ГЛАВА 3

 

Зимний воздух казался Роберту Лэнгдону свежим и бодрящим, пока он бежал на юг по Кржижовницкой улице. Его широкие шаги оставляли за собой цепочку следов на тонком снежном покрове.

Город Прага всегда вызывал у него восхищение. Он был словно момент, застывший во времени. Пострадавшая во время Второй мировой войны гораздо меньше, чем другие европейские города, историческая столица Чехии имела ослепительный вид до самого горизонта, по—прежнему сохраняя свою оригинальную архитектуру - уникально разнообразную и нетронутую смесь романского, готического, барочного, модернового и неоклассического стилей.

Прозвище города — Стовежата — буквально означало “сто шпилей”, хотя на самом деле количество шпилей и колокольен в Праге приближалось к семистам. Летом город время от времени освещал их множеством зеленых прожекторов; говорят, что этот впечатляющий эффект вдохновил Голливуд на создание изображения Изумрудного города в фильме "Волшебник страны Оз" - мистического места, которое, как и Прага, считалось местом волшебных возможностей.

Пока Лэнгдон бежал трусцой по Платнержской улице, ему казалось, что он пробегает по страницам учебника истории. Слева от него возвышался колоссальный фасад пражского Клементинума, комплекса площадью в два гектара, в котором располагалась смотровая башня, использовавшаяся астрономами Тихо Браге и Иоганном Кеплером, а также изысканная библиотека в стиле барокко, содержащая более двадцати тысяч томов древней богословской литературы. Эта библиотека была любимым помещением Лэнгдона в Праге, а возможно, и во всей Европе. Вчера они с Кэтрин посетили ее новейшую выставку.

Повернув направо у церкви Святого Франциска Ассизского, он увидел прямо перед собой восточный вход в одну из самых известных достопримечательностей города, освещенный янтарным светом редких в Праге газовых фонарей. Известный многими как самый романтичный мост в мире, Карлов мост — был построен из богемского песчаника и обрамлен с обеих сторон тридцатью статуями христианских святых. Протянувшийся более чем на полкилометра через спокойную реку Влтаву, защищенный с обоих концов массивными сторожевыми башнями, мост когда-то служил важнейшим торговым путем между Восточной и Западной Европой.

Лэнгдон пробежал под аркой восточной башни и увидел перед собой нетронутый снежный покров. Мост был предназначен только для пешеходов, и все же в этот ранний час на нем не было ни единого следа.

"Я один на Карловом мосту", - подумал Лэнгдон. Перед глазами промелькнул момент из жизни. Однажды он точно так же был наедине с Моной Лизой в Лувре, но тогда обстоятельства были гораздо менее приятными, чем сейчас.

Лэнгдон ускорил шаг и к тому времени, когда достиг противоположного берега реки, бежал уже без усилий. Справа от него, высоко на фоне темного горизонта, сияла жемчужина города.

Пражский град.

Это был самый большой замковый комплекс в мире, простиравшийся более чем на полкилометра от западных ворот до восточной оконечности и занимавший площадь почти в четыреста пятьдесят тысяч квадратных метров. Внешние стены комплекса окружали шесть ухоженных садов, четыре отдельных дворца и четыре христианские церкви, включая великолепный собор Святого Вита, в котором хранились королевские драгоценности Богемии, а также корона святого Вацлава, любимого правителя, о котором говорится в популярной рождественской песне.

Проходя под западной башней Карлова моста, Лэнгдон рассмеялся про себя, вспомнив о событии в Пражском Граде накануне вечером.

Кэтрин может быть настойчивой.

- Приходи на мою лекцию, Роберт! - сказала она, когда позвонила ему двумя неделями ранее, чтобы уговорить приехать в Прагу. - Это идеально - ты будешь на зимних каникулах. Твой приезд доставит мне удовольствие.

Лэнгдон обдумал ее шутливое предложение. Между ними всегда были платонический флирт и взаимное уважение, и он был склонен отбросить осторожность и принять ее спонтанное приглашение.

- Я испытываю искушение, Кэтрин. Прага волшебна, но на самом деле...

- Давай перейдем к делу, - выпалила она. - Мне нужен плюс один, хорошо? Вот, я это сказала. Мне нужен партнер для моей лекции.

Лэнгдон расхохотался.

- Так вот почему ты позвонила? Всемирно известный ученый... и тебе нужен провожатый?

- Я тебя угощу сладостями, Роберт. Будет ужин от официальных спонсоров, а потом я буду выступать в каком-то знаменитом зале - Влад... что-то в этом роде.

- Владислав Холл?! В Пражском Граде?

- Ну да.

Лэнгдон был впечатлен. Ежеквартальный цикл лекций в Карловом университете был одним из самых престижных мероприятий в Европе.

- Ты уверена, что хочешь, чтобы на торжественном ужине тебя сопровождал специалист по символике?

- Я хотела пригласить Клуни, но его смокинг в химчистке.

Лэнгдон застонал.

- Неужели все ноэтики такие упрямые?

- Только хорошие, - сказала она. – Итак, я буду считать, что ты согласен.

"Всего две недели", - размышлял Лэнгдон, все еще улыбаясь, когда добрался до другой стороны Карлова моста. Прага, безусловно, оправдала свою репутацию волшебного города... катализатора, обладающего древней силой. Здесь столько всего произошло…

Лэнгдон никогда не забудет свой первый день с Кэтрин в этом мистическом месте — они заблудились в лабиринте мощеных улиц... рука об руку пробирались сквозь пелену дождя... укрылись под аркой дворца Кинских на Староместской площади... и там, затаив дыхание, в тени Часовой башни... их самый первый поцелуй, который показался на удивление легким после десятилетий дружбы.

Лэнгдон понятия не имел, то ли из-за Праги, то ли из-за идеального выбора времени, то ли по указанию чьей-то невидимой воли, но между ними возникла неожиданная алхимия, которая с каждым днем становилась все сильнее.

 

***

На другом конце города Голем сделал последний поворот и устало добрался до своего жилища. Он отпер входную дверь и вошел в скудный вестибюль своего дома.

В прихожей было темно, но он решил не включать свет. Вместо этого он проскользнул по узкому проходу к скрытой лестнице, по которой поднялся в темноте, держась за перила. Пока он поднимался, ноги у него ныли, и он был рад, когда наконец добрался до двери своей квартиры. Тщательно стряхнув снег с ботинок, Голем отпер дверь и вошел внутрь.

Его квартира была погружена в полную темноту.

Именно такой, какой я ее и сделал.

Стены и потолки внутри были выкрашены в черный цвет, а окна занавешены тяжелыми шторами. Лакированные полы были тусклыми и не отражали свет, а мебели почти не было.

Голем повернул главный выключатель, и по всей квартире зажглась дюжина черных лампочек, излучающих мягкий свет на те редкие предметы, которые находились в квартире. Его дом представлял собой потусторонний, эфемерный пейзаж, и это мгновенно расслабило его. Перемещение в этом пространстве создавало у него ощущение, что он плывет по глубокой пустоте... плывет от одного мерцающего объекта к другому.

Отсутствие света широкого спектра создавало “нейтральную во времени” среду - вневременной мир, в котором его физическая форма не получала циркадных сигналов. Обязанности Голема требовали, чтобы он всегда был готов к работе, а отсутствие света освобождало его биоритмы от влияния обычного времени. Предсказуемый график был роскошью, которым могли наслаждаться простые души... души, не обремененные заботами.

Мои услуги требуются ей в самое неожиданное время — днем и ночью.

Он пробрался сквозь призрачную тьму, вошел в свою гардеробную и сбросил плащ и ботинки. Теперь он был обнажен ниже шеи, и его кожа бледно светилась в темноте, но он старался не смотреть на нее. В его святилище намеренно не было зеркал, за исключением крошечного, с помощью которого он наносил глину на лицо.

Видеть свою физическую оболочку всегда было тревожно.

Это тело не мое.

Я просто проявился в нем.

Голем прошлепал босиком в ванную и включил душ. Сняв свою шапочку, облепленную глиной, он закрыл глаза и подставил лицо теплым струям. Вода показалась ему очищающей, когда засохшая глина превращалась в темные ручейки, стекающие по его телу и исчезающие в водостоке.

Как только Голем почувствовал, что смыл все следы своей ночной деятельности, он вышел из душа и вытерся насухо.

Эфир давил на него все сильнее, но он не тянулся за своей палочкой.

Время пришло.

Все еще обнаженный, Голем пробрался сквозь тьму к своей святыне — особой комнате, которую он создал, чтобы получить этот дар.

В полной темноте он подошел к пеньковому матрасу, который всегда лежал на полу посередине комнаты. Он лег на спину, обнаженным, точно в центре матраса.

Затем он зажал в зубах силиконовый шарик с отверстиями... и освободился.

 

Отправить