вительствующий Сенат препоручил исследовать сие дело Академии, то я в состоянии был не только доказать неосновательность оного вымышления, но и сочинить новую и достоверную фамилии Романовых родословную таблицу»¹⁴⁷.

Занятия генеалогией, относящейся к вспомогательным историческим дисциплинам, помогают решать исторические задачи, но они не могут подменить собственно исторические изыскания. Тем более по вопросам, не связанным с генеалогиями, да ещё отстоящим по времени очень далеко от исследователей и имеющим практически ещё неизученный источниковый материал. Таким вопросом и был вопрос «О происхождении имени и народа российского», к которому Миллер впервые обратился лишь весной 1749 г., когда ему было поручено подготовить речь к торжественному заседанию Академии наук. Будучи не готовым к раскрытию им же избранной темы, он, чтобы представить «диссертацию» в назначенный срок, пошёл по пути, о котором одинаково сказали, а их слова приведены выше, и антинорманист Ломоносов, и норманист Ключевский, указавшие на заимствование Миллером «взглядов и доказательств Байера», в свою очередь опиравшегося в своей «диссертации» «О варягах» (по оценке историографа, «весьма остроумно сочинённой») на выводы шведских авторов XVII — первой трети XVIII века. При этом обильно приправив их измышлениями О. Далина, прозвучавшими незадолго до этого, что и заставило его, по оценке А.Г. Кузьмина, усилить норманистский акцент «там, где Байер оставлял возможности и иного решения», в связи с чем он не увидел, «что как раз в использованных им сагах “Русь” отделяется и отличается от скандинавов»¹⁴⁸.

3.4. Дискуссия историков Ломоносова и Миллера по варяго-русскому вопросу

Но всё это видел Ломоносов. Многолетняя работа с отечественными и иностранными памятниками и разноязычной исторической литературой превратила его ко времени дискуссии в высокопрофессионального историка (поэтому анахронизмом звучат слова И.Н. Юркина, произнесённые в 2011 г., что «научное соревнование с Миллером активизировало обращение Ломоносова к исследованиям в области российской истории»¹⁴⁹). Об уровне квалификации Ломоносова-историка свидетельствует его отношение к источникам, и этот уровень диктовался как предыдущим занятием историей, так и всем кругом научных интересов, в котором он показал себя к 1749 г. выдающимся учёным, в совершенстве владеющим методами научного познания. Выше приведены были его слова, сказанные на заре научной деятельности: «Я не признаю никакого измышления и никакой гипотезы, какой бы вероятной она ни казалась, без точных доказательств, подчиняясь правилам, руководящим рассуждениями». В 1759 г. академик, имея уже мировую славу, предельно точно сформулирует важнейший методологический принцип, которым всегда руководствовал -

Отправить