Смерть самого Пушкина в силу своей таинственности тоже стала объектом различных теорий и мистификаций, из которых наиболее выделяются две версии. Первая гласит «Ищите женщину» и отсылает нас к той вечной истине, что нет ничего опаснее обиженной дамы. Вторая восходит к тайне заговора и касается религиозного господства в мире.

Кто же эта самая обиженная женщина, погубившая поэта?

Считается, что ею была экзотическая дама Идалия Полетика, урожденная де Обертей – незаконная дочь графа Г. А. Строганова и португальской графини д’Ойенгаузен, супруги камергера португальской королевы Марии I. Однако говорили, что это тоже мистификация – самой Идалии, которой хотелось иметь аристократическую родословную. А на самом деле ее матерью была то ли французская модистка, то ли гризетка. Словесный портрет Идалии достаточно точен: «…Она была известна в обществе как очень умная женщина, но с очень злым языком, в противоположность своему мужу, которого называли “божьей коровкой”. Она олицетворяла тип обаятельной женщины не столько миловидностью лица, как складом блестящего ума, весёлостью и живостью характера, доставлявшего ей всюду постоянный, несомненный успех».

По словам П. И. Бартенева, она «питала совершенно исключительное чувство ненависти к самой памяти Пушкина». Но почему?

Иной раз ненависть можно объяснить одним лишь внутренним неприятием: человек входит в залу, где собрались другие, и сразу ощущает чуждый себе элемент, чье-то враждебное поле. А дальше – все слова невпопад, все мысли выворачиваются наизнанку, все суждения переиначиваются, и вы понимаете, что от этого человека надо уйти, чтобы вовсе с ним никогда не встречаться. Но пребывание в петербургском свете было подобно существованию в колонии строгого режима: здесь все упорядочено, регламентировано; отсюда никуда не денешься, и каждый день будешь видеть одних и тех же людей.

Идалия отличалась необычной внешностью – яркая, чувственная блондинка с голубыми глазами и прекрасным цветом лица, типичное дитя южного солнца. В то же время дамы Петербурга выглядели иначе. Они были похожи темным цветом волос, тонкими чертами и северной бледностью. Бледность, порожденная климатом, почиталась за эталон красоты. В «Евгении Онегине» поэт написал портрет некоей Нины Воронской, которую он назвал Клеопатрою Невы. Этой Нине противопоставляется своей естественностью не отличавшаяся красотой Татьяна Ларина. Прототипом Нины Воронской была жена обер-прокурора Елена Завадовская. Зная, в чем достоинство Татьяны, можно предположить, что Завадовскую Пушкин пожурил за то самое «вульгар», которого не было у его центральной героини. Однако и Завадовской он был увлечен. Единственной дамой, к которой поэт не питал чувств, оказалась Идалия Полетика. Пушкин испытывал к Полетике какую-то брезгливость, смешанную с презрением. В 1836 году ее муж стал полковником, и скучающая офицерша развлекала себя интригами, очевидно – во вред своему обаянию.

Наталье Гончаровой Идалия приходилась троюродной сестрой, и поначалу Пушкин воспринимал ее благодушно – как родственницу жены и приятную даму. Что же случилось потом?

«Причины этой ненависти нам неизвестны и непонятны», – писал пушкинист П. Щёголев.

П. Бартенев отметил в 1880 году, ссылаясь на слова княгини В. Ф. Вяземской: «Кажется, дело было в том, что Пушкин не внимал сердечным излияниям… и однажды, едучи в карете на великосветский бал, чем-то оскорбил её».

Существует еще одна версия, которая сегодня кажется нелепой. Дамы обожали, когда Пушкин писал им стихи в альбом. Он не отказывал никому, кроме Полетики, но однажды уступил ее уговорам. Когда она заглянула в альбом, то увидела дату под стихотворением – 1 апреля. Обидевшись, Идалия решила отомстить поэту. Достаточно ли такого ничтожного повода для столь жестокой мести? По тем временам, возможно, достаточно.

Позднее Бартенев хотел выяснить у Идалии причину ее ненависти, но та, узнав цель визита, отказала ему в резкой форме. Она тогда проживала в Одессе у брата и, когда там установили памятник Пушкину, заявила, что пойдет и плюнет в этого «изверга».

Когда Наталья Николаевна из-за Дантеса оказалась в сложном и неприятном положении, она готова была принять помощь и совет от кого угодно. Дантес преследовал ее повсюду, выведывая у подкупленных им слуг, куда она поедет. Куда бы она ни отправилась, ухажер устремлялся за ней. Карамзины намекнули ей, что им неприятно принимать супругу своего друга и товарища в компании ее ухажера. И тут кузина Идалия дала совет: «С ним надо встретиться и поговорить. Ему надо объяснить, что его поведение неприлично». Можно подумать, Дантес сам этого не понимал. Идалия предложила устроить встречу у нее дома, а потом ускользнула, создав скандальную ситуацию. Литературовед В. Старк считал, что именно Идалия «автор анонимного пасквиля, который дал толчок всей той ситуации, которая в конечном итоге закончилась гибелью Пушкина». Но не слишком ли много стратегического ума было у этой дамы, чтобы обвести всех вокруг пальца? Или петербургский свет обветшал настолько, что мог вспыхнуть от одной поднесенной спички?

Пушкин в тот момент находился в какой-то изоляции. Его мучила творческая депрессия, а в свете все сторонились в ожидании продолжения скандальной истории с Дантесом. Поэт к такому не привык: он всегда был с друзьями и влюбленными женщинами, вокруг него было много народу. Теперь его окружали люди, в которых больше любопытства, чем участия.

Еще одна версия событий кажется исторически дерзкой. Геккерн и его приемный сын Дантес, будучи масонами, явились в Россию с тайной миссией – уговорить государя подписать папскую унию.

Легенда гласит, что для успеха «предприятия» посланникам Ватикана необходимо было заручиться поддержкой самой яркой дамы света. Потом эту загипнотизированную католицизмом даму уже в качестве «внутреннего агента» они отправляют оказывать влияние на императора. Интересно, что нечто подобное – возможно, даже не подозревая о том – написал в своей эпопее Лев Толстой: вспомним те эпизоды «Войны и мира», где первая красавица петербургского света Элен Курагина обратилась в католицизм.

Такой звездой света в эпоху золотого века оказалась Наталья Гончарова. Тем более что и сам император был под впечатлением от этой дамы: оказывал ей знаки внимания, хотел сделать своей фрейлиной, чего опасался ревнивый Пушкин. Из всего сказанного следует, что Дантес вовсе не был одержимым влюбленным, он лишь всеми силами пытался осуществить свою миссию, а Пушкин оказался в этой политической игре вообще случайно: просто женился не на той женщине и от этого пострадал.

Кто же в таком случае писал анонимные письма с целью вызвать гнев поэта? Сторонники масонской версии о заговоре католической церкви считают, что эти письма создавались в домашних кабинетах глав Русской православной церкви, желавших удаления двух папских посланников из Петербурга. Почерк никому не известного секретаря из епархии никогда бы не вызвал подозрений. Возможно, эта версия, сторонником которой был профессор истории Л. Вишневский, смахивает на шпионский роман, однако своя логика тут есть. К тому же довольно часто причиной гибели великих людей становится недоразумение – случайное совпадение всех обстоятельств.