Глава 20
Сотрудник с автоматом подошёл к «Москвичу», наклонился к окну:
— Добрый день. Ваши документы.
Я опустил стекло до упора, делая вид, что собираюсь достать водительское, которого, конечно, при мне не было. Да и будь оно — всё равно бы не показал. Всё-таки я в розыске.
— План «Перехват». Проверяем, — сказал он ровным голосом, явно заезженной фразой, которую, наверное, произнёс уже с десяток раз за день. — Операция. Проверяем всех, все машины.
Рядом со мной Кузьмич вдруг застонал, схватился за грудь и осел на сиденье.
— Сынок… таблетку… — прохрипел он, морщась. — Дай скорее таблетку.
Он сполз по сиденью, сгорбился, как будто каждый вдох давался с усилием.
— Что с ним? — нахмурился автоматчик.
— Сердце, — ответил я, стараясь придать голосу тревожности. — Дома таблетка, отец… Потерпи чуть-чуть.
— Ох, щас богу душу отдам… не могу терпеть… — простонал Кузьмич, и даже цвет лица у него стал какой-то землистый,. как мне показалось.
Сзади подкатила тёмная «девятка», затонированная вкруг, с ревущей музыкой и басами, гремящими так, что дрожал воздух. Передние окна открыты. Внутри — типичная компания: кепки, наколки, пакеты на заднем сиденье. На их фоне старый «Москвич» с умирающим дедом выглядел куда менее интересным трофеем.
— Ладно, проезжайте, — махнул автоматчик и переключился на новую цель.
Я воткнул передачу и аккуратно тронулся, а потом, отъехав на пару десятков метров, добавил газу. Кузьмич, всё так же полулёжа, еле заметно подмигнул.
Мы заехали за поворот, и дед, наконец, выпрямился, перестав корчить из себя умирающего. Прямо уселся, тяжело выдохнул, нагнулся и поднял с пола магазинный пакет. В пакете — бутылка водки, палка колбасы и хлеб. Он прижал его к груди бережно, как ребёнка, и на секунду даже прикрыл глаза, будто согрелся этим теплом.
— Ну ты и артист, — усмехнулся я. — будто репетировал.
— А то, — хмыкнул Кузьмич. — Я и без репетиции могу.
— Актёр, что ли, в прошлом?
— Почти, — туманно отозвался он и, не глядя, продолжил: — А я же вижу, как ты напрягся. Повязали бы тебя… А ты человек хороший. Негоже тебя ментам сдавать.
— Да? Откуда знаешь? Может, я плохой.
— Я жизнь прожил, ядрит-ангидрит, — хихикнул он. — В людях разбираюсь. Навострился. Непростой ты, Максик. Непростой.
— Ну, если я такой непростой, может, стоило все же тогда меня ментам сдать?
— Непростой, но хороший. И сдам, а кто ж тогда со мной беленькую кушать будет? — он похлопал ладонью по пакету. — Я же не алкаш, чтобы в одну харю глыкать. Хе-хе.
— Да не пью я, отец, — обманул я.
Не хватало еще и продолжение «банкета» устраивать.
— Да я и сам не пью. Это ж лекарство. Лекарство древнее, народное. Почитай, что предки наши всю жизнь им лечились. Уважать надо и предков, и лекарства. А ты говоришь, не пьёшь… Лукавишь, небось. Тимофея Кузьмича вокруг пальца обвести не так-то просто, сынок.
Я задумался. А дед-то еще тот жук оказался.
— Да самый я простой, — отмахнулся я. — ПТУ, стройка, а теперь на даче перекантовываюсь.
— Ага. Пальчики у тебя, как у пианиста, — заметил он, прищурившись. — Чистые, ухоженные. Лестницу, когда меня вытаскивал, быстро нашёл, даже не спросил, где стоит. Грамотно так обыскал дачку мою, приволок… Я и слова сказать не успел. И самое главное — передачу заднюю в «Москвиче» ты включил в один раз, тоже не спрашивая. А она тут не как на «Ладе» включается.
— Ну, водил я раньше «Москвич»… Вот и всё.
— Простые парни «Москвичей» уже давно не водят, — усмехнулся Кузьмич.
— Ты меня в чем подозреваешь-то, не пойму? — поморщился я.
Меня уже изрядно стал напрягать этот разговор.
— Да мне всё равно, — махнул он рукой. — Главное — ты человек хороший. У нас, знаешь, испокон веку закон что дышло: сегодня ты хороший — завтра преступник. Сегодня преступник — а завтра уже меценат. Я к этому проще отношусь. Главное, чтобы ты Нюрку у меня не отбивал, — хитро прищурился он. — А так, я к тебе с душой.
Мы нагнали по дороге статную женщину с пакетом, она чинно и вальяжно перекатывала объемные ягодицы под легким ситцевым халатом. Хотя вокруг кроме воробьев и старого «Москвича» никого не было. Шла, как будто всю дачную улочку ей в личное пользование выделили.
Кузьмич, едва не высунувшись в окно, засиял:
— О, смотри какая! Прям плывет по дороге… Эй, красавица, а, красавица! Тебя подвезти?
Она обернулась через плечо, хихикнула:
— Подвозилка у тебя старая слишком.
— Старый конь борозды не портит! — выпалил Кузьмич.
— Ну и глубоко не пашет, — парировала она, и мы уже проехали мимо.
— Уф… какая! Ты видел, а? Нет, Макс, ты видел? Эх, где мои пятьдесят годков…
— А сколько тебе сейчас?
— Лучше не спрашивай, — отмахнулся он. — Женщин всё меньше, а дни рождения всё чаще…
* * *
Доехали до дома без приключений.
— Я проставляюсь, — заявил Кузьмич, выбираясь из «Москвича», — так сказать, за спасение капелюшечку принять надобно. Возражения, Максим, не принимаются. Можно сказать, день рождения второй у меня сегодня. Вот глупая была бы смерть… сдохнуть в компостной яме. Глупее, Макс, и придумать нельзя.
Я понял, что от Кузьмича не откручусь, да и контакт с соседями лишним не будет. Всё-таки он меня почти раскусил — интересно, как? Сам не понял. «Непростой ты», говорит. Ну и он, похоже, тоже непростой.
— Заходи, падай на диван, — махнул он рукой.
Он подвинул низкий столик на колёсиках, выставил стопки. Достал банку солёных груздей, ловко нарезал, смешал со сметаной, присыпал укропом и лучком. Нарезал колбасу.
— Царская закуска, — облизнулся Кузьмич. — Давай-ка ты наливай. У меня одна рука после падения не работает, а вторая трясётся.
Я разлил.
— Ну, за знакомство, что ли.
Дзинь — чокнулись, выпили.
— Ух, хорошо пошло, — дед занюхал рукавом тельняшки.
Я потянулся к груздям, но хозяин хлопнул меня по руке:
— Отставить, боец! После первой не закусываем, наливаем вторую!
Я разлил по второй.
Кузьмич поднял стопку и торжественно произнес:
— Чтоб у нас всё было, и нам за это ничего не было! А если и было — то только в радость, и чтоб вспоминалось с улыбкой, а не в казенном доме!
Отточенным движением он залил в горло вторую, опустошил залпом, зажевал хрустящим груздем, подмигнул и пробубнил с набитым ртом:
— А главное — чтобы утром помнили, с кем пили, и не стыдно было руку пожать. Хе-хе!
Мы с Кузьмичом сидели, разговаривали о всяком. Он, щурясь от солнышка в окне, крутил самокрутку прямо на столе, ловко отрывая из газеты полоску, насыпая табак, закручивая и подлизывая край.
— На-ка, попробуй, — протянул он. — Фронтовой махорочки.
Самокрутка задымилась.
— Да не курю я.
— Так ты не кури, ты попробуй, — подмигнул он.
Я сделал затяжку и тут же едва не выплюнул лёгкие. Горький, крепкий дым обжёг горло и нос, глаза заслезились.
— Эх, молодо-зелено… — Кузьмич хлопнул меня по спине, а сам хмыкнул. — Ну, наливай еще.
— Так кончилось, — показал я на пустую бутылку.
— Эх… — он откинулся, потер подбородок. — У бабки где-то медицинский спирт был… Пойду, пошукаю.
Он ушёл в соседнюю комнату, а я поднялся, потянулся и прошёлся взглядом по обстановке. Подошёл к окну, за шторой тихо шуршала ветка яблони. И тут взгляд зацепился за небольшую выцветшую фотографию в простой деревянной рамке на стене.
На снимке — молодой Кузьмич, с прямой осанкой, в плечах шире, чем сейчас, рядом с молодой женщиной. Лицо у неё — открытое, с мягкой улыбкой. Видно, что снимок старый, ещё чёрно-белый. Но меня зацепило не это — рубашка на Кузьмиче. Ткань, крой… Очень уж напоминала форменную.
Я снова невольно подумал: Кузьмич явно не так прост.
Подошёл к шкафу — старый, с округлыми углами, сделанный то ли из толстой фанеры, то ли из цельного дерева, с потемневшими от времени дверцами. Советская работа, крепкая, на века. Замочек уже для виду — давно не работал.
Щель в дверце пропускала тонкий блик, будто что-то внутри отражало свет. Светилось золотом. Я распахнул створку и застыл.
На вешалке висел парадный мундир сотрудника КГБ СССР. Китель цвета морской волны с васильковыми кантами по обшлагам, васильковыми петлицами с золотой латунной окантовкой. На плечах золотом сверкали майорские погоны. На груди — три ряда медалей.
Ого… Товарищ майор…
Я медленно провёл пальцами по ткани и вдруг почувствовал, что Кузьмич — свой. Служивый…
Я тихо прикрыл дверцу шкафа, чтобы не выдать своё любопытство, и вернулся на диван. В этот момент из комнаты и показался Кузьмич — шаг понурый, в руках пусто.
— Нема спирту, — развёл он руками. — Может, в магазин по-быренькому махнём, а?
— Не, я за рулём выпивши не езжу, — подмигнул я. — Да и пора мне уже.
— Ну ладно… — Кузьмич потянулся, зевнул. — Я тоже сейчас сиесту устрою, дреману маленько, на полфёдора.
Телевизор в углу тихо бормотал, выдавая какие-то новости вперемежку с рекламой. Кузьмич уже устраивался на диване, но, приоткрыв один глаз, кивнул:
— Ты давай, заходи. Спасибо ещё раз тебе, Макс.
— Слушай, — сказал я на ходу, — а «Москвича» что, не продашь?
— Не… Он же мне как друг, — Кузьмич даже погладил воображаемый руль. — Но ты, если что надо, бери. Только заправляй, а то жалко конягу железную. Простаивает в гараже, ржавеет… Так хоть проветриваться будет.
— Ну ладно, с меня магарыч, как говорится.
— Сочтёмся, — махнул рукой КГБшник в отставке и зарылся в плед.
* * *
Монотонным, чуть раздражающим рингтоном запиликал мой мобильник. Номер незнакомый. Странно… Симка-то новая, о ней только Кобра знает, а её цифры я бы опознал. Кто это может быть?
Я взял трубку, нажал кнопку приёма, прижал к уху, но молчал.
— Алло, алло… — донеслось в динамике. — Макс, это я. Шульгин.
— Коля… — сонно отозвался я. — А ты откуда… ты как вообще?
— Оксана Геннадьевна дала твой номер. Это моя левая симка и левый телефон, можешь разговаривать.
— И кто ещё мой номер знает?
— Ой, Макс, прекрати. Только я и Кобра. А ты что, мне не доверяешь?
— Доверяю, конечно, — легко согласился я.
Шульгин что-то там побухтел, пошуршал и выдал:
— Ты чего, спишь что ли? Белый день на дворе.
— Да что-то… — я сел на кровати, потёр лицо. — Прикорнул немного.
Застолье с Кузьмичом располагало к сиесте. Вот я и прилёг. Да и свежий воздух, дачка — всё это расслабляет организм.
— Ну, Макс, ты даёшь. Весь отдел на ушах стоит, а ты спишь! Бульдог тебя ищет, обыски провёл, но ничего не нашёл.
— Ну и хорошо. А ты чего, уже выздоровел?
— Да какой там… Оксана говорит, свои люди нужны, чтобы тебя вытаскивать. Из больнички вот сбежал, на «домашнее» лечение. Тут у меня сиделка своя есть… — в голосе Коли зазвучала самодовольная нотка. — Медсестричку одну в больнице склеил, наведывается ко мне. Помогает молодому организму во всех смыслах. Ха!
— Ну ты же звонишь не ради того, чтобы похвастаться своими амурными достижениями, — проворчал я.
— Нет, конечно. Дело серьёзное, Макс. Ты должен это знать. Было ещё одно убийство. Возле гостиницы на въезде нашли труп. Без головы.
Я насторожился.
— Опять девушка?
— Нет. На этот раз мужик. И какой! Пробили ДНК и отпечатки в базе. В розыске. И статья… Ух! Заказные убийства. Гастролер явно.
— Наш городок… — протянул я. — Мекка для киллеров, гляжу.
— Неспроста всё это, Макс. Сначала тебя взорвать пытались, потом Бульдог тебя закрыть хотел. Теперь киллер нарисовался, да только его тут же пришили. Трупы эти, опять же… Почерк один и тот же. Тело растерзано, без ножа.
М-да. Я в задумчивости потёр подбородок, будто мог активизировать этим осоловелые мозги.
— Что за оборотень у нас завёлся…
— Оборотень, не оборотень… Плакать по киллеру никто не будет. Но всё равно убийство — преступление, хоть жертва и гнида. Нам всё разгребать. Ты главное — затихарись, не высовывайся. Я даже не буду спрашивать, где ты.
— А я уж думал, ты в гости ко мне приедешь, медсестёр привезёшь, — улыбнулся я.
— Это же палево, Макс, — возмутился Шульгин.
— Шучу, шучу… — хмыкнул я. — Есть еще какие-нибудь новости?
— Есть. На месте нашли джип убитого. В нём кейсы под оружие, но пустые.
— М-м-м. Кто-то стволы забрал. Значит, оборотень у нас с головой. Не зверь.
— Человек, да. И я даже знаю, кто.
— Ну?
— На месте обнаружили кровь ещё одного человека. И гильзу — 9×19 мм. Видимо, киллер отстреливался и ранил нападавшего. Мы кровь прогнали по базе ДНК… Ты не поверишь.
— Коля, давай уже, не томи. Что за театральные паузы, ты же не Достоевский.
Мой собеседник даже прочистил горло перед тем, как выдать свою реплику.
— Это кровь Дирижёра, Макс.
— Да ну на хрен! — я резко вскочил с кровати. — Дирижёр в городе?
— Да. Вот поэтому и звоню. Будь осторожен. Возможно, он попытается выйти на тебя.
— Так это он, что ли, головы отрывает? Как такое возможно?.. Хотя, да… я помню, как он, под препаратами, в подвале офиса Валькова раскидал спецназовцев, как тряпичных кукол.
— Ну вот… — хмыкнул Коля. — Прогрессирует наш зверь. Так что смотри в оба, Максим.
* * *
Профессор Ландер сидел в своей подземной лаборатории — низкий потолок, крашеные бетонные стены, ровный гул вентиляции. На столе перед ним лежал толстый журнал в потёртом кожаном переплёте. Ландер склонился над страницей и аккуратно выводил строчки. Он так и не смог до конца приучить себя к компьютеру: экран вызывал раздражение, а клавиатура казалась чуждой. Перо и бумага — вот чему он доверял свои мысли и расчёты.
То, над чем он работал, в его глазах было не просто исследованием — это был прорыв. Он не сомневался в гениальности своей работы. Уверенность, что именно он изменит представления о границах психологии и психотерапии, питала его упрямство.
Резкий звонок телефона нарушил тишину. Ландер взял мобильник, спокойно произнёс:
— Я вас слушаю.
— Добрый день, — отозвался металлическим тоном Инженер. — Что же вы творите, профессор?
— Что такое? — Ландер поднял брови, но не допустил в голос недоумения.
Только вежливый интерес.
— Мой человек, который прибыл к вам для помощи в устранении Ярового, мёртв.
— Вот как?.. Какая неприятность, — профессор произнёс это так, словно комментировал дождливую погоду.
— Не делайте вид, что вы об этом не знали.
— Извините, господин, Инженер, а с чего мне это знать? — Ландер покрутился на лабораторном стуле.
— Потому что его убил ваш подопечный. Савченко.
— Что?.. Не может быть! — Ландер изобразил неподдельное изумление, будто собеседник мог видеть его мимику через связь.
— Советую не шутить со мной, профессор. На месте происшествия обнаружена кровь Дирижёра. Мой источник уверен в этой информации.
— Ваш источник? Значит, у вас есть свой человек в местных правоохранительных органах?
— Это неважно. У меня есть люди везде. Важно другое — как вы объясните этот казус?
— Случайность, — профессор произнёс ровно. — Я ведь предупреждал: препарат имеет побочный эффект. С ростом физических показателей усиливается и агрессия. Её нужно выпускать. Я даю пациенту возможность… выплеснуться. Он забирает никчемные жизни, и это только ускоряет прогресс.
— Случайность?
— Это действительно так. Если держать Дирижёра взаперти, прогресс замедлится, а сам он может «перегореть». Вы же сами сказали, что вам нужны результаты.
— Мне нужны управляемые люди и конкретные результаты.
— Мы пока на середине пути. Всё идёт по плану. Такие вылазки — необходимая часть процесса.
Ландер выпустил ручку из рук, будто боялся её сломать.
— Но почему именно в этой вылазке Дирижёр столкнулся с моим человеком, который должен был вас охранять и устранить Ярового?
— Нелепая случайность. Раз в год, как вы понимаете, и палка стреляет. Я действительно не знаю, как это вышло.
В трубке повисла пауза, потом Инженер сказал:
— Хорошо. Будем считать, что я вам поверил. Я пришлю вам другого человека, чтобы устранить проблему. Чтобы убрать мента.
— Нет. В этом больше нет необходимости. В новостях передали — он сам в розыске. Нам повезло. Я справлюсь без посторонней помощи.
— Странно… Совсем недавно вы утверждали, что он особенный и представляет серьёзную угрозу для ваших исследований.
— Господин Инженер, мы все, бывает, ошибаемся, — Ландер при этих словах добродушно улыбнулся.
— Хорошо, — сухо сказал Инженер. — Работайте. Но помните: таких случайностей я больше не прощу.
— Да, да, конечно.
— До связи, — отрезал Инженер и отключился.
Когда связь с Инженером прервалась, Ландер медленно положил телефон на край стола. Развернулся на скрипнувшем лабораторном стуле к стене, у которой стоял старый диван.
На нём сидел Дирижёр. По пояс голый, с плотной повязкой на животе, туго стянутой стерильным бинтом. Под загорелой кожей перекатывались мышцы — сухие, рельефные, будто выточенные из бронзы.
На низком железном столике перед ним лежало всё оружие, которое он вынес из джипа Сергея. Дирижёр с щепетильной аккуратностью перебирал свои трофеи. Слышались сухие щелчки металла.
Ландер усмехнулся:
— Ну что, мой мальчик? Похоже, Инженер поверил в нашу басню. Ты молодец. Сработал чётко… жаль только, что оставил свою кровь на месте происшествия. Но не без этого… В следующий раз раздобудем тебе бронежилет.
Он слегка склонил голову, глядя на свежую повязку:
— А может, и к лучшему, что тебя ранили. Я поражён: у тебя регенерация тканей феноменальная. Всё заживает так быстро, что даже моих скромных хирургических знаний хватило, чтобы тебя заштопать.
Профессор поднял палец, словно выделяя главное:
— И да, Яровой нужен мне живым. Не убивай его. Это ценный экземпляр для наших экспериментов. Найди и приведи его. Только… голову не отрывай.
Он подкатился на стуле к полке в углу. На ней, в огромных цилиндрических банках с мутноватой жидкостью, плавали головы. Лицо девушки, застывшее в последнем выражении, и свежий трофей — голова Сергея. Ландер аккуратно повернул банки так, чтобы все взгляды были направлены прямо на него.
— Я не против твоих трофеев, раз тебе так нравится… — сказал он спокойно. — Но в следующий раз, прошу тебя, сделай так, чтобы тела не нашли.
