Глава 4
Вечером после работы я вернулся домой. Ну, как домой — в свою комнату в общежитии. А если уж совсем точно, то в комнату Шульгина. Переезжать обратно в съёмную квартиру я пока не торопился. Нужно убедиться, что вся оставшаяся от Валета гвардия сметена подчистую. Если что — мне как-то спокойнее наносить удары по криминалитету, зная, что живу в окружении ментов, а не в богом забытой хрущёвке среди гражданских.
Я принял душ, потом собирался сварить себе пельмешек. Готовкой я особенно никогда не увлекался, и пельмени были моим проверенным способом восстановить силы быстро и без лишних хлопот. Современные все эти доставки я пока не очень жаловал.
Едва я собрался идти на общую кухню, как в дверь осторожно постучали. Я напрягся по старой привычке. Мгновенно отставив кастрюлю, я быстро и бесшумно достал из тумбочки пистолет и привычно сунул его в широкий карман махрового халата, что был на мне. Халат этот принадлежал Шульгину, и он сам разрешил пользоваться любыми вещами, что найду у него в шкафу. Я не любитель надевать чужое, но халат пришёлся мне по душе сразу — карман в нём был как будто специально сделан под оружие.
— Кто там? — спросил я, отходя чуть в сторону от двери. Привычка ожидать пулю, пробивающую хлипкие двери, ещё крепко сидела в голове. В такие моменты сознание работало как отточенный механизм — если даже пальнут на звук голоса, непременно промажут.
Но опасности не оказалось. Из-за двери громко, бодро и совершенно беззаботно прощебетал знакомый женский голос:
— Это соседка!
Я отворил дверь. На пороге стояла Ирка, соседка по этажу. Одетая явно не по-домашнему: новенькие джинсы, пестрая футболка с каким-то модным принтом, волосы аккуратно уложены, макияж — словом, выглядела она вполне «на выход».
— Привет, — улыбнулась девушка, весело поглядывая на меня.
Глаза её при этом слегка скользнули по моему-чужому халату и мокрым волосам, с которых на шею ещё стекали капли воды.
— Привет, Ир, — ответил я. — Что-то случилось?
— Да нет, ничего, — продолжала улыбаться она, не сводя с меня глаз. — Просто решила зайти узнать, как ты тут поживаешь. Давно не виделись, сосед.
— Проходи, конечно, — я посторонился и кивнул ей, пропуская.
Ирка прошмыгнула в комнату. От нее приятно пахло шампунем, лёгкими духами и чем-то таким неуловимым, трепетным, от чего на душе становилось как-то радостнее. Признаться, я давно уже отвык от такой простой, мирной жизни, где можно вот так вот запросто в гости. Но ничего, привыкну снова. Как говорится, к хорошему привыкаешь быстро.
— Садись. Пельмешки будешь? Сейчас сварю, — проговорил я с лёгкой шутливостью, давая понять, что у меня тут обычный мужской вечер, и никакого особого романтического меню для дам не предусмотрено. Ну или, в крайнем случае, соль могу одолжить.
Но Ирке соль была ни к чему. Она, будто не расслышав моих слов, с улыбкой уселась на табурет и оживлённо защебетала:
— Ой, слушай, Макс, я тут подумала… Мне на работе пациенты в благодарность постоянно то шампанское, то вино, то конфеты дарят. Уже не знаю, куда всё это девать. Почему-то все люди уверены, что врачи только и делают, что пьют шампанское и едят конфеты. Хоть бы раз колбасу принесли, честное слово! В общем, хочешь, я с тобой поделюсь?
Я пожал плечами, улыбнулся:
— Ну как-то мужчине не комильфо подарки от женщины принимать, тебе не кажется?
— Да какие там подарки, Максим! — отмахнулась она. — Я же говорю, девать их уже некуда. Ой, короче, чего я спрашиваю? Погоди секунду, не закрывайся!
Она быстро метнулась к себе в комнату и вернулась уже с бутылкой вина и коробкой конфет, тут же сгрузив их мне в руки:
— Вот, держи. Это вино, кстати, хорошее. Ты не пробовал?
Я с сомнением покачал головой:
— Нет, вроде.
— Да ты что? Это тебе не кислушка какая-нибудь из «Пятёрочки» по акции. Давай, бокалы тащи, сейчас попробуешь.
— Так мне же завтра на работу, Ир…
— Мне тоже завтра на работу, — махнула рукой она. — Мы же чуть-чуть, просто попробуем. Да?
— «Мы»? — хитро прищурившись, переспросил я. — А я думал, это только для меня.
— А-ай, Макс, ну ты же не будешь один пить, ты же не алкоголик какой-нибудь. Давай, в общем, бокалы!
— Да у меня и бокалов-то нет.
Ирка выразительно вздохнула и закатила глаза:
— Ой, всё приходится делать самой. Не закрывайся, сейчас приду.
Она снова умчалась к себе и вернулась уже с двумя изящными бокалами на тонких ножках. Я про себя подумал, что сейчас она ещё спросит, нет ли у меня свечки или аромалампы. Что-то мне подсказывало, что вечер будет интересным и явно не таким, каким я его сам себе планировал. Впрочем, подумал я, почему бы и нет? Отдыхать и расслабляться ведь тоже иногда нужно.
Мы сели за стол, я разлил вино, с удивлением обнаружив, что у этого так называемого хорошего вина пробка не из пробкового дерева, а с резьбой, и штопор не нужен. Мы негромко чокнулись бокалами и отпили.
— Ну как? — с любопытством спросила она, глядя, как я пробую напиток.
Эх… Щас бы писят текилы, щепотку соли и дольку лимона, подумал я. Но вслух сказал другое.
— Великолепно, — с серьёзным видом кивнул я, хотя в вине не особо разбирался.
Потому как в наше время оно считалось скорее женским напитком. В моей прежней жизни менты пили водку, а когда зарплаты перестали платить и водка стала дорогой, мы не брезговали и спиртом. Нет, не тем «Роялем», что продавали в бутылках с красивыми этикетками, а настоящим конфискатом, который изымали на подпольных спиртовых точках. В девяностые такие точки были в каждом уважающем себя дворе, где местным алкашам и простым работягам наливали дозу спирта от ста грамм до нескольких литров. И разбавленный, и неразбавленный.
— Опиши, что чувствуешь? — не унималась Ирка.
— Замечательный букет, — продолжал я, изображая знатока и задумчиво глядя в бокал. — Тонкое послевкусие, чувствуются нотки… э-э-э… — Я незаметно глянул на этикетку и уверенно добавил: — Мускат?
Ирка восторженно хлопнула в ладоши:
— Точно, Макс! Ты просто настоящий сомелье!
— Да какой из меня сомелье, — усмехнулся я. — Просто сериалов насмотрелся и умные слова запомнил.
Ирка вдруг осмотрелась по сторонам и с лёгким укором сказала:
— Слушай, а чего мы в тишине сидим? Давай музыку хоть включим.
— Да у меня и магнитофона-то нет…
— Магнитофона? — засмеялась Ирка. — Ты хотел сказать, блютуз-колонки?
— Ну да, колонки.
— Так вон же у тебя виниловый проигрыватель стоит, — кивнула она на раритетный аппарат, который стоял под полками с пластинками, которые так трепетно коллекционировал Шульгин.
— Я его даже ни разу не включал, — попытался я оправдаться. — Не знаю как.
— Ой, да там всё просто! Сейчас загуглим, заютубим, и всё заработает.
Она уже тыкала пальцем в экран телефона, пытаясь найти инструкции, хотя я прекрасно знал, как включить подобный проигрыватель. Просто надеялся как-то от музыки отвертеться.
— Макс, а ты вообще что обычно по телеку смотришь? Какую музыку слушаешь? — поинтересовалась Ирка, не отрываясь от экрана.
— Я? Ну… — стал вспоминать передачи, которые живы и сейчас. — КВН люблю.
— О, КВН! Я тоже его люблю!
— С Масляковым?
— Пельш ведет.
— Да? Это который «я угадаю мелодию с трёх нот»?
Ирка удивлённо уставилась на меня:
— Чего?
— Не важно.
Эх, молодёжь, вздохнул я про себя.
Ирка вдруг стала серьёзной и негромко спросила:
— Макс, ты не против, что я вот так вот нагрянула, с вином и музыкой пристаю тут?
Я почесал бровь. Вот даёт соседка.
— Да нет, всё нормально, чего ты?
— Просто на работе начальница гавкает, пациенты нервничают, дети капризничают, голова уже кругом идёт. Детей на сегодня маме сплавила, вот и вечер свободный выдался. А одной как-то тоскливо. Чувствую, скоро стресс словлю, а там уже психосоматика попрёт…
— Так у вас же в поликлинике МВД, вроде, психолог есть, поправил бы тебе психическое здоровье прямо по месту твоей работы.
— Психолог, одно название, — махнула рукой Ирка и тяжело вздохнула. — У него в кабинете, знаешь, ещё аквариум стоит. Я захожу как-то, спрашиваю: «А вам аквариум-то зачем, вы же рыбок всё равно кормить забываете?» А он мне на полном серьёзе отвечает, мол, для пациентов это — наблюдать за рыбками, стресс снимать. Успокаивает, говорит.
Ирка выразительно закатила глаза, и я невольно улыбнулся, представив, как именно она это всё говорила психологу.
— Ну и что, помогает рыботерапия? — усмехнулся я.
— Ага, ещё как! Гляжу я в аквариум этот, а там одна рыбка уже кверху брюхом плавает, а остальные её обгладывают. Вот такой у нас психолог. Антистресс, блин.
Мы одновременно рассмеялись, и Ирка вдруг снова оживилась:
— Слушай, так что, музыку-то мы сегодня включим или нет? Ты обещал.
Я вздохнул и уже без отговорок направился к проигрывателю. Воткнул вилку в розетку, начал перебирать пластинки. И тут снова наткнулся на знакомую обложку. Поставлю свою пластинку. Ту самую, которая когда-то была моя. Как она оказалась у Шульгина, бог весть. Мало ли что могло случиться за столько лет.
Пока я задумчиво вертел в руках эту пластинку, Ирка с бокалом вина в руке уже стояла рядом и с любопытством разглядывала проигрыватель, поставив бокал на аппарат:
— А это что за кнопочка такая интересная? А вот этот переключатель за что отвечает?
— Осторожнее, Ир, бокал-то поставь куда-нибудь в другое место, — попытался я предупредить её, но было поздно.
Она неудачно повернулась, локтем задела бокал, и вино полилось прямо на раритетный аппарат. В ту же секунду что-то громко заискрило, зашипело, замигало, и в комнате явственно запахло палёной проводкой.
Ирка испуганно выпучила глаза и тут же прикрыла ладонью рот:
— Ой, Максим… Я не хотела, честно-честно…
— М-да-а, — протянул я задумчиво, оценивая ущерб и пытаясь не ругаться. — Теперь Шульгин точно будет не рад. Это ж его любимый, редкий проигрыватель.
Ирка тут же загорелась идеей исправить ситуацию:
— А давай мы ему новый купим? Ну, прямо сейчас на маркетплейсе закажем и всё!
— Ир, понимаешь, новая техника и раритет — это вещи абсолютно разные, их нельзя сравнивать.
— Ну да, конечно, новая круче, да? — с надеждой посмотрела на меня Ирка.
— Нет, наоборот, старинный и есть раритет, его ценность не в новизне, а как раз в возрасте и редкости, — вздохнул я. — Впрочем, что я тебе объясняю… Ладно, не парься, сам разберусь. Отремонтирую.
— Ты что, умеешь чинить такую технику? — удивилась она, широко раскрыв глаза.
— Конечно, нет. Что, я похож на мастера бытовой техники? — я усмехнулся и пожал плечами. — Отдам кому-нибудь, найду специалиста.
— Ой, у меня же знакомый есть один, часовщик! Золотые руки, между прочим, любую штуку починить может. Правда, сейчас бухает сильно.
На лице у нее снова нарисовались стресс и психосоматика.
— Часовщик? — я удивлённо приподнял бровь. — А часовщик тут при чём вообще?
— Ну, не знаю, там крутится и тут крутится, — с сомнением протянула Ирка. — Главное ведь, что он специалист хороший. Просто сейчас часы никто почти не носит, работы у него мало, вот он и пьёт от безделья. А так руки-то золотые.
Я задумался. Честно говоря, самому заморачиваться с поисками мастера и договариваться совершенно не хотелось. Если уж Ирка готова всё устроить сама, а я оплачу, то почему бы и нет.
— Ну ладно, позвони своему часовщику, спроси, может, и правда возьмётся.
— Отлично! Сейчас наберу, — тут же радостно защебетала Ирка и потянулась к телефону.
* * *
Мы сидели за столом, пили вино и тихо разговаривали. Ирка, расслабившись, качала ножкой, мягко выгибая спину. Её взгляд, скользил по комнате и время от времени останавливался на мне. В её больших глазах отражалась какая-то грусть, тонкая и женская, словно тоска по тому, чего очень хотелось, но никак не удавалось получить.
— Знаешь, Макс, — заговорила она вдруг чуть тише, голосом доверительным и слегка хмельным, — сразу видно, что ты хороший парень. Прямо чувствуется это.
Я промолчал, неопределённо улыбнувшись, не зная, что сказать в ответ. А Ирка, вздохнув, продолжила откровенничать:
— Мне всё как-то не везёт с мужиками, представляешь? Вот честно, без вранья. На работе, в поликлинике, конечно, подкатывают всякие… в основном, женатики, конечно. Ну сам знаешь, как оно бывает.
Я кивнул, осторожно отхлебнув из бокала. Сказать-то и правда было нечего. Ирка помолчала пару секунд, затем внимательно посмотрела на меня и уже прямее спросила:
— У тебя-то, наверное, много женщин, да?
— Ну-у… — протянул я задумчиво, не зная, как правильно ответить на столь щекотливый вопрос. — Всякое бывает.
— Вот видишь, — тихо вздохнула Ирка и снова посмотрела куда-то в сторону. — А я устала уже одна. Иногда так хочется, чтобы просто рядом кто-то нормальный был. Не какой-то там временный прохожий, а человек, понимаешь?
Я понимающе кивнул, не перебивая её и давая возможность высказаться.
Ирка подвинулась чуть ближе, словно ощутив во мне надёжного слушателя, и начала рассказывать свои проблемы. Какие-то простые, казалось бы, житейские истории о детях, которые постоянно требуют внимания, об усталости после смен в поликлинике, о вечной нехватке денег, времени и сил. Но я чувствовал, что за этой простой бытовой усталостью скрывается что-то большее — глубокая тревога, женское одиночество и боязнь. Боязнь не справиться с жизнью в одиночку.
Она говорила негромко, и я внимательно слушал её, иногда вставляя что-то поддерживающее. Ирка постепенно расслаблялась, её голос становился чуть увереннее. Казалось, эти проблемы она долго держала в себе, тщательно скрывая от всех, и только теперь смогла кому-то открыться.
— Ты знаешь, — продолжала она уже почти шёпотом, — я иногда ночью просыпаюсь и думаю: а что будет дальше? Как я одна с двумя детьми? Вот так и буду всегда сама? Ведь годы-то идут, Макс. Дети скоро подрастут, уйдут, а я останусь одна. Страшно это.
Я мягко улыбнулся:
— Ир, всё будет нормально. Ты хорошая, сильная. Всё у тебя получится.
— Спасибо тебе, Макс. Прости, что я тут разнылась. Наверное, вино виновато… Пьяное оно какое-то. Хи-хи.
— Ничего страшного, — улыбнулся я. — Для того друзья и нужны, чтобы иногда выслушать.
Мы ещё долго говорили обо всём и ни о чём, пока вечер не перетёк в глубокую, почти ночную тишину. И, честно говоря, я вдруг ощутил, что такие простые разговоры и обычные человеческие посиделки мне самому нужны не меньше, чем ей.
А после я ее проводил до комнаты, и мы попрощались как старые друзья.
* * *
Проигрыватель я всё-таки отдал в ремонт Иркиному часовщику. Мужик оказался удивительно дотошным и обстоятельным, хотя руки у него заметно дрожали, явно со вчерашнего похмелья. Взяв аппарат, он тут же осмотрел его со всех сторон, покачал головой и задумчиво цокнул языком.
— Вещица-то серьёзная, — протянул он с уважением, ощупывая тяжёлый деревянный корпус. — С такими аппаратами я раньше работал, давно, это починить можно. Но аванс не помешал бы…
Я только усмехнулся и покачал головой:
— Утром стулья — вечером деньги. Или вечером стулья — утром деньги, как там у классиков-то?
— Вечером деньги, утром стулья, — с готовностью поправил меня часовщик, но я не уверен, что сказал он правильно. — Будет всё путём, не волнуйся. Я с такими вещами ещё в советские времена дело имел. Радиолюбителей у меня знакомых море — любую редкую запчасть достанут, будь спок.
Он бодро кивнул. На всякий случай я пообещал, что деньгами не обижу, если всё будет сделано по-человечески. Его лицо сразу просветлело и стало куда более оптимистичным.
Часовщик не соврал. Буквально на следующий день аппарат был готов. Когда я забрал проигрыватель, он выглядел так, будто вообще не встречался с Иркиным вином и палёной проводкой. Тяжёлый, надёжный и солидный, он снова занял своё законное место под полкой с винилом в комнате общаги.
Я осторожно поставил его ровно в то же место, подключил провода к колонкам и аккуратно уложил на вращающийся диск одну из пластинок. Опустив тонарм, я мягко прижал иглу к поверхности винила и замер в ожидании.
Сначала раздался тихий, еле слышный треск, словно игла осторожно пробиралась сквозь старые дорожки пластинки, потом послышалось характерное шипение, а затем, постепенно набирая громкость, из колонок полилась музыка.
Звук оказался неожиданно глубоким, совсем не похожим на современные электронные устройства с их холодным цифровым звучанием. Здесь было что-то живое, будто голос исполнителя звучал не из колонок, а прямо из комнаты, словно певец и музыканты стояли рядом со мной.
Ай да часовщик! Не обманул… спасибо Ирке.
* * *
— Привет, болезный! — сказал я с лёгкой усмешкой, входя в просторную палату, больше похожую на гостиничный номер, чем на больничное помещение. Мажорчик наш, конечно, и здесь отличился: палата была VIP-класса, с удобствами, холодильником в углу и телевизором на стене.
— О, Макс! Здорово! — оживился Шульгин и, кряхтя от боли, попытался подняться с кровати, опираясь на костыль. Забинтованная нога неуклюже торчала в сторону.
— Да лежи уже, Джон Сильвер, — усмехнулся я, подходя ближе и пожимая ему руку. — С твоей-то ногой особо не попрыгаешь.
Я пожал ему руку, потрепал по плечу и присел рядом на стул. Николай откинулся на подушки и кивнул на огромный телевизор, где как раз шёл очередной современный боевик. Зализанный герой, больше похожий на Влада Сташевского, чем на бойца, легко расправлялся с целой бандой вооружённых до зубов головорезов, причём патроны в его пистолете, похоже, не кончались вообще.
— Задолбался уже эти сериалы смотреть, — пожаловался Шульгин, с тоской глядя на экран, где трупы падали штабелями. Потом помолчал немного и вдруг тихо добавил: — Ты знаешь, я ведь тоже человека убил, Макс.
Я посмотрел на него и покачал головой:
— Коля, да ладно тебе. Ты ведь сам понимаешь: либо он тебя, либо ты его. И какой он тебе человек? Бандит, причём крайне опасный.
— Да знаю я всё это, — тихо ответил он, задумчиво глядя куда-то мимо меня. — Но всё равно… внутри как-то скребёт. Я ведь раньше никогда даже пистолет на человека не направлял. Как-то всегда удавалось обходиться без оружия…
— Все правильно ты сделал, — спокойно сказал я и чуть приободрил его похлопыванием по плечу. — Ты молодец. Стержень у тебя есть, это главное.
— Есть, говоришь? — горько усмехнулся Шульгин. — А знаешь, как мне страшно было тогда?
— Ну так это нормально. Тебе стыдно, что ли? Не выдумывай. Страха не знают только полные идиоты, а так все жить хотят.
Мы ещё поболтали о разном. Потом он вдруг спросил, будто вспомнил что-то важное:
— Макс… пластинки мои там как? На месте всё?
И спросил так, будто речь шла о его любимых детях, а не о старых виниловых пластинках.
— Да нормально всё с ними, — усмехнулся я. — Слушаю иногда, музыку включаю. Ты ж не против?
— Как — слушаешь? — Шульгин даже приподнялся с подушек и с удивлением вытаращился на меня.
— Ну да, а что такое? Ты что, против?
— Да нет, конечно, не против, просто… — он как-то странно замолчал.
Я же достал телефон и включил заранее записанное видео, словно в оправдание, показывая, как пластинка крутится на проигрывателе и играет негромкая приятная музыка.
— Вот, смотри, твой аппарат в полном порядке.
Шульгин вытаращил глаза ещё больше и замотал головой:
— Ого! Как так⁈ Я ж его неисправным купил. Мне тогда ещё сказали, что отремонтировать невозможно. Я его просто для виду поставил, чтобы отец видел и думал, что я там живу.
Повисла пауза.
— Ну-у…. Ко мне Ирка заходила, — улыбнулся я.
* * *
В мой кабинет вошла Кобра. Ну, как в мой кабинет — по правде сказать, помещение было рассчитано на троих оперов. Сейчас же я сидел один. Один напарник в отпуске, второй — на выезде, дежурил. Вот и получался мой собственный кабинет, поэтому здесь царили тишина и спокойствие.
— Слушай, Макс, сгоняй на мост Строителей, — проговорила задумчиво Кобра. — Там суицид случился.
— Суицид? — я вопросительно поднял глаза, глядя на Оксану. — Чего там такого необычного-то, что дежурный опер не справляется?
Она нахмурилась и немного покачала головой.
— Да парень здоровый сиганул прямо на камни, на мелководье, разбился насмерть. Свидетели есть, которые пытались его остановить. Он их просто отшвырнул, как игрушечных. Боролся так, будто за жизнь, а сам прыгнул. И при этом, говорят, абсолютно спокоен был. В глазах, представляешь, пустота полная. Так очевидцы говорят.
— Оксан, это обычный суицидник. И что теперь, мне из-за пустоты в глазах туда ехать?
— Чувствую, что-то не то там, Макс, — снова покачала головой Оксана. — Суицидники так себя не ведут.
— Наркоман, может, обдолбанный, мало ли что.
— Ты всё-таки съезди, проверь, мне потом ещё Мордюкову докладывать по этому трупу. Расскажешь, что да как.
— Ладно, — кивнул я, закрывая массивный ежедневник и убирая его в ящик стола, а оттуда достал небольшую записную книжку, чтобы с собой взять. — Съезжу, посмотрю.
