Глава 5
Мост Строителей у нас всегда был пешеходным. Когда я подъехал, там уже собралась толпа зевак, сгрудившихся над перилами и обсуждающих трагедию во всех подробностях. Кто-то, как сейчас водится, снимал на телефон.
Внизу, прямо под мостом, на камнях пересохшего русла, возле трупа, уже накрытого простыней, деловито копошилась молодая судмедэкспертша. Рядом, в тени старой ивы, важно топтался Паук, тщательно и неторопливо записывая в протокол осмотра места происшествия.
Рядом стояла скорая. Я кивнул Пауку, подойдя ближе, и поздоровался:
— Здорово, Жень.
Тот, оторвавшись от бумаг, удивлённо вскинул на меня глаза:
— О, Макс, привет. А ты-то чего здесь делаешь? Тут же делов-то… явный отказной материал, разве нет?
— Не всё так просто, вроде, — я задумчиво глянул на накрытое тело. — Есть свидетели, говорят, очень уж решительный самоубийца. Даже не колебался.
Паук понимающе хмыкнул, убирая ручку в нагрудный карман:
— Ну да, тут свидетелей полно. Придурок точно какой-то странный. Ну, так всякое бывает…
— Личность уже установили? — спросил я.
Паук развёл руками:
— Пока нет. Работаем, участковый там, вроде, копается, но, знаешь, с ним каши не сваришь особо. Ты уж помоги, коль приехал.
Он тут же вернулся к протоколу, но писал его как будто уже с каким-то облегчением.
* * *
Я подошёл ближе к судмедэксперту, которая уже закончила осмотр и теперь возилась возле своего чемоданчика, аккуратно упаковывая какие-то инструменты и пробы. Это была та самая молоденькая девушка, внешне больше похожая на старосту курса в медицинском институте, которая выезжала на труп блогера. В общем, миловидная, в своей этакой, почти академической манере, и одновременно серый мышонок, полностью погружённый в работу. Я невольно подумал, что есть, наверное, дела поприятнее для такой молодой девушки, чем бесконечные встречи со смертью, но, похоже, положение вещей ее полностью устраивало.
— Добрый день, — поздоровался я, подходя ближе. — Мы с вами уже виделись, помнится, на осмотре по факту убийства одного блогера.
Она быстро подняла голову, взглянула на меня и чуть улыбнулась:
— Здравствуйте, Максим Сергеевич.
Я удивлённо приподнял брови:
— Вы знаете моё имя? Я, вроде, вам тогда даже не представлялся.
— Телевизор смотрю, видела в новостях про вас, — ответила она. — А меня Алиса Вадимовна зовут.
Ну да, точно, вспомнил я. Алиса Вадимовна Скляр.
— Ну и что у нас тут интересного? — я кивнул в сторону трупа, аккуратно накрытого голубоватой одноразовой простынёй. — Обычный попрыгун?
Алиса Вадимовна слегка нахмурилась и стала делиться наблюдениями:
— Очевидно, что смерть наступила в результате множественных повреждений, полученных при падении с большой высоты. Однако есть некоторые странности.
— Какие? — насторожился я.
— Например, тело имеет признаки обезвоживания.
— Обезвоживания? Это как? — я удивлённо взглянул на неё. — Прыгал в речку, чтобы воды напиться? Шучу, конечно… Продолжайте, пожалуйста.
Она кивнула — мол, шутки делу не мешают.
— Выявлены признаки: сухость слизистых оболочек глаз и рта, значительное снижение тургора кожи, некоторое западение глазных яблок, специфический цвет кожных покровов. Такие признаки обычно характерны для людей, долгое время пребывавших без воды, в экстремальных условиях. А тут перед нами городской житель. Вот это-то и странно, — пояснила она.
— Мда-а… — протянул я задумчиво. — Что-то ещё?
По глазам медички я понял, что это еще не всё.
— На венах в области локтевых сгибов обнаружены следы инъекций, — продолжила Алиса Вадимовна, аккуратно убирая прядь волос за ухо.
— Наркоманские?
— Нет, не похоже.
— А как вы определили?
— У хронических наркоманов инъекции множественные, следы от них воспалены, вокруг образуется рубцовая ткань, кожа приобретает землистый или сероватый оттенок, отчётливо меняется венозный рисунок.
Перечисляла она это со знанием дела, явно не из учебника.
— Здесь же следы единичные, аккуратные, свежие и сделаны профессионально. Кожа чистая, тонус мышц хороший, внешних характерных признаков токсического поражения организма сильнодействующими веществами нет.
— Интересно, интересно, — протянул я, осматривая тело с новым вниманием. — Что же он себе колол?
— Или ему кололи, — уточнила судмедэкспертша.
Я удивленно вскинул на неё взгляд:
— Думаете, это убийство?
— На вскрытии я смогу сказать точнее, — с некоторой профессиональной гордостью заметила она. — Но предварительно могу сказать, что на теле есть кровоподтёки и синяки, явно старше сегодняшних летальных повреждений. То есть человек, возможно, подвергался насилию за некоторое время до сегодняшнего происшествия.
Я внимательно посмотрел на накрытый простынёй труп и, решившись, подошёл ближе. Присев на корточки, приподнял ткань и глянул на лицо погибшего. Пора было воочию увидеть самого странного самоубийцу за мою практику.
Вот так сюрприз!
— Ба! Какие люди… — вырвалось у меня. Вот уж действительно неожиданно.
Под простынёй лежал человек, которого я совсем не ожидал здесь увидеть. И в голове моментально завертелись десятки вопросов, пока без ответов. Похоже, обычный суицид обещал перерасти в нечто большее… гораздо интереснее и опаснее, чем казалось изначально.
Это был Кабан. Собственной персоной. Мертвой персоной…
* * *
В это время ко мне подошёл криминалист Корюшкин. Он вылез из дежурной «Газели». Ваня выглядел похудевшим. Не стройняшка, конечно, но уже не далеко не жирдяй.
— Привет, Ваня, — я улыбнулся и похлопал его по плечу. — Слушай, ты схуднул. Молодец, прямо не узнать.
Ваня слегка смутился, но видно было, что похвала ему приятна:
— Привет, Макс, и спасибо тебе. Я теперь каждый день бегаю. А тебя, кстати, что-то давно не видел.
— Ну, это поправимо, — усмехнулся я. — Давай с завтрашнего дня снова начнём. На том же стадионе, как обычно.
— Договорились! — оживился Корюшкин.
— Значит, завтра, как штык.
Я кивнул на переносной мобильный комплекс с надписью АДИС «ПАПИЛОН» в его руках, похожий на небольшой, технологичный чемоданчик.
— Это что за хреновина?
— Это станция удаленного доступа к дактилоскопической базе данных, — гордо просиял он. — Вот… Выдали. Теперь я прямо на месте происшествия могу пальчики пробивать по всему массиву кримучета.
— А сюда-то чего припер? Станцию свою.
— Ну как же… Труп у нас неопознанный. Был, то есть, неопознанный. Я его пальчики загнал в базу, посидел в «Газельке» — и вот результат.
— Ну, так и что у тебя по трупу?
Он поставил чемодан-станцию, раскрыл блокнот и стал зачитывать:
— Отскочило по пальцам, — чуть торжественно объявил Корюшкин, кивая в сторону тела. — Андрей Владимирович Шустов, тридцать два года. Ничего серьёзного за ним нет, пару раз доставлялся в дежурку за мелкое хулиганство, пьяные драки. Там его и дактилоскопировали.
До чего дошел прогресс. В мое время, чтобы пробить по базе пальцы, это нужно было на поклон к эксперту идти, чтобы он вручную по картотеке все проверил.
Порой неделя уходила.
— Быстро ты сработал, — одобрительно хмыкнул Паук, глядя на эксперта. — Совсем скоро вы, криминалисты, и оперов замените. Один эксперт будет приезжать и сразу давать готовые ответы на все вопросы. Кто убил, зачем, почему… Опера станут не нужны.
Корюшкин слегка смутился, не сразу поняв иронию, и даже смущенно вздохнул. А мы с Пауком только переглянулись и похихикали. Понятно же, что это была шутка.
— Ладно, Евгений Эдуардович, давай, возбуждай дело, — сказал я следаку уже серьёзно.
Паук посмотрел на меня с недоумением:
— Извините, Максим Сергеевич! С какого-такого перепугу? Сам же видишь, самоубийство явное.
— У него следы побоев и инъекций, Жень. Явно тут не всё чисто.
— Ну и что? — невозмутимо качнул головой Зыков. — Вскрытие, скорее всего, покажет, что причина смерти — падение с высоты. То, что он ширялся где-то или с кем-то подрался накануне — это уже вторично.
— Доведение до самоубийства — есть такая статья, — припомнил я на ходу Уголовный кодекс.
Паук хмыкнул, слегка улыбнувшись:
— Максим Сергеевич, ну ты же знаешь, какая это труднодоказуемая вещь. И потом, кто такого здоровенного бугая мог довести до суицида? Ну ты представь. Обычно жертвы такой статьи — это какие-нибудь кисейные барышни, забитые домохозяйки, студенты-ботаники и прочие слабохарактерные элементы, преимущественно женского пола.
— Уж поверь моей чуйке, — негромко ответил я, — не было здесь самоубийства.
— А что тогда? — Паук прищурился, внимательно глядя на меня. — Чуйку к делу не пришьешь.
— Если бы я знал… — уклончиво ответил я, не рассказывая ему, да ещё при Корюшкине, о своих прежних стычках с Кабаном, то есть Шустовым.
Не настолько мы с Пауком близки, чтобы всё это вываливать. Но как оперативник я намерен разобраться до конца, даже если дело не возбуждено. И хотя материал пойдет в Следственный комитет, никто не запретит мне неофициально, скажем так, провести некоторые оперативно-розыскные мероприятия.
Я задумчиво огляделся вокруг, продумывая план действий, а потом снова повернулся к криминалисту:
— Слушай, Вань, а у тебя-то как на личном фронте, есть какие-то подвижки?
Ваня вдруг покраснел и как-то странно замялся:
— Да… подходил я тут к одной, а она… В общем, обломала…
— Оксана Геннадьевна, что ли? — раскрыл его загадку я с лёгкой улыбкой.
— Ну да. А ты откуда знаешь? — удивлённо глянул на меня криминалист.
— Да весь отдел ржёт, Вань, — я похлопал его по плечу с сочувствием. — Знаешь что, Ваня, я же тебе не зря сразу говорил, тебе другая девушка нужна. Мягкая, добрая. Ментов в жёны не берут. Поверь.
Я, конечно, лукавил. Бывают разные случаи, и сам я не прочь был бы примерить на себя исключение из этого правила. Но для Вани Оксана явно не подходила. Да и самому мне она была симпатична, что уж скрывать.
— И что делать теперь? — с надеждой посмотрел на меня Корюшкин.
— Слушай, есть у меня на примете одна интересная девушка. Добрая, открытая, мягкая. Совсем как ты. Вы бы отлично друг другу подошли. Только…
— Только страшная? — тут же перебил меня Корюшкин.
— Нет, — покачал я головой.
— Тупая?
— Да нет же! — снова отрицательно мотнул я головой.
— Может, ущербная какая-нибудь? — не унимался Ваня.
— Ты что несёшь-то? Что за варианты кидаешь? Нормальная девчонка, отличная даже.
— Ну, ты же сказал «только», — настаивал криминалист.
— Только с прицепом, — пояснил я с лёгкой усмешкой.
— С каким ещё прицепом? — удивился он.
Я хитро подмигнул и усмехнулся:
— С двойным прицепом, Ваня, двойным.
— В смысле? — заморгал Корюшкин, ничего не понимая.
— Ты детей любишь? — уточнил я.
* * *
Я вернулся в отдел и сразу направился к Кобре. Оксана сидела у себя, сосредоточенно изучая какие-то бумаги. Когда я вошёл, она быстро отложила ручку и с вниманием посмотрела на меня:
— Ну что там, Макс? Что выяснил? Кофе будешь?
— Ага…
— Падай, щас налью. А ты рассказывай.
— Ты знаешь, Окс, похоже, ты была права, — начал я, усаживаясь на диванчик. — Думаю, это не самоубийство. Потерпевший — это наш старый знакомый.
— Кто именно? — сразу насторожилась Кобра.
— Кабан, он же Андрей Владимирович Шустов, — сказал я и, заметив её удивлённое выражение лица, продолжил: — Ты понимаешь, он совсем не похож на несчастного, затравленного жизнью человека, который вдруг решил прыгнуть с моста, чтобы свести счёты с этим самым миром. Тут что-то другое, это точно.
— То есть ты думаешь, его могли довести или как-то ещё? — Оксана внимательно прищурилась. — Есть же свидетели, он всё сам. Правда, вел себя не очень адекватно при этом. Раскидал даже всех, кто стоял у него на пути. Там два обращения в травмпункт.
— Я пока не знаю, но странно всё это. Не бывает таких самоубийств. Если ты не против, я займусь этим случаем. Покопаюсь немного. Есть у меня кое-какие мысли.
Кобра задумалась, наливая кофе, принесла чашечки, одну протянула мне, села рядом и проговорила:
— Осмотр кто делал?
— Паук.
— Он что говорит?
— Отказной хочет состряпать.
— Ты, получается, так сказать, по своей инициативе копать будешь?
— Ну да… Нам не привыкать.
— Макс, работы и так хватает. Но ладно, я даю добро. Только имей в виду: если что, я была не в курсе. Как ты говоришь, Паук дело возбуждать не собирается, никаких запросов и поручений официальных в УГРО он делать не будет. Так что давай, по-тихому все сделай.
Я хмыкнул. Ну, начальник — он и есть начальник, даже если, вроде, все на мази у нас. Сама отправила — и сама же не в курсе.
— Ясно, — ответил я с ухмылкой. — Посмотрим ещё, что вскрытие покажет. Там экспертша молоденькая была, недавно работает. Скляр её фамилия, помнишь? Мы с ней на смерть того блогера, Романа Харта, выезжали. Вроде, толковая девчонка.
Кобра чуть нахмурилась и покачала головой:
— Да не факт, что именно она вскрытие делать будет. Там сейчас в Бюро СМЭ штат вырос. Раньше у нас на весь район был один эксперт, а теперь целая толпа работает.
— Ну, она мне сказала, что сама будет вскрывать. Я её попросил, оставил ей свой телефончик, она обещала позвонить сразу, как будут новости.
Оксана вдруг как-то недобро сощурилась и взглянула на меня с лёгкой подозрительностью:
— Мобильный свой, что ли, личный оставил?
— Ну да, а что такого-то? — удивлённо пожал я плечами.
— Да ничего, просто всем подряд телефончик свой раздаёшь, направо и налево. Рабочий надо давать, рабочий, — сказала она и чуть поджала губы. В глазах её вдруг промелькнула какая-то искра, подозрительно похожая на ревность.
Я чуть усмехнулся и развёл руками:
— Ну, Оксан, волка ноги кормят, сама знаешь. Если я буду сидеть постоянно в кабинете, толку не будет никакого. Иногда и личный номер надо дать, чтобы оперативнее всё решалось.
— Ладно уж, работай, — смягчилась Кобра и отпила из чашки. — Как что узнаешь, сразу докладывай мне. И да, зайди потом в секретариат, распишись. Просили за секретку расписаться.
— Хорошо, зайду, — сказал я, отпил кофе и поморщился. — А сахар-то у тебя есть?
* * *
Карл Рудольфович Ландер, как всегда, работал до глубокой ночи, один в своей небольшой лаборатории, тщательно скрытой от посторонних глаз на подземном этаже его небольшого офисного здания.
В помещении царил полумрак, лишь мягкий рассеянный свет настольной лампы падал на стол и освещал стопки исписанных листов и громоздкую клавиатуру с потёртыми клавишами.
Внезапно тишину нарушил резкий, монофонический звонок старенького телефона Nokia, лежавшего на отдельной полке в глубине комнаты. Этот аппарат был предназначен для связи с одним-единственным человеком. Связь эта была сугубо односторонней: профессор никогда не звонил сам, да и номер там не определялся. Ландер лишь получал звонки по защищённому каналу от человека, который назывался неким Инженером. Настоящего имени своего таинственного собеседника профессор не знал, да и знать особо не хотел — такая информация в подобных делах всегда бывает лишней.
Он поднял трубку, привычным движением нажал на кнопку и негромко произнёс:
— Ландер слушает.
В трубке несколько секунд стояла мёртвая тишина, затем раздался негромкий щелчок, будто на том конце включилось некое устройство. Сразу вслед за этим прозвучал голос — слишком низкий, искусственно искажённый до полной неузнаваемости модулятором, добавляющим металлический отзвук и неестественные, почти механические интонации.
— Добрый вечер, профессор, — произнёс Инженер. — Как проходят ваши исследования?
Несмотря на искусственность звучания, в голосе явно ощущалась отстранённая холодность и едва уловимая ирония. Тот, кто говорил, явно привык держать ситуацию под контролем и без лишних этических дилемм распоряжаться чужими судьбами. Этот голос был не только искажённым — он казался практически лишёным привычных человеческих оттенков, превращённый в холодный набор звуков, чтобы собеседник никогда не смог распознать настоящую личность говорящего.
— Добрый вечер, — спокойно ответил Ландер, не выказывая ни волнения, ни особой радости от переговоров.
— Я слышал, вы избавились от последнего экспериментального материала, — с некоторой претензий проговорил голос. — Сами избавились.
Профессор поправил очки и, чуть прищурившись, ответил:
— Я не делал из этого секрета. Шустов оказался совершенно неподходящим для наших целей.
— Почему? — голос Инженера стал чуть жёстче.
— Его способности значительно ниже требуемых, — спокойно пояснил профессор, переходя на профессиональный, сухой тон. — У него явно выраженный когнитивный дефицит с элементами пониженной пластичности психики. Проще говоря, его мышление оказалось слишком инертным и негибким. Для наших целей необходимы испытуемые с высокой степенью внушаемости, но при этом с достаточной интеллектуальной и психической гибкостью, чтобы выдержать стрессовую нагрузку и соответствовать условиям эксперимента. Шустов, к сожалению, проявил полную непригодность именно в этой ключевой области. Зря только целую неделю на него потратил.
В трубке снова наступило молчание. Профессор терпеливо ждал реакции Инженера, понимая, что подобные паузы — это всегда способ показать своё недовольство или усилить давление на собеседника.
— Мои люди достанут вам новый экспериментальный материал.
— Эти ваши бандерлоги опять следят за мной, — с лёгким раздражением произнёс Ландер, слегка сжимая пальцами переносицу и прикрывая глаза.
— Уважаемый профессор, считайте их не преследователями, а вашими помощниками. Мы с вами рискуем слишком многим. Эти люди не следят за вами — они вас скрыто охраняют. И в данный момент они заняты поисками подходящего материала.
— Да, материал… — протянул Ландер задумчиво. — Но вы ведь помните, какой именно материал мне нужен?
Профессор устало вздохнул и начал размеренно, как на лекции, объяснять то, что было очевидно лишь ему одному:
— Препарат эффективен исключительно для людей с выраженной доминантой правого полушария головного мозга. Понимаете? Такие субъекты обладают повышенной эмоциональной восприимчивостью, интуитивностью, более развитой творческой фантазией. Их мозг работает иначе — нейронные связи в правом полушарии формируются более активно, что делает их более внушаемыми и восприимчивыми к химическому воздействию препарата. У таких людей структура мозга характеризуется более мощными ассоциативными связями, что и позволяет нашему препарату в сочетании с моими гипнотическими сеансами вызывать стабильные изменения сознания и поведения. У других этот препарат просто не сработает. Мы это с вами уже проходили.
— Конечно, я знаю об этом, — коротко ответил Инженер. — И я снова предлагаю вам переехать в более подходящую точку для проведения экспериментов. Более защищённую и максимально изолированную. Новознаменск — не самое лучшее место для подобной работы.
Профессор тихо усмехнулся и покачал головой, будто собеседник мог его видеть:
— Опять зовёте меня в Москву? Нет уж, благодарю покорно. То, что лежит на поверхности, спрятано гораздо надёжнее. Здесь, в провинции, никому и в голову не придёт искать следы подобных экспериментов. Меньше внимания — меньше вопросов. Я на своём месте.
Инженер выдержал короткую паузу и холодно заметил:
— Хорошо… Нам нужны результаты, профессор. И я готов идти вам навстречу.
— Готовы идти навстречу? — с лёгкой иронией переспросил Ландер. — Дорогой Инженер, мы оба прекрасно понимаем, что выбора-то у нас у обоих нет. Будь ваша воля, вы бы давно от меня избавились и наняли других специалистов, а может, и целый штат. Но вам нужен именно я. Ведь без моих гипнотических методик ваш препарат — просто набор химических соединений.
Профессор снова помолчал и продолжил, возвращаясь в привычную научную колею:
— Но вы тоже мне нужны… И нет, не из-за ваших денег и помощи с экспериментальным материалом.
— Да… вы для нас ценный специалист, — согласился голос.
— Надеюсь, что следующий материал, который вы мне предоставите, будет вполне годным. Препарат, который мы используем, обладает специфическим нейрохимическим воздействием на лимбическую систему и гиппокамп головного мозга, отвечающие за формирование эмоциональной памяти и долговременных поведенческих паттернов. Под моим гипнотическим влиянием, в состоянии управляемого транса, препарат значительно усиливает процессы нейронной пластичности и позволяет точечно встраивать в психику испытуемых определённые поведенческие модели. Таким образом, мы можем добиться не просто кратковременного внушения, а сформировать устойчивые поведенческие шаблоны, необходимые для реализации наших целей. Без гипноза же препарат не действует — сознание испытуемого просто блокирует необходимые процессы. Вот почему вам нужен именно я. Вот почему вы должны ко мне прислушиваться.
Ландер ждал реакции, может быть, вопросов, но собеседник лишь коротко ответил:
— Я понял вас.
Он снова ненадолго замолчал, словно переваривая услышанное. Потом его голос зазвучал вновь, чуть более гладко, будто безымянный Инженер был теперь уже действительно готов к компромиссам, но всё с тем же холодным спокойствием:
— Тогда, профессор, обеспечьте результат. И помните, ошибок больше не потерплю. Материал скоро будет у вас.
— Материал скоро будет, — задумчиво повторил профессор.
Он медленно снял очки и устало потёр переносицу. Тихо, словно обращаясь к самому себе, продолжил негромко, почти шёпотом:
— Но лучший материал мы с вами, к сожалению, упустили. Савченко… Артур Богданович Савченко, уникальнейший экземпляр. Именно на нём наш препарат продемонстрировал своё настоящее великолепие. Мои сеансы гипноза сумели раскрыть его невероятный потенциал. Эта мощь, эта физическая сила и нечеловеческая выносливость были развиты всего за считанные дни. Уверен, если бы у меня было больше времени на работу с ним, мы получили бы не просто идеального исполнителя, а абсолютно управляемого человека с высоким уровнем интеллекта и безупречной психической устойчивостью.
В трубке снова на несколько секунд повисла тишина, после чего холодный, искажённый голос Инженера напомнил:
— Нам нужны не просто послушные исполнители, профессор, а абсолютно управляемые. Чего нельзя было сказать о Дирижере.
— Разумеется, — спокойно согласился Ландер. — Наши цели полностью совпадают. Пусть ваши мотивы и меркантильны, а мои — неизменно амбициозны. Я хочу оставить след в мировой науке, стать первым человеком, подчинившим себе сознание других людей полностью и без остатка. Но для этого мне необходима ещё хотя бы одна возможность поработать с Дирижёром.
— Я вас услышал, профессор, — ровно и безэмоционально ответил Инженер. — Мы рассмотрим ваши пожелания. До связи.
