Как возникал «денежный навес»

Печальное наследство, оставленное прорабами перестройки реформаторам девяностых, не ограничивалось сферой ценообразования и последствиями номенклатурной приватизации. На рубеже 1980–1990‑х годов активно осуществлялась финансовая дестабилизация, и это было гораздо хуже торможения ценовой либерализации. Поскольку перестройка не допускала, как уже говорилось выше, отхода от социалистических принципов управления экономикой к капиталистическим, прорабы не могли допустить закрытия неэффективно работавших предприятий и появления безработицы. Неэффективное хозяйствование продолжало существовать. Даже если бы новая система стимулов всерьез заинтересовывала людей в хорошей работе, плохие предприятия все равно оставались бы. Для коренной перестройки нужны не только краткосрочные методы воздействия на экономику, но и долгосрочные — крупные инвестиции в те заводы и фабрики, которые не имеют нормального оборудования для производства продукции, пользующейся спросом. Проблема инвестиций требует даже в лучшем случае очень больших сроков, а главное — формирования финансового рынка, на создание которого тогда никто не готов был пойти. В итоге позитивные начинания в экономике так и не появились. Прорабам перестройки приходилось решать, что делать с плохо работавшими предприятиями. Содержать ли их, и если да, то за чей счет? За счет государства или за счет эффективно работавших предприятий?

В итоге для разрешения сложных проблем плохие решения стали сочетать с очень плохими. Вместо налоговой системы, при которой плательщик вносит в бюджет долю прибыли, добавленной стоимости или личного дохода, которая заранее утверждена законом, перестройка создала систему нормативов, которые можно было постоянно менять. Скажем, от хорошо работающих предприятий можно было потребовать внесения в бюджет большей доли прибыли, чем от плохо работающих. А если плохо работающее предприятие вдруг начинало функционировать лучше, ему могли изменить нормативы распределения прибыли в худшую сторону: ты, мол, богатый — поделись с бедными. Такая система была все же несколько лучше, чем старая система, существовавшая до перестройки, поскольку тогда фонды стимулирования предприятия вообще были крошечными и практически никакого воздействия на его работу не оказывали. В новых условиях кое-какие стимулы появились, но они оказались ничем не гарантированы. Руководители предприятий понимали, что успешная деятельность скорее превратит их в дойную корову государства, чем позволит обогатиться. Работа в интересах потребителя требовала больших усилий, преодоления ряда преград, установленных государством, и сулила при этом неясные перспективы. А между тем под ногами у директоров лежали золотые россыпи. Неудивительно, что мысль об обогащении связывалась многими «красными директорами» с номенклатурной приватизацией, то есть с разворовыванием предприятия, а не с превращением его в успешно функционирующее.

Для тех, кто не мог или не хотел успешно вписаться в новую систему хозяйствования, появилась практика государственных заказов. Перестроечный госзаказ серьезно отличался по сути дела от госзаказа, используемого в рыночной экономике. В любом рыночном хозяйстве государство является одним из потребителей производимой продукции (для военных целей, для строительства административных зданий и объектов инфраструктуры, для систем культуры, образования и здравоохранения), поэтому оно формирует систему заказов, выполняемых не только госпредприятиями, но и частным сектором. А то, что потребляется рынком, в систему госзаказа обычно не входит. Но госзаказ перестроечный мог распространяться практически на любые товары, а не только на те, которые потребляет государство. Фактически эта была своеобразная система «спасения утопающих», создаваемая за счет умелых пловцов. Тот, кто не мог или не хотел воспользоваться системой стимулов, формируемых хозяйственной реформой, мог как бы оставаться в «старой системе». Через госзаказ он получал от государства гарантии того, что его продукцию возьмут, а ему за это выплатят деньги. Если продукция при этом не была востребована, предприятие все равно должно было получать от государства средства, чтобы работники не оказались на улице и не утратили доверие к идеям горбачевской перестройки.

Многие предприятия охотно соглашались работать по госзаказу. С одной стороны, так жить было спокойнее. Директора могли потихоньку разворовывать предприятия, используя методы номенклатурной приватизации, а трудовые коллективы до поры до времени могли не замечали того, что их продукция в условиях рынка не окупает трудозатраты. С другой стороны, отсутствие нормальной налоговой системы и рыночного ценообразования убивало желание работать интенсивнее даже у тех, кто в принципе мог это делать. А отсутствие частной (акционерной) собственности и финансового рынка, на котором акции могли бы перепродаваться, а контроль над предприятиями мог переходить в иные руки, снижало вероятность прихода предприимчивого менеджмента.

Ушлый «молодой бизнес» получал стимулы разворовывать предприятия вместе со «старыми директорами» через кооперативы, а не реконструировать их. Со временем к кооперативам добавились коммерческие банки (в советской административной системе их не существовало) и совместные с иностранцами предприятия. Номенклатурная приватизация, осуществляемая через коммерческий банк, могла состоять в предоставлении негосударственному бизнесу средств госпредприятия почти за бесценок (с откатом директору). Номенклатурная приватизация через совместное предприятие могла предполагать вывоз на мировой рынок и продажу на металлолом по высоким ценам старого советского оборудования или утилизуемой военной техники.

И наконец, самое главное. В этой половинчатой системе даже варьирование нормативов распределения прибыли не давало государству возможности поддерживать на плаву плохо работавшие предприятия, а также всю огромную некоммерческую сферу, которую государство обязано поддерживать (армия, милиция, образование, здравоохранение, культура и т. д.). Почему нужна была столь серьезная поддержка, мы сейчас разбирать не будем. С некоммерческой сферой разбираться вообще не надо, поскольку она существует в любой современной стране и всегда в большей или меньшей степени требует государственной поддержки. А с предприятиями надо разбираться чрезвычайно серьезно, и это будет сделано в следующей главе, поскольку огромный сектор экономики, неспособный сам себя окупать, был унаследован эпохой перестройки от административной системы управления, создававшейся еще в сталинские времена. Понять причины ее появления и столь длительного существования непросто. Походя это мы делать не будем и пока лишь констатируем, что в перестройку государство стало все активнее «печатать» деньги для затыкания бюджетных дыр. Считалось, что это временные меры, используемые до тех пор, пока не начнется комплексная работа по реализации реформы. Но «временные меры» использовались долго, причем в чрезвычайных масштабах. Экономика накачивалась деньгами, которые все труднее было использовать.

Квалифицированная часть руководителей страны понимала опасность происходящего. Еще до распада СССР и до гайдаровской реформы (в начале 1991 года) союзным правительством была предпринята попытка изъять из экономики «лишние» деньги. Денежная реформа сводилась к обмену старых крупных купюр на новые.

В основу этой операции была заложена весьма сомнительная идея, что «лишние» деньги копятся в виде наличности «под подушками» и «в тумбочках» у быстро разбогатевших людей. Поэтому считалось, что обмен старых купюр на новые с определенными ограничениями позволит отделить «агнцев» (простых советских граждан, имевших небольшие честные заработки) от «козлищ» (непростых, а может, и несоветских граждан, которых государство вправе «раскулачить»). Эта денежная реформа была проведена плохо и не дала экономического эффекта. «Денежный навес» продолжал нарастать. Но нам сейчас важны не частные моменты, а понимание того, что проблема «лишних» денег была осознана высшим руководством Советского Союза и четко зафиксирована в его действиях почти за год до начала гайдаровской реформы.

Таким образом, важнейшим итогом перестройки в экономике стал выход денежной эмиссии из-под контроля. Государство «откупалось» деньгами от народа, боясь идти на решительные реформаторские меры, а в это время участники номенклатурной приватизации перекладывали себе в карманы деньги, принадлежавшие предприятиям. Все это полностью дестабилизировало финансы. «Денежный навес», который в брежневские времена был относительно умеренным, нарастал теперь как снежный ком. Квалифицированные экономисты понимали, что, если этот навес когда-нибудь рухнет, он погребет под собой тех, кто обладает небольшой зарплатой и крохотными сбережениями.