Глава 12
Лодка была старой, скрипучей, и сразу же начала набирать воды. Роман Романыч тут же принялся вычерпывать ее старым, дырявым башмаком, который валялся на дне.
— Вон там, дырка! — шепнул Родион. — Заткни ее!
Роман Романыч нашел пробоину, заткнул ее рукой.
— Готово! Уходим!
Родион уперся веслом в илистый берег, напрягся. Лодка с противным чваканьем отчалила и сразу же была подхвачена быстрым течением. Река в этом месте, подпитанная дождями, окрепла, стала сильной, мощной. И коварной — под поверхностью черной воды чувствовались скрытые вихри и потоки. Лодку сразу же развернуло боком и понесло вниз, крутя и раскачивая.
— Держи! Держи! — запричитал Роман Романыч.
— Не учи ученого! — бросил Родион, выворачивая борт.
Быстро приспособившись, парень начал править лодкой умело, сильно от берега не отчаливая.
— Я уж думал… не выберемся! — нервно хихикнул Роман Романыч.
— Да я с детства с батей на рыбалку… Не переживай!
Холодный ночной ветер бил в лица, продираясь под мокрую от пота и страха одежду. Луна освещала берега — мрачные, неприветливые, поросшие черными кустами. С обеих сторон нависали глиняные склоны, и беглецам казалось, что из каждой тени на них смотрят глаза.
— Мы на ладке бывало с друзьями… — начал хвастливо Родион и остановился на полуслове — лодку тряхнуло, дернуло, едва не перевернув. — Ух ты ж! Коряга!
Родион принялся вновь править курс.
— Держись! — крикнул он, но его голос утонул в шуме воды и ветра.
Но это оказались не все неприятности, поджидавшие их.
Вдруг сзади, со стороны лагеря, послышался отдаленный, яростный крик. Потом другой. Затем — треск выстрела. Один, второй.
Сердце Ивана упало. Их обнаружили!
— Греби! — закричал он, из последних сил упираясь веслом в воду. — Греби, они подняли тревогу!
На берегу, у того места, где они спустили лодку, замелькали огоньки. Сначала один, потом несколько. Голоса неслись над водой, злые, искаженные яростью.
— Лодку! Вторую лодку спустить! — донеслось сквозь шум.
Лагерь всполошился, как растревоженный улей. Через несколько минут на воде, метрах в ста позади них, появился еще один темный силуэт. Вторая лодка. И где они только ее достали? В ней отчетливо виднелись две фигуры. Одна — массивная, с мощными плечами, работала веслами. Ахмет. Вторая — коренастая, с ружьем в руках, целилась в их сторону. Михаил.
— Ложись! — рявкнул Родион, сам пригибаясь к мокрому днищу.
Раздался оглушительный выстрел. Пуля просвистела где-то над головами.
— Греби, черт возьми, греби! — закричал Роман Романыч, помогая руками.
— Не учи! — прорычал Родион, правя на центр.
— Куда⁈ — выдохнул Иван Павлович, видя какое там течение. — Унесет и тут же перевернет!
— Доктор, это ты у себя там в больнице командуй. А тут я буду командовать. На центр нужно! Только так сможем уйти, а по другому достанут они нас — у них вон какая лодка большая. Догонят, точно говорю — догонят.
Лодка прыгала по волнам, киль скрипел и стонал. Холодная вода хлестала через борт, заливая ноги. Но Иван Павлович спорить не стал, лишь кивнул:
— Ладно, действуй как считаешь нужным.
Сзади раздался еще один выстрел. И еще. Михаил принялся стрелять беспорядочно, яростно, не целясь. Пули ложились то слева, то справа от них, рикошетили от воды с противным визгом.
— Не попадут! — сквозь зубы, задыхаясь, выкрикивал Родион. — Трясет их! Но берегитесь! Не высовывайтесь.
Лодку несло вниз по течению, к повороту реки. За ним берега сходились еще уже, течение становилось стремительнее, и вода пенилась вокруг черных, скользких валунов.
— Поворот! — предупредил Иван. — Держись крепче!
Они влетели в узкий проход между двумя скалистыми выступами. Лодку крутануло, она накренилась, едва не перевернувшись, и ударилась бортом о камень. Послышался треск древесины.
— Течет сильнее! — завопил Роман Романыч, пытаясь зажать ладонью новую щель в борту.
Сзади, на входе в поворот, показалась лодка преследователей. Ахмет мастерски вел ее, лавируя между камнями. Знал, басурманин, дорогу, не раз уже видимо тут плавал.
Расстояние между лодками медленно, но неумолимо сокращалось. Силы были уж слишком неравны. Их утлая посудина против крепкой лодки и двух свежих, яростных гребцов. Даже стало слышно хриплое надсадное дыхание Михаила. А потом прокатилось:
— Стой! Застрелю!
Иван Павлович оглядел берег. Справа скала была почти отвесной. Слева — чуть более пологий, заросший лесом склон.
— К левому берегу! — скомандовал он. — Бросаем лодку! В лес!
Это был отчаянный шаг. В лесу их могли найти другие люди из лагеря. Но на воде у них не было ни единого шанса.
Родион, поняв замысел, из последних сил начал грести к левому берегу. Лодка, подхваченная течением и его усилиями, рванула в сторону.
— Куда⁈ — крикнул сзади Михаил. — Стой, сволочи! Ахмед, к берегу!
Басурманин что-то сказал, начал править, но выйти из поток большой лодке оказалось куда как сложнее, чем ветхому корыту беглецов.
Очередной выстрел. На этот раз пуля ударила в корму их лодки, отщепив кусок дерева.
Но было поздно. Их лодку выбросило на мелководье у самого леса. Удар о дно едва не опрокинул ее.
— Бежим! — крикнул Иван, выпрыгивая в ледяную воду по колено и таща за собой обессилевшего Романа Романыча.
Родион прыгнул следом. Они, спотыкаясь и падая, бросились в черную, непроглядную чащу леса, оставляя за собой разбитую лодку и яростные крики преследователей, которые уже подходили к берегу.
— Держись, черт возьми! — прохрипел Иван, чувствуя, как мышцы спины горят огнем. — На берег!
Родион уже был на суше. Он развернулся, схватил Романа Романыча под мышки и рывком втянул его на узкую полоску галечника под склоном. Затем протянул руку Ивану.
— Живо, доктор!
С берега донесся хриплый крик и скрежет днища о камни — преследователи уже высаживались.
Трое беглецов, не медля ни секунды, кубарем скатились в колючие кусты у подножия склона и замерли, стараясь не дышать. Сердце Ивана Павловича колотилось так, что, казалось, его слышно на другом берегу. Он чувствовал во рту привкус крови — прикусил язык при падении.
Сквозь частую сетку ветвей и прошлогоднюю листву был виден кусок берега. Ахмет и Михаил уже были на суше. Артельщик, не переставая материться, в ярости швырнул в их разбитую лодку камень.
— Смотри-ка! Ушлые черти! — хмыкнул Ахмед. — В лес подались. Ну, погодите ж…
И принялся совсем по собачьи осматривать землю, выискивая следы. Через минуту ткнул толстым пальцем в грязь.
— Сюда. Бежали. Следы есть.
— Ну, вот и славно, — Михаил злобно щелкнул затвором винтовки. — Как зайцев постреляем. Пошли!
— Быстрее! Не сбавлять ходу! — шепнул Иван Павлович, продираясь сквозь бурелом.
— Не могу… Иван Павлович, ради Бога… — простонал Роман Романыч, спотыкаясь о корень и едва не падая.
— Можешь! — резко сказал Иван, почти впиваясь ему в руку. — Сзади идут. Услышат — пристрелят. Держись за меня!
Лес смыкался вокруг них все плотнее. Луна уже не помогала, ее свет не пробивался сквозь густую хвою и переплетенные ветви. Путники бежали почти вслепую, доверяя инстинкту Родиона и его навыкам охотника. Сзади уже явственно слышалось тяжелое, хриплое дыхание погони. Михаил, видимо, был не в лучшей форме, но ярость придавала ему сил.
— Вижу их! — донесся сзади злой, торжествующий крик. — Стой, сволочи!
Щелчок затвора. Очередной выстрел, глухой и громоподобный в ночной тишине. Пуля с визгом ударила в сосну над головой Ивана, осыпав его корой и хвоей.
— Ложись! — крикнул Роман Романыч, но было уже некуда ложиться — только ползти под валежник.
Внезапно Родион резко свернул вправо, в заросли молодого ельника. Иглы больно хлестнули по лицам.
— Куда⁈ — выдохнул Иван.
— На ручей! Там есть, — коротко бросил Родион. — След собьем!
Через несколько десятков шагов они действительно вывалились на каменистое ложе мелкого, но шумного лесного ручья.
— По воде! Вверх! — скомандовал Родион, сам заходя в ледяную воду.
Они побрели против течения, скользя по мокрым камням, падая и снова поднимаясь. Вода обжигала холодом, но зато смывала их следы. Они прошли так с полсотни шагов, пока Родион не указал на другой, более пологий берег.
— Выходим тут. Теперь тихо, как мыши.
Они выбрались на берег, промокшие до нитки, продрогшие, но с крошечной искоркой надежды. Прислушались. Сзади, в районе их выхода на ручей, послышалась ругань. Преследователи потеряли след.
— Черт! Куда делись? — разозлился Михаил.
— Ручей… — донесся спокойный голос Ахмета. — По воде ушли.
— Иди ищи! В какую сторону?
Но они уже не слушали. Родион, кивнув, повел их дальше, вглубь леса, уже не бегом, а быстрым шагом. Казалось, оторвались. Надежда начала согревать изнутри, побеждая холод.
Но не прошли и ста метров, как Родион вдруг резко остановился, поднял руку. Его тело напряглось, как у охотничьей собаки, почуявшей дичь.
— Тихо! — прошептал он, пригибаясь. — Впереди кто-то есть. Шуршат. Много.
Сердце Ивана Павловича упало. Кольцо смыкалось. Сзади — Ахмет и Михаил, впереди — остальные из лагеря. Окружили…
Беглецы прижались к стволам огромных сосен, затаив дыхание.
Впереди, в темноте, четко слышалось — кто-то осторожно, но не таясь, шел им навстречу. Не два и не три человека. Целая группа. Послышался сдержанный кашель, скрип ветки под ногой.
Иван сглотнул комок в горле. Выбора не было. Они были в мышеловке. Он сжал кулаки, готовый к последнему, отчаянному рывку.
Из темноты, прямо на них, вышла фигура в длиннополой одежде. Затем вторая, третья. Мужики в посконных рубахах, с серьезными, усталыми лицами. Один из них держал в руках старую берданку.
Родион, не выдержав, сделал шаг вперед, готовый броситься в драку или бежать.
Но тут из группы вышел высокий, худощавый старик с посохом.
— Иван Палыч, вы?
Доктор присмотрелся.
— Я. А вы…
— Не бойсь, робяты, — тихо, но внятно сказал старик. — Свои. Мы за вами. На помощь пришли, по поручению товарища Петракова. Сигнал от вас был получен, точнее от аптекаря. Сообразил дядька быстро.
— Там… — с трудом восстанавливая дыхание, шепнул Иван Павлович. — Погоня… Они…
И не успел договорить, как грянул очередной выстрел. Старик ахнул, схватился за грудь и грузно осел на землю, роняя посох.
— Деда! — крикнул кто-то из мужиков.
— Это они! Преследователи! — дико закричал Роман Романыч, падая на колени и прикрывая голову руками.
Загремели ответные выстрелы. Мужики с села, недолго думая, дали залп из берданок в сторону стрелявших. Лес взорвался грохотом, эхом раскатывающимся между деревьями. Пули с визгом рикошетили от стволов, срезали ветки, впивались в землю.
Иван Павлович увидел, как один из сельчан, пригнувшись, пополз к раненому старику. Пуля ударила в землю в сантиметре от его руки, но мужик не отступил, схватил старика и потащил в укрытие.
— Ахмет, слева, обходи! — донесся злой, хриплый голос Михаила.
Массивная фигура басурманина метнулась в сторону, пытаясь зайти с фланга. Но сельчане были свои в этом лесу. Чей-то уверенный выстрел раздался чуть правее. Ахмет вскрикнул — коротко, удивленно — и тяжело рухнул на землю, замершись.
— Ахмет! Ахмет, ты как? — завопил Михаил.
Ответа не последовало.
Артельщик поднялся во весь рост, забыв об осторожности, стреляя уже наугад, опустошая весь магазин нагана.
И это была его последняя ошибка.
Сразу два выстрела грянули почти одновременно. Один — из берданки седого мужика, второй — из ружья молодого паренька. Михаил дернулся, выпустил из рук наган, сделал неловкий шаг назад и упал навзничь, не издав больше ни звука.
Грохот сменился оглушительной, звенящей тишиной. Слышен был только тяжелое, прерывистое дыхание Романа Романыча да стоны раненого старика.
— Доктор! — обернулся к Ивану Родион. — Дед-то ранен!
Врач в нем проснулся мгновенно. Иван пополз к старику. Сельчане уже перевязывали ему плечо тряпкой, из которой сочилась темная, почти черная в лунном свете кровь.
— Дайте посмотреть.
Его пропустили. Кто-то достал из-за пазухи фляжку с самогонкой. Иван принялся за работу, отрезая кусок от своей и без того разорванной рубахи для чистого тампона. Руки сами помнили нужные движения.
Через несколько минут все было кончено. Пуля прошла навылет, кость, слава Богу, не задела. Старик, бледный, но в сознании, кивнул Ивану в благодарность.
* * *
Дорога в Зарное заняла остаток ночи. Шли медленно, осторожно, неся на импровизированных носилках из жердей и плащей раненого старика — деда Архипа. Рана оказалась не смертельной, но потеря крови и возраст давали о себе знать. Иван Павлович шел рядом, постоянно проверяя повязку и пульс.
Едва дошли до первых домов, как Иван Павлович остановил шествие и велел ждать. Сам сходил до больницы, принес карболку, спирт и тряпки и велел тщательно обработать ими одежду и тело. Потом, уже у больницы, сказал скидать одежду — Аглая уже разожгла огонь и кипятила воду в огромной чане, приспособленном для дезинфекции одежды.
И Конечно же осмотр, тщательный, пристальный, да не один. Доктор оглядел всех — на наличие язв, ранок, повреждений. Потом принялся расспрашивать каждого — самочувствие, ломота в костях, температура. Все чувствовали себя хорошо и Иван Павлович на время немного успокоился.
Когда самые неотложные дела и обработка были закончены, а деда уложили на в стационар, пришло время решать что делать дальше.
Нужно вновь отправлять экспедиции — другого слова и найти для этого мероприятия сложно! Во-первых, освободить людей и осмотреть оставшихся там людей. Во-вторых, захоронить как следует тела Михаила и Ахмета. В-третьих, разобраться наконец с кладбищем, красной глиной из могил и кирпичами. Будь они прокляты!
А еще же ведь и саперов нужно где-то достать… Артель то ведь заминирована. Да, не так-то все просто будет.
Вместе с Родионом и остальными людьми стали обсуждать план: сколько лодок собрать, сколько человек послать, как подойти, чтобы на минах не подорваться.
Пока мужики совещались, Иван попросил у Аглаи чернил и бумаги.
Письмо он адресовал Петракову. Кратко, четко изложил суть дела: описал артель, условия, побег и то, что зарненские мужики готовятся идти на выручку. «…ситуация чрезвычайная, и действовать приходится по совести, а не по уставу. Буду признателен, если сохраните это письмо и при случае дадите знать Уездному Обществу…»
Потом запечатал записку и отдал Аглае, попросив при первой оказии отправить с надежным человеком в уезд.
Иван Павлович вышел на крыльцо. Рассвет только-только начинал размывать черноту ночи на востоке. В селе уже кипела работа: мужики готовили лодки, проверяли оружие, говорили негромко и деловито.
Хотелось спать и тело ломило от усталости, но отдыхать рано. Как бы Рябинин, пронюхав опасность, не начал зачищать следы. А ведь делов — только активируй эти мины и ни самой артели, ни свидетелей в одно мгновение не останется.
— Иван Павлович… — тихо позвала Аглая.
Доктор обернулся.
— Всё сделала, как вы и сказали. Что контактировало с людьми — прокипятила не менее часа. Тех, кто контактировал с больным и кто с вами пришел — еще раз обработала. Обтирочный материал сожгла.
— Молодец, — похвалил Иван Павлович. — Все правильно сделала. Эх, скорей бы вакцину прислали бы! Без нее все равно никак. Сейчас работы начнутся по перезахоронению, там столько пыли поднимется… Да и вообще, нужно все село привить, чтобы исключить распространение болезни. Без вакцины нельзя.
Аглая кивнула, без лишних вопросов.
— Будем надеяться, Иван Павлович. Ах да… — спохватилась она. — Пока вы были у больных, прискакал нарочный из управы. — Она протянула ему сложенный вчетверо лист бумаги с казенной печатью.
— Что там? — спросил доктор, разворачивая бумагу.
— Не знаю, я не читала. Это же вам адресовано…
Взгляд доктора пробежался по строчкам письма. Ответ от Совета, по поводу вакцины… Это они вовремя.
— Про вакцину! На мое срочное прошение! — обрадовался доктор, но дочитав до второго абзаца, радость его куда-то пропала.
— Пришлют? — осторожно спросила Аглая, понимая, что что-то не так.
Листок задрожал в руках доктора. Он посмотрел на Аглаю, потом на больницу. Потом снова на листок.
Глухая, животная ярость подкатила к горлу. Не вовремя. Не к месту. Несправедливо до безумия! Как же так?..
— Иван Павлович? — тихо позвала Аглая, увидев его побелевшее лицо. — Что там? Что-то случилось?
Он медленно поднял на нее глаза. Голос его звучал глухо и отчужденно, будто принадлежал другому человеку.
— «…имеем честь уведомить, что в результате артобстрела пострадало центральное складочное помещение губернской аптеки. К несчастью, среди уничтоженного имущества значится и весь резерв противосибиреязвенной сыворотки… О сроках поставки новой партии будет сообщено дополнительно…»
