Книга: 100 великих загадок Великой Отечественной войны
Назад: Неудачные действия 2‐го Прибалтийского фронта
Дальше: «Барон мюнгхаузен советских ВВС»

Центральная фигура «власовского движения»

Осенью 1942 года в Берлинском лагере для военнопленных всех национальностей на Шлиффенуфер, 7, в форме батальонного комиссара появлялся человек, называвший себя Зыковым. Всякий раз, посещая новую камеру, Милетий Александрович (именно так он себя называл) всегда рассказывал одну и ту же историю, а через день – два буквально исчезал.
«Появился он у нас при обстоятельствах несколько таинственных, – вспоминал член НТС А.С. Казанцев. – Его привезли с передовой линии фронта откуда-то из-под Ростова, на самолете. Перешел он к немцам добровольно и назвал себя комиссаром батальона. Потом, гораздо позднее, рассказывал мне, что был на самом деле комиссаром дивизии и чуть ли даже не корпуса. Я не уверен, что и это было точно, но во всяком случае во всем знакомом мне подсоветском мире, оказавшемся с этой стороны, я не встречал человека такого масштаба, таких способностей, каким был он. Общее убеждение было, не знаю, насколько оно верно, что он был евреем. Может быть, это, в конце концов, послужило причиной его гибели.
На следующий день после приезда он решил написать брошюру о советской экономике, что и было им сделано в течение нескольких дней. Написана она была так, как мог написать только очень крупный специалист по этим вопросам. Прогнозы его потом не оправдались (брошюра называлась «Неминуемый крах советской экономики») только потому, что он не смог предвидеть размеров американской помощи Советскому Союзу. Я часто заходил к нему во время работы, он писал ее до последней буквы без единой строчки пособий, без справочника. От первого до последнего слова по памяти.

 

Милетий Зыков (второй справа) среди сослуживцев-власовцев

 

Брошюра была закончена в несколько дней. Написана она была блестяще. О сложной технологии производства цветных металлов, о возможностях десятков, незнакомых многим и советским гражданам даже по имени, фабрик и заводов Зыков писал как крупный специалист. О распределении сырья, о способах его переработки писал как геолог. О работе транспорта, об использовании каналов и железных дорог – как путеец. Специалисты по всем этим вопросам могли соглашаться или не соглашаться с его выводами, но что работа была написана с большим знанием дела – признавали все.
Как журналист он поразил меня еще больше. Ничего подобного я не видел в жизни».
Другой очевидец, главный летописец и архивариус «власовского движения» В. Поздняков, так описал прибытие Зыкова в лагерь: «Прежде всего следует отметить, что военнопленный носил знаки различия “батальонного комиссара” и красная звезда политработника не была спорота. Обмундирование выглядело непоношенным и даже не помятым. Офицерские хромовые сапоги были начищены. Военнопленный был побрит и не был истощен, следовательно, в плену находился недолго. Никаких вещей у него не было, даже шинели. На вид ему можно было дать не более 35 лет…
Твердая походка, но без особой военной выправки, показывала, что З. не был кадровым командиром…
Батальонный комиссар представился нам как Мелетий Александрович Зыков. Он сказал, что только несколько дней тому назад попал в плен на ростовском направлении и прибыл сегодня в Берлин на самолете. Ни в каких лагерях военнопленных он не был. Привезли его в Берлин по распоряжению Геббельса и завтра он должен быть у него. Зачем его вызвал Геббельс – он не знает.
О своем прошлом 3. тогда рассказал очень немного. Упомянул, что работал в редакции газеты “Известия”, в 1937 г. был арестован и сослан. В 1941 г. реабилитирован, восстановлен в партии, аттестован на звание “батальонного комиссара” и назначен заместителем военного комиссара стрелковой дивизии, в качестве какового и попал в плен…
На другой день майор А. рассказал мне про уход З. Рано утром, когда мы еще спали, пришел немецкий фельдфебель и, подойдя к койке З., начал его будить. Тот спросонок вскочил и на своем ломаном немецком языке стал объяснять фельдфебелю, что он не пленный, а перебежчик и имеет соответствующий “аусвайс”. Через минуту, придя в себя, З. оделся и спокойно прошел через комнату майора А. вслед за фельдфебелем. Больше мы З… не видели».
Не менее любопытно свидетельство батальонного комиссара Чугунова Якова Абрамовича в «Объяснительной записке о пребывании в плену», датированной 29 июля 1943 года: «16.7. я был доставлен в Берлин в гестапо. При обыске в комендатуре у меня обнаружили орденскую книжку, за что после избиения посадили в одиночную камеру. Через месяц в мою камеру привели ст. политрука Зыкова Милетия Александровича, который, по его словам, якобы сдался в плен сам. Зыков рассказал мне свое прошлое, что он как будто шурин Бубнова и в одно время работал зам. редактора газеты “Известия”, а затем якобы 5 лет находился в ссылке как оппозиционер. Последнее время он будто бы работал директором одной из текстильных фабрик и в марте 1942 г. был призван на фронт… Этот Зыков стал предлагать мне работать в газете для военнопленных, которую, по его словам, ему должны были на днях поручить редактировать.
Когда я отказался сотрудничать в газете и изменять своей родине, Зыков пытался запугать меня будущим, стремился доказать, что он мне делает услугу и т. д. Через два дня я снова остался один».
Бывший инженер и сын владельца большого предприятия Риги С. Фрелих работал у А.А. Власова офицером связи (между штабами СА и РОА). Зыкова он запомнил, как сотрудника штаба Власова еще на Викториа штрассе, 10: «Вскоре по прибытии в специальный лагерь Зыков разработал план мобилизации русского народа на борьбу со сталинским режимом, который во многом совпадал с соображениями немецких офицеров Отделения WPr.IV.
Зыков предложил также поручить руководство этим антисоветским движением какому-нибудь популярному генералу Красной армии. Постепенно Зыков превратился в одного из самых значительных идеологов власовского штаба. Он стал редактором двух издаваемых Отделом восточной пропаганды газет – “Добровольца” и “Зари”. Первая была предназначена для отрядов добровольцев и “хиви” и вначале имела тираж в 20 000 экземпляров, а с осени 1944 года – уже в 60 000. “Заря” выходила тиражом в 100 000 номеров и предназначалась для остарбайтеров и военнопленных».
При этом Фрелих отмечает, что «Зыков был в состоянии и отступать. В присутствии Штрикфельдта однажды я поспорил с ним относительно принципа прибавочной стоимости. Тема эта рассматривается в “Капитале” Карла Маркса на примере одной фарфоровой фабрики. Под прибавочной стоимостью Маркс понимал разницу между себестоимостью и продажной ценой. Я задал Зыкову вопрос: “Как вы объясните факт, когда две одинаковых фабрики с одинаковой программой производства, одинаковым расходом сырья и одним и тем же рабочим персоналом целиком отличаются, одна преуспевает и добивается прибыли, другая же приходит к банкротству?” Зыков задумался и признался, что не знает ответа».
А ведь Зыков считался одной из центральных фигур в «Русском освободительном движении» («власовском движении»). В.К. Штрик-Штрикфельдт называл его «самой значительной личностью». В своей книге «Против Сталина и Гитлера» он, в частности, вспоминает такой эпизод: «Однажды Власов спросил меня – сумеем ли мы сохранить Зыкова в штабе, поскольку он, видимо, еврей? Я ответил, что за безопасность Зыкова поручился Гроте, которому подчинялся “штаб русских сотрудников”. Но когда будет сформировано наше собственное русское воинское соединение и начальником станет он, Власов, то нам с ним вместе придется отстаивать Зыкова.
На это Власов заметил, что он считает сотрудничество Зыкова крайне ценным, что ему нужны люди крупного формата:
– Зыков единственный такой из всех, встреченных здесь мною до сих пор; второго Зыкова мы так легко не найдем. Да и в Советском Союзе мало людей такого калибра – всех их отправил на тот свет товарищ Сталин».
Опасения Власова оказались не напрасными, летом 1944 года Зыков был похищен в маленьком пригороде Берлина Рангсдорфе и, по всей видимости, убит. «Маленького, плотного человека, с ярко выраженной еврейско-арабской головой, толстыми губами, низким лбом и очень подвижными глазами», убрал кто-то из чинов политической полиции (Гестапо).
С тех пор прошло более пятидесяти лет, прежде чем Милетий Зыков был идентифицирован. Как пишет К. Александров (Семейные письма 1924–1925 годов журналиста Николая Ярко (Милетия Зыкова): «Первый шаг к разгадке сделал петербургский исследователь Михаил Герасимов, который зимой 1992/93 годов нашел в фондах Российской национальной библиотеки ряд изданий, принадлежащих перу Милетия Зыкова… В 1997 году журналистка “Известий” Элла Максимова фактически опровергла идентификацию Зыкова с Вольпе и сделала обоснованный вывод о том, что Зыков в годы войны в Германии скрывался “за своей фамилией”…
Решающий вклад в реконструкцию биографии Милетия Зыкова внесли несколько лет назад исследователи из Германии Игорь Петров и Габриэль Суперфин…»
Итак, Милетий Зыков – Эмиль Ярхо родился в Екатеринославе (Днепропетровск) 14 (26) февраля 1898 года в семье Израиля Зимелева Ярхо и его жены Ханы (по мужу и отчиму Зыкова – Анна Иосифовна Аптекман). В ноябре 1910 года крещен с наречением имени «Мелетий». В 1915‐м после учебы в реальном училище Мелетий Ярхо поступил на электромеханическое отделение Петроградского Политехнического института, а летом 1917‐го был призван на военную службу.
А. Чернявский в своей статье «Дорога на Голгофу» сообщает: «Согласно анкете в архиве ТАСС, Зыков… служил в РККА с 1918 по 1920 год, причем сначала участвовал в боях на Южном фронте (Екатеринослав, Симферополь), а в 1919–1920‐м был в подполье в Крыму… Был арестован врангелевцами, осужден к каторге и освобожден из тюрьмы Красной армией».
Зыков умело скрывал свое происхождение, место и дату рождения. В 1920‐м он – Николай Михайлович Ярко-Аптекман. В 1925‐м – Николай Ярко. В 1933‐м – Милетий Александрович Зыков-Ярко. В 1942‐м – Милетий Александрович Зыков.
Зыков работал в газетах Крыма: «Феодосийский рабочий» и «Красный Крым». Весной 1925 года через несколько месяцев после приезда жены из Ростова уехал из Симферополя в Казань и в очередной раз сменил фамилию, имя и отчество. А вначале тридцатых во второй раз женился на москвичке. Дважды исключался из партии и высылался из Москвы, много ездил по Советскому Союзу, был журналистом ряда газет. Например, репортером работал в Казани («Красная Татария» и «Новая деревня»), в 1927–1928 гг. в Казахстане («Советская Степь»), в 1928–1930 гг. в Воронеже («Коммуна»), в 1930–1931 гг. в Хабаровске («Тихоокеанская звезда»), в 1931–1932 гг. в Москве, в редакции газеты «Социалистическое земледелие», в 1932–1933 гг. затем в ТАСС и в 1935 г. в «Омской правде».
В 1935–1936 гг. Милетий Зыков проживает в Остяко-Вогульске (Тюменская область) и занимает должность ответственного секретаря местной газеты «Хантэ-Манси Шоп». С 1936 года достоверных сведений о биографии Зыкова нет до сих пор. Существуют лишь его личные рассказы, по которым сложно установить истину (был в тюрьме, ссылке, преподавал литературу в педагогическом институте).
По данным Центрального архива Министерства обороны, он значится как: «Зыков Милетий Александрович, 1901 года рождения. Днепропетровск. Призван 27 марта 1942 года Фрунзенским РВК г. Москва. Рядовой 535‐го гвардейского полка, 3‐й батальон, 7‐я рота. Пропал без вести в октябре 1942 г.».
Стрелковый полк, где служил рядовой Зыков, входил в состав 2‐й гвардейской Таманской Краснознаменной стрелковой дивизии. В январе 1942 г. дивизию после пополнения перебросили в район Ростова-на-Дону, и до декабря 1942 г. она участвовала в оборонительных операциях в ходе битвы за Кавказ…
Назад: Неудачные действия 2‐го Прибалтийского фронта
Дальше: «Барон мюнгхаузен советских ВВС»