Глава 11
Натужась, приседая и кашляя, доходяги-работники вытащили из вырытой штольни старинный сундук, обитый железными полосами. По приказу Михаила, сундук сразу же унесли в его барак, куда, кроме того самого амбала с кривым носом и бритой наголо головой, войти больше никто не осмелился. Артельщики даже не спрашивали — что там, в сундуке? Лишь переглядывались да шептались. Те, кто еще хоть что-то мог, хоть что-то хотел. Споры сибирской язвы уже начали в артели свою страшную разрушительную работу, поначалу поражая самых слабых, больных.
По приказу старшего, пленников — или заложников, особой разницы нет — поместили в один из бараков с провалившееся крышей, у самого забора, рядом с уборною, под которую приспособили одну из ям. Сквозь щели в дощатых стенах барака можно было кое-что рассмотреть, а еще лучше — услышать.
Кроме самого Михаила, в артели всем распоряжался то самый бритоголовый здоровяк, звали его Ахметом. Артельному он, похоже, был предан, как цепной пес, на всех же остальных смотрел зверем, в случае нужды не стесняясь пускать в ход кулаки, а иногда — и хлыст, что постоянно носил за поясом. Впрочем, ярость его, насколько успели заметить пленники, распространялась отнюдь не на всех. Пару-тройку угрюмых парней, судя по всему, деревенских, он не трогал, хоть иногда на них кричал.
— И что будем делать, Иван Палыч? — негромко спросил Роман Романыч. — Зачем мы им? Убьют?
— Хотели б, еще раньше убили, — ответил доктор.
Родион скривился. Круглое крестьянское лицо его выражало полное безразличие.
— Но, спутников-то наших-то они убили! — бывший студент в отчаянье повысил голос. — И ничто их не удержало! Хотя, понимаю… они сами смертники. Я все ж таки медик… почти… два курса отучился!
— И что скажешь, медик? — погладив разбитую губу, хмыкнул Родион. — Мы тут все сдохнем? Интересно, кто быстрее — мы или они? Наверное, все-таки — они! Он же тут дольше!
— А вот это хорошая мысль! — доктор невольно улыбнулся. — Вполне даже оригинальная. Что же касаемо нас… Возможно, мы нужны им, как заложники. Ведь тот же Михаил, судя по всему, человек неглупый, хоть и безбашенный…
— Какой, какой? — вытащил глаза Родион.
— Ну, псих.
— Это уж точно, ага… А почему же неглупый?
Иван Палыч потрогал голову — болела, да, но, вроде как — не смертельно. Вздохнул и, понизив голос, кратко поведал товарищам по несчастью то, что ему рассказал старший брат артельного, смертельно больной Василий.
— А! Вон оно что — сокровище! — ахнули Родион. — То-то я монетку нашел…
— Значит, не кирпичи они ту делают, — Роман Романыч покачал головой. — Ну, я так и понял. Делали бы кирпичи, было бы легче подать весточку. За кирпичами бы приезжал, покупали, увозили бы… Все — люди! Иван Палыч! А я ведь так полагаю — нас скоро будут искать!
— Да, — рассеянно кивнул доктор. — Только никто ж не знает, куда мы конкретно направились. Да, разберутся, в Совете у нас не дураки. Думаю, уже завтра отправятся на поиски… Но, опять же — время! У нас его мало… Вполне можем и того… Сибирская язва — штука опасная. Эх, подать бы о себе знак! Ладно, будем думать…
Студент вдруг оживился:
— А я вот думаю… Болезнь, даже самая страшная и заразная, она ведь далеко не всех берет! Вот, Средние века возьмите. Там то чума, то холера, то проказа. Треть вымирала! Ну, две трети… Остальные-то выживали! Без всякой гигиены, без всяких знаний… Ну, все же люди не вымерли! Так и здесь — кого-то зацепит болезнь, а кого-то — нет!
— Э, городской! — сплюнув, лениво протянул Родион. — Это называется — Божье соизволение. Молиться надо — я вот молюсь.
— А я — агностик! — сверкнул глазами Роман Романыч. — Я в Бога не верю!
— Ну и дурак!
— Так! Спокойно! — доктор махнул рукой. — Не хватало нам еще промеж собой разобраться… С другой стороны — это хорошо, что вы собачитесь! Значит — силы есть. Давайте думать, как спасаться будем? Итак, в нашем бараке объявляется мозговой штурм!
— Чего? — вытаращил глаза Родион. Он был не из Зарного, из Рябиновки, и Иван Палыч его раньше не знал. Вроде бы, парень хороший — храбрый и не дурак. Да и силушка имеется вполне.
— Мозговой штурм, это когда высказывают все подряд, даже самое нелепое! — пояснил доктор. — Ну, к примеру… Сделать воздушный шар и улететь!
— Х-хо! — селянин негромко расхохотался.
Городской тоже улыбнулся:
— Тогда следующие предложение — ничего не делать и ждать, пока все эти сволочи вымрут! Ну, от болезни.
— Принимается, — с самым глубокомысленным видом кивнул Иван Палыч. — Еще!
— Еще можно их тут всех перебить! — Родион почесал скулу. — Руки-то нам развязали… Заперли, правда, но засов-то — шутовый! Выбьем с ноги! Или через крышу выберемся. Ночи только дождемся, и…
А вот это уже было кое-что! Доктор покусал губу и скривился — голова все-таки болела.
— Так! Допустим — выбрались. Что дальше? Напоминаю: территория вокруг огорожена, и от реки, и от кладбища. Забор хоть и кривой, но, крепкий и высокий… И это бы полбеды. Но, самое главное — пехотные фугасы с растяжками! Не туда ступишь — и все…
— Но, они-то как-то ходят! — хмыкнул Роман. — Полагаете, их всегда только старший ведет? А если старшего нет! Ну, в город уехал за чем-нибудь. А надо, скажем, за едой… Тогда как? Думаю, план имеется!
— Или какие приметы… Ну, как на болотной гати, ага, — Родион пригладил волосы и передернул плечом от боли. Ссадины да синяки все еще болели. — Или еще кто-то знает путь. Ну, окромя этого лешего.
— Скорее всего, только тот, лысый, — вслух прикинул доктор. — Ну и Василий, брат… Но, от того толку немного. Эх… коли б не спешка, можно было бы попытаться взбаламутить тут всех! Напугать! Кроме доходяг, тут ведь и обычные парни, верно, из окрестных деревень. Родион, никаких тут знакомых не видел?
— Да не приглядывался пока.
— А вот, приглядись. Эвон, щели-то…
Все трое припали к щелястым доскам. Видно было, как работники, едва двигаясь, выбирали глину из ям. Кто-то болтал, кто-то вообще уселся…
Вдруг все встрепенулись и резко взялись за работу — у центральной печи для обжига показался бритоголовый абрек:
— Э, что сидим? Работы мало, да?
— Да мы только присели, Ахмет!
— Вы сидеть сюда пришли или работать? Давайте, давайте, пошевеливайтесь! Скоро закончим здесь все!
Скоро закончим… все…
Доктору почему-то о-очень не понравилась эта фраза.
Появился и Михаил, зыркнул вокруг грозным взглядом, и, подозвав Ахмета, что-то шепнул. Тот кивнул и прямым ходом направился к бараку с пленниками. Загремел засов…
— Доктор, выходи. Да быстрей же! Руки за спину… так…
Под конвоем абрека Иван Палыч подошел к артельному, сидевшему на старых досках у кирпичной печи.
— А, явился! На… — Михаил вытащил из кармана блокнот и карандаш. — Пиши, какие лекарства нужны. Все привезу! И не дай Бог, брат мой умрет… Тогда лучше тебе и твоим спутников было б и не родиться!
— А, может, хватит угроз? — возмутился Иван Палыч. — Я ж сказал уже — что смогу, сделаю. А вообще, всем бы поскорей отсюда уйти. И никогда больше не возвращаться.
— Тебя не спросили! — артельный злобно оскалился, борода его задрожала. — Надо будет — уйдем. А вот что с вами… То теперь от тебя зависит. От того, как ты брата моего вылечишь. Только не говори, что все в руках Божьих… Ну, давай, пиши уже!
Взяв карандаш и блокнот, доктор уселся на корточки, написал список лекарств… и быстро добавил к ним еще и глицерин с желатином. Вдруг аптекарь внимание обратит? Покупатель-то какой колоритный. Шляпа, дорогой городской костюм… пусть и испачканный красной глиной, но все-таки! И — на контрасте — буйная борода и дурные манеры. Этакий ковбой с Дикого Запада! Увидишь — не забудешь.
Аптека в городе одна осталась, у господина Евтюхова, на Второй Дворянской. Остальные разорились все. И «Диез» — музыкальный магазин напротив, тоже закрылся. А Якову Евтюхову хоть бы хны! Почему так? Да потому что местечко-то бойкое — центр. А начальник милиции Петраков хоть немного, да поработал с Гробовским. Неужели, никаких методов у бывшего царского сыскного не перенял? Да быть такого не может! Василий Андреевич парень дотошный, умный… потому и большевики его — к себе. Так что пашет господин Евтюхов на милицию — это, как говорится, и к бабке ходить не надобно. А про Анюткин гектограф Петраков знает, на собрании как-то вспоминали смеялись… Правда, как быстро аптекарь доложит. Опять же, пока еще найдут артель… Время, времечко, эх… Но, все же, хоть как-то — весточку… Об исчезновении доктора и его людей уж точно в городе всех известят. Пусть и карантин — телеграф-то, Слава Богу, работает! Хотя… долго это все будет… долго… И что-то подсказывало Ивану Палычу, что время-то сейчас работало против пленников. Против!
— Написал? Ну, наконец-то…
Забрав список, Михаил направился к воротам. В руке он нес саквояж, за плечами болталась увесистая котомка. Видать решил часть находок продать. Впрочем, Василий говорил о том, что за золотом приезжает тот, кто и сподвиг Михаила на все это дело. Почему…
— Э, давай обратно! Руки за спину, да-а…
Втолкнув доктора обратно в барак, Ахмет задвинул засов и нехорошо усмехнулся.
— Эй, нам бы перекусить чего, — хмуро попросил Роман Романыч.
Надсмотрщик не отозвался. Ушел.
— Вот же сволочь!
Вскоре запахло дымом. Видно было, как в устье печи для обжига кирпичей запалили костре, поставили на огонь котел с каким-то варевом. Ну, правильно — труд-то нелегкий, а в артели вовсе не одни только доходяги, но и люди, так сказать, куда более заинтересованные. Вот именно — заинтересованные! И замотивированные. Одно слов — золото! Потому и помогать пленникам здесь никто не будет, можно и не надеяться. Блеск золотого тельца застил глаза всем.
— Варят чего-то, — Родион потянул носом воздух. — Рыбкой пахнет… Верно, ушица. уфф… — Неужто, голодом будут держать, золотодобытчики хреновы? А у костра-то…
Снова припав к щели, парень присмотрелся… и вдруг осклабился:
— Силяй! Господи — Силяй же! То-то я и смотрю…
— Знакомый кто? — насторожился Иван Палыч.
Селянин пожал плечами:
— Не сказать, чтоб добрый знакомец… Одначе, видались, видались. И на покосе, и на ярмарках. Сам-то он не с Рябиновки — с Ключа. Ну, деревня такая… Не так давно к Олене, сестре моей, сватался…
— Сватался, говоришь… — усмехнулся доктор. — Так, может знакомец твой нам покушать даст?
— Не знаю… Одначе, спросить — не украсть! Пока никого-то рядом…
Родион припал ртом к щели меж старыми досками и негромко позвал:
— Силяйко! Силяй! Эй…
— Кто тут? — резко обернулся парень.
Невысокого роста, но, кряжистый, крепкий, с небритым давно подбородком и настороженным взглядом, он не выглядел ни усталым, ни больным. Впрочем, заразе-то долго ли?
— Это я — Родион. С Рябиновки. Помнишь, на покосе гуся украли?
— А-а! — Силяй сдвинул картуз на затылок. — Так это тебя, значить, спымали… На добро наше наложил хоботок?
— Да не нужно мне ваше добро! Выбраться бы.
— Это с артельным решай! Без его слова отсель никто не выйдет.
— Так вы ж все сдохнете скоро! Вот, доктор так говорит…
— Авось, не сдохнем. Да скоро уже и расчет! Михайла сказал — окончательный расчет через три дня. А он — человек справедливый! С деньгами никогда не обманывал. Так что, охолонь, Родя! А лучше бы к нам поране пришел. При деньгах нынче был бы! Эх, загуляю скоро! В город поеду. В эту, как ее… в синемУ!
— Чувствую, будет им синемА, — хмыкнув, хрипловато прошептал Иван Палыч. — Боюсь, понятие окончательный расчет — у них и у артельного — окажется разным.
Роман встрепенулся:
— Так вы думаете, их всех…
— Вполне вероятно. Золото и не таким, как этот чертов Миша, глаза застилало. Зачем делиться-то? Когда можно… Тем более, места тут глухие… Потом тут же всех и захоронит — взорвет фугасы! Никто никогда никого и не найдет.
— Да-а… — зябко поежился бывший студент-медик. — Коли вы правы… Так, тогда, значит, и нам только три дня осталось. Три дня…
— Эй, вы там… — снаружи вдруг послышался приглушенный голос.
Родион глянул в щелку:
— Силяй!
— Нате вот, поснидайте…
Парень просунул в щель ржаные сухари и галеты.
— Ушицы, звиняйте, не могу!
Прошептал и поспешно вернулся обратно к костру. Варить уху. Что ж, спасибо и на этом.
Что делалось в самих ямах и рядом с ними, из барака было невидно. Оставалось только догадываться. Судя по радостным крикам — нашли что-то еще. Видать купец-то был настоящий богач! Или не купец — граф? Нет, все-таки, купец… Ефимов.
Черт! Иван Палыч вдруг вспомнил, как сразу же после исчезновения приснопамятного мошенника Рябинина, нашел на его столе книгу «История родного края» с закладками на селе Зарное. И там писали про старые клады… Зачем эта книга понадобилась Рябинину? Зная его, можно сказать смело — не просто так он изучал эту книгу.
Опять же, несчастный брат артельного Василий упомянул, так сказать, о непосредственном заказчике концессии — потертом интеллигенте в очечках. Именно так Рябинин и выглядел. Ох, Степан Григорьевич! Не ты ли и есть этот таинственный покупатель купеческого золотишка? Разжился на одном, решил продолжить на другом.
Сухари с галетами поделили на всех, захрустели…
Работники тоже хлебали уху, каждый из своей миски. Слышно было, как звякали ложки…
Вот запахло табачным дымом — кто-то закурил.
Послышался мечтательный голос:
— Эх, самогоночки бы! Под ушицу-то…
— Самогон вечером — по две стопки, — это уже заговорил надсмотрщик Ахмет. — Не дай Боже, увижу кого сейчас пьяным. Сами знаете — долю снизим враз! Ну, что расселись? Давайте, работайте! Кольша, Никита — в дальний раскоп, ты, Силяй, рядом с ними. Доходяги! Вы по старым пройдитесь, мало ли, что забыли-попустили. Да смотрите у меня! Попробуете чего закрысить — мало не покажется! Еще раз всем говорю.
— Да знаем, знаем, Ахмет.
— Слышь, Ахмет… А чего эти-то в бараке бездельничают?
Услышав такие слова, пленники сразу насторожились. Разговор явно зашел про них.
— Пусть бы поразмялись, глину бы на отвал потаскали. Глядишь, больше бы за сегодня сделали. Михаил бы рад был.
Иван Палыч напряжено прислушивался…
Силяй! Это предложил Силяй! Так, может, не все так плохо с этим деревенским парнем?
— Миха такого не приказывал, — задумчиво протянул надсмотрщик.
— Так он вообще никаких распоряжений не оставил! — рассмеялся Силяй. — Торопился очень. Вот и про этих — забыл. Да что им там сидеть-то? Парни крепкие, пусть хоть пользу приносят.
— А ну, как в побег рванут? — Ахмет все же осторожничал, но, уже и не возражал.
— В побе-ег? Тю! Как отсюда сбежишь-то? Разве что на свою погибель.
— Но, они-то про фугасы не знают, — резонно заметил амбал.
Снова смех:
— Как же не знает? Я слыхал, как Вася доктору про то говорил. — Барак-то — щелястый. Кажное слово слыхать. О! Слышишь — стонет? Ну, решай… А я — в яму!
С минуту все было тихо. Лишь слышались отдаленные удары кирки или лопаты… Неужели, Силяй не уговорил?
Чу! Вот и шаги… Уверенные, по-хозяйски неторопливые.
Скрипнул засов. Дверь отворилась и на пороге возникла дюжа фигура надсмотрщика:
— Выходи!
Ударило в глаза осеннее солнце. Узники зажмурились.
— Э, не вздумайте мне тут спать! — хмыкнул бритоголовый. — Сейчас будете работать. Ведро, носилки видите? Вперед! Мусор от ям таскать во-он туда, в отвал.
Ахмет указал хлыстом на самый дальний угол «раскопа», там сразу же за забором виднелись какие-то непроходимые заросли и слышно было, как журчала река.
— О том, что отсюда не убежать, вы знаете, — усмехнулся надсмотрщик. — Еще раз говорить не буду. Работайте! Станете филонить — отведаете хлыста. Будет все хорошо — вечером покормим.
Абрек неожиданно улыбнулся, показав крепкие желтые зубы:
— Покормим, покормим. Слово!
Ничего не поделаешь, узники взялись за работу. Родин с Романом Романычем взялись за носилки, доктор же поднял дырявое ведро.
Работа оказалась простая, но довольно тяжелая — нужно было выносить выброшенный из ям отвал — обломки кирпичей, щебень прочий мусор. Поначалу пришлось несладко, но потом ничего, втянулись. Да и все-таки — солнышко, природа — красота! И, самое главное — можно много чего рассмотреть, прикинуть…
Силяй и все крепкие мужики работал под землей, а пара доходяг с потухшим взором понимали на веревке ведерко с мусором. По всему чувствовалось — кладоискательство здесь было поставлено с размахом, так, чтобы не упустить даже самую мелочь.
Интересно, что же, работнички не воровали, не утаивали? Честные такие трудяги… Доктор усмехнулся, поднимая ведро. Верится с трудом! Пару-тройку золотых монет вполне можно спрятать. В поясе, под подкладкой, да в том же картузе вынести. Вынести… А что дальше? Все живут вместе, в бараке, и, наверняка, друг за другом следят. А потом начальству докладывает. Вернее, закладывают. Каждый на соседа своего стучит. Что ж, схема рабочая. Чувствуется рука опытного организатора… Рябинин? Ну, Бог весть, Бог весть…
За забором, в зарослях облетевшей ивы, росла кривая сосна, за которой — хорошо было видно — блестела река. Та самая, где некогда рыбачил несчастный бедолага Фома Егорович…
Ахмет не обманул — вечером пленников покормили. Абрек лично выдал им сухари и нарезанное толстыми ломтиками сало. И снова закрыл дверь на засов. Ну, а как же!
Стемнело… Видно было, как догорал костер.
— Ну? — подкрепившись, негромко спросил Иван Палыч. — У кого какие будут предложения?
— Там, за забором — дерево! Ну, сосна… — Родион сглотнул слюну — волновался. — Мы в деревне… у нас… у нас прыгалка была, ну, на речке. Веревка с палкой к деревине привязана… Уцепишься за палку, разбежишься с обрыва — и в воду! Красота. Вот, думаю, и здесь бы так. Веревку я уже присмотрел…
— Авантюра! — хмыкнул Роман Романыч. — Ну, допустим, прыгнем мы в воду… Ноги судорогой сведет — и привет. Холодно. Чай, не лето. Да и, коли выберемся на берег — что, так мокрыми и пойдем? Костер-то не развести — вдруг заметят? Да и как идти — ночью-то? И эти тоже… утром увидят, что нас нет. Обязательно погоню вышлют!
Доктор легонько кашлянул:
— Погоню — да, вышлют. Однако, и нас, наверняка, уже ищут. Товарищ Ар… Сергей Сергеевич, Пронин… и все прочие. Думаю, если они услышат шум… выстрелы… Но, да — тут как повезет… Тсс!
Снаружи послышались чьи-то осторожные шаги. Кто-то подошел к двери… отодвинул засов…
— Спите, бедолаги?
Голос показался знакомым…
— Силяй!
— Тихо, Родя! Я это, я… Уходить вам надо, парни. Сегодня, сейчас.
Шепот Силяя звучал как-то зловеще и немного безнадежно.
— К утру Михайла вернется — и вам не жить. Ну, день-два… До расчета. Ахмет сегодня стакан хватанул — разговорился. Сейчас, как убитый, спит. Да все…
— Уходить? — настороженно переспросил Иван Палыч. — Куда? Под фугасы?
В темноте послышался тихий смех:
— Ну, я ж не такой дурак-то! Кумекаю. Как-то Михайла мене с сбой на станцию взял — кое-что поднести… Так же вот, ночью. Он — впереди, я — сзади. Вышли… Потом зачем-то постояли немножко… он все на часы смотрел. Серебряные у него — «Буре». Я так думаю — время точное выжидали. А потом пошли. Двадцать шагов по тропике, а потом резко свернули направо, в заросли. А дальше — точно на Полярную звезду. Ночка-то была, как сейчас, ясная… Ну, что сидите-то? Досточку выломайте… будто бы — сами…
— Так ты что же, с нами не пойдешь? — прошептал Родион.
Ночной гость ухмыльнулся:
— Не-а. Дождусь деньгов! Михайла — мужик честный, не обманул ни разу. И сейчас не обманет! Ему ни к чему.
— Уверен?
— Ну да. Говорю же — честный!
— Да тут же кругом болезнь, зараза… Как ты не понимаешь? — неожиданно вспылил доктор. — Вы все под смертью ходите! Уходи с нами, парень.
— Сказал — нет!
— Ну, как знаешь…
Выломав гнилые доски, узники выбрались на улицу. В звездном небе ярко светила луна.
— Повезло вам, — усмехнувшись, оглянулся Силяй. — Во-он, у калитке — доски. Засов не трогайте, переберетесь через ограду… Ну, с Богом!
— Спасибо, Силяй! — прощаясь, Родион поблагодарил за всех. — Век помнить будем.
— Ни-ишто! — негромко хохотнув, парень сдвинул картуз на затылок. — Помните — двадцать шагов по тропе. Потом вправо — на Северную звезду… Да, Родя… Коли выберетесь, Олене поклон передай. Знаю — замуж еще не вышла… Скажи, скоро Силяй в гости заявится. Не голь-шмоль — а с большими деньгами! Мельницу на те деньги поставлю… Эх, заживем! Тсс! Кого там черти носят?
Рядом из барака, шатаясь, выбрался бородатый мужик. Зыркнул глазом, рыгнул, да, зайдя за угол, принялся громко мочиться…
— Идите уже! Я его отвлеку…
Перебравшись через ограду, беглецы выбрались на тропу. Луна скрывалась за кронами высоких деревьев, так что пробирались почти что наощупь.
— Раз, два… десять, — Родион считал шаги.
— Интересно, какие у него шаги? — промолвил Роман Романыч. — Такие, как у тебя? Или — длиннее… короче?
— Такие же, — отозвался селянин. — Роста-то мы одинакового… Двадцать! Все. сворачиваем… И где тут Северная звезда?
Иван Палыч посмотрел в небо:
— Вот — Большая Медведица… мысленно проводим линию… Вот!
Пошли… Под ногами хрустели какие-то сучки и шишки, еловые ветки так и норовили ударить в глаза. Вот совсем рядом вспорхнула какая-то ночная птица… полетела, заухала утробно…
— Черт, филин! — выругался Родион. — Напугал, гад…
— Тихо! — доктор вдруг насторожился. — Слышите? Вон там, впереди… Что это за звук? Вроде как скрипит что-то…
— Уключины! — дернулся Родион. — На лодке кто-то плывет… Река! Вон она…
— Так, ребята! Минное поле закончилась… — Иван Палыч напряженно прислушался. — Да, вот уже и река… Ага! Идет кто-то! Давайте-ка в кусточки свернем… Не нравятся что-то мне эти ночные лодочники.
Свет керосинового фонаря желтыми сполохами полыхнул за кустами. Послышались голоса. На тропу вышли двое…
— А сейчас — четко за мной, Николай Николаевич!
— Да помню, Михаил, помню. Здорово вы — с фугасами. Вот завтра и пригодятся!
— Думаете…
— Да! Всех. Место злое — не надо, чтоб знали…
— Там же брат мой! Больной… Я доктора нашел!
— Доктора? — оживился Николай Николаевич. — Что еще за доктор? О-чень хочется на него взглянуть!
— Придем — взглянете. А потом я его… Хотя — как брат…
— Так! Стоп, Николай Николаевич! Говорю же — след в след…
Луч фонаря выхватил из темноты худую фигуру в шляпе и куцем английском пальто.
Мать честная! Худое обветренное лицо с плохо выбритым подбородком, очки…
Рябинин!
Собственной персоной — Рябинин!
Ишь ты — Николай Николаевич, ага…
Перебросившись парой фраз, махинаторы скрылись в лесу…
— Лодка! — обрадовано шепнул Роман Романыч. — Поплывем, эх.
Родион первый спустился к реке:
— Вон она! А вот и весла… Господи, как же нам повезло!
