О.Н. Трубачёв, А.Г. Кузьмин, В.В. Седов, Е.С. Галкина, Я.Л. Радомский, П.П. Толочко, К.А. Максимович и другие.

Прекрасное знание Ломоносовым источников русской и европейской истории и историографии (в замечаниях на речь он апеллирует к показаниям Страбона, Плиния, Тацита, Спартиана, Прокопия Кесарийского, Иордана, папы Григория I Великого, Бертинских анналов, патриарха Фотия, ПВЛ, Константина Багрянородного, Саксона Грамматика, М. Стрыйковского, неуточнённым «нашим летописцам» позднего времени, Никоновской летописи, Новгородской третьей летописи, Прологу, Синопсису, к сочинениям Х. Гарткноха, Х. Целлария, Г.З. Байера), его превосходство над Миллером в методологическом плане позволили ему продемонстрировать стремление оппонента «покрыть истину мраком». В связи с чем учёный заключил, что «оной диссертации никоим образом в свет выпустить не надлежит», ибо «вся она основана на вымысле и на ложно приведённом во свидетельство от господина Миллера Несторовом тексте», и потому может составить «бесславие» Академии наук.

3.5. Ломоносов и Миллер: уроки полемики

Время показало, что Ломоносов правомерно обращал внимание на политическую подоплёку норманизма, изначально в нём присутствующую, говоря, что в «диссертации» Миллера находятся «опасные рассуждения», а именно: «происхождение первых великих князей российских от безъимянных скандинавов в противность Несторову свидетельству,... частые над россиянами победы скандинавов с досадительными изображениями. России перед другими государствами предосудительны, а российским слушателям досадны и весьма несносны быть должны». В этих словах и в словах, «что ежели положить, что Рурик и его потомки, владевшие в России, были шведского рода, то не будут ли из того выводить какого опасного следствия», обычно видят единственный мотив выступления русского учёного против норманской теории.

Разумеется, патриотизм и эмоции в этом деле не могли не присутствовать, но они были явлениями, так сказать, второго порядка, ибо Ломоносов прежде всего выступил против фальсификации начальной истории Руси, в угоду чему совершалось явное насилие над источниками. И вряд ли ему можно вменять в вину то, что он на заре зарождения исторической науки в России встал на защиту исторической правды, желая ознакомить с ней отечественного и зарубежного читателя. Поэтому большим смыслом наполнены его слова, произнесённые во время дискуссии, и актуальность которых с тех пор только усилилась: «Я не требую панегирика, но утверждаю, что не терпимы явные противоречия, оскорбительные для славянского племени», т. е. русских.

На той же проблеме он заострял внимание и позже, констатируя в 1764 г., что выехавшие из России иностранцы «с одного того, что только видели, писали и издавали о ней ругательные известия». На актуальность данной про

Отправить