Функционирование экономики в России радикально изменилось после августовского кризиса 1998 года. Девальвация на самом деле — это палка о двух концах. Одним концом она бьет по населению, но другим — стимулирует работу отечественных производителей. Во-первых, исчезновение импорта из магазинов, в которых покупают товары люди с низкими и средними доходами, формирует импортозамещение. Во-вторых, дешевые отечественные товары в такой ситуации начинают проникать на зарубежные рынки. Второе последствие девальвации не слишком характерно было для конца 1990‑х, но зато первое — проявилось в полной мере. С 1999 года в России начался мощный экономический подъем, который не прекращался почти десять лет. Рост этот был поддержан высокими ценами на нефть, установившимися в нулевые годы и продержавшимися до кризиса 2008 года. В конечном счете подъем обернулся ростом реальных доходов населения. Таким образом, для массовой поддержки той политической системы, которая сложилась с приходом на президентский пост Владимира Путина, имелись весьма серьезные экономические основания. Точнее, наверное, можно сказать, что имелись основания психологические, связанные с упрощенной интерпретацией экономической истории трудного десятилетия 1990‑х годов. Как бы то ни было, и принятие нулевых, и отторжение девяностых основывались на рациональных (пусть часто ошибочных) решениях миллионов людей, а не антирыночной, антидемократической культуре.
Вряд ли у нас есть основания говорить, будто российское общество проявило иррациональную склонность к автократии. Но у нас есть основания полагать, что у многих людей имелись вполне рациональные мотивы быть довольными своим экономическим положением в нулевые (по крайней мере, на фоне девяностых). Многие реально стали жить лучше. Некоторая часть населения страны позитивно реагировала не столько на личное положение, сколько на общие признаки выхода России из длительного экономического кризиса. Но вне зависимости от того, каково было влияние рациональных и эмоциональных мотивов в позитивном восприятии связанных с Путиным перемен, следует признать, что это был выбор между хорошей жизнью и плохой, а не между свободой и несвободой.
Нам может нравиться или не нравиться то, что значительная часть общества принимает во внимание лишь поверхностные изменения, а не глубинную суть событий, но это реальность, с которой следует считаться.
Дальше перед нами встает вопрос о том, почему Россия оказалась с самого начала девяностых в столь сложном положении, что не могла из него выбраться на протяжении целого десятилетия. Для ответа на этот вопрос нам следует двинуться вглубь истории. Точнее, отправляясь в прошлое, нам надо разделить поставленный вопрос на два. Во-первых, почему к началу девяностых образовался такой большой «денежный навес», что дело обернулось высокой инфляцией, неплатежами, пирамидой государственного долга и дефолтом. Во-вторых, почему структура постсоветской экономики оказалась такой, что значительное число предприятий ни в какой степени не было способно функционировать в рыночных условиях и просто повисло на госбюджете, высасывая из него соки? Для ответа на первый вопрос нам следует отправиться в эпоху горбачевской перестройки и посмотреть, какие преобразования тогда осуществлялись в экономике. А для ответа на второй вопрос отправляться придется в сталинские времена для изучения сути индустриализации и построения административной хозяйственной системы.