Потапов Алексей Николаевич
(1772—05.03.1847)

Долгая боевая жизнь Алексея Николаевича Потапова, в зрелые годы достигшего чина генерала от кавалерии, ставшего генерал-адъютантом и членом Государственного и Военного советов, представляла ему множество случаев отличиться и на поле брани, и в Военном совете. Однако уж так случилось, что самое дорогое для него отличие за воинскую службу он получил, еще будучи сравнительно молодым человеком, молодым по нашим меркам, но достаточно умудренным по критериям тех лет. Речь идет об ордене Св. Георгия 4-й степени, которым Потапов был награжден 21 января 1807 года за дело, происшедшее незадолго до этого, – 14 декабря при деревне Голымин.

Итак, награжден в 1807 году, а урожден в 1772-м. Лет прошло немало. За эти годы он успел получить в 1783 году звание сержанта лейб-гвардии Измайловского полка, в 1794 году стать ротмистром Сумского легкоконного, будущего гусарского полка, а через пять лет – майором этого же полка. Так что к моменту войн с Наполеоном 1805–1807 годов Потапов был опытным офицером, одним из старожилов полка, пользовавшимся высоким авторитетом у своих товарищей. И война лишь упрочила его всеобщее признание в полку.

Самое славное сражение этой кампании сумцы – и вместе с ними и майор Потапов – имели под Голымином в составе отряда князя Голицына. Отряд этот имел приказ соединиться с корпусом Дохтурова, чему противник намеревался серьезно воспрепятствовать.

Русские походные порядки вновь и вновь перестраивались в боевые, пробиваясь на соединение со своими силами, французы же, выигравшие предыдущую кампанию и недавно вновь разбившие пруссаков при Йене, жали и жали, намереваясь растерзать отдельные отряды армии неприятеля, не дать ей собраться в единое целое.

В первом часу дня французы показались на высоте вправо от дороги, по которой продвигались колонны Голицына. На этот раз князь выдвинул усиленный заслон – отряд генерал-майора графа фон дер Палена, шефа сумских гусар.

Под началом графа было 8 эскадронов своих гусар, конная рота Пирогова и полк егерей. С ними он и встретил неприятеля, который свою первую атаку двумя полками драгун предпринял на эскадроны сумских гусар.

Русская кавалерия не ожидала такой прыти от противника и поначалу было даже попятилась назад. Но офицеры быстро успокоили дрогнувших душой, и гусарские эскадроны с криком «Ура, сумцы! Ура, сумцы!» сами перешли в контратаку. Так уж получилось, что впереди всех – лошади были сильнее, а души не слабее, чем у других, – оказались генерал Пален и майор Потапов. Только они получат потом за этот бой Георгиев. Но на войне никто не знает, где и когда ждет его награда, а где славный конец, так что гусары пока во главе со своими офицерами лихо рубились с французскими драгунами, и те, несмотря на свое значительное численное превосходство, начинали чувствовать себя все более неуверенно.

Ибо в то же время слева конная артиллерия, прикрытая тремя эскадронами Сумского полка и егерскими стрелками, также достойно встретила неприятеля. Драгуны попытались всей силой откачнуться на правый фланг – и вновь безуспешно: откуда-то взявшаяся значительная стрелковая цепь, опять-таки под прикрытием гусарских эскадронов, отбила охоту наступать именно здесь.

Атака, перенесенная в центр, также не дала французам результата: три эскадрона и орудие майора Пирогова удержали их от излишней торопливости. Тогда неприятель решил, что наступило время пушек – 16 орудий открыли огонь по русскому арьергарду.

Ядра – достаточно весомый довод, к тому же колонны Голицына отошли на безопасное расстояние, так что Пален вскоре дал приказ отступать.

Отступление лежало через местечко Цехов – лишь через одну дорогу, проходившую насквозь узкой и тонкой плотины. Эту дорогу русские держали до шести часов вечера и отдали ее лишь тогда, когда была ясна и полная безопасность как для главных сил отряда, так и значительной части арьергарда.

Последняя его часть – гусары под началом Потапова и егеря, ведомые полковником Куликовским, – прикрывала собой уже и порядки графа Палена: генерал доверил это дело самым лучшим своим офицерам – опытным и храбрым.

Куликовский и Потапов на деле доказали, что начальство не ошиблось: они медленно отходили, давая возможность Палену пройти трудное дефиле. Здесь все дрались с крайним напряжением сил, понимая, что каждая минута задержки французов – это десятки спасенных жизней своих товарищей.

И, понимая это, порой совершали невозможное. В одной из контратак Потапов вырвался на несколько шагов вперед перед своими подчиненными и оказался один во вражеском окружении. И хоть говорят, что один в поле не воин, майор решил делом опровергнуть мудрость этой пословицы.

Он врубился в ряды противника, на несколько секунд опешившего от такого безрассудства, и несколькими почти незаметными для глаза ударами свалил ближайших к нему французов, тем самым создав как бы импровизированный барьер между собой и неприятелем, барьер из мятущихся лошадей и мертвых тел.

Это спасло его на несколько следующих минут, ибо драгуны не могли его достать все одновременно, поочередные же индивидуальные атаки Потапов, прекрасный фехтовальщик и наездник, отбивал без труда. Так французы потеряли еще несколько человек.

Но все же один не может долго сражаться со многими, и майор все чаще стал пропускать удары, сыпавшиеся на него со всех сторон. Он уже получил шесть сабельных ран в лицо, голову и одну в плечо, уже кровь заливала ему глаза, и рука потеряла необходимую крепость, так что, казалось, жить ему оставалось мгновение, как пришло избавление. Живущие по жертвенной логике истинно высоких душ, что гласит «сам погибай, а товарища выручай», юнкер Левенштерн и вахмистр Ковалевский сумели в последний момент пробиться к своему командиру и приняли удары, должные обрушиться сейчас на него, на себя. Саблей и грудью они закрыли начавшего уже было крениться в седле Потапова и сумели отступить к своим порядкам.

Левенштерн за это был произведен в офицеры, Ковалевский получил знак отличия Военного ордена, а Потапов – орден Св. Георгия 4-й степени. Но это произошло почти через месяц, а пока же сумцы продолжили свое отступление – и лишь через двое суток почти беспрерывного движения достигли Остроленки.

Потапов плохо помнил этот переход – раны давали о себе знать, и он периодически впадал в забытье. Но майор справился с ранами, как до этого с неприятелем, и продолжал служить.

Через год он стал подполковником, еще через четыре – полковником, за Кульм (17 и 18 августа 1813 года) – генерал-майором. До этого были Бородино, Тарутино, Красное. После – Лейпциг, Фершампенуаз, Париж. 14 декабря 1825 года он получает чин генерал-адъютанта, еще через год – генерал-лейтенанта. 1 мая 1832 года Потапов был назначен сначала командиром 4-го, а затем – 3-го резервного кавалерийского корпуса, каковым был до 1845 года, когда уже в чине генерала от кавалерии попросился на покой.

А покоя ему отвела судьба менее двух лет – до 5 марта 1847 года.