прав»). Слава Богу, обошлось. Сенат в январе 1744 г. помиловал адъюнкта Ломоносова, приказав «во объявленных учинённых им предерзостях у профессоров просить прощения» и жалованье ему в течение года выдавать «половинное» (Пекарского этот приговор поразил «своею снисходительностью»), но в июле по указу императрицы ему начали выдавать «полное жалованье»⁶².

По заключению П.П. Пекарского, из «обвинений» Миллера «видно только невежество канцелярского начальства и личная его вражда к Мюллеру». Собственно же инициатором унизительного для историографа понижения в чине явился советник Академической Канцелярии Г.Н. Теплов, управляющий, по оценке Пекарского, «всеми действиями тогдашнего президента Академии графа Разумовского». И об этой неприглядной роли советника в курсе были его современники. Как прямо указывал ему в январе 1761 г. Ломоносов, говоря о его непостоянстве и следовании «стремлению своей страсти, нежели общей академической пользе»: «Из многих примеров нет Миллерова чуднее. Для него положили вы в регламенте быть всегда ректором в Университете историографу, сиречь Миллеру; после, осердясь на него, сделали ректором Крашенинникова; после примирения опять произвели над ним комиссию за слово Akademie phanatique [Академия фанатичная] (Ломоносов по памяти неправильно воспроизвёл слова Делиля. — В. Ф.), потом не столько за дурную диссертацию, как за свою обиду, низвергнули вы его в адъюнкты и тотчас возвели опять в секретари Конференции с прибавкою вдруг великого жалованья, представили его в коллежские советники, в канцелярские члены; и опять мнение отменили»⁶³.

3.3. Исторические знания Ломоносова накануне дискуссии, или почему «всё обнял он и во всём успел»

В рассуждениях о полемике Ломоносова и Миллера симпатии большинства специалистов априори находятся на стороне историографа. Тому способствуют несколько обстоятельств, которые в обязательном порядке принято подчёркивать в литературе. О первом из них речь только что шла, хотя Ломоносов не был инициатором ни обсуждения речи Миллера (а был вовлечён, как и другие его коллеги, в этот процесс руководством Академии), ни его наказания. При этом лишь выступая против её публичного оглашения и последующего распространения⁶⁴. Второе заключается в том, что Ломоносов, как это начал говорить А.Л. Шлёцер, якобы не мог терпеть иностранцев, потому-то он и третировал Миллера. «Вздорны — пишет Б.И. Краснобаев, — обвинения Ломоносова в нетерпимости, нелюбви к “немцам”. Они распространялись его недругами из числа приверженцев клики Шумахера-Тауберта, с которой он вёл борьбу принципиальную, отнюдь не личную»⁶⁵.

Но к распространению и этой неправды в большей мере причастны российские норманисты, игнорирующие факты дружбы Ломоносова с работавшими

Отправить