Всем с детства знакомы эти строки Сергея Михалкова из стихотворения «В музее Ленина». Миф о героическом взятии народными массами Зимнего дворца создавался все 70 лет советской власти; о нем писали стихи, романы, исторические исследования; о нем снимали крупномасштабные киноэпопеи «Ленин в Октябре», «Человек с ружьем» и т. д. К нему привыкли как к чему-то личному, семейному. И вдруг все кончилось. Представьте себе, что вы живете в своем хорошо известном и понятном мире и вдруг обнаруживаете, что все ваши домочадцы совсем не те, за кого себя выдают. Так вышло и на этот раз: истинные обстоятельства этой истории повергли доверчивого человека в изумление.

Ныне штурм Зимнего принято называть «прецедентом». Выясняется, что все было совсем не так. Если штурм – это способ быстрого захвата города, крепости или укреплённой позиции, заключающийся в нападении крупными силами, то зрелище, преподнесенное режиссерами Роммом и Эйзенштейном, именно таким штурмом и было. Но зрителям предлагали некую закрепленную временем легенду, пропагандистский пиар. В штурме участвовало около десяти боевых и хорошо оснащенных кораблей. Залпа «Авроры», крейсера-музея, который демонстрируют туристам, тоже не было: невозможно было палить по Зимнему дворцу из всех орудий. Выстрел был один и притом холостой. Кстати, крейсер близко не подходил, остановился возле моста (сегодня он носит имя лейтенанта Шмидта), опасаясь отмелей. Зимний дворец по своему расположению считался неудачным объектом, потому что обстреливался со всех сторон, в том числе с крыш соседних домов. Но никакого обстрела с крыш не было. Да и вообще не было нужды его обстреливать, потому что его почти никто не охранял.

Поленницы дров, якобы принесенные для строительства баррикад и обороны дворца, были приготовлены для отопления печей.

В самом дворце находились не подготовленные войска, а несколько юнкеров и рота ударниц. Поняв это, полк донских казаков бросил дворец, прихватив два артиллерийских орудия. В мемуарах Керенского сохранилось упоминание об измене казаков, однако едва ли их присутствие и героические действия могли воспрепятствовать дальнейшему. Даже два похищенных орудия были бесполезны, поскольку стрелять со двора было невозможно, стрелять с площади было бессмысленно: оттуда никто не атаковал, а палить с набережной по кораблям нелепо. По сути, дворец можно было брать голыми руками. Единственная сложность заключалась в его огромных размерах. Штурмовавшие окружили Зимний, чтобы не дать прорваться подкреплению, но никакого подкрепления не случилось.

Атакующих было всего 700—1000 человек, разделенных на три группы. Они занимали позиции под аркой Адмиралтейства, на Миллионной улице и в Александровском саду. Единого порыва тоже не наблюдалось. Особого желания штурмовать дворец ни у кого не было, а некоторые и вовсе собирались разойтись по домам. Идейные командиры удерживали их от этого, призывая взять власть в свои руки. Однако стоило застрекотать пулемету со стороны дворца, как штурмовавшие разбежались. При отсутствии наступления казаки разошлись без двадцати минут десять вечера по казармам, и там их застигли большевики на броневиках.

Кто же были те хорошо вооруженные люди, ворвавшиеся во дворец с набережной? Это были двести егерей генерала Черемисова, прибывшие из Финляндии. С вокзала они прошли три километра и приблизились к казармам комендантской роты, где располагался госпиталь. Один отряд преодолел стеклянный переход и вошел в казармы. Оттуда были взяты под прицел юнкера. Они засели с пулеметом возле моста через Зимнюю канавку, но, заметив, что находятся под прицелом, бросили оружие и разбежались. Второй отряд без всякого сопротивления прошел в Зимний дворец. Они взяли в плен юнкеров и ударниц. Первые от страха разбежались. Вторые продемонстрировали исключительную для барышень силу духа. В это время подошли моряки и солдаты. Им передали пленных, а также арестованных министров Временного правительства.

Дальнейшее превратилось в обычное мародерство: солдаты и матросы уносили посуду, белье, вещи. Что не могли унести, портили. Пи́сали и гадили в вазы из старинного фарфора, а потом обнаружили в подвалах вино и принялись пьянствовать и нападать на взятых в плен девиц из отрядов обороны. Чего ж еще можно ожидать от примитивного создания, к тому же пьяного? Идейность тут совершенно ни при чем, как и классовая борьба.

Помнится, за то же самое в годы Гражданской войны идейный красный комиссар Берзинь в романе «Как закалялась сталь» Н. Островского расстрелял нескольких своих красноармейцев – никакая идея не должна допускать бесстыдства. Правда, можно также предположить, что впоследствии сталось бы с самим высокоморальным комиссаром Берзинем: не любили в НКВД всяких моральных латышей.

26 октября реакция горожан на свержение Временного правительства была далеко не радостной. Начались масштабные акции протеста, при этом были расстреляны восставшие юнкера, остатки казачьих патрулей и несколько митингов. О том, что в Петрограде произошла революция, в других городах узнали через неделю или даже через месяц.