Дорога была забита машинами, которые двигались с трудом. В нескольких кварталах от места назначения Лэнгдон и Саша вышли из такси и пошли пешком по переплетению дорог и переулков, которые образуют жилой район Старого города. Следуя за Сашей к ее квартире, Лэнгдон с удивлением узнал, что ее дом на самом деле принадлежит Бригите Гесснер, которая разрешила Саше пожить там бесплатно.
"Еще один нехарактерный акт доброты", - подумал Лэнгдон, удивляясь, почему Гесснер, казалось, так стремилась помочь этой молодой женщине.
Бригита Гесснер была загадкой. Несмотря на кажущуюся щедрость и сострадание к Саше, вчера вечером за коктейлем она была невыносима. В какой-то момент, когда Лэнгдон рассеянно потягивал свой отвратительный напиток со вкусом бекона, Гесснер повернулась и резко поставила его в неловкое положение.
- Профессор Лэнгфорд, - сказала она, без сомнения, намеренно коверкая его имя. - Мы с Кэтрин кое в чем не сошлись во мнениях и хотим, чтобы вы уладили наш спор.
Кэтрин поморщилась, явно не желая втягивать Лэнгдона в разговор.
- Вы образованный человек, - сказал Гесснер, - и ваша точка зрения на это будет представлять интерес. У нас с Кэтрин есть разногласия по вопросу, который лежит в основе дебатов материалистов и ноэтиков. Это... жизнь после смерти.
Вот черт…
- Итак, скажите нам, - настаивала Гесснер, - во что вы верите? Когда вы умираете, это конец? Или есть что-то... еще?
Лэнгдон заколебался, пытаясь понять, как действовать в данный момент.
- Как я уже неоднократно заявляла, - вмешалась Гесснер, - я рассматриваю жизнь после смерти как пустую фантазию - иллюзию, продаваемую религией для привлечения слабонервных и слабоумных.
О боже, я не буду касаться этого…
- И, как я уверена, вы знаете, - продолжала Гесснер, - Кэтрин публично заявила, что, по ее мнению, внетелесные переживания являются убедительным доказательством того, что сознание находится вне мозга и, следовательно, может пережить смерть. Другими словами... жизнь после смерти реальна. - Нейробиолог небрежно отхлебнула свой коктейль. - Так что же, профессор?
- У меня нет окончательного представления, - ответил он. - Я преподавал танатологию, но это не совсем моя область…
- Вопрос прост, - усмехнулась женщина, прерывая его. - Если бы вы умирали и обнаружили, что смотрите на свое собственное тело на операционном столе, вы бы классифицировали это как свидетельство загробной жизни? Или как гипоксическую галлюцинацию?
Я никогда не был на волосок от смерти…Понятия не имею, что бы я подумал.
Единственная встреча Лэнгдона с околосмертным опытом произошла на страницах бестселлера Рэймонда Муди "Жизнь после жизни" 1975 года, книги, которая, как считается, убедила ученых более серьезно отнестись к возможности того, что смерть - это не конец путешествия... а, скорее, только начало.
В книгу вошли сотни задокументированных с медицинской точки зрения случаев клинической смерти людей, которые, пробудившись, сообщали об очень похожих внетелесных переживаниях - развоплощении, парении, движении вверх по темному туннелю, приближении к яркому свету и, что самое удивительное, ощущении абсолютного спокойствия и безграничного знания.
После книги Муди вопрос больше не заключался в том, испытывали ли люди внетелесные переживания... а скорее в том, что их вызывало и что они означали?
Лэнгдон, безусловно, осознавал, что жизнь после смерти является краеугольным камнем буквально любой религии: у христиан были небеса, у евреев - гилгул, у мусульман - Джанна, у индуистов и буддистов - девалока, у философов Нью Эйдж - прошлые жизни, у Платона - метемпсихоз. Неизменным во всех духовных философиях было то, что душа... вечна.
Тем не менее, когда дело доходило до веры в жизнь после смерти, Лэнгдон так и не смог отделаться от лагеря материалистов. Он верил, что идея загробной жизни - это утешительная история, способ справиться с трудностями, и, если честно ответить на вопрос Гесснер, Лэнгдон никогда не верил в нее.…
Предсмертные переживания - это... галлюцинации.
Будучи знатоком искусства, вдохновленным религией, Лэнгдон был близко знаком с шедеврами, изображающими видения потустороннего мира — божественные откровения, духовные видения, теофании, религиозные экстазы, посещения ангелов. Верующие считали эти переживания реальными встречами с другими мирами, но Лэнгдон втайне верил, что это было нечто иное — яркие, убедительные видения, вызванные глубоким духовным стремлением.
Лэнгдон часто напоминал своим студентам, что есть причина, по которой миражи оазисов видят только измученные жаждой путники в пустыне и никогда студенты колледжа, прогуливающиеся по двору. Мы видим то, что хотим видеть.
А что касается желаний, Лэнгдон предположил, что большинство людей, умирающих в муках, хотят одного и того же: не умирать. Страх смерти, конечно, присущ не только умирающим. Это был всеобщий страх... возможно, самый универсальный страх.
Осознание того, что мы умираем, было пугающим не потому, что мы боялись потерять свои физические тела, а скорее потому, что мы боялись потерять наши воспоминания, наши мечты, суть наших эмоциональных связей, нашу душу.
Религии давным-давно поняли, что человеческий разум, столкнувшийся с ужасающей перспективой вечного небытия, поверит почти во что угодно. “Страх смерти есть отец религии”, - размышлял Лэнгдон, вспоминая древнее изречение, ставшее знаменитым благодаря Аптону Синклеру. Страх смерти - отец религии.
Конечно, каждая мировая религия создала множество произведений, предполагающих загробную жизнь — египетскую книгу мертвых, Сутры, Упанишады, Веды, Священную Библию, Коран, Каббалу. Каждая религия имела свою собственную эсхатологию, свою собственную архитектуру загробной жизни и свою собственную тщательно занесенную в каталог иерархию сопровождающих духов.
Эти религиозные утверждения были проигнорированы современными танатологами - теми, кто изучал науку о смерти. И все же, что удивительно, ученые сегодня с готовностью признают, что они достигли очень небольшого прогресса в ответе на фундаментальный вопрос в своей области:
Что происходит, когда мы умираем?
Этот вопрос был, без сомнения, величайшей тайной жизни... секретом, который мы все жаждали узнать. По иронии судьбы, ускользающий ответ в конце концов открывался каждому из нас... но у нас уже не было возможности поделиться им.
- Язык проглотили? - Спросила Гесснер, ухмыляясь.
- Не совсем, - раздраженно ответил Лэнгдон. - Мне просто кажется любопытным, что вы принимаете как абсолютный факт предпосылку, которую не можете доказать. В моем мире мы называем это верой, а не наукой.
- Трус, - фыркнула Гесснер. - Я знаю, что вы материалист, профессор, и, если повезет, завтра, когда Кэтрин придет в лабораторию, я смогу убедить ее присоединиться к нам в рациональном мире.
С этими словами Гесснер открыла свой кожаный портфель, достала визитную карточку и положила ее перед Кэтрин.
Лэнгдон взглянул на карточку.
ДОКТОР БРИГИТА ГЕССНЕР
ИНСТИТУТ ГЕССНЕР
БАСТИОН РАСПЯТИЯ, 1
Прага
- Покажите эту карточку своему водителю завтра утром, - сказала Гесснер. - Моя лаборатория частная, но ее местоположение хорошо известно. Бастион довольно знаменит.
Лэнгдон мысленно застонал. Возможно, он был знаменит в 1300-х годах…
Когда Гесснер закрывала свой портфель, Лэнгдон мельком увидел тщательно разложенное содержимое — различные документы в папках, ручку в держателе-петле, смартфон, закрепленный кожаным ремешком, коллекцию кредитных карточек, удостоверений личности и карточек-ключей, которые были идеально разложены в отдельных прозрачных футлярах. Среди этой группы его внимание привлек один символ.
- Что это за карточка? - спросил он, указывая на черную карточку, торчащую из специального футляра со свинцовой подкладкой, предназначенного для защиты карточек, оснащенных радиочастотной идентификацией. Он мог видеть только верхнюю часть карточки в полдюйма, но был заинтригован шестью символами, напечатанными жирным шрифтом поперек нее.
Гесснер взглянула на карточку и на мгновение заколебалась.
- О, это пустяки. - Она закрыла свой кейс. - Это для моего фитнес-клуба.
- Да? - удивился Лэнгдон. - Мне любопытно. Третий символ - что это такое?
Она бросила на него странный взгляд.
- Вы имеете в виду букву “А”?
- Это была не буква “А”, - сказал Лэнгдон, увидев ее отчетливо. - Это копье Вель.
Обе женщины выглядели озадаченными.
- Прошу прощения? - Сказала Гесснер.
- Разница заключается в перекладине, - объяснил Лэнгдон. – У буквы “А” она состоит из одной линии. На этом логотипе перекладина из трех линий и точки. Всякий раз, когда вы видите наконечник копья, обращенный вверх, то есть в форме заглавной буквы “А”, с тремя перекладинами и точкой, это особый символ, имеющий очень специфическое значение.
- Означает ли это здоровье? - Спросила Кэтрин, слегка подвыпив.
“Даже близко нет”, - подумал Лэнгдон.
- Копье Вель - индуистский символ власти. Острие копья символизирует просветление, остроту ума, высшую проницательность, с помощью которой можно пробиться сквозь тьму невежества и победить своих врагов. Индуистский бог войны Муруган повсюду носил с собой копье.
Гесснер выглядела искренне удивленной.
- Убивайте врагов с помощью знания? - Спросила Кэтрин. - Странное послание для фитнес-клуба.
Я согласен.
- Очевидно, это случайность, - усмехнулась Гесснер. - Я уверена, что клуб ни о чем не догадывается, и ему просто понравился дизайн.
Лэнгдон пропустил это мимо ушей, но был совершенно уверен, что Гесснер что-то скрывает. Защищенная ключ-карта казалась слишком высокотехнологичной для доступа к фитнес-клубу, а Гесснер вряд ли была похожа на человека, которая стала бы терпеть занятия с обычными людьми. Кроме того, местный фитнес-клуб, скорее всего, будет использовать чешское написание “ПРАГА”, а не английское.
- Очевидно, - раздраженно сказала Гесснер, - что специалисты по символике и ноэтике идеально подходят друг другу. - Она сделала глоток из своего бокала. - Вы оба видите смысл там, где его нет.