Евгений Цыганов играет ангела.

Ангел, как водится в наших широтах, запойный, живет в неназванном сибирском мегаполисе среди символичных для наших широт транспарантов «На севере — жить!». Задешево (еду, ночлег и секс) спасает людей, оказавшихся в состоянии алкогольного лабарданса вдали от родного огонька. С виду — обычный «трезвый водитель», но по ходу спасания меняет бушлаты гайцов, скорпомощи, пожароохраны и медвытрезвителя, т. е. всех служб, не дающих гражданам окочуриться в районах с длинными минусовыми температурами, опасным вождением и суицидальными наклонностями в алкогольной горячке. В первом же кадре его бьют ногами в зимней ночи, а он лениво спрашивает у напавших сигаретку. По обстоятельствам спасения в конце каждой серии жахает сто грамм и уходит в астрал.

Это комедия, если что.

Из всего перечисленного могла состояться обычная покатуха про водку, гайцов, раввинов, белочек, зоопарковских какаду, Ксению Собчак и другие беспроигрышные темы народного ржача. В Голливуде ангелу бы присобачили белые крылья и поведали о нелегкой доле хранителей. Одна только сигарета после рабочего дня с крылышками веселила бы набожных американцев до колик. Кино же Щеголькова, ей-богу, напоминает комические песни Высоцкого — вроде и потеха, но как-то чересчур жизненно. «И осталось лицо, и побои на нем, и куда теперь выйти с побоями». «Но таукитяне радушны». «Все скоро обеззлобится и станет на места». «Нет, ребята-демократы, только чай». И совсем в тему: «Есть у всех у дураков / И у прочих жителей / Средь небес и облаков / Ангелы-хранители». Раввины и гайцы, кстати, у Щеголькова тоже есть, но не масочные, для гыгы, а человечные. Профилем своим он избрал дауншифтинг уставших от нервяка философических мужчин. То инженер у него, спасаясь в 37-м от ареста, свалит в глушь в слесаря («Московский дворик»). То спецагенты провалят операцию и найдут место для подвига в архиве («Антидурь»). То следак съедет преподавать римское право в провинцию («Забытый»). Вот и в картине, сделанной уже по собственному сценарию, бывший чемпион мототрека после аварии и шока доживает в малооплачиваемых ангелах-хранителях. Видимо, это как-то связано с биографией самого Щеголькова. Или характером. Во флегме, с какой его герои выбираются из жизненных катастроф и аутсайдерства, режиссер тверд, как скала. И абсолютный, многими порицаемый индиффер артиста Цыганова здесь оказывается абсолютно к месту. Утром в морге под простыней голыми с красавицей-прозекторшей: «— Помнишь? — Нет. — Ты сказал, что у меня чувственные пальцы. Если коротко».

Если коротко — прозекторшу играет жена Цыганова актриса Снигирь, отчего обыденная лирическая флегма становится уже совсем концентрированной.

Вообще, на диалогах держится львиная доля очарования кино о диких встречах случайных, но неизменно положительных людей.

«— Звони, если что. — Если что? — Не хочешь — не звони».

«— Ну, а баба есть? — Откуда, я же пьющий. — Сказали, бросил. — Наговаривают».

«— Северяне голых баб на морозе не бросают! — Хорошо сказал».

«— Вези в сауну! — Может, домой? — Ну, куда я домой с бл-ми?? — Возразить нечего».

У нас так получается, что повсюду железная логика и возразить нечего.

А содействует в логике ангелу вымышленному ангел настоящий — самолично Владимир Валентинович Меньшов. «Везет» — его последняя роль, причем герой его отдает концы уже в первой серии, а дальше уже корректирует земную жизнь с облака. В.В. явно чувствовал, что конец не за горами — и решил дать громкую отвальную, как в «Не горюй!».

В его устах главная русская заповедь «Нормально все будет» звучит как-то особенно убедительно.

У него было — и у нас будет.

У гайцов, раввинов, белочек, мотогонщиков, ангелов, даже у Ксении Собчак.

У режиссера Щеголькова — точно.