Глава 4
— Ладно, раз с теорией мы немного разобрались, давайте для разнообразия разыграем парочку примеров, — произнёс я, закончив стирать надписи на доске, и отряхнул руки от мела.
Третий день и третья лекция. К слову, не могу не заметить, что количество моих «учеников» день ото дня меняется. В первый день, видимо, был полный набор. Похоже, ребята тогда ещё не знали, чего ожидать, вот и припёрлись всем скопом. Вчера присутствовало уже не больше половины. Сегодня наоборот, стало побольше. Аж две трети.
Похоже, что эти ребятки решили, что могут ходить на мои занятия как им вздумается. Меня это не устраивало. Но с этим я разберусь позднее. Как говорил один мой преподаватель в прошлом, возьму ребят на карандаш, а там и до записей синей ручкой недалеко.
— Итак, предлагаю провести небольшое практическое занятие, — сказал я, садясь за собственный стол. — Я дам вам пример, а вы скажете, как будете действовать в сложившихся обстоятельствах.
Народ негромко загудел. Ну, скорее, недовольно. Конечно же, они недовольны! Я же их от такого важного дела отрываю! Вон! Кто-то в левом ряду вообще дрыхнет.
Отклонившись на стуле, я взял с полочки у доски кусок мела и, размахнувшись, швырнул его через всю аудиторию. Белый кругляш угодил нашему соне точно в макушку, вызвав возмущённый сонный возглас, и улетел куда-то в сторону.
Кто-то негромко захихикал.
— Что⁈ — взвился парень, сонно хлопая глазами. — Кто это сделал⁈
— Доброе утро, — поприветствовал я его. — Как зовут?
Не то чтобы мне эта информация хоть сколько-то требовалась, конечно. Я и так знал, как его зовут, кто он такой и что тут делает.
— Вы… что, в меня мелом кинули? — Парень смахнул несколько белых крошек с головы.
— Ты на вопрос не ответил, — холодно напомнил я ему.
Парнишка пару секунд играл со мной в гляделки, но быстро сдался и отвёл взгляд в сторону.
— Самойлов, — буркнул он.
— Самойлов… кто? — уточнил я.
— Владимир, — недовольно добавил он.
— Отлично, Володя. Кем хочешь стать?
— А какое это имеет…
— А тебя это вообще волновать не должно, — перебил я его. — Отвечай на вопрос. Кем пойдёшь работать после учёбы?
— Ну, корпоратом, — отмахнулся он от меня коротким ответом.
— То есть корпоративным юристом, — уточнил я. — Так? Будешь защищать интересы толстосумов.
— И что с того? — буркнул он, а в его эмоциях тут же начала преобладать злость. Он явно хотел меня поправить, но почему-то не стал этого делать.
— Да ничего. — Я пожал плечами. — Но раз уж ты решил защищать интересы крупного бизнеса, то почему нам не посмотреть на твою реакцию…
— А может, я не хочу, чтобы люди на неё смотрели? — капризно заявил он, чем вызвал у меня ироничную улыбку.
— А мне как-то наплевать. Итак, пример. Раз уж ты хочешь работать с крупными корпорациями. Твой клиент, допустим… — Я сделал вид, будто задумался. — Ну, давай представим, что это большая сеть розничных магазинов.
Выражение его лица не изменилось, но я ощутил, как его эмоции моментально отреагировали на это.
— Ну допустим, — фыркнул он, и я продолжил.
— Ну и славно. Раз уж они твой клиент, то вот тебе и дело. Давай представим, что эта сеть травит мелкого поставщика. Например, небольшую компанию, которая занималась поставками… ну я даже не знаю. Пусть это будет небольшой семейный бизнес. В конце концов, какая нам разница, что они производят.
Мои слова вызвали у него сначала удивление, а потом возмущение. Но стоит отдать парню должное. Он по-прежнему «держал лицо».
— Итак, — продолжил я, вставая из-за стола. — Твой клиент их травит. Разорвали контракт по формальному поводу. Лишили дохода. Но ведь твоему клиенту этого мало. Действительно мало. Он хочет вернуть потраченные ранее средства на взаимодействие с ответчиком. Он банкротит их судебными издержками и требованиями о компенсации. Как по-твоему, для чего?
В парне потихоньку начинало закипать бешенство.
— Без понятия, — буркнул он и язвительно добавил. — Мой клиент мне пока этого не сказал.
— Ну как же так. — Я состроил удивленное выражение на лице. — А если подумать? Что? Всё ещё нет никаких идей? Ну давай я тебе помогу. Что делает крупная фирма с мелкой, когда та находится на грани банкротства и не способна не то что удерживать себя на плаву, но даже просто покрыть затраты на судебные издержки? Сам догадаешься или…
— Она её поглощает, — негромко отозвался он, и в его голосе начала звучать уже с трудом сдерживаемая ярость.
— В точку! — сказал я весело. — Циничный захват активов. Вполне себе распространённая практика. Что мы видим? С точки зрения закона всё выглядит идеально и чисто. С точки зрения закона.
На последних словах я сделал особое ударение и продолжил:
— Твой клиент действует абсолютно в рамках законности, Володя. Но по сути убивает чужой бизнес. Твои действия?
— В смысле мои действия?
— Ну ты же их адвокат, а не я, — пожал я плечами. — Ты же их представляешь, а значит, потворствуешь этому.
Владимир замялся, но больше для того, чтобы потянуть время. Я-то прекрасно видел, что этот ответ ему приходится из себя выдавливать.
— Если всё по закону, то это допустимо, — пожала плечами Руденко. Блондинка откинулась на стуле и смотрела на меня с надменным выражением на лице. — Если мелкий бизнес не может выполнять свои обязательства, то управление им следует передать в руки тех, кто сможет это делать…
— Молодец, Екатерина, — похвалил я её. Даже похлопал. — Цинизм и практичность в одном флаконе.
— Спасибо, — улыбнулась она с таким видом, будто одна только мысль, что она выделилась на фоне мявшегося с ответом сокурсника, доставляла ей огромное удовольствие.
— Но это неправильно! — всё-таки попытался возразить тот.
— Кому какое дело, что правильно, а что нет, — отмахнулась от него Екатерина. — Я юрист, и для меня важнее всего права клиента. И не мне решать, что правильно, а что нет.
Этот ответ взбудоражил Самойлова.
— Но есть же моральные принципы! — вскинулся он. — После банкротства эти люди останутся без работы! Без средств к существованию! Это…
— А это не моё дело, — фыркнула Руденко, сложив руки на груди. — Моё дело — интересы клиента.
— Любопытно, — протянул я, глядя на нахохлившуюся блондинку. — То есть неважно, что клиент, возможно, нарушает не только мораль, но и закон. Важно то, что его интересы для тебя первостепенны, так?
— Именно!
Она посмотрела на меня холодным взглядом голубых глаз.
— Для нас как для юристов должны иметь значение только интересы нашего клиента. Всё остальное вторично, значит, не имеет никакого значения.
А затем она посмотрела на меня с вызовом и улыбнулась.
— Не вы ли сами нам это говорили? Или что, уже забыли?
— Да ты что? — спросил я, пошатнув её уверенность. — То есть всё должно развиваться в соответствии с законом, а остальное лишь мелочи?
— Да, — кивнула она.
— Уверена в этом?
Пораженная коротким триумфом надменность резко сменилась подозрительностью.
— Ну… да, — немного неуверенно ответила она, и я кивнул.
— Хорошо. Значит, следующей нашей подопытной станешь ты. Твой клиент — мужчина. Сорок три года. Обвиняется в изнасиловании. Улик против него достаточно, но!
Я поднял палец, видя, как её лицо каменеет по мере моих слов.
— Следствие нарушило процедуру сбора доказательств. Допустим… допустим, обыск провели без ордера и в нарушение установленных процедур. Соответственно, изъятие личных вещей, которые могли стать неопровержимыми доказательствами, было проведено с нарушениями, а допрос обвиняемого проводился без адвоката. Соответственно, по закону всё это нужно признать недопустимым. И если так сделать… Руденко, не скажешь нам, что будет в таком случае?
Внутри неё царил целый торнадо из эмоций. Разгон от нуля до сотни за две секунды. Бешеный вихрь, готовый всосать в себя и разорвать на части всё, что находилось поблизости. Признаюсь, к этой зазнайке я сейчас испытал самое неподдельное уважение. Мало кто в таком возрасте окажется способен испытывать подобные эмоции, оставаясь при этом внешне спокойным.
— Екатерина? — позвал я её, когда прошло почти тридцать секунд, а ответа так и не прозвучало. — Мы ждём ответа.
Чувствуя внутреннюю борьбу, решил подтолкнуть её.
— Ну же. Это твой клиент. Защищай его! Ты же видишь, что развалить это дело можно всего за несколько минут. И плевать, что клиент виновен. Всё остальное… как ты там сказала? Не имеет значения? Важны только интересы клиента, ведь так? А его интерес в том, чтобы избежать наказания за содеянное преступление. Разве нет? Что ты будешь делать?
Она прикусила губу, глядя на меня с ненавистью. Вполне справедливой, между прочим. Так ещё и тот факт, что все вокруг смотрели на неё в ожидании, явно не доставлял ей удовольствия.
— Я постараюсь… — начала она неуверенно.
— Что, Екатерина? — перебил я её. — Что ты постараешься сделать?
Не так-то легко выбраться из логической ловушки, когда она построена из кошмаров прошлого.
Поняв, что ответа на свой вопрос я не получу, отвернулся от ёрзающей на своём стуле девушки и окинул взглядом всю аудиторию.
— Слушайте и запоминайте, — громко и резко сказал я так, чтобы каждый обратил на меня внимание. — Вы не судьи. Вы не прокуроры и не моралисты. Закон — ваш инструмент. Если доказательства собраны с нарушениями, их нужно выбросить в помойку. Всё. Вы защищаете не человека. Вы защищаете правила. Потому что уже завтра эти же самые правила нарушат уже против невиновного человека.
— То есть нам должно быть наплевать на то, что он виновен? — рявкнула блондинка. — Плевать на то, что он… что он изнасиловал и едва не убил свою жертву, и просто спустить ему это на тормозах⁈ Так, что ли⁈
— А не ты ли мне говорила, что важны лишь интересы клиента, а остальное несущественно? — поинтересовался я у разгневанной девушки.
— Одно дело, когда одна фирма поглощает другую. Это совсем другое! — вспыхнула она.
— Да что ты? Самойлов, может быть, ты расскажешь, что может произойти в таком случае?
— Компания проходит через банкротство и остаётся без средств к выживанию, — негромко ответил он, опустив взгляд. — Её поглощает более крупная фирма. Старых сотрудников увольняют. Из-за процедуры банкротства они не получают выплат, а её владельцы остаются без средств к существованию и с огромными долгами по судебным издержкам, которые они не могут выплатить…
Чем дальше он говорил, тем больше ненависти и злости было в его словах.
— Они не смогут оплатить обучение для своих детей. Не могут платить за дом, который заберёт банк. Они лишатся всего.
На последних словах его голос надломился.
Кивнув ему, я повернулся к Екатерине.
— Видишь, твои «несущественные мелочи» только что отобрали будущее у целой семьи. Запомните все: если вы думаете вкатиться в эту профессию и остаться с чистыми ручками, то либо учитесь мыть их заранее, либо прямо сейчас идите и забирайте свои документы в деканате и проваливайте отсюда…
* * *
— Александр…
— Нет, — отрезал я. — Вы там совсем прикалываетесь? София, вы чему их вообще учите?
— Вероятно, профессии, — резко отозвалась она, недовольно глядя на меня. — И не делай такое лицо!
Ну, справедливости ради, кое-какая причина для возмущения у неё имелась. Прошло всего полтора часа после моей последней лекции, как она позвонила мне и приказала явиться к ней на ковёр. Не буду кривить душой и говорить, что я не ожидал чего-то подобного… ожидал. Но всё равно не шибко приятно.
— Какое лицо?
— Ты прекрасно меня понимаешь, — не поддалась она. — Я дала тебе разработанный поэтапный план обучения…
— Тогда я не понимаю, зачем тут нужен я? — развёл руками. — Учили бы и дальше по…
— Прости, напомни мне, пожалуйста, — перебила она меня. — Я, кажется, забыла, кому тут нужна лицензия? Не помнишь?
— Спасибо, я помню, — съязвил я.
— Молодец, — не осталась она в долгу. — Тогда, будь добр, объясни, почему я уже на третий день получила из учебного совета три жалобы на тебя?
— Ой, да подумаешь…
София подняла палец, перебивая меня на полуслове, после чего взяла лежащий на столе лист бумаги, надела свои очки и начала читать.
— Александр Рахманов позволял себе недопустимую резкость и грубость в обращении со студентами. Его комментарии нередко переходили границы профессиональной этики, личные границы и звучали унизительно. В аудитории регулярно ощущалась напряжённая атмосфера, вызванная его снисходительным и пренебрежительным тоном. Он создавал впечатление, будто студенты для него — обуза, а преподавание — лишь формальность. Некоторые замечания носили личный характер и были явно направлены на дискредитацию участников обсуждения. Такое поведение подрывает уважение к преподавателю и вредит учебному процессу…
София закончила читать, опустила лист на стол и посмотрела на меня.
— Объяснишься?
— Ну и? Кто нажаловался?
— Она анонимная, — сказала София, и я закатил глаза.
— Трусы несчастные…
— Александр!
— Да я двадцать лет уже Александр, — вскинулся я. — София, вы из них юристов готовите или уникальных снежинок с ранимой психикой⁈
— Мы готовим из них профессионалов…
— Ага, — фыркнул я и, устав стоять, плюхнулся на диван.
— Что ты сделал? — не стала сдаваться София.
— Прошёлся по их прошлому. Розовые очки, знаешь ли, имеют привычку биться стёклами внутрь.
— Что ты сделал? — не поняла она.
— Ты меня слышала, — вздохнул. — Я раздобыл информацию о своих учениках и поставил их в позицию, где им пришлось оказаться «по другую сторону баррикад».
— Ты сделал что? — спросила она таким тоном, словно не могла поверить в то, что только что услышала.
— Я им показал, что…
— Нет! Ты использовал личную информацию студентов против них… Хотя что я несу? Как ты вообще получил её…
— Есть у меня человек, который специализируется на том, чтобы добывать как раз именно такую информацию, — пожал плечами.
И нет. Это был не Князь. Хватило и Пинкертонова. Этот молодчик всего за два дня нарыл мне достаточно инфы на моих студентиков. Конечно, далеко не у всех имелись скелеты в шкафу, по которым можно было бы потоптаться, но и того, что он достал, оказалось достаточно.
И вообще, я считаю, что поступил правильно. Первая моя попытка поставить этих ребят хоть сколько-то в острую ситуацию развалилась почти сразу же о чёткие уставы и представления о работе юриста, вбитые им в головы в университете.
Это как раз то, о чём я и говорил. Сам в прошлом натолкнулся мордой на эту стену. От сломанного носа и выбитых зубов, разумеется, метафорических, меня в первые годы спасла здоровая доза цинизма. Прошлое у меня было так себе ещё до того, как я пошёл учиться, спасибо ублюдочному папаше. Так что знакомство с мрачной стороной нашей работы не стало для меня каким-то невероятным открытием.
Тут же…
Эти ребята, за исключением разве что некоторых, по какой-то идиотской причине верили в то, что наше дело чистое, белое и пушистое. Почему⁈ Не могут же они быть такими идиотами?
Или могут?
Хотя о чём ты, Саша⁈ Опомнись! Откуда у них возьмётся такая штука, как жизненный опыт? Правильно. Ниоткуда.
— И? Многие нажаловались? — поинтересовался я.
— Я уже говорила. Трое, — терпеливо ответила сидящая за своим столом Голотова.
— И? Насколько всё плохо?
— Не настолько, чтобы кричать «покинуть корабль», если ты об этом, — вздохнула она. — Но это первая ласточка, Саша. Учебный совет возьмёт тебя на заметку. А если они сочтут твоё поведение или же… твою манеру преподавания неэтичной, то могут возникнуть серьёзные проблемы… чего ты ухмыляешься⁈
— Они сочтут мою манеру преподавания этики неэтичной, — хихикнул я.
— Ты издеваешься⁈ У тебя… у нас могут быть проблемы!
— Очень серьёзные? — спросил я её, хотя и так уже представлял, какой именно ответ получу.
— Очень, — не обманула София моих ожиданий. — Я тебе об этом и говорила. Будь осторожнее. В особенности с тем, кому грубишь…
— Да никому я не грубил… — начал было я, но, увидев её лицо, лишь закатил глаза и махнул рукой. — Ладно. И да, я в курсе, что там не самые простые ребята.
— Узнал фамилии?
— Вроде того.
Не рассказывать же ей о том, что я и сам не так уж прост.
— Ну тогда ты и сам должен понимать, что не стоит перегибать палку, — тоном мудрого наставника заявила она. — Просто следуй моему плану. Дай им тот материал, который я подготовила, и успешно доведи курс до сессии. Это всё, что от тебя требуется.
— Угу, — промычал я в ответ.
Видел я её материалы. И нет. В них нет ничего плохого. София проделала прекрасную работу, составив хороший план занятий с обширными темами. Но всё это голая теория и ничего больше. Понятное дело, что в условиях обучения что-то другое этим ребяткам дать трудно, но…
Какой тогда смысл делать работу, если ты изначально нацелился на то, чтобы сделать минимум, и всё?
Глянул на висящие на стене часы. Уже половина шестого. Пора бы уже собираться в дорогу. Мне ещё домой ехать.
Попрощавшись с Софией и вновь клятвенно заверив её, что буду вести себя хорошо, вышел из корпуса и направился к зданию, где находилась моя аудитория, чтобы забрать оставленные там вещи. А пока шёл, всеми силами пытался не думать о том, как меня бесит эта ситуация.
На меня пожаловались. Пожаловались! Вот ведь мелкие паршивцы… Хотя с какой-то стороны это даже лестно. Значит, задел. Значит, запомнили и…
Войдя в здание, где находилась моя аудитория, направился к лестнице. Но до конца так и не поднялся. Резко остановился между вторым и третьим этажами. Развернулся и, быстро сориентировавшись, пошёл по коридору третьего. Уж больно интересные и, что главное, знакомые эмоции я почувствовал.
Идти далеко не пришлось. Нужная мне аудитория находилась совсем рядом. Приоткрыв дверь, я тут же услышал так хорошо знакомый мне голос.
— … в ходе разбирательства мы неоднократно подчеркивали: действия моего клиента полностью соответствуют статьям Гражданского кодекса Империи, регулирующего случаи добросовестного использования программного обеспечения. Экспертиза подтвердила, что спорный продукт был установлен в образовательных целях, а не для извлечения коммерческой выгоды…
— Протестую, ваша честь! — вскочил со своего стула высокий парень с лохматой шевелюрой. — Мы категорически не согласны с утверждением защиты, что программа использовалась в образовательных целях. У адвоката ответчика нет никаких документов, подтверждающих использование программного обеспечения именно в учебном процессе. Вообще ничего! Они не были представлены. Более того, я хочу обратить внимание, что возможность коммерческой эксплуатации, имеющая весьма большую вероятность, полностью игнорируется защитой! Мы считаем, что это попытка искусственно легализовать нарушение авторских прав!
Понятно. Игровой суд. Я осторожно протиснулся с краю от общей толпы людей, что наблюдала за процессом, и вышел сбоку аудитории, откуда очень хорошо было видно расчищенное для «представления» пространство.
Стоящая перед столами Анастасия Лазарева коротко улыбнулась, и я заметил хорошо знакомый мне огонёк триумфа в её глазах.
— Ваше возмущение, конечно, очень красноречиво, но, к сожалению, лишено юридического смысла, — даже не пытаясь скрыть снисходительную иронию в голосе, проговорила она. — Во-первых, мой клиент предоставил показания сотрудников и расписки об использовании программы исключительно для обучения персонала работе с данным софтом. Во-вторых, не могу не заметить, что истец так и не представил ни одного доказательства, что программа использовалась иным образом. Если ваши претензии основаны лишь на предположениях, то, как говорится в судебной практике, бремя доказывания лежит на стороне истца.
Я прекрасно ощущал растерянность парня. Он ещё не понял, что сам себя загнал в ловушку, потребовав доказательства сверх той меры, которая требовалась ему на самом деле. И сейчас судорожно пытался придумать вариант, при котором…
— Ваша честь! — вскрикнул он, повернувшись в сторону явно скучающего за широким столом преподавателя. Тот уже прекрасно понимал, к чему идёт это дело. — Защита же должна доказать, что…
— Защита ничего и никому не должна, — отрезала Анастасия твёрдым как сталь голосом. — Вы обвинили моего клиента в том, чего он не совершал. Более того, не могу не отметить, что ваш клиент так и не соизволил представить доказательств причинно-следственной связи между действиями моего клиента и заявленным ущербом в размере… сколько там? Пятнадцать миллионов рублей? Вам самим-то не смешно? Что это? Глупая попытка нажиться на человеке и ничего более!
Признаюсь, мне даже стало интересно, как именно она закончит происходящее. По идее, чтобы её слова выстрелили, ей потребуется… О! Вот и оно!
— Но раз уж вы так требуете, то прошу вас, — хищно улыбнулась Лазарева и размеренным шагом прошла к своему столу.
Взяв с него папку, она помахала ею, после чего повернулась к сидящему за столом преподавателю.
— Игорь Валентинович, позволите? — едва ли не елейно произнесла она.
— Что у вас, Лазарева? — без особого энтузиазма поинтересовался препод.
— Здесь отчёты о доходах фирмы моего клиента, а также полный список свидетельских показаний со стороны других руководителей фирмы и её сотрудников. В дополнение к ним также имеются счета и акты о выполнении работ. А, как вам известно, если компания выполняла услуги или же товары, связанные с программным обеспечением, их отсутствие в документации подтвердит, что предмет спора не использовался в коммерческих целях…
— Но оно могло использоваться в других… — воскликнул было лохматый, видимо, в отчаянной попытке спасти свою оценку, но только ещё глубже себя закопал.
— Знаете, что забавно, — перебила его Анастасия. — В вашем лицензионном соглашении нет ни слова о запрете на использование вашего продукта в образовательных целях.
— Что? — спросил лохматый.
— Что? — спорил сидящий рядом с ним «клиент», роль которого выполнял другой студент.
— Что? — поинтересовался преподаватель, заинтересовавшись происходящим.
— Да, Игорь Валентинович, — лучезарно улыбнулась Лазарева. — Похоже, что Фёдоров и его «клиент», вместо того чтобы подготовиться к этому делу так, как следовало по заданию, просто скопировали его откуда-то и даже толком не проверили, что именно там написано.
Столько было уничижительности в этих словах, что её оппоненты поёжились.
— Фёдоров? — Гневный взгляд преподавателя оказался направлен на двух балбесов, которые сидели за столом. — Это правда?
— Ну, мы… — замялся «адвокат».
— Мы не успевали и… — заявил его клиент.
— Вы хотя бы прочитали то, что скопировали? — поинтересовался у них преподаватель с таким видом, что становилось понятно: заданный им вопрос носил исключительно риторический характер.
Тяжкое молчание стало им ответом.
— Мда-а-а… — вздохнул «судья». — Ладно, думаю, дальше продолжать этот фарс не имеет смысла. Лазарева, «отлично». Можешь сесть…
Просто поверить не могу. Мне хотелось натурально заржать, да постеснялся и сдержался. Какой идиотизм. Так лохануться. Да для того, чтобы так случилось, надо быть форменным идиотом…
…или мной. Ага.
Материалы дела для подобных судов разрабатываются преподавателями, но вот окончательные нюансы, которые будут использованы в дальнейшем, уже готовятся самими студентами. Как правило, на это давалось достаточно времени, после чего они проходили согласование с преподавателем, и дальше уже студентам приходилось работать в жёстких рамках ими же созданного дела.
И, разумеется, чем тщательнее ты готовишься к делу, тем больше у тебя шансов на победу.
Можно ли забить на подготовку? Да в целом можно. На последних курсах я почти этим не занимался и всё равно умудрялся побеждать. Но вот в самом начале… бывали у меня случаи, когда приходилось едва ли не на ходу всё выдумывать. Но даже так я не получал таких разгромных и унизительных поражений.
— … ля, как она их поимела, — прошептал кто-то рядом со мной.
— И не говори, — раздался шёпот с другой стороны. — Но Федоров сам виноват.
— Это точно…
Чуть повернув голову, я обратил внимание на двух парней, что стояли сбоку от меня и явно обсуждали увиденное.
— Слушайте, а она всегда такая крутая была? — негромко поинтересовался я у них.
— Лазарева-то? — шёпотом отозвался тот, что стоял ближе. — Ну, она и раньше была хороша, но после того как с практики вернулась, вообще в какого-то монстра превратилась.
— Пф-ф-ф… — хмыкнул второй. — Ещё бы не превратилась. Она же практику у своего папочки проходила. Там небось с такими акулами работала, что на них смотреть страшно. Я слышал, там младшие адвокаты по восемьсот тысяч в год получают. И это без бонусов…
— Ну да, — согласился с ним тот, что стоял ближе ко мне. — Небось три месяца с такими поработаешь и хочешь не хочешь, а станешь лучше.
— Угу. И злее, — усмехнулся второй. — Лазарева после практики стала ещё более злобной стервой, чем раньше. Блин, как бы я хотел поработать там вместо неё…
Дальше я уже слушать не стал. Вместо этого тихо вышел из аудитории, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. И уходил я с улыбкой. Похоже, некоторые из моих уроков не пропали даром.
А вот о том, что как минимум часть занятий у Насти идёт в том же корпусе, что и у меня, забывать не стоит. Желания сталкиваться с ней у меня не было никакого.
Поднявшись по лестнице на свой этаж, открыл дверь аудитории ключом и зашёл внутрь. Но вот дальше дверей не ушёл.
— Хм-м-м… любопытненько. — Я наклонился и с подозрением посмотрел на белый бумажный конверт, лежащий на полу. — Ну и откуда ты тут?
Конверт, что неудивительно, к моему вопросу оказался абсолютно глух.
Всё же любопытство победило. Взяв конверт, открыл его. Внутри лежал листок бумаги с надписью от руки.
«Завтра в пять часов в университетской библиотеке».
* * *
— Урод, — не скрывая омерзения в голосе, произнесла сидящая за столом блондинка, с яростью глядя на стоящее перед ней блюдце с тирамису.
И нет. Столь гневное определение предназначалось отнюдь не десерту. Пирожное было приготовлено превосходно.
Находящиеся за столом студенты бросили на неё взгляды. Один явно сочувствовал. Другие двое же явно желали поддержать такую точку зрения.
Это кафе они полюбили давно и ходили сюда, ещё начиная с первого курса. И совсем не по той причине, что подаваемые здесь десерты готовились на высшем уровне. И даже не из-за того, что позволить себе столик здесь могли лишь самые богатые из студентов университета. Нет. Больше потому, что здешние цены избавляли их от необходимости сидеть в одном помещении с раздражающими нищебродами. А ещё в силу этой причины тут было достаточно тихо, чтобы спокойно посидеть и поговорить.
— Думаешь, он знал? — уточнил сидящий напротив неё высокий парень. — Про твою сестру?
Его вопрос прозвучал с ноткой беспокойства. Почти заботливый.
— Не знаю, Пётр. — Екатерина поморщилась. — Я никому и никогда не рассказывала об этом, кроме вас…
— Но как-то он узнал? — резко возразила красивая и невысокая брюнетка, что сидела слева от Екатерины. — Как и про моего отца.
Алина Дьякова, дочь барона Бориса Дьякова, была родом из Твери, как и вся её семья. Обычно тихая и спокойная, сейчас она походила на разгневанного щенка. Екатерина, вероятно, в любой другой ситуации посмеялась бы от такого нелепого преображения. Всё равно, что смотреть, как злится утёнок. Забавно.
Но сейчас ей просто хотелось чьей-нибудь крови. Кажется, её до сих пор трясло от бешенства, хотя проклятая лекция закончилась четыре с лишним часа назад.
— Это ещё не всё, — заявил Пётр Мелехов. — Помните Самойлова? Я тут поговорил с ребятами. Оказывается, у его родителей была собственная небольшая фирма в Краснодаре. Всё было так, как и описал Рахманов. Впоследствии её потом сожрала дочерняя компания одного из тамошних графов, а судебные издержки полностью разорили его родных. Он сюда-то поступил чудом и только благодаря стипендии.
— Ублюдок по живому резал, — сквозь зубы прошипела Екатерина, зло ткнув вилкой в пирожное.
— Кто он вообще такой⁈ — Алина перевела взгляд сначала на свою «подругу», а затем на Петра. — Ему не больше двадцати! Почему деканат и учебный совет позволяют этому выскочке учить нас⁈ Петь, ты…
— Без понятия, — покачал головой Мелехов, подняв руки. — Вообще.
— Тебе не сказали? — удивилась Дьякова. — Твой отец же граф и…
— И это здесь не играет особой роли, — фыркнул в ответ Пётр. — Всё, что я узнал, так это то, что его сюда продвинула София Андреевна. Всё.
— На что спорим, что он свое место через постель себе выбил? — тут же задал вопрос четвёртый и последний участник беседы.
Юрий Шарфин, как и Екатерина, не являлся аристократом. Но, как и Руденко, происходил из очень богатой семьи и был родом из Казани. Семья его имела достаточное богатство, вероятно, лишь детишки столичных аристократов могли себе позволить соперничать с ним в необдуманных тратах денег. И Юрию это нравилось. Он любил кичиться своим толстым кошельком при любом удобном случае, прекрасно понимая, сколь большое влияние ему давали эти деньги и положение семьи.
— Впрочем, Голотова ничего такая, — весело усмехнулся он. — Я бы с ней повеселился.
— Она старше тебя раза в два, — тут же напомнила ему Алина, на что Шарфин лишь махнул рукой.
— Предпочту думать об этом, как о том, что у неё хватит опыта, чтобы удовлетворить меня в постели, — рассмеялся он и сделал глоток из стоящей перед ним чашки. Как обычно, кофе с коньяком. — И вообще, вам не всё ли равно? Вон, наша неженка уже написала жалобу. И я слышал, что ещё двое пожаловались в учсовет.
Алина сделала вид, что даже не заметила этих слов, лишь подобострастно улыбнувшись. Несмотря на то что она являлась дочерью одного из тверских баронов, дела у её семьи шли так себе. Настолько, что она вряд ли смогла бы себе позволить регулярные посещения этого заведения.
На её счастье, Юрий слишком любил сорить деньгами и с удовольствием оплачивал их посиделки.
— Если это так, то мы можем просто накидать на него достаточное количество жалоб, чтобы парня пнули под зад, и всё, — предложил Пётр.
Но это предложение вызвало у Шарфина усмешку.
— Да ну вас. Чё так скучно-то?
— Надо узнать, кто он такой, — твердо произнесла Екатерина. — Уверена, что он сюда попал не просто так. Должна быть причина, почему этого говнюка поставили нам преподавать и…
Она вдруг заметила странный, почти насмешливый взгляд Шарфина.
— Что?
— Что «что»? — весело спросил он.
— Я знаю этот твой взгляд, — раздражённо заявила она. — Ты что-то знаешь!
— Возможно, — усмехнулся он и с надменным выражением на лице поднёс к губам чашку с кофе.
— Юра…
— Мне тут одна птичка новость на хвосте принесла. Говорят, этот парень работал в «Л Р».
— У его сиятельства графа Лазарева? — округлила глаза Дьякова.
Шарфин лишь пожал плечами.
— Возможно. — Он одним глотком допил свой кофе. — Подтверждения у меня нет, но… Вы задумайтесь вот над чем. Если он там работал… Любой, кому повезёт попасть туда, будет держаться за эту работу зубами.
— Тогда почему он тут? — выдал логически верный вопрос Пётр, задумчиво потирая подбородок.
— Без понятия, — заявила Екатерина, всё ещё злая после того, что произошло. — Но я собираюсь это выяснить…
