У Гурченки было сто мужей, и все мерзавцы. Тысяча нарядов, и все картинка. Огненной силы талант, не нужный никому, кроме доброго народа. Вот общий, слегка развязный тон, которого следовало ждать от звездной биографии голливудского золотого стандарта. И дождаться. С первого кадра, с голубиного пике в уютно-пряничный харьковский дворик виден избранный авторами жанр — музыкальная сказка о чудо-девочке, которую добрая бабушка-фея (Тамара Семина) благословила быть супердивой советского экрана. Бенефис, где снежинки крупнее, фольга блестючее, мех пушистее, а артисты артистее, где на кронштейнах вывесок чугунные сапоги башмачников и кренделя булочников, и даже фашистская оккупация смотрится нашествием крестоносцев. Где легко петь под дождем, шагать ногами врастопыр и давать прискок, как это лучше всех умеют занятые в фильме Николай Добрынин (папа Марк), Василий Мищенко (И. А. Пырьев) и примкнувшая к ним с демоническим подмигиванием Люсеньки Марковны Юлия Пересильд.

И лишь один промах допустили в фильме продюсеры с режиссерами — не погнали сразу взашей сценаристку Ласкареву и не переписали сценарий от первой до предпоследней строки. Потому что в сказке-лжи та взялась биться с Советской властью, а это все равно что в байке о царе Дурандае воевать с самодержавием. По мюзиклу о звездочке-Снегурке заездили машины госбезопасности, запили горькую страждущие от неправды творцы, заучили родину любить топтыгины и завели перебранку дворовые халды. Главное правило байопика «Пресса-партнеры-продюсеры дрянь — публика золото» преобразилось в снобское «Все козлы, кроме жемчужинки нашей». Замечено: биографии див у нас с недавних пор сочиняют дамы с какой-то запредельной мещанской ненавистью к рядовому гражданину. Соседям, пассажирам, поклонникам, свите, массовке и кордебалету, которые и символизируют для них гадкую Советскую власть. Все вокруг завистники, жлобы, прилипалы и шариковы. Все не ценят красоту, лезут лапами в хрусталь души и не дают раскрыться таланту. Слово «быдло» не звучит вслух, но регулярно подразумевается.

Фильм о самой воздушной, шаловливой, неунывающей приме века превращается в унылое нытье о годах произвола, пьянстве, коммунальном соседстве, начальском чванстве и мужской неверности, что так ранят нежную душу сценаристки, но были почти совершенно нипочем закаленной, как подошва, голодухой и оккупацией народной артистке СССР (в последней книге мемуаров она, конечно, ворчала от души, но в 67 лет все мы еще и не так заворчим). По-настоящему угнетало ее только отсутствие ролей — к чему Советская власть не имела ровно никакого касательства.

Да, министр Михайлов и впрямь грозил ей репрессиями за несговорчивость с КГБ — но оказался балаболом: в ближайшие годы у Гурченко вышли три главных роли, а когда начался простой, министр уже был никто и звать его было никак. Подлинной причиной пауз был ее аффектированный, плюсовой, опереточный темперамент попрыгуньи-стрекозы — востребованный только в простодушных 50-х и падких на ретро буржуазных 70-х. Промежуточное же десятилетие вглядывалось в человека и требовало акварельности — а подлинно драматическую актрису в Гурченко разглядели одни ленинградцы, и то не сразу (самые значительные роли она сыграла на «Ленфильме» — у Германа, Венгерова и Трегубовича).

Сценаристке же нужен конфликт и темные силы, что злобно гнетут, — и они гнетут. Иногда, в минуты затишья, личный состав пытается спасти ситуацию, резвясь в музыкальных паузах. Добрынин папу, его же словами говоря, «играет як зверь». Илья Исаев в роли первого мужа, режиссера-фронтовика Ордынского, дает под дождем из поливалки такой дивертисмент, что не запомнить его имя просто невозможно. Андрей Гусев с прищуром и прикуром О. Н. Ефремова неповторим, Федор Малышев, у которого от Михалкова одни усы, копирует Никиту Сергеевича, как в лучших новогодних концертах. Пересильд братьев Михалковых за локоток цап, меж ними походку-серпантиночку на бис ап! — и будто опять Марковна с нами. Им хорошо вместе — до той поры, пока снова не приходится заводить шарманку про гнет социализма и испорченное им население.

Нельзя, нельзя в массовых жанрах столь откровенно презирать массы, холя одних знаменитостей, — это прямой путь в отстойник антинародного канала «Культура». Где фильм уже, кажется, и прописан.

В одной из серий мать Люси, дворянка и дочь директора гимназии, на двадцать седьмом году звукового кино спрашивает зятя, чем занимаются сценаристы. Сценаристы, Лелечка Александровна, — могущественнейшие звенья киноиндустрии. Своей безграмотностью, косностью и категорическим непопаданием в стиль они в одиночку способны угробить легенду, любимый образ и вдохновенный труд нескольких десятков людей.

Страшный народец, поверьте.