Глава 19

Погода быстро портилась. Пошел мелкий снег пополам с дождем, Иван Палыч с тревогой посматривал на небо. Еще немного — и стемнеет совсем, да и так-то уже не шибко светло. Ноябрьские дни — они короткие, промелькнут — не заметишь.

Фундамент да прогоревшие обломки бревен — вот и все, что осталось от усадьбы Ростовцевых после недавнего пожара. Относительно целым выглядел лишь флигель, да и из того уже кто-то ушлый выставил добрую половину стекол.

— Ну, где же отец Николай? — оторвался от пепелища Виктор, старый знакомый доктора, недавно назначенный исполнять обязанности начальника уездной милиции вместе погибшего Петракова.

Ну, а кого было еще-то? Комсомолец, со средним образованием — семь классов реального училища — и хоть с каким-то опытом работы, Виктор Красников считался в уисполкоме весьма ценным кадром. Потом у как других-то в милиции, по большому счету, и не было. Так, собирались для чего-то конкретного — и это, конечно, было не дело! Ну, хоть начальника нашли — энергичного и вполне себе молодого — Виктору недавно исполнилось восемнадцать. Худощавый спортивный блондин, нынче он выглядел осунувшимся и бледным.

Именно Красников нынче привез доктора из города на старом «Лорен-Дитрихе», предоставленным уисполкомом. Следовало разобраться с поджогом и разграблением усадьбы, и дело это советская власть вовсе не собиралась пускать на самотек: все дворянские гнезда подлежали самому строгому учету на предмет конфискации и использования в интересах трудового народа.

— Эх, не уследили, — отогнав приблудившегося пса, милиционер махнул рукой. — Права Анна Львовна — славная бы была школа! Старое-то здание для новой — маловато. Э, да что уж теперь! Как отец Николай? Придет?

— Обещал — придет, — хмуро кивнул Иван Палыч. — Наш батюшка, Витя, слов на ветер не бросает. Славный и начитанный человек. Вот бы его к нам в школу!

— Что-о? — Красников закашлялся. — Иван Палыч, вы что же, предлагаете в школе Закон Божий ввести? Да за это же…

— Э, Виктор! Голову-то включи, — осматриваясь, усмехнулся доктор. — Отец Николай — человек начитанный и, так сказать, самых передовых взглядов. Он и историю может преподавать и географию — запросто!

— Да нельзя же священнику — в советской школе! При всем моем уважении… Как вы не понимаете, Иван Палыч?

Доктор все прекрасно понимал. Как врачу и человеку, ответственному за всю уездную медицину, ему вовсе не обязательно было торчать сейчас здесь, с юным начальником милиции, оказывая тому всяческое содействие в расследовании грабежа и поджога. Как врачу — нет… Однако Иван Палыч (Артем!) все же решил немножко переделать этот становившийся все более жестоким мир. В меру своих сил и знаний о будущем.

Вот сейчас и помогал Красникову: нужно же было протолкнуть куда-то Лаврентьева с Деньковым! В больничке, да и вообще в Зарном, им было слишком опасно. Пристав! С урядником! Да еще и «корниловцы», хот и прощеные советской властью. Ох, власть эта уже очень скоро озлобится, уже и создания ВЧК недолго осталось ждать! Так надо не дожидаться, а менять мир под себя… насколько получится.

Говорите, священнику в школе нельзя? Ну-ну… посмотрим… Кстати, с отцом Николаем тоже договаривался лично Иван Палыч — насчет фотографий места происшествия. Священник обещался помочь, но, вот пока что-то запаздывал.

А юного начальника милиции нужно было подбодрить!

— Вить, ты вообще, как на новом месте?

— Да плохо Иван Палыч! — Виктор махнул рукой и вздохнул. — Знаете, вот Василий Андреевич — он такой бы, такой… Все понимал, у всех учился. Даже у бывших сыскных! Вот, поручик Гробовский был — это же кладезь просто! Жаль, что его нет… А я — что? У меня и в подчинении-то никого! Все же на личных связях держится. Нет у нас сотрудников — есть только добровольцы, абстрактный вооруженный народ! А так нельзя, Иван Палыч! Сами знаете, мазурики совсем обнаглели. И после того нападения в городе шепчутся — мол, милиция и себя-то не может защитить! Потому что нет ее, милиции! На словах — есть, а по сути — нету. Ну, нельзя же так — на добровольцах… Нет, парни, конечно, хорошие, но… Сотрудники должны быть! Кадры, должности, обучение… в конце концов — хороший паек! Да, паек, а как же? Может быть, форма даже.

— Э, Виктор! — шутливо погрозил пальцем доктор. — Царскую полицию хотите возродить?

— Не царскую, Иван Палыч — народную! И не я один. Вот, и постановление вышло, — молодой человек благоговейно вытащил из кармана сложенный в четверть листок. — Так и называется «О рабочей милиции»… Вот тут и об отделах сказано! Но, пока — увы… Нескоро дело делается!

— Так, может, просто поторопиться? — улыбнулся доктор. — Штат набрать.

— Шта-ат?

— Я поговорю с Гладилиным, он против не будет… Кстати, Витя, у нас в медицине, еще хуже! Нет центрального органа вообще. И при царях не имелось, хотя, неудачная попытка была. А так, все, как и у вас. Как хотите, так и крутитесь! Ну, разве можно? Я даже об этом с товарищем Лениным говорил, председателем Совнаркома! — вспоминая ту беседу, Иван Палыч прищурился.

— Вы… Вы с Лениным говорили? — удивленно переспросил Красников.

Доктор пожал плечами:

— Ну, да. И он меня, кстати, поддержал! А вы говорите — священнику в школе нельзя. Владимир Ильич бы, знаете, что вам на это сказал? Узко мыслите, батенька! Кстати, сам товарищ Сталин — бывший семинарист! Ну, который из наркомата по национальностям… А вот, кстати, и отец Николай!

На большаке показалась одноколка, запряженная каурой лошадкою. Свернув к пепелищу, сидевший в коляске священник натянул вожжи, улыбнулся:

— Тпр-ру! Здравствуйте, товарищи миряне! Ну, что тут фотографировать?

Рядом, на сиденье, виднелся большой квадратный аппарат с треногой.

— Да вот, пожалуй, общий план… — показал Красников. — И крупно — флигель.

— А флигель-то подновить, так и жить можно! — устраивая фотокамеру, отец Николай рассмеялся.

Молодой, крепкий, подвижный, с аккуратно подстриженной бородою, он сильно прихрамывал — последствия фронтового ранения.

— Ну да, стекла вставил — и живи себе, — согласно кивнул доктор. — Тем более, хозяева-то есть. Отче! А что с ремонтом церкви? Вы ж куда-то деньги внесли…

— Да внес, — отец Николай махнул рукой. — Видать, попутал нечистый… Без толку все!

— А что за контора-то?

— «Международные цепеллины»… или как-то так! — священник поправил на голове скуфейку. — Учитель наш бывший посоветовал — господин Рябинин…

Иван Палыч едва сдержал смех: Рябинин посоветовал… ну да, ну да…

— Аферист ваш Рябинин! Вернее — наш, — нахмурился Виктор. — Даже не знаю, как его и поймать? Опять на живца? Так уже пробовали… эх!

— Так, коли аферист, надо объявления дать, в газетах, — отвернувшись от камеры, отец Николай пригладил бороду. — Награду за поимку объявить.

Красников рассмеялся:

— Ха! Награду… Разве только усиленным пайком!

— А ведь неплохая мысль! — тут же осенило и доктора. — Так ведь и надо сделать, а?

Действительно — дать во всех газетах приметы, листовки развесить на всех углах — «разыскивается опасный преступник» и все такое. Чтоб у этого гада Рябинина земля под ногами горела, чтоб с оглядкой ходил и в каждом предателя видел! Он же многих обманул, кинул… глядишь и… Все же не Фантомас — обычный человек. Хотя, да — хитрый, беспринципный, жестокий… и в чем-то даже талантливый.

— У тебя ж, Виктор, есть знакомый журналист… Ах, — Иван Палыч с сожалением покусал губы. — Это у Петракова был… Эх, Василий, Василий.

— Так журналиста и я знаю, — улыбнулся Красников. — Он в гимназии, рядом, учился. Да во все газеты приметы дадим! Которые еще не закрылись. Отец Николай… снимки-то когда готовы будут?

— Так завтра уже, — улыбнулся священник. — Вечером проявлю пластинки, отпечатаю… Господи! Так у меня же и господина Рябинина фотографии есть! Ну, со школьного спектакля, с «Гамлета».

— А вот это весьма кстати! — начальник милиции радостно потер руки. — С Иваном Палычем передадите? Он в город часто… Ну, или с Анной Львовной.

— Считайте — договорились!

Откланявшись, отец Николай пристроил камеру с треногой обратно в коляску, уселся рядом и взялся за вожжи:

— Н-но!

Иван Палыч и Красников зашагали к машине.

— Славный какой батюшка! — вдруг восхитился Виктор. — И фотодело знает, и вообще… Вот бы его к нам, криминалистом! Фотографировать, отпечатки пальцев снимать… Эх — увы! У нас же все добровольно. А вот если б паек…

— Ничего, Витя, — утешил доктор. — Думаю, скоро будет у вас и штат, и паек, и даже форма. И — автомобили!

— Ну уж, Иван Палыч — так-то уж не мечтайте!

Доктор потер переносицу и склонил голову набок:

— Говорите, добровольцы? Есть у меня на примете кое-какие старые кадры…

— Становые? — прищурился Красников. — Пристав с урядником? Да, совсем забыл… вот… читайте!

Он вытащил из кармана тетрадный листок, исписанный корявым детским почерком с большим количеством грамматических ошибок:

— «Настоясчим спешу сообчить, што в больнице в Зарном скрываются враги и контра. А именно бывший пристав Лаврентьев и с ним бывший урядник Деньков»…

— Что скажете? — испытующе поинтересовался милиционер. — Дети уже пишут!

— Да нет, Виктор, не дети… — доктор покачал головой. — «Настоящим спешу сообщить»… Дети так не говорят! Под диктовку взрослого писано… И…

Иван Палыч вдруг поднес листок к носу, понюхал:

— Борщом пахнет… Нынче у нас в трактире почти каждый день борщ! Свеклы уродилось много… А не гражданка ли это Феклистова написала? Ты б, Витя, ее б в секретные сотрудники взял. Трактир — место нужное!

— Ну, Иван Палыч — мы ж не царская охранка! — обидчиво встрепенулся Красников. — Нам такие сотрудники без надобности… Нам народ будет помогать! От чистого сердца.

— Ну-ну… И много уже помощников?

— Да вот же ж! — милиционер потряс листком.

Иван Палыч развел руками:

— Так это анонимка вообще-то…

— Ну-у… Так, что, в самом деле, враги в больнице скрываются? — подозрительно глянув на собеседника, поинтересовался Виктор.

Однако, доктора уже давно не так-то легко было смутить:

— Во-первых — не враги, а бывшие враги, прощенные, между прочим, советской властью. Во-вторых — не скрываются, а работают — санитарами. Персонала у нас нехватка, а дел полно… И, в третьих, со временем я тебе их порекомендовал к себе в милицию взять. Ну, когда штаты установят. Профессионалы крепкие!

— Вы серьезно, Иван Палыч? Пристава и урядника — в милиционеры⁈

— А что такого-то? Генералов, вон, в новую армию берут… Тот же Брусилов… И офицеров — тоже. Чем милиция хуже-то?

— Ну-у… — Красников не знал, что и ответить. — Пусть пока в санитарах… А потом — поглядим. Все-таки, бывшие царские сатрапы!

— Мое дело — предложить, — развел руками доктор. — А насчет поджигателей, Витя, я тебе список накидаю.

— Вот это было бы не худо! Иван Палыч, вас у больницы высадить?

— Да, давай там…

Кто-то сдал бывших становых. Ну да, скорее всего — Феклистова. Зачем? Решила подладиться к новой власти? Впрочем, кто угодно мог — пристава с урядником в Зарном каждая собака знала, тайну все равно было не утаить. Так что, уж, наверное, лучше так — чтоб власти в курсе. Ох, Витя, Витя… начальник из тебя… Наивный экзальтированный юноша! Вот, как с таким Рябинина ловить? А кстати, покойный Василий Андреевич ненамного и старше был. Но, конечно, пообтерся, набрался полицейского опыта… От того же Гробовского, с которым, хоть немного, но поработал. Эх, Алексей Николаевич, где ж тебя носит-то? На фонте? Так, с Германией, вроде бы, перемирие… переговоры в Брест-Литовске идут, все газеты только об этом и пишут. А, между прочим, Аглае в декабре рожать! Совсем уже скоро. А ты все не возвращаешься…

Вечером, уже дома, в гостиничном номере, в дверь вдруг постучали. Доктор непроизвольно вздрогнул. Кто бы это мог быть? Анна Львовна нынче ночевала в городе, а никаких гостей Иван Палыч, на ночь глядя, не ждал и вообще-то, планировал крепко задуматься о том, как поймать Рябинина, поскольку от нового начальника милиции толку в этом смысле пока что было, как с козла молока. А он, Артем, все же был человек продвинутый, из двадцать первого века. Сериальчики детективные посматривал, так, между делом… правда, сильно подозревал, что в сериалах все время врали, но…

Стук повторился.

— Войдите, не заперто.

Вошел председатель сельсовета Пронин:

— Не спите еще, Иван Палыч? Мне бы посоветоваться… А то товарищ Гладилин уже не у нас, а товарищ Красников уехал…

— Заходи, заходи, Степан, — выйдя из-за стола, гостеприимно предложил доктор. — Сейчас чайку сварганим… У нас замечательный сушеный кипрей! Кстати, весьма полезный.

— Да я, собственно говоря, ненадолго… — председатель все же стеснялся позднего своего визита, и это было видно. — Ну, чай, так чай… Вот что, Иван Палыч. Мне тут кое-что рассказала Анюта… ну, дочка… Они ж со скаутами до сих пор дежурят…

— Черт! — хлопну себя по лбу доктор. — Забыл совсем им сказать. Не надо уже дежурить! Карантин-то с Зарного снят.

— Так они, не у Зарного — у Ключа… Ну, со стороны старой станции. Там заброшенная будка обходчика, пути-то не используются — а ребятам интересно.

Иван Палыч покачал головой:

— Все равно, не стоит ребятам так далеко… Мы туда Красную гвардию выставим, у Субботина попрошу. А ты, Степан Викторович — уж Анютке своей передай. Она ж там за старшую.

— Да уж, — довольно улыбнулся Пронин. — Такая мать-командирша растет… Так вот! Чего я пришел-то… Анютка, как явилась, так рассказала… Видели они на старых путях — обходчика! Представляешь? Я же сам на железной дороге работал — знаю. Что обходчику делать на старых заброшенных путях? Если б их вдруг собрались восстанавливать — я бы знал. Анютка говорить — пожилой такой дядька, но высокий, жилистый, в железнодорожной форме с фуражкой. Вислые пшеничные усы, молоток… С молотком, но без сумки! Обходчик — и без сумки? А гаечный ключ, петарды, флажки — куда? Да и молоток — обычный. А у обходчиков — на длинной ручке. Чтоб лишний раз не кланяться. Ребятишки просто за ним последили… Он на новый перегон пошел. Спрашивается, чего позабыл на старом? И вообще, я такого, с усами, не помню.

— Да мало ли, — отмахнулся доктор. — Может, новых людей набрали — паек-то хороший! А инструментов не хватает — вот и обычный молоток.

— Ну да, так…

Подув в кружку, гость вскинул глаза:

— А вдруг да не так? Иван Палыч, ты про «Викжель» слышал?

Про Викжель слышали все. Исполнительный комитет профсоюза железнодорожников — пожалуй, самая влиятельная организация в России! Поезда-то, хоть как-то, но ходили. А могли и не пойти — если запрещал Викжель! Ну так, в руководстве в основном — меньшевики и эсеры, и всего три большевика. Викжель поначалу не поддерживал новую власть, потом решил поддержать, а нынче вообще требовал создания однородного правительства из представителей всех революционных партий и всерьез угрожал всеобщей транспортной забастовкой! Акты саботажа тоже имели место. Как выразился как-то Гладилин — «с таким друзьями никаких врагов не надо!»

— Могут и на путях каверзу устроить, — задумчиво протянул Пронин. — Вполне. От этого Викжеля всего можно ждать. Иван Палыч, будешь в городе — расскажи Гладилину.

— Ага…

В городе было не до Викжеля! Гладилин бегал по кабинетам уисполкома и проверял какие-то бумаги, счета… «Ундервуд» трещал пулеметом, растрепанная секретарша нервно курила папиросу за папиросой, прикуривая одну от другой.

— Ольга Яковлевна, а что случилось-то? — войдя в приемную, поинтересовался доктор. — С чего такой аврал-то?

— Из Москвы кого-то ждут! — оторвалась от «Ундервуда» Ольга Яковлевна. — Какое-то видное начальство.

Иван Палыч махнул рукой и присвистнул:

— Ну, ведь из Москвы… не из столицы.

Из коридора в приемную вбежал Гладилин, растрепанный не хуже секретарши:

— А, Иван Палыч! Ты-то мне и нужен. Ты знаешь, кто к нам приезжает? Сам товарищ Семашко! Видный большевик и мой хороший знакомый… Между прочим — по твоему письму! Да-да, что ты так смотришь?

Товарищ Артем неожиданно расхохотался:

— Вообще-то, Николай Александрович едет встречать литерный поезд из Перми, с каким-то там медикаментами. С охраной, по личному поручению Ленина! А заодно, очень хочет встретится с тобой! Почему — не знаю. И что ты, Иван Палыч, ему такое написал?

Товарищ Семашко приехал на скором московском поезде, который, как ни странно не опоздал, пришел вовремя. На перроне высокого гостя встречало все нынешнее уездное и городское начальство, включая Гладилина и Красникова. Ну и, естественно, Иван Палыч.

Товарищ Артем нервничал и мял в руках кепку — хоть приезжал хороший знакомый, да еще было неизвестно, как он себя поведет и что вздумает проверить? Да и времени-то со времен Парижа и Лонжюмо прошло изрядно — больше шести лет.

Свистнув, паровоз тормозил, окутанный густыми клубами пара. Поплыл вагоны — товарные и парочка пассажирских, путиловских.

— Товарищ Семашко! — вытянув шею, замахал кепкой Гладилин. — Николай Александрович! Бонжур!

— А, Сергей Сергеевич! Бонжур, бонжур… Са ва?

Добротное английское пальто старинного кроя, галстук, кашне, смушковая зимняя шапка…

— Ну, ты Николай Александрович, как есть барин! Са ва… не сказать, чтоб совсем «бьен», но… работаем!

— У тебя, Сергей Сергеич тоже кепочка модная! Поди, с парижских времен? А псевдоним ты правильно сменил. Гладилин! А то товарищ Артем у нас есть уже — Федор Сергеев, в Харькове… А это, я полагаю, доктор Петров? Иван Павлович?

Семашко протянул руку:

— Рад, рад… Владимир Ильич про вас телефонировал! Говорят, все мои мысли ему изложили? По поводу централизованного управления здравоохранением. Ничего, ничего дайте срок — все будет! И управление, и помощь, и клиники… И лучшие в мире врачи!

Лет пятидесяти. Небольшая бородка, усы, высокий лоб. Чуть запавшие глаза смотрят внимательно, цепко.

— Ну, что, товарищи? Литерный приходит завтра в полдень. Так мы с Иваном Павловичем, пожалуй, поедем в это ваше… Зарное. Не терпится своими глазами все посмотреть! Сергей Сергеевич, вы нам, пожалуйста, автомобили организуйте… Для нас и для охраны — со мной пять человек. Владимир Ильич напомнил, чтоб обязательно с охраной! Не смею отказать.

Николай Александрович развел руками и улыбнулся:

— Ну, поедем… Что время зря терять? Сергей Сергеич, литерный остановится на станции Новый Ключ, мы как раз там и сядем. Это далеко вообще?

— На машинах — не очень. Тем более, сейчас подморозило, дорога есть.

Улучив момент, Иван Палыч потянул за рукав Красникова:

— Витя, отправь людей на Новый Ключ. Пусть еще на старую станцию заглянут, в будку обходчика. Мало ли! Если своих не соберешь, попроси Субботина, он не откажет.

Гладилин остался в городе. Кроме охраны, московского гостя сопровождал лишь сам доктор, да в Зарном к ним примкнул Пронин.

Товарищ Семашко лично осмотрел больных. Надо же, заразы не побоялся.

— Так-так… Как себя чувствуете? Что принимаете? Как лечат? О, у вас тут и санитары имеются! Молодца, молодца… А вам, голубушка, лучше бы поберечься… живот-то…

— Это, Николай Александрович — Аглая Федоровна, заведующая больницей. Прошу любить и жаловать!

— Рад, очень рад, Аглая Федоровна!

Аглая смутилась и покраснела… Но на все вопросы отвечала обстоятельно и толково.

— Молодца! Молодца! — хвалил Семашко.

— Это вот доктор Лебедев из Петрограда…

— Рад! Вы в столице товарища Барсукова, случайно, не знали?

— Увы, — развел руками Леонид.

— Жаль, жаль… Он там у вас возглавил медико-санитарный отдел.

О Николае Александровичие Семашко Иван Палыч (точнее — Артем!), конечно же, знал — изучал на семинара по истории медицины. Одноклассник Пришвина, племянник Плеханова. Рано пришел в революцию… Видный большевик и основатель всей советской медицины!

В гостях у доктора проговорили до полуночи:

— Все верно вы делаете, Иван Павлович! Все правильно. Ай, молодца! Совершенно с вами согласен — без системного подхода побороть эпидемии и наладить врачебную помощь нельзя!

— А значит, требуется централизованный государственный орган! Не так, что кто в лес, кто по дрова… Мне вот даже стыдно было — империя, а министерства здравоохранения просто нет!

Утром поехали в Ключ, да еще завернули к старому кладбищу, так сказать — в эпицентр.

— Так-так… Значит, говорите, известью? Все правильно — с сибирскою язвой шутки плохи! Я бы на вашем месте вообще все тут огородил — мало ли, скот забредет случайно или ребятишки за грибами пойдут…

— Огородим! — озабоченно покивал Пронин. — Вот, дождемся весны.

Станция Новый Ключ открылась недавно, на второй год войны, и даже не была еще оборудована телеграфом. Лишь небольшой зал ожидания да билетная касса. Ну да Зарное располагалось верстах в десяти — рядом. Телеграф там имелся и даже протянули телефон, правда, линия постоянно рвалась.

Литерный поезд — паровоз и три пассажирских вагона — опоздал на полчаса, что по нынешним временам и опозданием-то не считалось! Выделенные автомобили отпустили — по прямой дороге до города, а до Зарного Пронин и Иван Палыч решили добраться на литерном, заодно и кое-какие вопросы с товарищем Семашко порешать. Тот и так сетовал, что мало времени, так что пришлось пойти навстречу.

Паровоз дал гудок. Поехали. Мягко качнулся вагон. Поплыли за окном елки да давно уже облетевшие осины.

— Я полагаю, надо делать упор на профилактику, вакцинацию, гигиену, — продолжал начатый разговор доктор.

Товарищ Семашко, довольно кивнув, улыбнулся в усы:

— А еще — на ликвидацию социальных основ болезней! На охрану материнства и детства!

Впереди послышался какой-то хлопок… Что-то треснуло…

Иван Палыч вздрогнул и повернулся к Пронину:

— Что это — выстрел?

— Петарда! — усмехнулся тот. — Ничего удивительного. Если впереди что-то с путями, обходчик оставляет на рельсах петарду. Паровоз наезжает и… оп! Дальше ехать нельзя — ждем ремонтной бригады. Хотя… и просто дерево могло на рельсы упасть — тогда быстро… Я все же поду, гляну.

Пронин скрылся за дверью…

— Николай Александрович, — настороженно глянув в окно, доктор повернулся к Семашко. — Если не секрет — а что за медикаменты в вагонах? Коль такое сопровождение… Морфин имеется?

— Да пуда полтора!