Глава 19
Серый внедорожник, припорошенный пылью дальних дорог, медленно въехал в Новознаменск. За рулём был Сергей — человек Инженера, направленный довести до конца поручение, сорванное Лешим и его людьми.
Этот зрелый человек, мужчина далеко за сорок, крепко держал руль автомобиля. Служба в ВДВ стала для него школой, а потом контракт и командировка в горячую точку — экзаменом, где он научился действовать по обстановке, быстро оценивать ситуацию и сохранять холодную голову. Вернувшись, он поработал в частной охране, затем перешёл в не совсем легальную сферу, где очень кстати пришлись и подготовка, и умение работать в одиночку.
Несколько лет назад крупное задание свело его с Инженером. Сергей проявил себя так, что его оставили в числе надёжных исполнителей этого загадочного человека. Сергей умел планировать, соблюдал дисциплину и всегда добивался нужного результата.
В этот раз он прибыл в город с чётким намерением довести дело до конца и показать, что такое работа по-настоящему подготовленного человека.
Джип притормозил у невзрачной гостиницы на окраине города. Парковка тонула в темноте, за ней начинался пустырь и дальше — остов недостроенного дома, заросший бурьяном. Мотор стих, и в ночной тишине, казалось, стало слышно, как остывает металл капота.
Он обошёл внедорожник и открыл багажник. Внутри лежали два длинных чёрных кейса из ударопрочного пластика. По форме они напоминали футляры для музыкальных инструментов, но внутри были совсем другие устройства.
Первый кейс раскрылся с мягким щелчком. В ложементе из вспененного полиуретана лежал тактический карабин Blaser Tactical 2 с укороченным стволом, складным регулируемым прикладом и прицелом ночного видения, закреплённым на планке Пикатинни. Металл поблёскивал свежей смазкой, затвор стоял на предохранителе — винтовка была полностью обслужена и готова к работе.
Второй кейс содержал компактный пистолет-пулемёт Heckler Koch MP5SD с интегрированным глушителем, складным прикладом и тремя тридцатизарядными магазинами, уложенными в отдельное отделение.
Сергей провёл пальцами по оружию, будто взвешивал варианты. Такой выбор был привычным ритуалом, от которого он никогда не отказывался, даже если заранее знал, чем именно в деле воспользуется. Потом опустил крышки, защёлкнул замки и оставил кейсы в багажнике. А затем из маленького чемоданчика достал чешский пистолет CZ-75 калибра 9×19 мм, проверил затвор, вставил магазин, закрепил кобуру на плечевой системе и добавил два запасных магазина в их кармашки. Багажник захлопнулся, сигнализация коротко пикнула.
В этот момент в кармане завибрировал телефон. На экране светилось — «номер не определён». Сергей сразу понял, кто звонит. Он глубоко затянулся сигаретой, чтобы голос звучал ровно.
— Алло, — нажал он на кнопку приема.
— Ты на месте? — голос был искажён, модулятор делал его, как всегда, холодным и безликим.
— Да, Инженер, я прибыл.
— Инструкции ты получил, но помни, если Леший провалится, ты должен его уволить.
Слова звучали отрывисто, будто каждое из них было записано отдельно, но Сергей точно знал — это говорит на том конце живой человек из плоти и крови.
— Если этот момент наступит, сделаю, — спокойно ответил Сергей.
Хотя в голове уже прикидывал варианты, как и когда всё лучше исполнить. Почему-то ему казалось, что этот Леший непременно облажается. И тогда он всё сделает… сам всё сделает.
— Эти остолопы работать не умеют, — продолжал говорить Инженер, подогревая самолюбие киллера. — Надежда только на тебя. Но смотри, глупых ошибок не прощаю.
— Я их не допускаю, — проговорил Сергей, выпустив дым через нос, медленно, с тягучим выдохом.
В голосе Инженера зазвучало удовлетворение:
— Хорошо. Береги профессора Ландера. И его подопытного. Он расскажет тебе про него. Зовут Дирижёр.
— Не слышал такого имени.
— И не нужно. Это не столь важно, ты их ни с кем не перепутаешь. Главное — обеспечить безопасность профессору и Дирижеру. Последний — ценнейший экземпляр. Наш прорыв на новом рынке. Скоро у нас будут сотни таких — идеальные управляемые исполнители, и только благодаря Ландеру и нашему препарату. Уже есть предзаказы из-за рубежа. Сейчас же эти двое крайне ценны.
— Хорошо, — ответил Сергей. — Все сделаю… только я работаю своим мозгом, а не под химией.
— Поэтому ты здесь. Нашёл жильё?
— Только заехал в город. Сегодня ночую в гостинице, завтра сниму подходящую конуру.
— Главное, не селись в одну квартиру с Лешим. Если накроют, хоть кто-то должен уйти.
— Накроют? — Сергей уловил в голосе собеседника ту особую интонацию, от которой даже у старых волков поднимается шерсть.
Но Инженер продолжал говорить своё:
— У Лешего получишь фото и инструкции. Нужно устранить одного человека. Его люди не справились. Объект оказался не так прост. Но помни: главная задача — обеспечить Ландеру работу.
— Кто этот человек? Объект…
— Всё узнаешь от Лешего. Ландер говорит, в нём есть что-то из прошлой эпохи, тех девяностых.
— Сколько ему лет?
— Двадцать четыре.
— Тогда это странно…
— Я тоже так думаю. Но мой человек собрал информацию. Именно наш объект стал причиной смерти Валькова, местного авторитета, город под ним был с девяностых. Работай аккуратно. До связи.
Звонок оборвался. Сергей медленно переместил палец и заблокировал телефон, докурил сигарету и швырнул окурок подальше в темноту. Он знал, что Инженер не бросает слов на ветер. И понимал: в этот раз ставки будут выше, чем обычно.
* * *
Сергей убрал телефон в карман, еще раз проверил — заперты ли двери автомобиля. Ночь была темной, небо — чёрным, без просвета, как наглухо задёрнутый занавес. С парковки хорошо просматривался пустырь, за которым чернела громада заброшенной стройки.
Шорох со стороны пустыря заставил его насторожиться. Это было еле слышное движение по сухой траве. Сергей скосил взгляд, думая, что идёт какой-нибудь бомж или бродячая собака. Но из глубины пустыря вдруг появился, словно из ниоткуда, странный человек. Высокий, статный, в длинном чёрном плаще с накинутым капюшоном.
Дождя не было, ветер тоже стих, а он шёл, спрятав лицо под тканью. Плащ тяжёлый, какой-то старомодный, с широкими складками, такие давно никто не носит. «Дракула херов», — мелькнуло у Сергея, но усмешка не задержалась. Почувствовал тревогу.
Он подумал было, что прохожий пройдёт к крыльцу гостиницы, но тот направлялся прямо к нему. На полупустой парковке поблизости не было никого, к кому мог быть нацелен этот шаг. Инстинкт подсказывал — это не случайность. Незнакомец идет именно к Сергею.
— Что, прикурить попросишь? — зло пробормотал Сергей, наблюдая за приближающейся тенью.
Внутри уже включился боевой привычный алгоритм для встреч с агрессивным незнакомцем. Он засучил рукава, подался вперёд. Но с каждым шагом было всё очевиднее — перед ним не пьяный гопник и не случайный задира. Движения фигуры были слишком собранными, точными, пружинистыми, как у хищника, который идёт на добычу.
— Эй! — громко сказал Сергей. — Какого хера ты на меня идёшь? Стоять!
Ожидал, что тот остановится, как это обычно бывало, когда Сергей повышал голос — тот отдавал неподдельной, нешуточной угрозой. И этот незнакомец, как и другие до него, пробормочет что-то, свернет. Но человек под капюшоном даже не изменил темпа, не сделал лишнего движения. Лицо скрывала тень, фонарь у крыльца гостиницы сюда не доставал.
— Стоять, я сказал! — уже жёстко бросил Сергей.
Он выхватил из плечевой кобуры CZ-75, передёрнул затвор. Лязг металла разорвал тишину.
И тут фигура словно растворилась в темноте, сместившись в сторону. Сергей уловил движение сбоку, развернулся, вскинул пистолет, мгновенно взял на мушку силуэт и выстрелил.
Бах!
Пуля попала в корпус. Вошла чуть правее, под рёбра. Он видел, как ткань плаща дёрнулась от попадания.
— Сдохни, — выдохнул он, уже чувствуя привычное удовлетворение от чистого попадания.
Но незнакомец продолжал надвигаться на него. Не шатаясь, не спотыкаясь, без малейшего признака боли или вообще какой-либо помехи.
— Какого хера?.. — выдавил Сергей, когда на его горле сомкнулись пальцы — крепкие, как стальные обручи. Захват мгновенно перекрыл дыхание, мир потемнел.
Он попытался поднять оружие, но чужая рука вывернула его запястье, и кость хрустнула, ломаясь, будто сухая ветка. Боль вспыхнула и тут же утонула в темноте.
Последнее, что успел различить Сергей в полумраке, — чёрная повязка на глазу нападавшего. И этот единственный глаз, холодный и немигающий, смотрел на него так, как смотрит хищник на уже пойманную добычу.
* * *
На даче было тихо и спокойно, только ветерок шелестел в листве яблони за окошком. Я уже освоился на новом месте и решил устроить себе обед. Спустился в погреб, где стояла прохлада и витал солоноватый запах закаток и старой земли.
Основательный такой погреб. Вдоль стен — деревянные стеллажи, и полки не пустовали, а были аккуратно уставлены банками с огурцами, помидорами, грибами. За лето участницы Круга, заглядывавшие сюда к гуру на огонек, наготовили солений, и теперь их труд выручал.
С полки я взял банку маринованных огурцов, покатал её в ладонях. Ух… выглядит аппетитно. Рядом в ящике, прикрытом мешковиной, нашлась свежая картошка — не магазинная, а настоящая, ещё с комочками земли. Крупные клубни отложил в сторону, набрал средних — эти на жарку хороши, выйдет одновременно быстрее и равномернее. Выбрался из погреба.
Наверху нашёл бутылку подсолнечного масла с золотистым, чуть мутным от осадка дном. Поставил сковороду на плиту, нарезал картошку, закинул в разогретое масло, и по кухне поплыл тёплый, густой запах. Огурцы нарезал толстенькими кружками, чтобы хрустели.
Эх, хорошо… Сидишь себе на даче, шкварчит картошка, за окном солнце, и на мгновение кажется, что это не временное убежище, а самый что ни на есть отпуск. Хотя когда я в последний раз был в настоящем отпуске, уже и не вспомню.
Перекусил от пуза. Вышел на крыльцо с кружкой чая, посмотрел на участок. Осень уже подбиралась — утренние туманы, прохладные вечера, но солнечная сторона склона, где располагался дачный поселок, всё ещё держала густую зелень. И здесь казалось, будто лето и не думало сдавать позиции.
И тут я услышал странный звук. Негромкий, но резкий, нарушивший размеренную картину. Как будто кошка пытается отрыгнуть комок шерсти, но никак не может.
— Кхэ… кхэ… кхэ… кхэ… — доносилось откуда-то сбоку.
Звук повторялся с небольшими паузами и потому заставил меня насторожиться. Это не было похоже ни на кашель человека, ни на хрип животного. Я замер, прислушиваясь, пытаясь определить, откуда он идёт.
Странно… ну, кошка так кошка, — подумал было я, отхлебывая из кружки. Всё-таки тянуло расслабиться. Но нет, вот и снова: тот же звук. Только на этот раз громче, настойчивее, будто уже две кошки синхронно пытаются выдавить из себя два комка шерсти.
— Да что там за чертовщина?.. — буркнул я, отставляя кружку на перила веранды.
Вернулся в дом, достал пистолет, сунул его за пояс, под рубаху, и снова вышел во двор.
Звук доносился с той стороны, где за старым забором начинался соседский участок. Я думал, что там никто не живёт, но, оказывается, ошибался: за кустами мелькала белая простыня, прикрепленная прищепками к бельевой верёвке.
Это мне не понравилось. Не люблю, когда рядом кто-то есть, а я об этом не знаю. Впрочем, всегда можно изобразить простого дачника, запоздало копающего грядки с урожаем.
— Кхе-кхе, — раздалось снова. Хрипло, с сипом, как старый дырявый баян.
Я подошёл ближе.
— Эй! — крикнул через забор. — Кто там?
— Помогите… — донёсся слабый, сиплый голос, больше похожий на шёпот, чем на крик.
Я перемахнул через забор и пошёл на звук. За сарайчиком, в тени, обнаружил яму, в которой копошился худой старик. Лысый, как бильярдный шар, он поднял голову на мои шаги, и на солнце блеснуло несколько золотых зубов.
Фигура жилистая, поджарая, в поношенной тельняшке, залоснившейся от времени, и в выцветших галифе, заправленных в кирзовые сапоги. Весь вид — старый, потертый, но с каким-то упрямым стержнем внутри. Настоящий престарелый солдат, который выживал и не в таких передрягах.
— Вы что там делаете? — спросил я, глядя вниз.
— Помоги, парень, — прохрипел он. Голос сел, слова давались ему с трудом, и снова: «кхе-кхе», словно кашель, как сыплет гравий. — Никого позвать не могу, сорвал голос. Хорошо, что ты пришёл.
— Так ты зачем туда полез, дед?
— Вытаскивай, потом расскажу.
Я окинул взглядом участок: типичный пенсионерский быт — небольшой домик, банька, старый гараж с ржавыми воротами, пара яблонь, грядки и в дальнем углу — компостная куча. Всё аккуратно, по-хозяйски.
Ну, значит, и инструмент найдётся для меня.
И точно. Нашёл в гараже алюминиевую лестницу, принёс, спустил в яму. Старик ухватился, вылез быстро, орудуя по-кошачьи цепко, несмотря на возраст.
— Спасибо, сынок, выручил, — сказал он сипло, отдышавшись. — Думал, тут уже от холода окочурюсь.
— Какой холод, отец? На улице тепло, — я повёл рукой в сторону солнца.
— Так я тут с утра, а если бы до ночи остался… Бабка моя в городе, поругались мы, вот уехала. Дура старая. Я яму под компост копал, да сам туда и влетел.
— И как же ты туда угодил? — спросил я, разглядывая его ухмылку — чуть хитрую, и при этом немного смущённую. — Что-то я лопаты не вижу, чтобы ты тут копал, — сказал я, глянув на яму. — И земля куда-то делась.
— Так выкопал я её давненько уже, — замялся старик. — Просто угодил сегодня.
— Ага… — протянул я, разглядывая края ямы. Трава густая, подходы сорняком затянуло, прямо заросли. — Так это ж надо было ещё через бурьян пробираться, чтобы туда свалиться. Как же ты так ухитрился, отец?
Старик отвёл взгляд, глаза его забегали, губы дёрнулись, будто он прикидывал — врать или выложить как есть. Потом махнул рукой:
— Ладно, уж тебе-то расскажу… Ты, я вижу, волчара молодой, поймёшь. Понимаешь, бабы во всем виноваты…
Я хмыкнул, пока не догадываясь, куда он клонит.
— Нюрка-курва, — продолжил он с видом посвящающего в тайну, — соседка наша… Ага… на грядке ковырялась. Как нагнулась… ну прямо как антилопа гну, кардан свой наливной выставила… У меня аж во рту пересохло.
Он облизнул губы, прищурился, словно вспоминая подробности:
— Ну я, значит, к забору поближе пошёл. Там у меня дощечка одна выдвигается — глянуть, так сказать, с удобного ракурсу. Про всё на свете забыл. И тут — хлобысть! — прямо в яму. Хотел заорать, а дыхание перехватило, как под воду нырнул. Пока очухался — Нюрка уж ушла.
— И что, она тут живёт? — спросил я, не удержавшись от улыбки.
Сейчас он ещё подумает, что я тоже охотник исподтишка поглазеть. Да и пусть думает.
— Да где уж там! — махнул он рукой. — Она тут не ночует, наезжает только. Баба-огонь! Что шамаханская царица, только бёдра ещё круче и шире. Ты подожди, сынок, сам увидишь, когда приедет.
— Да я царицами не интересуюсь.
— Это зря… — он поднял палец, как будто собирался сказать что-то важное: — Знаешь, я вот что скажу… Бабы — они как костёр. Греют, свет дают, но если близко сунулся — шкуру обожгут. А без костра тоже никак, жизнь-то сразу холодная и тёмная.
— Философ ты, отец, — усмехнулся я.
— Вот поживи с моё, и не так заговоришь… — он почесал затылок и с ухмылкой добавил: — Вот и я… по любви, считай, в яму попал. И бабка моя на Нюрку зуб точит. Вот всю жизнь эти бабы мне покоя не дают. Ну и я им, надеюсь, тоже.
Я рассмеялся, а старик довольно прищурился — видно, считал, что полностью оправдал своё нелепое падение женскими чарами.
* * *
— А ты чего тут делаешь-то? Я раньше тебя не видел, — дед прищурился и как-то уж очень подозрительно уставился на меня, когда я отнес лестницу обратно в гараж.
— Живу по соседству.
— Так это ж домик Кольки.
— Ну да, Кольки. Друг он мне. Попросился поночевать у него.
— А тебе что, жить негде было, что ли? — допытывался старик.
— Слушай, отец, тебе какое дело? Есть где, нет где? Мне вот нравится на природе воздухом дышать да из компостных ям пенсионеров вытаскивать.
— А, ну ладно, не хочешь — не говори, — буркнул он, но видно было, что в голосе осталась колючка. — Рука-то у меня со всем этим отнялась, зашиб, когда упал в яму. Еще и горло болит. Наорался, видать. Нужны лекарства.
— Приложи подорожник, — вздохнул я. — Хочешь, я тебя ещё народным способом полечу?
— Каким?
— У собачки боли, у кошечки боли, а у деда-соседа — не боли, — хмыкнул я.
— А, ну это… я в такое не верю, — отмахнулся он. — Давай-ка лучше за настоящим лекарством съездим.
— Съездим? Ты так-то не наглей, спасённый, — прищурился я.
— Тебя как звать-то?
— Макс.
— Максимка, значит, — ухмыльнулся дед. — А меня Тимофей Кузьмич. Можно просто Кузьмич, даже нужно просто Кузьмич. Вот что, Максимка: страсть как рука болит и горло дерёт. Лекарство, говорю, нужно. Пешком я не дойду, но есть у меня машинёшка добрая. Давай-ка сядешь за руль, мужик ты или кто, и махнём до аптеки.
— Аптека же только в городе, — удивился я.
— Ох, ёбушки-воробушки, — покачал головой старик. — Молодёжь! Всё бы вам в город. А тут, если хочешь знать, в нашем дачном посёлке всё есть. Даже стриптиз.
— Стриптиз? — хмыкнул я.
— Ну да, из-за него я сегодня в яму и шмякнулся.
— А, в этом смысле…
Он смотрел жалобно, с таким просящим взглядом, что я махнул рукой:
— Ладно, поехали, хрен с тобой. Всё равно пока делать нечего.
Мы зашли в гараж. В полумраке стоял пыльный «Москвич-412» бежевого цвета, с местами облезлой краской и чуть помятыми дверями. На их кромках тонкие рыжие полосы ржавчины уже обосновались, как давние жильцы. Хромированные бампера потускнели, решётка радиатора с эмблемой чуть перекошена, словно после несильного удара.
Сквозь боковое стекло виднелась матерчатая обивка в крупную серо-коричневую клетку, местами протёртая до поролона. Панель — матовый пластик с тонкими трещинами, в центральной нише — старенький радиоприемник с тугими кнопками.
Мы погрузились, и я, не сдерживаясь, повёл носом. Запах, знакомый каждому, кто садился в советскую машину: смесь бензина, пыли, старого автопластика и чуть сладковатого духа мятных леденцов, что уже давно перекочевали в пепельницу и так там и остались.
Я сел за руль, повернул ключ — мотор чихнул пару раз, дёрнулся, но всё-таки ожил.
— О, завёлся! — удивился я. — Признаться, не верил, что этот драндулет заработает.
— Это тебе не современные шмарки-иномарки. — возмутился старик. — Это зверь! Я на нём знаешь, сколько баб скадрил?
— Не знаю и знать не хочу, — махнул я рукой. — Поехали уже.
Включил заднюю, выехал из гаража. Кузьмич всё это время косился на меня, будто что-то во мне его забавляло или настораживало.
Мы поехали по просёлку, мимо узких дачных улочек, миновали автобусную остановку.
— И где тут аптека? — спросил я, хмурясь.
— Да вон там, за поворотом.
Подъехали к магазину «Людмила». Вывеска с облупившимися буквами, рядом табличка: «Пиво. Колбасы».
— Это, что ли, аптека? Это же продуктовый.
— А я, думаешь, чем лечиться собрался? Таблетками, что ли? — от души фыркнул Кузьмич. — Тьфу ты, ядрена вошь, я ни одной таблетки за всю жизнь не съел!
Старик выскочил из машины, не прошло и пяти минут, как он вернулся с бутылкой водки, палкой колбасы и буханкой хлеба.
— Вот, — сказал он, вертя в руках бутылку. — Самое лучшее обезболивающее.
Мы двинулись обратно. Но стоило мне выехать на проселок, как из-за поворота показался «УАЗ Патриот» ГАИ. Машина резко встала поперёк дороги. Вышли двое в бронежилетах с автоматами, третий — с полосатым жезлом, тоже в бронежилете, но только с табельным пистолетом на поясе. Начали тормозить все машины подряд.
— Твою ж дивизию… — пробормотал Кузьмич. — Какая-то облава. Ищут кого-то… уж не тебя ли, часом? — хитро глянул он.
Мы ехали прямо на них. Я уже прикинул — резко развернуться, дать газу… Всё-таки я в розыске, и наверняка есть ориентировка у наружных нарядов. Но тут инспектора остановили другую машину — старую, тёмно-зелёную «Волгу» с ржавыми арками и полуспущенным передним колесом. Занялись ею.
Я решил — проеду, не привлекая внимания. Но автоматчик шагнул на дорогу и замахал рукой: остановиться.
Черт. Сбить его и уйти — или сыграть по обстоятельствам? Нет. Жизнь мента на себя не возьму, даже если он меня ищет.
И я притормозил посреди дороги, не уходя на обочину — так удобнее будет рвануть, если что.
