Глава 11

— Вот почему если «тайное убежище», то обязательно сырой подвал с мертвой техникой? — Ворчал я громко, разглядывая внутренности электрического щитка. — Почему не таунхаус с бассейном?

Единственный слушатель — Сестра Агнес, сменившая экстремальный вид телохранителя на классическое бежевое платье, серую кофту и темно-зеленую косынку поверх волос — поддерживала беседу односложными звуками. Она уже второй день разбиралась с добытой мною корреспонденцией, проводя время возле крошечного подвального окошка, пока солнце давало хоть какой-то свет. Иногда делала записи в своем блокноте — переписывала участки текста, дописывала поверх что-то свое. В общем, была крайне занята.

— Неужели в этом городе нет нормальных брошенных помещений? — Пытался я разобраться с местной электрикой, доставшейся вместе с техническим помещением под полусгоревшим домом.

Хотя ругался больше для виду. Дай человечеству свалку — оно и за нее передерется. Так и тут: в городе много брошенного, только у всего уже давно есть хозяева, жестко обозначившие границы своих территорий. Просто где-то отделялись от мира стенами и заборами, а где-то, как тут, малевали значки банды на стенах граничных домов.

Фактически, мы вторглись на территорию бригады, курирующей одну из крупнейших барахолок города — то есть, крышевавшую нищих и всякий сброд, стаскивающий разный хлам под транспортную развязку сто первой и двухсот восьмидесятой трассы. Ценного нищие ничего достать не могли — разве что своровали бы у кого — так что крупные банды местными интересовались слабо.

Понятно, что квартал не защищался никак. Одновременно, любой бродяга или человек в сложной жизненной ситуации мог свободно зайти на его улицы и даже осесть. Из минусов — никаких гарантий, что завтра проснешься. Могут ограбить и зарезать местные, которым показалось, что у тебя есть что-то ценное. Может избить или убить местная золотая молодежь, изредка приезжающая в квартал развлечься и пострелять по людям. Иногда в ответ стреляли по ним, отнимали машины и ценности — но тогда весь квартал вымирал на пару недель, пока каратели не успокоятся.

Но даже тут можно было кое-как существовать, если держаться поближе к барахолке и не забывать про подарки местной охране.

Группа из трех человек: потрепанной жизнью проститутки, наркомана-электрика и сумасшедшей с постоянно трясущейся головой — влилась в местное общество идеально. В первый же день «проститутка» нашла себе «папика» из местного руководства — человека, крепко задолжавшего Ордену, переданного сестрам вместе со списком других полезных людей еще до начала всей этой авантюры. Я, пользуясь все еще взорванным магистральным кабелем, проходившим не особо далеко, сделал в него нелегальную врезку и прокинул ветки по техническим колодцам до дома охраны (в основном, используя уже проложенные под землей провода), намекнув, что неплохо бы жить где-то рядом, если при подаче мощности возникнут какие-то проблемы. Уже этого хватило, чтобы под нас очистили подвал дома на Томпкинс-авеню. Ну а потом «сумасшедшая» сварила настолько отменное варево, что на запах явилась та же охрана. Сначала хотели просто отнять, потом договорились, что раз в день будут обменивать похлебку на продукты — если, конечно, хотят жрать сваренное из продуктов, а не крысиных хвостов и гнилья, собранного по помойкам.

Так что, говоря правдиво, «тайное убежище» у нас, по меркам этого квартала, где-то даже элитное — пусть даже верха у дома фактически нет. Зато никто не залезет через чердак или окна. Подвал, опять же, без крыс и насекомых.

Но почему бы не вжиться у плантаторов на западе⁈ Там, говорят, ухоженные парки и домики с террасами для распития кофе по утрам.

Ладно, перетерпим — сверху не капает, уже хорошо. А сырость отогреем обогревателями.

Главное — за пару дней вжились, став неотличимыми от общего фона. А как подали энергию прошлым вечером, и оказалось, что халявный свет по ночам хотят многие — получилось договориться, чтобы за нашим домом поставили приглядывать отдельного охранника. За это местный мелкий босс мог выбирать из «многих желающих» единичных счастливчиков. Человек оказался неглупый и прекрасно понимал, что «электричество всем» — это уже перебор, на такую наглость немедленно последует ответ. Но если воровать по чуть-чуть… И только «уважаемым людям», вкладывая в цену свой интерес… Эту логику он поддерживал.

Но даже с этими «счастливчиками» я уставал за сутки так, что делать проводку для своего подвала смог только сейчас. Да и то — без уверенности в немедленном успехе. Потому что дом пережил пожар, дожди и грабеж непонятно какого количества местных жителей. Из относительно целого — только щиток, да и тот…

Сверху хлопнула входная дверь.

Я насторожился, подбирая с пола монтировку, одновременно применяя талант.

— Марла, — откинул я ненужную железку, успокаиваясь.

Насторожившаяся Агнес спрятала нож обратно в складки платья. Ножик, к слову, выглядел как самый обычный — в чем-то даже забавный, словно кухонный, но перевязанный по ручке проволокой. Только от его вида становилось слегка не по себе, а в правой руке начинала подрагивать Спица.

— Всем привет! — Довольно улыбающаяся Марла махнула правой рукой, придерживая левой ярко-розовую сумочку-косметичку.

Раскраска у сестры была «рабочая»: парик из выбеленных волос на голове модели «швабра» — с завитушками, растопыренными во все стороны, коротенькой маечкой поверх торчащих сосков и джинсовых шортиков, переходящих в слегка рваные черные кружевные чулочки. На ногах — босоножки, чтобы все видели рисунки розовым лаком на ногтях.

— Чего такая довольная? — Буркнула Агнес, поднимая на нее взгляд. — Неужели тебя наконец-то разложили по кругу?

— Не, — цокнула она. — Я же теперь девушка Гонсалеса. А у Гонсалеса на меня не стоит, — разочарованно развела она руками.

— Ты ему отрезала? — Озадачилась дама у окошка.

— Зачем? Можно просто сделать внушение! — Крутнулась Марла вокруг себя. — Там, внизу, так все кровит даже от маленького надреза!

— Не убей нам покровителя, — хмыкнула Агнес.

— Да я не понимаю, что ли, — отмахнулись ей в ответ. — Но место ему показать было нужно. Возомнил, что я подарок от Ордена… А где Генри?

— Тут я, — буркнул из коридора в другом конце помещения.

— А у меня для тебя сюрприз!

— Триппер?

— Генри, — с возмущением глянули на меня. — Я — самая непорочная путана в городе!

— Ладно, что там? — Закрыл я электрический щиток.

Проще до барахолки дойти и там взять свежеворованное, чем рисковать и разбираться с этим. Даже если выглядит целым: сырость и время, время и сырость…

— А вот обижусь и не покажу! — Притопнула та ножкой.

— Тут днем фруктами расплатились за электрику. Не хочешь — не надо.

— Ладно, — прищурившись, глядя на меня, все-таки вздохнула Марла и принялась рыться в розовой сумочке. — Вот! — Достала она кучу смятой бумаги и выделила один из листков.

— Это что? — Заинтересовавшись и протирая руки о не особо-то чистую рубашку, подошел я ближе.

— На, смотри, — вручили мне бумажку, тут же мною развернутую.

На листке бумаги, слегка смятом и влажном от прошедшего с утра мелкого дождика, довольно талантливо изображалось мое лицо в профиль и анфас. Рисовали карандашом, сканировали и распечатывали — провел я рукой поверх гладкого листка бумаги. Остановил палец напротив надписи «1000 патронов за информацию, 10000 патронов живым» и чуть прикусил губу. Чуть ниже — словесное описание. Еще ниже фраза: «Может выглядеть так» — под которой располагались картинки поменьше с различными вариантами прически и без волос вовсе.

— Ожидаемо, — отозвалась Агнес, рассматривая бумажку в своих руках.

Судя по всему, с ее изображением — вон с каким любопытством смотрит на картинки.

— Твое фото тоже есть? — Уточнил у Марлы.

— Ага. Но не покажу — я там некрасивая! — Возмущенно пресекла она мое движение к сумочке, тут же оказавшись рядом с Агнес.

В целом, обнести людей на крайне редкие вещи и спокойно жить, будто ничего не было — так не бывает. Рано или поздно начали бы искать, опрашивать, распространять портреты.

— И что, — тряхнул я бумажкой. — Как часто такие листовки висят?

— Да на каждом столбе.

Взялись, конечно, крепко.

— Заметь, мертвыми мы им не нужны. — Озвучила Агнес. — Видимо, в контейнерах ну что-то очень ценное.

«Или не только в них», — промолчал я.

Про ванну в подвале я умолчал. А ведь если сравнить талант четвертого уровня и два пусть ценных, но катализатора — не поймешь, что дороже…

— Можно вскрыть, посмотреть, — пожал вместо этого плечами.

Про то, что уже проверил сам, я тоже не говорил. Золотое свечение — оно и рассорить может… Тем более что Агнес активно отказывалась при каждом таком предложении. Отказалась и на этот раз:

— Нет! Я не против, — смягчился ее голос. — Но ты сам говорил, что аккумуляторов надолго не хватит. Сначала зарядим, потом откроем.

Так-то да — если открыть холодильник, на восстановление прежней температуры понадобится больше энергии, чем в обычном режиме. А аккумы не бесконечные — их рано или поздно нужно будет зарядить.

Мы поэтому и сунулись в этот нищий квартал — он с электричеством даже близко не ассоциировался. Искать нас тут должны в последнюю очередь.

— Так, а где паника? — Настороженно смотрела на нас Марла. — Где срочные сборы?

— Ты на себя смотрела, подруга? — В ответ оглядела ее с ног до головы шеф. — Ни татуировок, ни красных волос. Обычная старая шлюшка.

— Молодая и симпатичная, — добавил я.

— Я тоже на себя слабо похожа, — провела Агнес по косынке, показывая чистый лоб без шрама с уровнем.

Как-то за день они убрали и тату, и отметки на коже. Правда, с волосами так же ловко у них не вышло — «белоснежке» пришлось носить парик, а Агнес прятала голову под платком.

— Что вы на меня смотрите, изверги? — Буркнул я.

По описанию меня тоже не найти. Легенда «наркомана» явилась не просто так — среди новенькой дури нашлась та, что пигментировала морды постоянных клиентов синим цветом, и чем дольше была зависимость, тем более синемордым становился человек — причем, неравномерно, пятнами… Короче, мне нанесли грим, покрасили волосы в грязно-коричневый, сделали что-то с ушами, из-за чего они выглядывали локаторами по бокам хмурого синего лица. Как заявила Марла: «в постель только с бумажным пакетом на голове!» Постели тут не было, настроения — тоже. Мне еще живот украсили застарелым шрамом на полпуза, рекомендовав ненароком засветить перед охраной.

— В общем, придурки они, — хмыкнула Агнес, складывая бумажку в несколько раз. — С такой наградой им полгорода под ворота приведут.

— Ура! Где мои фрукты? — Крутнулась Марла ко мне.

— Если нет других средств поиска. — Не разделял я ее веселья.

— Каких?

— Таких, что ты зарядишь завтра рацию и свяжешься с Орденом. А человечек там посчитает, что тысяча патронов — это здорово.

— Да брось, — отмахнулась Агнес.

— Или Гонсалес догадается. Две дамы и мужик. Прямо как в бумажках.

— Тревожный ты, Генри, — уселась на коленки передо мной Марла и принялась расстегивать мне ремень.

— У нас тут серьезное совещание, — придержал я брюки.

— Ну что ты поделаешь с несерьезной шлюшкой… — Замурлыкала она.

— Слушай, иди на кухню, там апельсин.

— Никогда не делала этого за апельсин…

— Агнес, ну ты хоть ей скажи… — С укоризной посмотрел я на читающую очередное письмо шефа.

— Завтра снимаемся с места и уходим. — Подняла она взгляд над текстом. — Гонсалес не идиот. К тому же, есть сведения о местоположении следующего контейнера. — Взяла она один из конвертов со столика и легонько тряхнула.

— И где же это? — Сдался я, дав одежде упасть вниз. — Ох… Восточнее? Западнее?

— Север, — недовольно поджала Агнес губы.

— Я же говорил…

— Не нравится мне эта фраза. Никогда ее не повторяй при мне.

— Х-хорошо… Очень хорошо!

— Тут какая-то интрига, — откинувшись на спинку стула, шеф потерла глаза. — Одной не разобраться. Надо консультироваться.

— Может, сбить образ? — Отвлеклась Марла.

— Продолжай, — попросил я.

— Ну, нас двое женщин, один мужчина. По бумажкам! Чтобы на нас не подумали, можно мужчину — чик! — Провела она ладонью.

— Что «чик»? Сделать евреем? Марла, можно не показывать на мне?

— Чик — это изобразить, что ты умер от передоза!

— Охрану снимут, к вам той же ночью полезут, — не согласился я и качнулся вперед, чтобы не развивать дискуссию.

— Может, мне умереть? — Потерла шею Агнес. — Была болезной, умерла. Никто не всплакнет.

— Да мы и так группой не смотримся. Марла отдельно, я отдельно, ты — кашеваришь. Разве что Гонсалес, действительно…

Сверху раздались звуки покрышек, резкий скрип тормозов и хлопки дверьми. Замерла Агнес, замер я, остановилась посреди процесса Марла.

— Генри? — Обратилась шеф.

— Шесть машин, две легковые — ржавые кадиллаки, по виду местные. Одна шикарная, черный мерседес. Два джипа с пулеметами. Пулеметы разворачивают ко входу в подвал. Хамви откатился за дом, запирает соседнюю улицу. — Быстро отчитался я о том, что увидел.

— Марла, — мягко произнесла Агнес. — Когда ты, наконец, поймешь, что мужчин надо ставить на место, не унижая?

— Ой, да убьем и все. — Поднялась на ноги белобрысая и отряхнула колени.

«Ага, сейчас нас гранатами закидают», — лихорадочно размышлял я, что делать, стоя лицом ко входу.

— Генри, ты так и будешь показывать направление на врага? — Поднялась со стула Агнес, слегка разминая шею.

Сверху дорогу к двери заступил наш охранник, недовольно выслушивая слова центровых на кадиллаках и что-то пытаясь им отвечать. А из мерседеса показался Майк, знакомый по покерному столу, терпеливо ждавший у дверей машины, пока его не обступили трое по-южному загорелых мужиков в камуфляже песочного цвета. На лбах охраны — выцарапанные отметки II, III, IIII.

«На каждый стрит найдется стрит старше».

А из подвала — только один выход.

«Так», — лихорадочно размышлял я. — «Мы нужны им живыми! Помнить об этом! Свита Майка будет останавливать, не убивать… Но только если мы не начнем убивать первыми — а мы начнем, мы будем вынуждены начать!.. Разговаривать с ними бесполезно, Майк тут не для переговоров — он, чтобы опознать нас наверняка. Для бесед будут Ральф и пыточный подвал».

— Генри? — Поторопила Агнес, играясь ножиком в руке.

«Захватить Майка?.. Он же без ранга, Марла выпишет пендель, он покатится сюда, свяжем… А что изменит заложник? Все равно он нас узнает, все равно повяжут или убьют. Все равно узнает… Узнает?..»

— За мной не идти. Ничего не делать! Стоять здесь! — Перешагнул я через штаны и обнаженным снизу по пояс быстро пошел по лестнице на улицу.

«Только бы не вмешались!»

Перед дверью я постарался изобразить максимально дебильное выражение лица с широченной улыбкой и, активно двигая сжатой ладонью поверх слюней Марлы, распахнул дверь.

— Господа! Чем обязан? — Крутил я синей мордой с лопоухими ушами, не прекращая процесса.

Тут даже охранник зачесал затылок, а легкая улыбка превосходства Майка сменилась отвращением.

— Это не он. — Повернулся он к одному из центровых, поджимая губы. — Сломайте этому уроду руку, — плюнул он на асфальт и залез в машину.

Центровые мигом скисли, а в глазах одного из них появилась ненависть — он и шагнул первым ко мне, пока люди Майка рассаживались по местам, а джипы отворачивали от дома.

— Нельзя ломать! — Заступил одному из бойцов дорогу охранник. — Он этой рукой работать завтра должен!

— А левой он не может?

— Он обеими работает. — Покачал головой охранник. — Много зарабатывает для Толстяка Джима!

А ведь тот человек, с которым мы договаривались о защите, выглядел худым, как щепка. Правда, обращался я к нему «мистер Лопес, сэр», знать не зная, про имя и кличку.

— Ладно, — развернулся центровой к машинам и с тоской проводил взглядом чужаков. — Уходим! — Скомандовал он своим.

Через какое-то время возле дома осталась только поднятая машинами пыль.

— Ты бы завязывал жрать это дерьмо, — покосившись на меня, даже не думавшего прерывать процесс, осуждающе выговорил охранник.

Я же восторженно смотрел по сторонам, на небо, на зелень, изображая приход — ровно до момента, как меня развернули за плечи и мягко отправили вниз.

По ступенькам я двинулся самостоятельно — еще толкнут, надо оно мне… А ноги начали дрожать только в момент, когда за спиной хлопнули дверью.

Как спустился, перестали гнуться колени. Мне подставили стульчик сзади, на который я буквально упал, тяжело и глубоко дыша.

Агнес аккуратно стерла с моего лба выступивший пот, а Марла слегка болезненно нажала снизу.

— Ты смотри, все еще стоит, — хмыкнула она.

— Он, похоже, теперь всегда стоять будет, — выдавил я из себя сомнительную шутку, усилием воли расслабляя лицевые мышцы.

— Ну, это мы посмотрим, — деловито скинула Марла свой парик, снова спускаясь на колени. — Я еще не заработала на свой апельсин!..

Утром, конечно, охраннику в глаза смотреть было и в самом деле неловко — даже изображать не пришлось. Я, бочком приближаясь к мужику, развалившегося у крыльца соседнего сгоревшего дома, наблюдал ехидное любопытство и полуулыбку.

Мол, идет к нему приличный человек, одетый пусть и скромно — ботинки, черные брюки, темно-синяя гавайка — косит под нормального. Но он-то знает…

— Прими, уважаемый, — Выложил я на ладонь чистый носовой платочек и, опасливо оглянувшись по сторонам, показал три завернутых в тряпку патрона.

— Да ладно, забыли, — благосклонно забрали с руки подношение вместе с платком. — С кем не бывает. — Хотел он уже отвернуться, но заметил еще один платочек в моих руках и посмотрел удивленно.

— Джанет умерла. — Поник я. — Когда эти вчера приехали, начался приступ. Вот и… Утром холодная.

— Соболезную, — все еще вопросительно смотрел он на патроны. — Труповозов вызову, но они барахло умершей заберут, учти.

— Мне бы тачку: тело вывезти и похоронить. — Отрицательно покачал головой я и осторожно присел на ступени поодаль. — Она верующая была.

— На тачку у тебя не хватит.

— А если хату добавить? — Кивнул я на остов дома, где мы проживали. — Я вчера электричество подрубил, с рынка принес обогреватель, лампы. Светло, тепло. Можно сдавать приличным людям задорого.

— А ты куда денешься? — Хмыкнул он задумчиво.

— Мы с Ребеккой все, сваливаем. Не пошло у нас. — Поежился я. — Эти, из кадиллака, по-любому мне все сломают, если встретят. Мне тут не жить.

— Разрешение спросили?

— Да какое разрешение? Уехал хоронить труп, куда-то пропал. Пока меня хватятся, ты хату со своими уже кому-то пристроишь. А я — так, мелочь. Забудут через день.

— Ты-то ладно, а шлюшка?

— Вчера ее так заездили, что она ходить нормально не могла. И все это — за один апельсин. Разве это нормально?

— Жизнь — штука жестокая. Без разрешения уйдет, еще хуже будет.

— Не у кого спрашивать. Гонсалес пропал. Днем был, ночью не стало. А под здешних мамок, с вашими расценками, ей не в цвет. Да и не рабочая она все равно на пару дней.

— Так и не попробовал, — разочарованно цокнул охранник.

— Тебе ли жаловаться, тут молодые в очереди стоят…

Мужик ощерился самодовольной улыбкой.

— Так что? Мы едем хоронить старушку, а тебе хата? — положил я платок с патронами рядом с собой.

— Вещи покойной тоже заберу, — принял он решение, забирая аванс.

— Давай я тебе их сначала покажу, — поднялся я вслед за ним.

— Ага, тащи все наверх. Лало!!! — Заорал он без паузы, обращаясь куда-то вдоль по улице.

Я присмотрелся — молодой паренек лет двенадцати намывал «Хонду Цивик» в самодельном спортивном окрасе — с тонированными вхлам стопами и с двумя синими полосами поверх белого цвета.

— Да, дядя⁈ — Заорали в ответ.

— Садись в машину и тащи свой зад сюда!!!

Кивнув охраннику, я заторопился к родному подвалу.

Вещи уже были сложены у верхних ступеней — нам с Марлой, она же Ребекка, вытащить все — минутное дело. Только с Агнес, изображающей трупное окоченение, пришлось повозиться — но вынесли и ее, остановившись перед заинтересованным пареньком и его дядей.

— Труп отвезешь в парк, этих туда же — они родственницу похоронят. — Скомандовал мальцу охранник.

— Да я только тачку отмыл!

— Еще раз помоешь, — треснул подзатыльник. — Что там у нее за шмотки? — Обратился он ко мне.

— А вот, — показал я на наши рюкзаки, обвязанные вокруг контейнеров, с налепленной поверх тварью. — Она трупы кошек собирала, сушила.

— У сумасшедшей старухи давно с головой не лады, — подтвердила Ребекка, крутя волос пальцем и лопая розовый пузырь жевачки.

Показалось, или у Агнес дернулся глаз?..

— Гадость какая, — поморщился охранник. — Ладно, барахло остается тебе… Куда⁈ Вы эту дрянь в машину собрались тащить?

— Не гнить же трупам в твоей новой хате? — Хмыкнул я, затормозив у открытого багажника. — До свалки допру или в парке выкину. Оно ж в сумке, не запачкает.

— Ладно, грузи.

— Дядя, а платье на бабе совсем новое! — Заинтересовался паренек. — Давай хотя бы платье снимем?

За что получил еще одну затрещину.

— А что такого⁈ — Возмутился он.

— Вот. Пять лет прошло, и вот такое выросло, — пожаловался мне охранник. — Дурень, она же верующая.

— И что? — тут же присел малец, опасаясь еще одной оплеухи.

— Бог накажет. Нельзя. — Занес было руку мужик, да так и опустил, недовольно покачав головой.

Я уже закинул багаж и, сложив одно сидение, устроил труп внутри.

— Ребекка, назад садись, — распорядился я.

— А че назад? Я вперед хочу.

— А по морде?

— Ой, все. Сажусь, — попыталась она красиво пройти к двери, двигая бёдрами, но на полшаге поморщилась от боли и дошла как обычно.

Но малец все равно сглотнул, украдкой спрятав руку в карман что-то поправить.

— Не задерживайся, — напутствовал его дядя.

И мы поехали из этого гостеприимного квартала.

— Давай до парка Эллерт-стрит, — попросил я.

— Дядя сказал до помойки.

— Хочешь, вернемся, уточним?

— Давай до Эллерт, а она мне отсосет? — Сорвался голос мальца.

— Я за перевозку заплатил твоему дяде. Если что-то хочешь сверху, договаривайся сам. — Устало откинулся я на сидение.

Хотел пристегнуться — ремня нет. Мешает стрелять?..

— Чикса, сколько хочешь?

— Апельсинку.

— Не, а в патронах?

— Апельсинку хочу. После вчерашнего — только ее!

— Бери патроны. Купишь себе апельсин.

— Такого не куплю.

— Вот дура, — плюнул малец в окно разочарованно и добавил скорости.

Хотя тут метров семьсот — уже виден овал зелени с разросшимися деревьями.

— Выметайтесь давайте. — Нетерпеливо махнул малец рукой. — Мне еще от ее мандавошек салон мыть.

— На газ не торопись нажимать, — перед тем как выйти, предупредил я. — Я дохлых кошек последними выгружать буду.

— Да не кину, не ссы, — хмыкнул паренек. — Эй! Че за беспредел⁈ — Отреагировал он на ловко вытащенные ключи из замка зажигания.

— Не кину, не ссы. Спокойно выгрузимся и отдам. — Кивнул я.

— Да я б реал не кинул, вы же дядины кенты…

— Ага-ага, — принялся я помогать Марле.

Обернулся по сторонам с включенным талантом — никого.

— Дядя у тебя четкий человек. — Вернул я ключи. — Привет передавай.

— Ага… Слышь, бикса, хотя бы сиськи покажи, — просительно протянул мелкий.

Получил в ответ средний палец и раздраженно сорвался на скорости с места, быстро умчавшись обратно.

— Сестра Агнес, вас закапывать, или обойдемся без третьего дня?

— Не богохульствуй, — с ворчанием поднялась с земли монахиня. — Но, конечно, покопать бы надо…

— Свидетелей нет.

— Значит, в другой раз. — С силой и отчетливыми хрипами вздохнула она. — К деревьям. Переодеваться.

Куда, проломившись через кустарник, мы и заторопились. Чтобы через какое-то время быть снова монахиней, монахиней и…

— А мне в кого? — Потирал я кожу на лице после снятой маски-грима.

— Есть вакантное место трупа. — С видимым удовольствием оглаживала Агнес складки монашеского одеяния на себе. — Лежишь, ничего не делаешь.

— Заманчиво…

— Генри, я серьезно. Мы с сестрой Марлой купили у местных молодого бычка и везем на север.

— Прям тут купили? — Обернулся я на выгоревшие коттеджи.

— Генри! На южных фермах! Нас довезли сюда, дальше было не по пути. Так что ляпай поверх себя маскировку и отсыпайся за прошлую ночь. Бедняга, совсем не спал.

— А я?

— А сестра Марла найдет еще одного доброго самаритянина, который отвезет монахинь дальше на север. — Жестко распорядилась Агнес.

— Попробуй найди тут такого… — Скептически хмыкнул я.

— Генри, мы уже объясняли — доброго самаритянина от всех остальных отличает приставленный к горлу нож!

— Не, ну если так, то да. Сейчас найду вам добровольца, — включил я проекцию таланта сверху и подвигал ее по городу. — Марла, северо-северо-запад, через два квартала от нас тойота пикап, водитель и пассажир, багажник пустой.

— Принято! — Кивнула она сосредоточенно и исчезла смазанной тенью.

— М-да, Генри, — покачала головой Агнес. — Сначала только конверты, потом автобус, потом все казино… Два квартала, говоришь?..

— Это все морковка, — буркнул я, ложась поверх контейнеров и наляпывая тварь поверх одежды. — Все, я сплю.

— Ты смотри не захрапи там, бычок…

— Ага…

— И спасибо, — шепнула она совсем тихо.