Глава 8

Последние амазонки

После описанного Геродотом разгрома амазонок на Термодонте, переселения их в скифские степи и образования племени савроматов амазонки как самостоятельное племя, казалось бы, должны были исчезнуть с исторической арены. Но этого не случилось. Античные авторы продолжают писать о современных им амазонках Кавказа, Скифии и Прикаспия. Правда, эти сообщения в основном носят обобщенный характер — конкретные деяния амазонских цариц, их контакты с историческими лицами не описываются. И лишь в IV веке до н.э. мир потрясла сенсационная весть: царица амазонок Талестрис (Фалестрия) прибыла в ставку Александра Македонского, чтобы зачать ребенка от владыки ойкумены.

Правда, сомнения в достоверности этой истории возникали не только у авторов настоящей книги, но и у тех самых античных авторов, которые вдохновенно описывали любовные отношения знаменитого царя с непонятно откуда явившейся амазонкой. Александр жил во вполне историческое время, и государству воинственных женщин на карте Евразии места в те годы уже не оставалось. Но царь был очень знаменит, а его любовная жизнь, как назло, оказалась крайне бедна приключениями. Историки и литераторы не могли согласиться с таким вопиющим противоречием, и на свет появилась Талестрис. Откуда именно она взялась, совершенно непонятно, поэтому большинство авторов старались обходить этот вопрос, смутно намекая на берега Каспия.

Римский историк Квинт Курций Руф, написавший одну из наиболее полных биографий Александра, был, по-видимому, образованным человеком и государственным деятелем, немало поездившим по свету. Руф не мог не знать, где находится Гиркания (а находится она у южного и юго-восточного побережий Каспия) и где протекает река Термодонт. Не мог он не знать и того, что земли, раскинувшиеся вдоль Термодонта, не граничат с Гирканией и уж тем более не лежат между Кавказом и рекой Фазис (современная Риони). Но историк, видимо, решил проигнорировать эти противоречия, потому что, расположи он амазонок в любом другом месте ойкумены, противоречий меньше не стало бы. Впрочем, как мы уже упоминали выше, не исключено, что Руф имел в виду некий Термодонт, протекавший на Кавказе. Так или иначе, рассказывая о покорении Александром южных берегов Каспия, он пишет:

«…С Гирканией граничило племя амазонок, населяющих поля Фемискиры вдоль реки Фермодонт. У них была царица Фалестрис, правившая всеми живущими между Кавказом и рекой Фазис. Желая видеть царя, она выступила за пределы своего царства и с недалекого уже расстояния послала Александру известие, что прибыла царица, страстно желающая видеть его и познакомиться с ним. Она сейчас же получила позволение прибыть. Приказав остальной части своей свиты остановиться и ждать ее, она приблизилась в сопровождении трехсот женщин; увидев царя, она соскочила с коня, держа в правой руке две пики. Одежда амазонок не полностью покрывает тело; левая половина груди обнажена; все остальное закрыто, но одежда, подол которой они связывают узлом, не опускается ниже колен. Они оставляют только одну грудь, которой кормят детей женского пола, правую же грудь они выжигают, чтобы было удобнее натягивать лук и бросать копье. Без всякого страха Фалестрис смотрела на царя, внимательно изучая его внешний вид, совсем не соответствовавший его славе; ибо все варвары чувствуют уважение к величественной внешности и думают, что на великие дела способны только люди, от природы имеющие внушительный вид. На вопрос, не желает ли она просить о чем-нибудь царя, она не колеблясь призналась, что хочет иметь от него детей, ибо она достойна того, чтобы наследники царя были ее детьми: ребенка женского пола она оставит у себя, мужского — отдаст отцу. Александр спросил ее, не хочет ли она сражаться на его стороне, но она, оправдываясь тем, что не оставила охраны для своего царства, настойчиво просила, чтобы Александр не обманул ее надежд. Страсть женщины, более желавшей любви, чем царь, заставила его задержаться на несколько дней. В угоду ей было затрачено 13 дней. Затем она отправилась в свое царство, а Александр — в Парфию».

Помпей Трог тоже описывает эту встречу венценосных любовников. Он рассказывает о покорении Александром Гиркании и мардов — области на южных берегах Каспия и народа, тут обитавшего. «Здесь его встретила Талестрис, или Минития, царица амазонок, которая с тремястами женщинами совершила тридцатипятидневный переход через [земли] многолюдных племен, чтобы иметь детей от царя. Вид ее и прибытие вызвали всеобщее изумление, как вследствие ее необычайного для женщин одеяния, так и из-за того, что она домогалась вступить в связь с царем. По этому случаю [войску] был дан царем отдых на тринадцать дней, а царица отправилась обратно, когда убедилась, что забеременела».

Впрочем, Трог описывает эту эпоху как закат племени амазонок, начавшийся после гибели их войска под Троей: «После того как Пентесилея была убита, а войско ее истреблено, лишь немногие [амазонки], которые оставались в своем царстве, с трудом отбиваясь от соседей, просуществовали до времен Александра Великого. Их царица Минития, или Талестрис, после того как сошлась с Александром Великим на тридцать дней, чтобы иметь от него потомство, возвратилась в свое царство и в скором времени погибла, и вместе с ней погиб весь народ амазонок».

Луций Флавий Арриан, автор наиболее достоверной из дошедших до нас биографий Александра, описывает встречу македонца с амазонками совсем иначе и выражает большие сомнения по поводу ее достоверности. И это несмотря на то, что в само существование амазонок Арриан верил безоговорочно. Написав о возвращении Александра в Вавилон после похода в Индию, он продолжает:

«Рассказывают, что Атропат, сатрап Мидии, привел тут к нему (Александру. — О. И.) сотню женщин; это были, по его словам, амазонки. Одеты они были как мужчины-всадники, только вместо копий держали секиры и легонькие щиты вместо тяжелых. Говорят, что правая грудь у них меньше; во время битвы она у них наружу. Александр велел убрать их из войска, чтобы македонцы или варвары не придумали чего-либо в издевку над ними, но велел передать их царице, что он сам придет к ней, так как желает иметь от нее детей. Обо всем этом нет ни слова ни у Аристобула, ни у Птолемея, вообще ни у одного писателя, рассказу которого о таком исключительном событии можно было бы поверить. Я же не думаю, чтобы племя амазонок сохранилось до времени, предшествующего Александру, а то Ксенофонт должен был упомянуть о них, упоминая и фасиан, и колхов, и другие варварские племена, по чьим землям эллины прошли, выйдя из Трапезунта или еще не дойдя до него. Здесь они наткнулись бы на амазонок, если бы амазонки тогда еще жили. <…> А если Атропат показал Александру женщин-наездниц, то, думаю, показал он ему каких-то варварок, умевших ездить верхом и одетых в одежду, которая считалась одеждой амазонок».

Версию о любовной связи Александра с царицей амазонок отвергает и Плутарх. Добросовестный историк перечисляет нескольких авторов, которые описывают эту связь, но потом перечисляет еще больше авторов, которые утверждают, что это выдумка.

«Их мнение как будто подтверждает и сам Александр. В подробном письме к Антипатру он говорит, что царь скифов дал ему в жены свою дочь, а об амазонке даже не упоминает. Рассказывают, что, когда много времени спустя Онесикрит читал Лисимаху, тогда уже царю, четвертую книгу своего сочинения, в которой написано об амазонке, Лисимах с легкой усмешкой спросил историка: "А где же я был тогда?"»

Последняя связанная с амазонками история относится ко II веку до н.э. Она выглядит совсем уже фантастической, но ее в своем «Рассказе о героях» излагает Филострат, поэтому и мы не обойдем ее вниманием. Однако, прежде чем обратиться к последнему походу амазонок в изложении Филострата, надо сказать несколько слов о загробном мире греков, потому что именно там и происходит действие его рассказа.

В древности, примерно до VIII века до н.э., практически все умершие греки, независимо от своих прижизненных достоинств и подвигов, попадали в Аид — подземное загробное царство, которым управлял одноименный бог. Там они существовали в виде бесплотных теней, лишенных памяти и каких-либо ощущений. Лишь напившись крови жертвенных животных, смешанной с медовым напитком, вином, водой и ячменной мукой, они обретали память и мышление. А что касается «телесности», то ее нельзя было обрести, даже вкусив желанного напитка. Так, попавший живым в Аид Одиссей не смог, как ни старался, обнять свою покойную мать Антиклею. Однако в эпоху Гомера в загробном мире началась коренная перестройка, свидетельства которой можно проследить в тексте «Одиссеи». С одной стороны, великий аэд отражает реалии вчерашнего дня: он рисует тени героев, ведущие безрадостное и бесплотное существование в вечном сумраке Аида. Ахилл, встреченный здесь Одиссеем, после того как напился магического напитка, сказал с горечью:

Не утешай меня в том, что я мертв, Одиссей благородный!

Я б на земле предпочел батраком за ничтожную плату

У бедняка, мужика безнадельного, вечно работать,

Нежели быть здесь царем мертвецов, простившихся с жизнью.

С другой стороны, тот же Гомер, противореча сам себе, говорит о развлечениях и пытках в Аиде. Одиссей видел, как Орион охотился, Тантал терзался голодом, а Сизиф катил вполне материальный камень по столь же материальному склону и «струился пот с его членов, и тучею пыль с головы поднималась».

Гомер сообщает о появлении в Аиде судебного аппарата и пенитенциарной системы — это были новшества, возникшие, судя по всему, уже в его время. И автор «Одиссеи», используя в поэме строки своих давних предшественников, описавших скорбную «уравниловку» Аида, в то же время устами Одиссея говорит:

Я там увидел Миноса, блестящего Зевсова сына.

Скипетр держа золотой, над мертвыми суд отправлял он, —

Сидя. Они же, его окруживши, — кто сидя, кто стоя,

Ждали суда пред широковоротным жилищем Аида.

Из этого можно сделать вывод, что начиная примерно с эпохи Гомера бесплотными тенями после смерти становились уже далеко не все. Для особо выдающихся героев были созданы регионы вечного блаженства — Елисейские поля. Так, вещий старец Протей предсказал Менелаю:

Но для тебя, Менелай, приготовили боги иное:

В конепитательном Аргосе ты не подвергнешься смерти.

Будешь ты послан богами в поля Елисейские, к самым

Крайним пределам земли, где живет Радамант русокудрый.

В этих местах человека легчайшая жизнь ожидает.

Нет ни дождя там, ни снега, ни бурь не бывает жестоких.

Вечно там Океан бодрящим дыханьем Зефира

Веет с дующим свистом, чтоб людям прохладу доставить.

Ибо супруг ты Елены и зятем приходишься Зевсу.

Пиндар так описывал Елисейские поля:

Остров Блаженных

Овевается там веяньями Океана;

Там горят золотые цветы,

Возникая из трав меж сияющими деревьями

Или вспаиваемые потоками.

Там они обвивают руки венками и цепями цветочными…

Гесиод в поэме «Труды и дни» рассказывает, что островов этих несколько и что люди собирают там по три урожая в год:

Трижды в году хлебодарная почва героям счастливым

Сладостью равные меду плоды в изобилье приносит.

Есть основания думать, что Острова Блаженных не составляли один архипелаг и даже находились в разных климатических зонах. Павсаний сообщает, что Елена после смерти была перенесена на остров Левка (современный остров Змеиный напротив устья Дуная). Но он отнюдь не похож на Елисейские поля, описанные божественным старцем Протеем и поэтом Пиндаром, и собирать там по три урожая в год невозможно. Достаточно вспомнить, что позднее в эти места — суровую северную окраину ойкумены — ссылали опальных граждан римские императоры. Неподалеку, в Томах, в первые годы новой эры страдал от холода и варварства Публий Овидий Назон. Теплым курортом (причем только летом) Черноморское побережье считают лишь жители северной России. А значит, есть вероятность, что Менелай и Елена попали на разные острова. Чем можно объяснить, кстати, и тот странный факт, что Елена, будучи замужем за Менелаем, в загробном мире вышла замуж за Ахилла — об этом пишет Павсаний.

Значит, великий ахейский воин недолго существовал в Аиде в качестве бесплотной тени. Вероятно, Минос пересмотрел его судьбу и отправил Ахилла на остров Левка, где тот вновь стал человеком из плоти и крови. Во всяком случае, античные авторы приписывают ему как минимум двух посмертных жен. Аполлодор называет загробной женой Ахилла Медею. И это несмотря на то, что герой умер и был похоронен (сожжен на погребальном костре). Интересно, что и Елена предпочла его однозначно «телесному» Менелаю, который, согласно Гомеру, был перенесен на Елисейские поля при жизни. Но Менелай, уставший от 10-летней Троянской войны, не стал вторично настаивать на возвращении супруги.

Филострат в своем «Рассказе о героях» повествует об острове, на котором проходила загробная жизнь Ахилла и Елены. Это «один из понтийских островов, лежащий ближе к негостеприимной стороне, которая для въезжающих в устье Понта приходится слева; в длину он имеет тридцать стадиев, а в ширину не больше четырех; на нем растут тополи и вязы, вокруг храма в порядке, а остальные как попало; храм построен со стороны Меотийского озера (которое впадает в Понт и равно ему по величине), и в нем находятся изображения Ахилла и Елены, соединенных Мойрами».

Остров этот был создан специально для них: богиня Фетида «обратилась к Посейдону с просьбой поднять из глубины моря какой-нибудь остров, на котором они могли бы поселиться». Владыка морей выполнил просьбу знаменитой Нереиды. «Посейдон, приняв в соображение огромное протяжение Понта и то обстоятельство, что вследствие отсутствия островов для мореплавателей нет пристанища, поднял… Белый остров, предназначив его Ахиллу и Елене для жительства, а морякам для стоянки на море». Таким образом, остров стал служить и умершим героям, и живым людям. Но для последних существовали некоторые ограничения:

«Людям, плавающим по широкому пространству моря, не запрещается вступать на этот остров (ведь он и лежит как гостеприимное убежище для кораблей), но строить на нем жилища запрещено всем мореплавателям и живущим по берегам Понта, эллинам и варварам. Приставшие сюда должны по совершении жертвоприношения по заходе солнца возвратиться на корабли, не ночуя на земле, и если дует попутный ветер, то отправляться в путь, а если нет, то, привязав корабль, спать внутри его, потому что в это время, говорят, Ахилл и Елена пируют и занимаются пением…»

На этот-то остров и совершили свой последний набег амазонки. Филострат сообщает довольно точную его дату. Он пишет: «Что же касается амазонок, которые, по рассказам некоторых поэтов, явились в Трою для борьбы с Ахиллом, то он не убивал их под Троей; мне кажется маловероятным, чтобы амазонки, с которыми Приам воевал во время Мигдона в защиту фригийцев, впоследствии пришли на помощь Илиону. Но я думаю, что в ту олимпиаду, когда Леонид Родосский одержал первую победу на стадионе, Ахилл истребил самый воинственный отряд их на самом, говорят, острове».

Олимпиадами греки называли не только сами состязания, но и четырехлетний промежуток времени между ними. Известно, что первую победу знаменитый атлет, уроженец острова Родос, одержал в 164 году до н.э. Соответственно, описанные Филостратом события могли произойти между 164 и 160 годами до н.э.

Амазонки, по сообщению писателя, все еще жили в Малой Азии «у негостеприимной стороны Понта, где тянутся Таврические горы, в стране, которую окружают вытекающие с гор Термодонт и Фасис». Филострат пишет:

«Дело было так: раз как-то моряки и корабельщики, возившие товары из Понта в Геллеспонт, были занесены на довольно многих кораблях к левому берегу моря, где, по рассказам, живут те женщины; последние захватили их в плен и некоторое время кормили их связанными у яслей, чтобы потом перевезти за реку и продать людоедам-скифам. Но одной из амазонок жаль стало одного юношу, захваченного вместе с ними, за его красоту, а затем между ними возникла любовь; тогда амазонка упросила царицу, которая приходилась ей сестрой, не продавать чужестранцев. Таким образом, они были освобождены, вступили с амазонками в сношения и стали уже говорить на их языке; однажды, рассказывая им о буре и морских приключениях, они упомянули о храме, так как незадолго перед этим приставали к острову, и описали его богатства. Амазонки, воспользовавшись той счастливой случайностью, что чужестранцы были моряки и кораблестроители, а в их собственной стране было много судостроительных материалов, приказывают им построить корабли для перевозки лошадей, чтобы на конях сделать нападение на Ахилла, так как амазонки, когда слезут с коней, оказываются слабыми и в полном смысле женщинами. Итак, они сначала взялись за весла и стали учиться плавать, а когда научились мореходному искусству, то весной, отправившись на пятидесяти — думаю — кораблях от устья Термодонта, отплыли к храму, до которого было около двух тысяч стадиев; пристав к острову, они прежде всего приказали геллеспонтским чужеземцам вырубать деревья, которыми был обсажен кругом храм; когда же топоры, отраженные на них самих, одним попадали на голову, другим на шею, и таким образом все пали под деревьями, тогда сами амазонки бросились на храм, крича и подгоняя коней. Но Ахилл, страшно и грозно взглянув на них и прыгнув, как при Скамандре и Илионе, навел такой ужас на коней, что они, не повинуясь узде, поднялись на дыбы, сбросили с себя женщин, как чуждое и лишнее для себя бремя, и, рассвирепев, как дикие звери, бросились на лежащих амазонок и стали бить их копытами; гривы их поднялись дыбом и уши навострились, как у свирепых львов; они стали грызть обнаженные руки лежащих женщин и, разрывая их груди, бросались на внутренности и пожирали их. Насытившись человеческим мясом, они стали бегать по острову и беситься, полные заразы, а потом, остановившись на береговых возвышенностях и увидев морскую поверхность, они приняли ее за равнину и бросились в море. Погибли также и корабли амазонок от налетевшего на них сильного ветра, так как они были пусты и были причалены без всякого порядка, то стали сталкиваться между собой и разбиваться, один корабль топил и разбивал другой, как будто в морском сражении; все боковые и носовые удары, какие наносят кормчие во время битвы, сами собой происходили между пустыми кораблями, носившимися по морю в беспорядке; а так как много корабельных обломков было принесено волнами к храму, вокруг него лежали еще живые, полусъеденные люди и повсюду разбросаны были человеческие члены и выброшенные лошадьми куски мяса, то Ахилл легким способом произвел очищение острова: он поднял поверхность моря и таким образом все это смыл и очистил…»

Так, если верить Филострату, погибли последние амазонки с Термодонта. Позднее упоминания этого племени еще встречаются в сообщениях античных географов и историков. Однако теперь воинственных женщин размещают на не слишком четко локализуемых окраинах ойкумены, а информация о них становится все более расплывчатой. Новые авторы начнут переписывать этнографические свидетельства своих предшественников, но ни о каких значимых событиях, связанных с амазонками, они уже не расскажут. И постепенно племя амазонок сойдет с мифологической арены, окончательно смешавшись в воображении историков с воинственными женами скифов, савроматов или кавказских горцев…