В белых снегах стоит город с ракетным полигоном и отравленной атмосферой. Продвинутые дети рвутся сбежать оттуда в лучшую жизнь, но родители не дают. Зомбированная мама сутками пялится в телевизор и озаряется светом только при очередном запуске. А девочке Алисе снятся сны с кровью на снегу и распятыми другими девочками.

Вот какие еще вводные нужны зрителю, чтобы смекнуть, что перед ним не мистический триллер, а злобный пасквиль на Богом забытую Россию, где вся надежда на девочек, ибо мальчики прокляты новой идеологией за брутализм и абьюз? Имя «Алиса» тотчас будит ассоциации с Зазеркальем, где снег, темно, уродливо и похищают нежных крошек, как царь Ирод перспективных младенцев, — только играет ее тридцатилетняя актриса Гвасалия, потому что взрослых смен с черными кляксами кошмаров для подростков-актрис не потерпит ни одно законодательство планеты. В то время как новая критика глуха к иносказаниям и занята обсуждением сходства со скандинавским нуаром и генеалогии подростковых ужастиков. Кажется, один редактор «Сеанса» Степанов понял, о чем речь (браво, питерская школа!), но из деликатности написал в «Уикенде» уклончиво.

Былые шашни с Netflix'ом явно довели продюсеров Никишова с Федоровичем до цугундера. С началом боевых действий они ушли в годичный затвор, а по выходе принялись интенсивно шутить про валенки, скрепы, реактивную печь и главу Роскосмоса (начальственного недоумка из «Кибердеревни» звали Барагозин, уржаться). Космос с ракетами не дают им покоя и здесь — как и тьма, зима, девичьи украшения в виде пятиконечных звезд и все прочее, что связано в недружественных глазах с Россией (медведя не предлагать, надоел).

Ориентация на чужой спрос бросается в глаза. Программная женская доминанта выражена в борьбе подруг с женской сектой огнепоклонниц, растворенной среди населения, — тогда как редкие мужчины истязают падчериц, растлевают школьниц, лечатся от запоев и терпят оскорбления Алисиной мамы, инспекторши уголовного розыска (обязательная фигура евро-детективов). Темные хвойные леса стеной стоят на пути беглянок. Жители трепетно ждут общегородского праздника с переодеванием в рогатую нечисть — что гораздо более характерно для унылой американской провинции, чем для нас. Считалка Фредди Крюгера со стуком мяча об пол из алисиных снов — тоже экспортная: наше поколение «Кошмара на улице Вязов» уже на пороге пенсии, а новым это название не говорит ничего.

Посреди фильма авторы, убоявшись черной метки иноагентов, резко обнуляют ракетные пуски, токсичную вселенную и нездоровые намеки и начинают имитировать подростковый хоррор. Актриса Гвасалия забывает, что играет малолетку, и включает низкие обертона и материнские интонации в общении с мелкотой. Амплуа травести ломается у нее на длинном пробеге вдоль белой стены: пластика у тинейджерш и взрослой крепенькой дамы довольно разная, а взять школьницу-дублершу режиссеры не сообразили.

С Овсенева и Джунковского спрос невелик: восемь серий подряд им приходится держать в уме хищение детей, бесовские гульбища, переток во вселенную снов, перспективное программирование девочек на взрослые сатанинские ритуалы и прочую хтонь, роящуюся в голове сценаристки Волковой.

С Волковой тоже спроса нет, потому что она, как и все девочки, явно воображает себя Алисой с паранормальными способностями видеть будущее, бить обидчиц лбом в пятак и визгом вышибать перепонки санитаров психлечебниц. Тут не до логических связей в сюжете.

Продюсерский контроль за происходящим на экране уже к четвертой серии теряется напрочь. Параллели с Россией забыты, призраки скальпированных девочек обещают плохое, влюбленные подростки убивают растлителей-отцов, а пожилые ведьмы целятся спицами в глаз — и все это не спойлер, потому что фантазия сценаристки не укротима никем, и подобных штук она способна выдумать по сту на серию.

Дельные артисты Ворожцов, Розин, Вилкова и Екамасова, похоже, неоднократно спрашивают себя: «Что я здесь делаю?» — но выражение раздраженной остолбенелости на лицах идет сериалу только на пользу.

Продюсеры, судя по «Кибердеревне» и «Волшебному участку», с головой ушли в антиутопический фольклор, и достать их оттуда будет непросто.

Режиссеры должны быть рады уже тому, что наконец-то развязались со всей их концентрической чертовщиной.

А критику не дает покоя актерский вопрос: «Что я-то здесь делаю, если не девочка, не прорицатель и не иноагент?»

Сгинь, чертовщина, сгинь.