У инвестиционного директора Димы едет кукуха.

Бывает.

Погоня за потребительской нормой, нервяк и стяжательство плохо влияют на психику и часто ведут в кабинет доброго доктора. А поскольку играет Диму Евгений Стычкин — его креза протекает деловито и солнечно, как и все у Стычкина.

Для начала он теряет память. Нагромождение неопознанных звонков, трупов и денежных масс вызывает у него ребяческий интерес и желание разобраться. Единственное, что помнится отчетливо — это его жена с любовником в кровати, с пулевыми дырками и в остывающем состоянии. И то лишь потому, что призраки обоих крепко сели ему на мозг, лаются меж собой, ассистируют в сложных переговорах и — пристают, пристают, пристают. Дуют в уши. А в случаях особо панических атак еще и трахаются — резонно замечая, что они плод его воображения, так что сам и виноват. Когда в мозгу у простого офисного работника поселяются Елена Лядова и Евгений Цыганов — это надолго удерживает внимание. По мере разматывания прошлого Дима и зритель изумленно сталкиваются с киллерами, оборотнями в погонах, новыми русскими и их малознакомыми, но отчего-то фамильярными женами. Число трупов растет от серии к серии, и все норовят перепрыгнуть в голову Димы в компанию к Лядовой и Цыганову.

Все это сопровождается хорошей музычкой из кинематографа Квентина Тарантино и ясно дает понять, что не для нас кино делалось. Выбором наших хитов для своего проката платформа Netflix очертила спросовую зону: сюжеты про маньяков, мафию, коррупцию, беспредел в современном исполнении. Продюсеры Федорович и Никишов, имея сильные позиции после сбыта на Netflix «Эпидемии», решили наворотить гала-историю, скрестив три сугубо американских темы: амнезию, призраков и «яппи в опасности».

Потеря памяти будоражит Америку и глубоко безразлична всем остальным: США — эмигрантская культура, в которой новые жители меняют не только местожительство, язык и бытовую навигацию, но зачастую и имена, специальности и половых партнеров. Потребность зачеркнуть весь свой доамериканский опыт актуальна всегда — отсюда такая плотность людей без памяти в мейнстримном и психически здоровом кино.

Призраки требуют религиозности и веры в загробную жизнь — недаром единственным разработчиком этой темы у нас являлся убежденный христианин А. А. Тарковский с его «Солярисом». К остальным жены в мозг не заходят и с Цыгановыми не трахаются.

Сюжет «яппи в опасности» родился в 80-х, когда совершенно опухшие от стабильности, достатка и легких наркотиков амеры полюбили воображать временное выпадение из зоны комфорта то на ночь в негритянский квартал, то на уикенд в Мексику за секс-туризмом. Это напоминало цветные глюки — как и пришедшие в сюжет из наших 90-х схемы обналички и кавказские разбойники в кепках.

Для доведения хурды-мурды до точки сборки требовался талант хитроумного Одиссея — спеца по мозгоправству и инопланетному вмешательству Андрея Золотарева («Триггер», «Лед», «Вторжение», «Притяжение»), а также перманентный личный контроль продюсера Дулерайна, временно занявшегося режиссурой. И, конечно, актерские бенефисы.

Евгений Стычкин всегда сам был чертиком, насмешливым, лиричным, трезвомыслящим приседателем на чужие мозги. Играл сценаристов, журналистов, Ленина, беглых урок и бухгалтеров с автоматом в задорных криминальных триллерах «Алиби», «ППЧМЗ», «Троцкий», «Рок» и «Соловей-разбойник». То есть всегда сам рулил процессом и давал необязательные советы на миллион. А теперь такие же, как он, черти поселились у него в башке и тянут каждый в свою сторону — что гораздо увлекательнее, чем если бы героя играло мнительное недоразумение типа Пьера Ришара.

После середины сложный сюжет становится уже самоигральным, позволяя воскрешать мертвых, сводить в один кадр живых и их клонов, устраивать взаимопобоище призраков и вообще беспределить вчерную.

Когда мозговой трест журнала «МК-бульвар» пытался найти народное определение постмодернизма, сошлись на том, что лучшим эквивалентом будет слово «х-ня».

То же можно сказать и о глубоко постмодернистском фильме стрим-сервиса «Премьер».

Но это сложносочиненная х-ня, с Мексикой, горами дензнаков, летающей золотой рыбкой и бенефисным рукопашным боем Цыганова в последней серии.

И вообще, когда в кадре безвылазно сосуществуют два самых многодетных артиста нашего кино (у Стычкина пять, у Цыганова восемь), и оба Евгении — вот это, пардон, и есть самый убойный постмодерн из всех возможных.