Глава 9
Сход собрали уже на следующий день. В местном сельском Совете, как и по всей России, уже заправляли большевики — Гладилин и Пронин — а с ними проблем не возникло. Внимательно выслушав доктора, Сергей Сергеевич тут же созвал партийную ячейку, постановившую: перед лицом смертельной опасности для всех, временно отойти от выдвинутого руководством РСДРП (б) лозунга «Никакой поддержки Временному правительства» и таковую поддержку на местах оказать… А по сути-то — взять власть в свои руки. Что уже, в общем-то, и происходило.
Сельский сход собрали на площади перед бывшим трактиром. Было хмурое воскресное утро, моросил мелкий дождь, и само низкое, затянутое угрюмыми тучами, небо, казалось, таило угрозу.
Народ торопился в церковь, люди нервничали, переминаясь с ноги на ногу. Недоумевали — а чего это их всех собрали-то? Кое-что, конечно, уже и знал причину — шила в мешке не утаишь, особенно в деревне. Кто-то догадывался, ну, а большинство же, в ожиданье «начальства», высказывало самые неожиданные предположения.
— Небось, опять на Заем Свободы подписываться! Поди, артисты будут?
— Не, не на заем. Землю делить будем! Барскую. Давно пора!
— Правильно Никита, а то ишь, жируют в своей усадьбе!
Никита Симонюк, недавно объявившийся в деревне с одним из воинских эшелонов, приосанился и поправил фуражку. Таких как он, солдат, самовольно оставивших окопы, в Зарное уже вернулось много. Семьи радовались, но все же жили с оглядкой — вдруг да арестуют за дезертирство? Да за такие-то дела — расстрел! Который давно отменили, но, вроде б, опять ввели.
— О! Идут!
Сельские «начальники» — старосты и руководство совета в лице Виталия Пронина и Сергея Сергеевича другу за другом поднялись на крыльцо.
— Сельчане! — сняв картуз, Пронин громко обратился к собравшимся. — Грозная беда проникла нынче в наши края! Такая, что и… Да что там пока говорить. Выслушайте нашего уважаемого доктора! Иван Палыч, прошу…
Доктор поспешно забрался на ступеньку, откашлялся:
— Граждане! Ситуация очень серьезная. Всем нам грозит ужасная смерть!
Собравшиеся зашумели, кто-то недоверчиво хмыкнул.
— Ничо! — хохотнул Симонюк. — Что мы, на фронте смерти не видали? Да в любой момент могла б… Господи доктор! А можно поточнее? О чем речь-то?
— Ты, Никита, не перебивай, — председатель совета тут же осадил дезертира. Доктор сейчас все расскажет.
— Так вот, — сняв шляпу, продолжал Иван Палыч. — Страшная болезнь объявилась у нас! Смертельная, опасная… и чрезвычайно заразная!
— Да что за болезнь-то?
— Антракс! Сибирская язва, — доктор повысил голос. — У вас ее огневицей называли.
— Слыхали мы про огневицу! — поправив картуз, выкрикнул из толпы Иван Кругликов.
Крепкий, ухватистый, с круглым красным лицом и рыжеватой бородищей, Кругликов относился к тем людям, которых прозвали «справными хозяевами» или попросту — кулаками. Слово Ивана имело на селе вес. А совет он, как и многие кулаки, не жаловал.
— Это что же, и коровы, и козы могут болеть?
— Именно так, — подтвердил доктор. — И кровы, и козы… и люди. Говорю же — зараза страшная. Но, уберечься от нее можно! Болезнь от человека к человеку не передается, источник — земля и больные животные. Самое дурное место у нас — старое кладбище…
— Красная земля что ли?
— А, где красную-то голову Егор Кузьмич нашел?
— Именно!
— Голову, голову… Нашел на нашу голову! — пошутил Симонюк.
— И на свою! — Кругликов покачал головою. — Так он-то и заболел ведь первый! Теперь от него…
— Говорят совсем плох, Егор Кузьмич. Зачахнет быстро…
— Да тебе то откуда знать?
— Знаю!
Тут выступил вперед Гладилин:
— Да, граждане! Тише вы! Егор Кузьмич находится на излечении. Дом его опечатан. Козу… Скорее всего, придется ликвидировать.
— То есть, как это ликвидировать? — ахнула бабка Матрена. — Это козу-то? А, коли еще и корова?
— Из города приедет ветеринар, — доктор все же попытался хоть немного всех успокоить. — Осмотрит все стадо. Если что… Сами понимаете, огневица — не шутки! Больную скотину будем немедленно изолировать. Впрочем, как и людей. Внимание! Трупы павших животных ни в коем случае не вскрывать. Сжигать на месте или закапывать на глубину не менее двух метров со слоем негашеной извести. К обрыву у старого кладбища ни в коем разе не приближаться!
— А как же кирпичный завод? — ехидно осведомился Никита. — Там многие наши работают, между прочим. А это рядом с кладбищем.
— Рядом! Да почти на самом кладбище и стоит артель!
— А завод, граждане, придется закрыть! — Сергей Сергеевич строго взмахнул рукой. — Или, по крайней мере, перенести на другое место.
— Дак быть в другом-то месте, може, и глины-то нет!
— Я лично переговорю с артельным, — заверил Гладилин.
Дальше вновь продолжал Иван Палыч.
— Еще раз повторю — к обрыву у кладбища не приближаться! Если не хотите заразится и умереть, всем в обязательном порядке кипятить всю воду и молоко перед употреблением. Мясо — у кого имеется — варить тщательно и долго. При появлении любых язв, недомогания — немедленно явиться в больницу. Да, и самое главное. Вакцина от этой болезни есть! В самом скором времени сделаем всем прививки.
— Хо! Прививки… заразу от заразы…
Послышался смех…
— А теперь, граждане, самое главное! — председатель сельского совета Пронин поднялся на ступеньку выше. — В селе объявляется карантин! До особого распоряжения вводится строгий запрет на вывоз и ввоз скота, на торговлю молоком и мясом и молоком. Будут выставлены санитарные кордоны, посты. Из села никому не выезжать. И в село никого не пустим! Вплоть до применения оружия. Всем все ясно?
Толпа угрюмо молчала — переваривала. Дождь усилился, и небо, казалось, стало еще ниже, словно бы вдавливая село в землю.
— Это что же такое? — заполошно заголосила женщина в пестром платке — Каллистратова Евфросинья. — Это что же. Мне теперь свинку на ярмарке не продать? И сало?
— А яйца? Как насчет яиц?
— И что, из города теперь никого? А как же торговля? Жить-то на что будем?
— Я свою коровенку не дам! И ветеринара этого на порог не пущу. Пусть только сунется!
— Ишь, чего удумали!
— Самозванная власть!
— А доктор-то, доктор… Совсем хочет загубить деревню! Э-эх Иван Палыч…
— Бей их! — набычившись, истошно закричал Симонюк. — Гони их, парни! Будем жить, как жили… Ишь, что удумали… ишь… новая власть тут! Удумали чего!
Дезертиры схватились за колья… еще немного и…
— А ну, стоять! — выхватив револьвер, Гладилин выстрелил вверх.
Достал оружие и Пронин.
Толпа неохотно попятилась. Глаза крестьян сверкнули злобой…
— Успокойтесь, дети мои! — чуть прихрамывая, к гостинице подошел отец Николай, как всего, улыбчивый и непостижимо спокойный. Новая ряса, золоченый крест на груди, ярок начищенные яловые сапоги, к которым и грязь даже не липла. — Говорю вам, дети мои, спокойно! Даст Господь, справимся с напастью! И доктор нам поможет, и власть… И Господа сейчас все вместе попросим! Идемте же в церковь, чады! Помолимся об упасении от мора.
— Вот это верно! — Кругликов одобрительно покивал, и сняв картуз, перекрестился. — На Господа ныне одна и надежа.
Вся толпа двинулась вслед за отцом Николаем.
* * *
— Ох, и молодец, батюшка, — убирая наган, перевел дух Гладилин. — Вовремя… А народ — понятно же, несознательный. Чувствую, трудно придется. Еще и кирпичная артель, думаю, себя покажет… Солдат придется из горла вызывать… Если там хоть какая-то власть еще осталась.
Пронин устало вздохнул:
— Ну, наро-од… Для них, как лучше, а они… Э, да что там говорить! Мы для них теперь хуже врагов стали! И ты, Иван Палыч, тоже…
— Ладно, — махнул рукой товарищ Артем. — Пойдемте-ка ко мне, да обмозгуем, как да что теперь делать, на кого опереться.
* * *
Смотавшись на своем «Дуксе» на станцию, доктор немедленно отбил сразу несколько телеграмм примерно одинакового содержания. В комитет, в уездное земское собрание, в Совет рабочих и солдатских депутатов. Кратко изложив ситуацию, срочно просил помощи, медикаментов, и ветеринара. Да, и еще одной телеграммой предупредил Анну Львовну, чтоб не приезжала. Временно.
Пока то, да се, местные «темные» людишки тоже сложа руки не сидели, а, в качестве предупреждения, выбили в больнице парочку стекол и сожгли ворота у дома Прониных. Ночью обмазали дегтем и подожгли — насилу потушили! Изба несчастного Фомы Егоровича не сгорела только потому, что стояла почти посреди села, а что такое пожар в деревне — все хорошо знали. Еще похуже «огневицы» будет! С тем же — смертельным — исходом.
Стекла в больничке вставил бесплатно кузнец Никодим, он же помог и Пронину с воротами, и даже обещал принять участие в ограждении старого кладбища.
— Колья вобьем да плетень сладим, — пояснил кузнец. — Со стороны реки. А уж как с кирпичной артелью быть, и не знаю.
Патрулировать же или стоять в кордоне Никодим наотрез оказался — некогда. Тем более, не ясно, как еще будет с заказами, коли уж карантин.
Помощь пришла, откуда не ждали.
Доктор как раз заглянул к Гладилину в школу, посоветоваться начет перезахоронения кладбища. Только они сели, как послышался стук в дверь:
— Разрешите, Сергей Сергеич?
На пороге стояли ученики — Василий, Мишка Зотов, Анютка Пронина…
— Мы это… от скаутов, — Анюта начала за всех. — Мы может патрулировать, стоять на посту… Умеем! И хотим помогать!
— Помогать, говорите? — товарищ Артем усмехнулся. — А ну, подождите-ка в коридорчике.
Доктор с Гладилиным переглянулись: использовать детей? Опасно! Так на селе вообще сейчас опасно… везде! Жуткая зараза вполне может подстерегать детей и дома, прятаться в стакане молока, в шерсти любимой собаки… Никто не гарантирован от заражения на все сто процентов. Никто.
А так… на свежем воздухе. Да в, конце-то концов, на старое кладбище их никто посылать и не думает!
— Только пусть разрешение от родителей принесут. В письменном виде!
Поднявшись на ноги, Гладилин толкнул дверь:
— Заходите! Сейчас подумаем, что да как…
— А мы уже подумали! — вдруг улыбнулась Анютка. — С утра еще. Наш отряд, ну, скауты… разбит на три звена. «Тигры», «Львы» и «Барсы». «Тиграми» командую я, «Львами» — Вася, а «Барсами» — Мишка. Вот у нас схема, где кто патрулирует…
Девчушка вытащил тетрадный листочек.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Иван Палыч. — Та-ак… Дорога на станцию… Дорога в обход — в город… И на старое кладбище…
— Как раз по числу звеньев! Мы и ночью можем…
— Да ночью вряд ли и нужно, — доктор с сомнением покачал головой. — Куда там ночью и шастать-то?
Буквально со следующего дня скауты отправились на патрулирование. Конечно не всеми звеньями, а по паре — тройке человек. По очереди. Всем было строго настрого велено — в стычки с людьми не вступать, только смотреть и в случае чего — тут же докладывать.
Вечером звеньевые и явились с докладам…
— Бабка Фекла Игнатиха корову в город вела… — первым докладывал Василий. — Мы сказали — нельзя. Она на нас — с вичиной! Мы тогда ей про штраф… ну, на несознательных… Записали ее — испугалась. Корову назад в село увела. Ругалась, правда… Больше никто не проходил. Видать, про наш патруль прознали.
— На станции мы объявление повесили — про карантин, как вы сказали, — Мишка Зотов шмыгну носом. — Все про язву эту расписали. Так с поезда толпа собралась… читали. Потом все в вагон дружно — прыг! Испуга-ались… И еще это, машина была! А в ней — художник, — мальчишка почесал затылок. — Ну, тот, что картины привозил. Бородатый такой, в толстовке…
— А, господин Кулигин, — припомнил доктор. — Лев Фролыч. И что хотел?
— Хотел проехать и какие-то картины забрать. Говорит, на вернисаж какой-то…
— На верниса-аж?
— А мы ему — карантин! Ехать нельзя! А он — уговаривать, даже деньги предлагал! Эти, как их… — Мишка прищурился и пошевелил пальцами. — Два рулона! Один — двадцатками, второй — сороковниками… Ну, как же их?
— «Керенки»! — рассмеялся Гладилин. — Не так-то и много предлагал… Однако, интересно, что за вернисаж такой? Так вы его тоже прогнали?
— Он сам уехал. Как мы номер машины записывать стали… Так шофер развернулся и… Только и видели!
— Молодцы!
С улицы вдруг кто-то забарабанил в окно:
— Господа скауты! Господа! Я уж тут замерз, как не знаю, кто.
Доктор подошел к окну, увидев несколько сутулого пожилого мужчину с седой бородой и усами. Пальто, галстук, котелок… объемистый саквояж и тросточка.
— А вы кто, милейший?
— Ой, это ж наш пленный! — всплеснула руками Анютка Понина. — Мы его на дороге с коляской перехватили. Ну, дрожки… Вы ж, Иван Павлович, наказали, чтоб животных — ни-ни! А он сказал что ветеринар, из города…
— Кто? Ветеринар?
— Но мы велели дрожки на станцию отогнать, под присмотр… А уж потом самого повели к вам. Пешком!
Иван Палыч лишь руками развел:
— Ну-у, Анюта…
Ветеринара звали Афанасий Арнольдович Терпищев, и служил он еще во времен Александра Третьего Миротворца. Извинившись за ребят-скаутов, доктор тот час же отвел его в больничку, для консультации. Там же попили и чай.
— Говорите, сибирская язва? Ну, что ж, ну что ж, поглядим… Видели мы и язву, и ящур, и еще кое-что, не к ночи будь помянуто. С козой этой, инфицированной, значит вес уже… Хорошо, хорошо… Коровок еще на выпас гоняют? Ну, стадо…
— Так да, пожалуй…
Ветеринар потер руки:
— Вот, с него и начнем.
Со стадом, слава Богу, вышло без эксцессов. Ничего опасного Афанасий Арнольдович там не обнаружил, хотя проверял все весьма тщательно, и даже облачился в специальный костюм.
Со стадом пронесло… правда, скауты, собиравшие по всему селу слухи, вовремя доложили о прихворнувшей телке у бабки Феклы Игнатьевой, внук которой — тот самый дезертир Никита Симюнюк, и баламутил больше всех воду, подстрекая односельчан чуть ли не к бунту.
— А коровенка-то — инфицированная! — осмотрев животное, вынес вердикт Терпищев. — Будем уничтожать.
— Не да-ам! — встав на пути из хлева, бабка Игнатьиха бросилась на колени. — Не дам, ироды! Ой, да что же такое делается-то, люди, а? Последнюю коровушку со двора сводят. Не да-а-ам!
— Бабуля, поймите — смертельная опасность!
— Никита-а! Никитушка, внучек, помоги!
Дыша вчерашним перегаром, на крыльце возник Симонюк, босой, в расхристанной на груди рубахе. В руках он держал винтовку с примкнутым граненым штыком. Видать, упер с фронта. Так, на всякий случай. И, судя по грозному виду парня, сейчас такой случай как раз и настал!
— А ну, не замай! Не замай, кому говорю?
Иван Палыч устало махнул рукой:
— Да и черт с вами. Погибайте! Вообще-то, вам компенсация положена…
— Компенсация? — Симонюк оживился и опустил винтовку. — Сам с вами пойду. Лично пристрелю буренку… Чтоб не мучилась!
— Никитушко-о-о-! — зашлась в истерике бабка.
Стоявшие у забора соседи хмуро наблюдали за всем разворачивавшимся на их глазах действом. Наблюдали и перешептывались.
* * *
Ветеринар приехал на несколько дней, и доктор разместил его в гостинице, благо свободные номера нынче имелись в избытке — карантин, чужих на селе не было! Вечером, за чаем, Афанасий Арнольдович рассказывал разные случаи из своей длительной практики и сетовал на недостаток просвещения местных селян.
— Бирюки, любезнейший Иван Палыч! Самые настоящие бирюки, да-с. Ну, а что вы хотите — никто ж их не просвещает! Так сказать, санитарный агитации никакой нет…
Агитации…
Улыбнувшись, Иван Палыч — Артем! — вдруг припомнил, как когда-то во время практик их, студентов-медиков, припахивали выпускать разного рода санитарные листки санбюллетени.
А что, наверное, было бы неплохо учудить такое и в Зарном?
С утра доктор первым делом заглянул в школу. Товарищ Артем все так же учительствовал, совмещая свою школьную деятельность с политической. Косясь на «изумительные» мазилки-картины, Иван Палыч прошелся по коридору и осторожно постучал в дверь:
— И вот Спартак, собрав своих гладиаторов… А, Иван Палыч? Кого? Анюта, Пронина — выйди…
Идею любознательная девчонка просекла сразу. Закивала:
— Да, да! Мы и краски найдем, и кисточки и перья! Мишка Зотов знаете, как рисовать умеет?
Нашлось применение и гектографу. Тому самому, для которого Анютка покупала глицерин с желатином…
Через пару-тройку дней санитарные листки висели в селе буквально на каждых воротах! Правда, грамотой, увы, владели немногие.
С городом общались телеграммами. Когда телеграфный аппарат работал, что сильно зависело от подачи на станцию электричества, для выработки которого приспособили старый маневровый паровоз, похожий на забавный самовар на колесах.
Анна Львовна прислал ответную телеграмму, полную надежды и тревоги за своего жениха. Намечали ведь по осени свадьбу… А тут!
Зато из города приехали добровольцы! Еще не эпидемиологический отряд, а просто молодые рабочие и студенты. Соответственным образом экипированные — прорезиненные макинтоши-накидки, бахилы и даже противогазы! Плюс ко всему, нашлись охочие люди и в Зарном — трое крепких парней, не боявшиеся ни Бога, ни черта.
Это было подспорье, и еще какое! Можно было приступать к перезахоронению останков со старого кладбища.
Вскоре выдался и подходящий денек, солнечный и тихий. Золотели березки и липы. Окрашенные глубоким багрянцем клены обступили тропику с обеих сторон, словно верные стражи.
С собой взяли все необходимое — лопаты, носилки, карболку и мешки с негашеной известью. Подводу с лошадью оставили неподалеку, у старого дуба…
— Самое главное дело, — подбадривал по пути доктор. — Сладим его — и никакие разливы нам больше не страшны! Не будет заразы. Да еще вакцина…
Идущий впереди парень из местных — звали его Родион — вдруг остановился и, наклонившись, поднял что-то с земли:
— Ого! Гляньте, Иван Палыч! Монетка! Старинная… черная вся…
Иван Палыч внимательно осмотрел находку:
— Да нет, Родион, не черная. Похоже, настоящее серебро.
— Серебро? Откуда оно здесь?
Вот именно — знать бы…
— Господин доктор, тут дальше забор! — доложил командир добровольцев, бывший студент-медик — высокий несколько сутулый парень в старомодном пенсе. Все звали его Роман Романыч. — Забор! И коровьи черепа на кольях! Интересно, кто тут живет — Баба-Яга или Леший?
— Сейчас узнаешь, какой леший!
Из зарослей ивы и краснотала наперерез отряду, словно тени, выскользнули дюжие парни во главе с бородатым артельщиком Михаилом. Всем видом своим они больше напоминали вовсе не добропорядочных работников кирпичного заводика, а каких-то бандитов с большой дороги! В руке старшего покачивался наган, все остальные были вооружены обрезами.
— Я ж тебя предупреждал, доктор. Не суйся! — сквозь зубы процедил Михаил.
