Глава 9
Не знаю, привел бы Фитин свою угрозу в исполнение или нет, но неожиданные действия Бомбадила, не дали мне этого выяснить. Так-то ничего страшного бы не произошло — я спокойно выдерживал попадания и куда более мощного заряда, чем пистолетная пуля. Но Том вовремя взмахнул рукой, и в направлении вооруженных чекистов с пальцев рыжего ведьмака сорвалось заранее сформированное им заклинание.
Что собой представлял этот магический конструкт, я понял немного позже, когда оба старших майора госбезопасности замерли неподвижными соляными столбами. Причём, они оба застыли в тех позах, в которых их застал сформированный Томом Бомбадилом поток магической энергии. И позы эти были весьма и весьма неудобными. Долго в таком положении по собственной воле не простоишь. Однако, ничего с этим поделать коллеги-чекисты не могли — собственной воли у них больше не было и замершие в неподвижности тела им больше не подчингялись.
— Прошью никого не нервничайт! — произнес Том, обращаясь к превращенным в статуи чекистам. — Ваш верховный правитель ничто не угрожайт! Как только вы это понимать, ми снимать заклятие неподвижность, — закончил он, ловко вынимая пистолеты из рук чекистов.
Естественно, что Фитин с Судоплатовым согласно промолчали, открыть рот они тоже не могли, как и языком пошевелить. Однако, моргать они не перестали, и теперь пожирали меня глазами, отчего-то не утратившими своей подвижности. Похоже, что заклинание, используемое Бомбадилом, было весьма щадящим. Он не хотел навредить простакам, если эта вынужденная ситуация продлится слишком долго.
— Иосиф Виссарионович, что у вас происхо… — Сунулся было в дверь Поскребышев, но он так и остался стоять в проходе, нарвавшись на очередную порцию обездвиживающего заклинания. Сквозь открытую дверь я увидел, что досталось не только ему, но и охранникам, следующих на шум из кабинета за секретарём вождя.
— Что… он с ними… сделал? — просипел сквозь стиснутые зубы товарищ Сталин, пытаясь распрямиться и встать ровно. Уж чего-чего, а стойкости вождю не занимать! Да и выдержке можно только позавидовать.
— Ничего страшного, Иосиф Виссарионович, — поспешно ответил я, — Том их просто обездвижил, чтобы по дурости глупостей не натворили. Сами же видели их реакцию на ваше состояние…
— А со мной… что?.. — Сталин, наконец, сумел побороть болезненный спазм в желудке и разогнуться.
Побороть-то он его поборол, но боль никуда не делась. И ведь молчит, как партизан! Блин, железный он, что ли? Я видел по цвету его ауры и обрывочным мыслям, которые удавалось считать, насколько ему приходилось худо. Но Виссарионыч держался молодцом! Разве что холодный пот выступил на лбу крупными каплями, да скрип зубов стал громче.
— Ваш организм сейчас усиленно регенерирует, товарищ Сталин, — сообщил я ему, глядя в слезящиеся глаза. — Не думал, что он так изношен… Нужно было восстанавливать его дозировано… Извините…
— Восстанавливается… говоришь… — прохрипел вождь, играя желваками, и давя рвущиеся из груди стоны. — Ай, джандаба[1]!
— Так точно, товарищ Сталин, — ответил я. — Нужно только немного потерпеть — и будете, как новенький! — Я попытался тупой бородатой шуткой отвлечь его от боли.
Но куда там — энергетические потоки, наконец-то, накрыли весь организм вождя и принялись беспощадно «выкручивать» ему суставы. Дело в том, что еще до революции будущий руководитель СССР заработал суставной ревматизм — так называемую подагру, болезнь суставов и тканей, вызываемая нарушением обмена веществ в организме, что стало последствием пребывания вождя в заполярной Туруханской ссылке.
Ревматизм сопровождался острыми непереносимыми болями в левом предплечье, которые стали еще и следствием перенесенной в детстве травмы, когда на маленького Сосо Джугашвили наехал конный экипаж, повредивший ему левую руку и ногу. В результате этой травмы на всю жизнь левая рука вождя осталась короче правой и плохо сгибалась в локте.
В истории болезни Сталина стоял диагноз — «атрофия плечевого и локтевого суставов левой руки вследствие ушиба в шестилетнем возрасте с последующим нагноением в области локтевого сустава». В итоге левая рука вождя «усохла» и была значительно слабее правой. При ходьбе она оставалась неподвижной, прижатой к телу в полусогнутом состоянии.
Дабы не привлекать к этому ненужные взгляды, Иосиф Виссарионович всегда носил одежду с длинными рукавами. Однако, рука всё-таки работала — он мог держать ею не только курительную трубку, но и винтовку, и даже ребёнка. Мне встречались и такие фотографии. И вот, наконец мой универсальный конструкт добрался и до этого весьма застарелого дефекта…
Товарищ Сталин покраснел, как рак, и громко зашипел, не имея больше сил сдерживать очередной приступ боли. Я реально услышал, как жутко трещат кости в его поврежденной руке. Иосиф Виссарионович пошатнулся, наваливаясь на меня всем весом. Я едва успел подхватить его обмякшее тело, кляня себя за тупость.
Надо было просто его усыпить, не дожидаясь, пока он сам потеряет сознание от болевого шока. Хорошая мысля, как говорят, приходит опосля. Да просто не думал я, что излечение будет для товарища Сталина таким болезненным. Эх, жаль Глаши нет со мною рядом, она бы уж точно сумела бы подсказать… Хотя… после всего пережитого… после лагерей… Хрен его знает, как бы оно повернулось?
Пока я тупил, ко мне на помощь кинулись дед с Бомбадилом, подхватив под руки вырубившегося Виссарионыча, они помогли уложить его на пол. Несмотря на потерю сознания, вождя продолжало колбасить не по-детски, сопровождая конвульсии мерзким хрустом в суставах и позвоночнике.
— Твоя работа, Ром? — спросил дед, умудряясь сохранять хладнокровие даже в такой ситуации.
— Моя. — Скрывать сей факт не было никакого смысла, все присутствующие и так это поняли.
— Как, не помрет товарищ Сталин? — спросил дед, присаживаясь на корточки перед грузным и подергивающимся телом вождя, расстегивая ему несколько верхних пуговиц на френче — чтобы дышать легче было.
— Будет еще живее всех живых! — усмехнулся я. — Просто переборщил немного, надо было постепенно его в порядок приводить — слишком уж много дефектов накопилось в его организме…
— Ого! — неожиданно воскликнул дед с явным изумлением. — Мне кажется, или он молодеет?
Мы обступили Сталина со всех сторон, пристально вглядываясь в его лицо.
— Действительно молодеет! — возбужденно воскликнул профессор Трефилов, которого рыжий шотландец тоже не стал обездвиживать, посчитав безопасным.
— Нет, не молодеет, — ответил я, наблюдая, как разглаживаются глубокие морщины на лице руководителя СССР, красном от прилившей к нему крови. — Просто под воздействием моей целительской печати его организм приводится в идеальную форму… Ну, соответственно прожитому возрасту, конечно… Заклинанием омоложения я, к сожалению, не владею.
Но разлаживались у Виссарионыча не только морщины, постепенно «сдувались» и мешки под глазами, пропала часть седины с его усов и шевелюры. Даже волосы стали более темными и густыми. Мои соратники были правы, на первый взгляд казалось, что товарищ Сталин сбросил со своих плеч за несколько минут лет двадцать не меньше.
Однако, это было не так. Подобным образом он мог выглядеть, если бы всю свою жизнь провел на ЗОЖе, тщательно заботясь о собственном здоровье. Его внешний вид остался б таким, если бы в его жизни не было стылых лагерей и пересылок, если бы он не питался временами впроголодь, вообще не употреблял бы спиртного, не курил, не находился в постоянном стрессе, высыпался и занимался физкультурой…
Одним словом, перечислять можно долго, но вы меня правильно поняли. Иосиф Виссарионович в свои шестьдесят четыре года выглядел бы как после применения моей универсальной целительской печати, если бы жыл в идеальных условиях. Чего в нашей-то будущей жизни достичь редко кому удавалось. А уж в начале-середине 20-го века и тем паче.
Наконец Виссарионыча перестало трясти, и он умиротворенно вытянулся на полу. Твою медь, а ведь неплохо получилось! Вождь даже основательно схуднул, избавившись заодно от чрезмерной тучности, влияющей на повышенное давление и прочие прелести повышенного веса. В общем, моя печать своё дело сделало — организм у товарища Сталина теперь — молодые обзавидуются!
Едва в теле вождя перестала бурлить целительская энергия, и магический конструкт рассосался, Иосиф Виссарионович открыл глаза. Отлично — в сознание он уже пришел. Теперь надо проверить, насколько хорошо он себя чувствует? Что я и сделал, присев рядом с ним на корточки и поинтересовавшись:
— Иосиф Виссарионович, вы меня слышите?
— Слышу, товарищ Чума… — негромко произнес Сталин, продолжая лежать на полу. — Отлично вас слышу. И дажэ вижю… И… — он замолчал, шаря глазами по сторонам. — Намного лучшэ, чэм до всего этого… кошмара… Было вэсьма нэприятно…
Неприятно? Я мысленно усмехнулся. Да он чуть не сдох от боли! Если бы перенес подобное болевое воздействие без печати — однозначно бы отдал Богу душу. А он лишь попенял, что было неприятно. Вот это закалка!
— Так и должно быть, товарищ Сталин, — подтвердил я его выводы. — И зрение должно было восстановиться, и слух, и…
— И еще… — Вождь не дал мне договорить. — В теле такая приятная легкость… Я так хорошо давно сэбя не чувствовал. Нигде нэ колет, нэ болит, нэ ноет… Но всё-таки очэн нэприяная процэдура!
— Это мой недочет, Иосиф Виссарионович, — положа руку на сердце, признался я. — Я, когда тестировал эту методику на себе, болевые рецепторы отключал… Я умею. Вот и не додумался… Еще раз прошу прощения, товарищ Сталин! Готов понести заслуженную кару…
— Кару, говорите, товарищ Чума? — Сталин резко сел на полу, а затем без каких-либо усилий и чужой помощи поднялся на ноги, даже не опирась на пол руками. — Джандаба! — выругался он по-грузински, когда «летящей походкой» прошелся по кабинету. — Это просто чудо какое-то! — произнес он, тряхнув своим френчем, висевшим на нём сейчас, словно на пугале — похудел Иосиф Виссарионович за эти несколько минут весьма основательно. — Как это возможно?
— Это действительно самое настоящее чудо, товарищ Сталин, — не моргнув глазом ответил я. Сейчас был действительно подходящий момент, чтобы открыть руководителю СССР глаза на реальное положение вещей. А примет он эти знания, или нет… Не знаю. Но после подобной демонстрации отрицать существование магии бессмысленно. — Волшебство, чародейство, колдовство, магия — можете называть, как хотите, смысл от этого не изменится.
— А ви, товрищ Чума, виходит, колдун?
— В наших кругах таких… э-э-э… специалистов называют ведьмаками… или одарёнными…
— То есть ви — вэдьма, только мужского пола? — уточнил Иосиф Виссарионович, изумленно сгибая и разгибая дефективную ранее левую руку, которая сейчас по работоспособности совершенно не отличалась от правой. Да и по размеру они сравнялись.
— Совершенно верно, — ответил я.
— И ваш нэунывающий товарищ… — Сталин указал на Тома, на лице которого играла его фирменная широкая улыбка. — Тоже? Я видэл, как он моих сотрудников… заколдовал…
— И не только, Иосиф Виссарионович, — решил я ковать железо пока горячо, — лейтенант госбезопасности Иван Чумаков и профессор Трефилов Бажен Вячеславович, тоже, в некотором роде, являются одарёнными.
— О, как! — Сталин от изумления звонко хлопнул ладонями по ляжкам. — Отчего жэ так вышло? Нэ хотите жэ ви сказать, что они изначально такими были?
— Не хочу, товарищ Сталин, — ответил я на последний вопрос вождя. — Изначально они были обычными — «простаками», так называют в нашей среде людей, не обладающих даром.
— Значит, ми все — простаки среди чародеев? — усмехнулся вождь, вновь начиная по привычке вновь ходить по кабинету. — Вах, какая легкость! — восхищенно воскликнул он, сделав несколько резких и стремительных танцевальных движений из лезгинки. — Ужэ и нэ помню, когда я сэбя так чувствовал! — В речи вождя явственно проскакивал кавказский акцент, а я знал, что такое случалось, когда Сталин был чем-то взволнован. — Диди мадлоба, генацвале[2]! — с чувством произнёс он. — Даже нэ знаю, как тебя и благодарить, товарищ Чума…
Я отметил, что в общении со мной Иосиф Виссарионович неосознанно перешел на «ты». А это, как я знал, случалось с ним либо в большом волнении, либо с людьми, входившими в его «ближний круг». Во всех остальных случаях товарищ Сталин общался только на «вы». В моём же случае это было волнение…
Причём, волнение непростое — это было настоящее потрясение! Просто отвал башки и слом всех «шаблонов». Я явственно читал это в мыслях вождя, даже не обращая внимания на его ауру. Слишком уж сильные эмоции переживал Иосиф Виссарионович. Понимаю его как никто другой: перенестись из привычного материалистического мира в мир «меча и магии», по сути, в сказку, основательно встряхивает мозги.
— Какие благодарности, товарищ Сталин? Война идёт… — Я попытался съехать с темы, но Иосиф Виссарионович не оставил мне никакого шанса:
— Война-войной, товарищ Чума, а гэроизм в дальний угол затирать нэ надо! И это я нэ об этом… — Он тряхнул своим френчем, ставшем на несколько размеров больше. — Награда всегда должна найти своего гэроя! А я вообще нэ знаю, как с тобой поступить…
— Отчего же, Иосиф Виссарионович? — не удержался я от вопроса.
— По-хорошему тэбя бы звездой героя надо наградить, да нэ одной — за уничтожение танковой дивизии вермахта и эвакуацию из Берлина особо ценных научных сотрудников… Только вот нэзадача — награждать, вроде, и нэкого… Нэ существует тебя в природе, товарищ Чума.
— Так это же замечательно, Иосиф Виссарионович! — весело воскликнул я. — Зато ни одна вражеская сволочь обо мне не узнает, как бы не старалась и из кожи вон не лезла. А награда своего героя найти всё-таки может, товарищ Сталин. Если бы не своевременная помощь лейтенанта госбезопасности Чумакова, я бы сейчас перед вами не стоял. Иван свою награду заслужил, причём, посмертно…
— Как? Посмертно? — не понял Иосиф Виссарионович, впиваясь взглядом в деда, а потом переводя его на меня. — Это что, шутка, товарищ Чума? Он жэ живой!
— Никак нет, товарищ Сталин, я абсолютно серьёзен! — Даже под пристальным взглядом вождя я не собирался съезжать. — Там, в Тарасовке, немцы меня прижали — есть у них способы борьбы с такими, как я… Пользоваться силой я не мог… И лейтенант госбезопасности Чумаков прикрыл мой отход, понимая, что если я восстановлю свои способности — то смогу принести нашей стране намного больше пользы, чем он сам. Он вызвал на себя огонь противника, отвлёк внимание фрицев и… погиб в неравной схватке. Поверьте, товарищ Сталин, я, как ведьмак, чувствую смерть даже на расстоянии. Лейтенант Чумаков точно погиб в том бою! За это я ручаюсь! Да и сам Иван может подтвердить мои слова.
— Так точно, товарищ Сталин! — отчеканил дедуля. — Посекли меня пулями знатно, не смог бы я выжить. Никак не смог.
— А как ви мнэ объясните, товарищ лейтенант госбезопасности, что ви нэ в могиле сейчас лэжите, а разговариваете со мной? — Лукаво усмехнулся в усы руководитель СССР.
— Там мне эсэсовец какую-то дрянь в рот залил, — ответил дед, — я и… выходит, что воскрес, товарищ Сталин… — Развел руками дед, не зная, что и сказать по этому поводу.
— Это секретная разработка нацистов из «Аненербе», товарищ Сталин, — выступил вперед профессор Трефилов. — Мне удалось кое-что услышать, когда они считали, что я нахожусь в коме.
— Разработки в области магии? — уточнил вождь, и в его голосе ясовершенно не слышал никакого сарказма.
Похоже, что мой фокус с его исцелением, сделал своё дело — Иосиф Виссарионович поверил в магию и колдунов. Дело осталось за малым — убедить его создать научную структуру, похожую на нацистское «Аненербе», в которую привлечь ведущих специалистов из разных областей науки. Я всё ещё не терял надежды перевести эту пресловутую магию из области мистики и оккультизма на крепкие научные рельсы. Ведь получилось же у нас с Глашей создать универсальную печать исцеления.
— Да, Иосиф Виссарионович, и они достигли в изучении магической энергии определенного прогресса. Ведь магия, по моему скромному мнению — тоже наука! — с горячностью настоящего учёного произнес Бажен Вячеславович. — Ведь любая достаточно развитая технология неотличима от магии, товарищ Сталин! Дайте в руки дикарю простую винтовку, и он примет её за проявление настоящего божественного чуда — карающего грома небесного! Ведь он не сумеет разобраться, как она работает!
— А ви сможэте разобраться, товарищ Трефилов? — неожиданно для профессора спросил Иосиф Виссарионович.
После такого вопроса Бажен Вячеславович судорожно сглотнул, но затем твердо ответил, не отводя глаз от проницательного взгляда:
— Я приложу все силы, чтобы разобраться в этом, товарищ Сталин!
— Вот и договорились, товарищ Трефилов — хищно улыбнулся вождь. — А то негоже нам в этом деле от нацистов отставать.
[1] Джандаба! — грузинское ругательство, восклицание и выражения недовольства. Приближенно к русскому ругательству «черт побери»!
[2] Диди мадлоба, генацвале! — Большое спасибо, товарищ! (груз.)
