамви. Нашлось место для нескольких легковушек — стояли запаркованными в самом центре, словно телята в стаде, прячущиеся от волков. Горели костры, в открытое окно ветер доносил запахи жареного мяса и каши.
Главное — присутствовал порядок. Нам выделили провожатого-мальчишку на велосипеде — он рассекал восьмерками впереди, словно поторапливая осторожно двигающегося колесного монстра — и привели на секцию с отметкой двенадцать дробь четыре, ближе к правой стене. Всего было четырнадцать секций вдоль и поперек, но какая-то часть их была длиннее, какая-то сильно короче. И не к каждой секции прилагались удобства, как у нас — синяя будка сортира, место для костра, место для ночевки на улице в виде деревянных коек. В общем, грузовиков под пятьдесят площадка вместила бы легко, остальное предназначалось для машин размером меньше. Где-то треть площадей пустовали, как и секции вокруг нас. Возможно, заполнятся позже — пока солнце еще дарило свой свет запаздывающим путникам.
И все это неплохо охранялось — талант показывал вооруженных людей на площадках вдоль и под стенами.
Первыми на улицу вывели пассажиров «эконом-класса» — с матом и подзатыльниками, иногда выволакивая не стоящих на ногах и сгружая на одну из деревянных коек. Громко объяснили правила пользования площадкой, жестко обозначив, что не несут ответственности, если кто-то покинет «наш» квадрат. Потом опустили вниз корзины — кому-то из пассажиров тоже пришлось помогать стоять, ноги за время пути не держали. Добрались хозяева и до разбитой корзины под номером двенадцать…
Через какое-то время под нашим окном — я смотрел талантом, не решаясь подойти — собралась комиссия из трех человек. Видимо, водила, Хорхе и мой приятель в цветастой шапочке — все, кто был от владельцев транспортного средства. В голос они не ругались, обсуждали ситуацию сдержанно — до нас долетали обрывки слов. Но, судя по тону, ситуация им не сильно нравилась.
«Интересно, позовут представителей парковки?..» — Наблюдал я за развитием событий с отстраненным интересом.
Но судя по скорости, с которой лязгнула лестница в конце кузова, решили для начала поговорить сами.
— Генри, нам важно, чтобы ты не сказал лишнего, — словно извиняясь, сказала мне Агнес, присаживаясь рядом так, что закрыла меня от входа.
«Да нет проблем», — приготовился я молчать, но до боли знакомое уведомление настигло раньше.
«Внимание! Зафиксировано влияние. Степень эволюции таланта ниже на два и более уровня! Влияние: усеченный контроль двигательной активности. Разница в уровнях позволяет допустить контролируемое воздействие. По вашему желанию, тело может выглядеть подверженным контролю с немедленной отменой по вашему желанию. Это открывает новые стратегии боя и возможности для применения талантов! Заблокировать талант / изобразить воздействие?»
«Изобразить», — из интереса согласился я.
Это всяко лучше, чем сидеть столбом, боясь выдать себя.
Тело словно окаменело — исчезла всякая подвижность: глаза замерли, глядя в одну точку, язык прилип к небу, легкие еле двигались, прокачивая воздух, и еле-еле билось сердце. Но даже так — я чувствовал себя превосходно, слизистая глаз не сохла, дышать не было нужды, а разум отлично работал. Хотя, наверное, полагалось бы свалиться в обморок — умереть от такого не умрешь, но кислорода-то явный дефицит. А мне — словно наплевать.
«Насколько на высоких уровнях эволюции вообще нужны внутренние органы?..»
Эта мысль цепанула не в первый раз — еще погружаясь в активный раствор ванны, легко разъедающей одежду, я задумался, что эволюция в нас что-то крепенько меняет, не ограничиваясь запрошенным талантом. Плоть давно перестала быть человеческой — иначе я весь был бы в химических ожогах. Мышцы… Даже если отбросить невосприимчивость к реагентам — за три года лежки мышцы не атрофировались, не исчезли и ощущались отлично, а общий их тонус как будто бы даже повысился. Словно я несколько раз в неделю ходил в спортзал, а не провалялся бездвижно в черно-бензиновой бурде. Органы — я видел дыру в груди мэра, проделанную спицей, с таким не живут. Но он не только жил, а еще активно двигался, чтобы отвернуть мне башку. Так что есть, о чем поразмышлять…
По металлу лестницы тем временем раздались шаги, продолжившиеся по мягкому ковролину в коридоре. Кто-то затоптался у порога — стоял с минуту, словно набираясь сил или храбрости перед тем, как постучать в дверь.
Марла в одно движение сдвинула засов и вернулась обратно.
— Войдите, — чуть повременив, громко произнесла Агнес.
Дверь — небольшая, в полтора метра высотой, дернулась наружу, пропуская на порог ссутулившегося знакомца с цветастой шапочкой — но он ее держал в руках, нервно сминая.
Всего единожды он быстро пробежал взглядом по купе, после чего заговорил, больше не поднимая головы и продолжая оставаться в полупоклоне:
— Меня зовут Рауль, мисс. Мы говорили с вами в начале вашего пути. Я помогал занести сумки, помните?
— Да. Говори, Рауль. — Слегка отстраненно произнесла Агнес.
— Я простой водитель, мисс, и со всем привык справляться сам. Но иногда я вынужден вспомнить, что вхожу в картель перевозчиков «Хайвэймэн». Что за мной две сотни грузовиков и автобусов, — креп его голос. — Больше тысячи человек и сорока возвышенных, некоторые из которых третьего уровня и выше. Так происходит, мисс, когда моего пассажира лишают жизни и выкидывают в реку. Его проезд был честно оплачен, мисс.
— Вот как… — Чуть повернула брюнета голову, разглядывая гостя с холодным интересом. — Продолжайте, Рауль. Вы вспомнили, и что же планируете делать дальше?
— За поломку пассажирского места под номером двенадцать вам положен штраф в двести патронов. За жизнь пассажира вам положен штраф в две тысячи патронов. Откажетесь платить — профсоюз потребует справедливости у Ордена и возьмет вдвое.
— Вы так строго оцениваете свою ответственность перед пассажиром? — Подняла Агнес брови от удивления.
— Мы живем этим, мисс, — упрямо кивнул водитель. — В моем автобусе я и профсоюз гарантируем, что все доедут до места живыми.
— А эти две тысячи патронов — кому они пойдут? Тебе, родственникам убитого?
— Родственники убитого могут обратиться в профсоюз и получить свою виру.
— При предъявлении билета и надежных свидетелей, а?
— Все так, мисс. Но профсоюз еще ни разу не отказывал в выплатах. И ни разу не отступался от штрафа. Каким бы уважаемым не оказался виновник, — чуть поклонился он.
— А какой бы выплата была, допустим… — Сделала Агнес вид, что задумалась. — Если бы в профсоюз обратилась бы скромная монахиня, в окно которой вломилось похотливое животное, угрожая пистолетом? А потом разделось бы до гола и удовлетворило свою похоть над одной из нас, лежащей на полу и не способной сопротивляться?
— Мисс… — От удивления и непонимания округлились его глаза.
Если бы я вернул себе мимику, охренел бы еще сильнее.
— Назовите сумму в ваших патронах, во сколько бы вы это оценили. Но я заранее скажу вам, что Орден с вами не согласится. — Зазвенел металлом голос Агнес. — Орден посчитает, что кто-то совсем обнаглел, смея оценивать добродетель и честь! Орден скажет, что некая организация, собрав двести ржавых грузовиков и тысячу бессовестных человек, вконец обнаглела. И, возможно, если показательно вырезать сорок возвышенных третьего и выше уровня, они одумаются и не станут подселять рядом с честными монахинями насильника и подонка!
«Вы желаете снять имитацию воздействия?»
Это я чуть не дернулся. Я им покажу «насильника и подонка». Я им покажу хитрые схемы! У меня на них еще с Вингстона аллергия!
«Не снимать». — Все же удержался я.
— Это вы про паренька? Да вы что! Да он же совсем безобидный! — Задрожала нижняя губа Рауля. — Я чем угодно поклянусь! Он не мог! Да вы бы скрутили его в два счета!
— У него был какой-то секретный талант, — лязгнула Агнес. — Вы отдаете себе отчет, водитель, что я и моя пострадавшая сестра поклянемся на кодексе Ордена, что говорим правду? Мы уже клянемся, что сказанное мною, начиная с угрозой оружием до трусов, брошенных на лицо нашей бесчувственной сестре — истинная правда!
«Вы желаете снять имитацию воздействия?».
«Я желаю кое-кого выпороть».
«К сожалению, действие невозможно осуществить дистанционно на вашем уровне эволюции таланта».
«Ничего, я подкачаюсь. Имитацию не снимать».
— Это недоразумение, какая-то невероятная ошибка! — Искренне твердил водитель, чуть ли не отрывая пальцами куски от своей шапки.
— Ты говорил про справедливость — твой профсоюз ее получит, как только мы достигнем Сан-Франциско. А теперь — пошел вон!
— Смилуйтесь, мисс! — Рухнул Рауль на колени. — У меня же дети! Боссы свалят все на меня!
— И правильно сделают.
— Послушайте… Я скорблю, что так случилось. Я в мыслях не мог подумать, что этот щегол посмеет такое вытворить! Послушайте! Вы были в своем праве! Никаких штрафов, ничего! Только не доводите до суда!
— Никаких штрафов и не будет. — Спокойно смотрела на шокированного мужика Агнес. — Чем ты слушал, водитель?
— Я неверно сказал! Это я, я вам заплачу! Вы же служители Господа, найдите в себе сострадание! Не ради меня, ради детишек маленьких!
— Эк как заговорил… Сострадание… — Тяжело вздохнула брюнетка. — Оно есть в нашем сердце. Не к тебе, но к детям, что наверняка попадут в рабство за бестолкового отца.
— Не губите!!!
— После всего, что произошло, одна из нас желает совершить паломничество на север. Через три недели ей нужен номер-люкс и безопасная доставка с питанием.
— Спасительница! Все сделаю!
— Это еще не все. Мы выполнили вашу работу, вышвырнув убийцу. Мы оцениваем свою работу в тысячу патронов.
— Я столько не наберу… То есть, сейчас не наберу! Дайте время!
— Отдашь в Сан-Франциско, сколько есть. Остальное пусть отдадут нашей сестре через три недели. Паломничество стоит недешево… Все ли ты понял?
— Да!
— Со всем ли согласен?
— Да!
— Тогда иди с миром, Рауль. И помни, сегодня ты спас свою семью и детей.
Часто кланяясь, водила вышел спиной вперед, умудрившись не запнуться о порожек, аккуратно закрыл дверь и — судя по звукам — быстро сбежал с лестницы.
— Что смотришь? — Повернулась ко мне Агнес. — Неприятно тебе было слушать? Зато будет транспорт и патроны, как мы обещали. Орден свое слово держит.
— Скорее всего он возмущен, — присела с другого бока Марла. — Как же мирные монахини так могли поступить? — Взялась она ладошками за щечки и покачала головой.
— А разве мы солгали хоть словом? — Приподняла бровь брюнетка.
— Но так играть с правдой⁈
— Ты думаешь, что этот Рауль сюда поднялся? Денег хотел поднять с мирных монахинь, чтобы в карман их себе стряхнуть. И никакая совесть его не волновала. — Вздохнув, пояснили мне. — Мир сейчас устроен так, что все пытаются трахнуть друг друга.
— А кому-то это даже удается, — шепотом произнесла Марла, вновь рукой попытавшись залезть мне под робу. — Агнес, сними паралич! Там ничего не работает!
— Не буду. И тебе нужно выспаться, и парень пусть остынет. Сейчас орать начнет, что не насильник, всю прибыль нам загубит. Странно, что его не выключило, кстати, — с интересом посмотрела она мне в глаза, будто пытаясь найти что-то на донышке. — Не выключило, слушает. Жаль.
— А давай я ему рот свяжу? У меня и скотч есть! — Тут же достала она его из своей сумки.
— Иногда ты меня пугаешь, подруга, — покачала Агнес головой, отняла скотч и от греха закинула куда-то вниз, к сумкам.
Через какое-то время в наш номер постучались вновь. Тысячу раз извиняясь, Хорхе предложил ужин с мясом.
— У нас пост. — Отправила его брюнетка восвояси.
Хотя б поел… Да и Марла посмотрела на шефа с надеждой.
— Отравят еще, — буркнула та. — Жадность человеческая не имеет пределов. Если хочется спать — ложись спать. Будет легче.
— Да знаю… А можно мне мальчика взять с собой?
— Нет. Положи на верхнюю полку, завтра поиграешь.
— Он упадет!
— Как? В стоячем автобусе? Парализованный?
— Когда я его доставать буду… — Смутилась Марла.
— Тогда на пол клади. — Вздохнула ее подруга. — И спала чтобы головой к стене! Я прослежу.
Укладывались спать без особых задержек — на улице уже смеркалось, светового времени оставалось совсем немного. Спать предлагалось в одежде — монахини только обувь сняли, заменив ее плотными носками.
А меня уложили на пол по центру, предварительно кинув подушку под голову и плед под спину. Холод не особо проникал, может, из-за особенностей паралича — наверное, так можно действительно выспаться и не заболеть.
Вместо выключателя света — закрыли окно и прикрыли его какой-то тряпкой. Вот тебе и ночь.
— Что, все еще злишься? — Хмыкнула Агнес сверху, со своей койки. — Спрашиваешь, почему это происходит именно с тобой? Знаешь, как выбирают самого крепкого и здорового щенка? Его злят. Если побежит с лаем на тебя — он подходит, — мягко спустилась она на пол и поцеловала в щечку. — Остальные — выбраковка и не стоят внимания.
— Я тоже хочу поцеловать на ночь.
— Ложись спать. Проснешься раньше меня — целуй сколько хочешь.
Марла заерзала и тут же затихла. Прислушался — дыхание ровное, спит. И это еще с улицы доносятся пьяные возгласы, шум и пляски — пассажиры нижнего яруса справляли то ли будущее прибытие в Сан-Франциско, то ли еще один день жизни.
Через какое-то время уснула и Агнес — слегка посапывая на спине.
А там и я, досчитав до трех тысяч шестисот, шепнул про себя:
«Снять имитацию».
«Имитация паралича снята».
Осторожные движения шеей — ничего не защемило, ничего не болит. Движения по памяти под койку Агнес — аккуратно снять лямки с двух баулов.
Двигаясь крайне осторожно, вглядываясь талантом, чтобы не проснулись раньше времени, накинуть лямки поверх пледа Марлы, у ног и у груди и через щели у стены провести края вниз, а потом снова на себя — до легкого узла, который легко будет стянуть. Найти скотч, медленно освободить ленту, всякий раз прислушиваясь — не слишком ли громко.
Стянуть лямки готовым узлом, жестко прижимая тело Марлы к койке. И тут же, пока она недовольно завозилась — скотч на прелестные губки.
Блондинка сонно открыла глаза, резко дернулась, пытаясь уйти на сверхскорость. Но увы — талант предсказуемо сбоил, не разрешая взять с собой целый автобус. Марла замычала и попыталась освободиться резкими движениями — получалось так себе.
Рядом что-то сонно пробормотала Агнес — но с ней было проще. Скинуть вниз, на расстеленный плед, замотать в него и, уже не стесняясь, связать скотчем отчаянно ругающуюся Агнес, матерящую почему-то Марлу. Нашим легче.
Подумав, я потратил на Марлу остатки скотча — вновь стянул лямки, которая она успела ослабить, и зафиксировал поверх.
Прикинул получившийся вид и нашел его ласкающим душу. Оставалось совсем чуть-чуть.
Я подошел к окошку и снял с него тряпку. Отсветы костров с улицы попали на потолок и слабо освещали купе — но достаточно, чтобы Агнес и Марла, повернутые друг к другу, увидели друг друга и положение, в котором находятся.
«Внимание! Зафиксировано влияние…»
«Заблокировать», — отмахнулся я, с удовлетворением глядя на округлившиеся глаза Агнес.
Слегка укололо, что Марла смотрела с ненавистью… Но да ладно.
Надо завершать с этой неуставщиной — щеночка себе нашли, вашу мать. Акценты, так скажем, расставить, но без серьезных травм — я все еще хочу побывать в их ордене, завтра им нужно быть на ногах. Да и денег они мне должны.
— Секретный талант, говорите, — негромко произнес я, поднимая подушку с пола.
Чуть надорвал наволочку и, слегка поискав внутри, достал сначала одно подходящее перышко, потом второе.
— Секретный талант, конечно же, — хмыкнул я, сняв с каждой из них носки.
А потом уселся между ними, взял в каждую руку по перышку и подвел их к розовым пяточкам.
— Что же, ночь длинная, поговорим о моем секретном таланте.
