В софийсконовгородских сводах помещён ряд оригинальных известий, в основном касающихся эпохи Ярослава Мудрого, которые либо отсутствуют, либо даны в сокращении в ПВЛ и НПЛ. По мнению А.Г. Кузьмина, в этих памятниках в части с 1016 по 1060-е гг. выделяются новгородские записи, которые при соответствующих параллельных чтениях ПВЛ и НПЛ являются определённо первичными по сравнению с ними. Анализируя взаимоотношения софийсконовгородских сводов и ПВЛ, он пришёл к выводу, что первый новгородский источник, доведённый до середины XI в., был очень скоро (в 50-е — 60-е гг.) привлечён в Киеве, когда там создавалась основная редакция Начальной летописи. Исследователь не сомневался, что источник этот был использован лишь частично и небрежно, т. к. киевского летописца «интересовала не столько новгородская история, сколько вопрос о происхождении династии русских князей, и её он постарался связать с Новгородом». Вместе с тем Кузьмин подчёркивал, что привлечённый памятник полнее сохранился не в ПВЛ, «а в софийсконовгородских сводах, которые ведут нас к новгородской летописи, составленной в последней трети ХП века и использовавшей староростовское летописание» (вёл учёный речь и о неоднозначности новгородского летописания, естественно вытекавшей из долговременного существования различно ориентированных политических институтов: княжеской власти, архиепископской кафедры и собственно городской, связанной с институтом посадничества)246.
Изучение этого памятника также имеет свою давнюю историю. Главный вопрос, который в первую очередь ставили исследователи, это вопрос его достоверности, и в ответе на него норманисты и антинорманисты порой сходились в том, в чём они расходились в рамках своих направлений. Первые принимали Сказание за прямое свидетельство прибытия скандинавов в Восточную Европу, иногда лишь сомневаясь в точности передачи им основной канвы событий. Так, А.Л. Шлёцер, полагая, что летописец начала XII в. в их изложении опирался на верные, но краткие и неполные предания247, категорично отрицал факт призвания, считал его вымыслом, т. к. был убеждён, что на Руси норманны выступали, как и в Западной Европе, в качестве завоевателей (вслед за ним, что скандинавов не приглашали, а они явились сами и поработили восточных славян, в связи с чем призвание «недостоверно и несообразно», утверждали в XIX в. многие, например Н.А. Полевой, Е.Е. Голубинский248, и этот тезис весьма распространён по сей день в зарубежной науке). Идею о народных преданиях, лежащих в основе варяжской легенды, затем проводили норманисты и антинорманисты: Н.М. Карамзин, А.А. Куник (призвание Рюрика есть народное предание, соединённое с известием Видукинда Корвейского о призвании в V в.