Глава 14
— Людмила Прокофьевна, — говорю. — Ну, ё-моё!
Заведующая невинно хлопает ресницами. Её щёчки слегка разрумянились, коньяк в кофе сказывается.
— Алик! — она поднимает брови домиком, — куда делись твои манеры?
Примерно туда же, куда и пара недель необходимых для подготовки. Надо познакомиться с молодыми, понравиться их родителям. Поговорить с невестой. Жених в этом случае обычно играет роль статиста. Свадьба — женский праздник.
Узнать маршрут, проехать по точкам. ЗАГС… Вечный огонь… какой-нибудь мост… Объяснить, почему мечты невесты неосуществимы. Аккуратно сформировать у неё новые мечты…
— Я сама узнала только вчера, — оправдывается заведующая. — У них фотограф заболел, я тебя и предложила. Еле убедила, кстати, цени.
Врёт. По глазам вижу, что врёт. Знала давно и просто решала, говорить мне или нет. Даже не знаю, что сыграло в мою пользу. Гусарский жест с десятирублёвкой?
И кто вообще сказал, что в мою. Людмила проверяет меня на прочность, не как мальчика, а как мужа… мужчину в смысле.
Вот и сейчас в её взгляде ни капли раскаяния, одно сплошное любопытство. Соглашусь ли? Вытяну? Что у меня получится в итоге?
И ведь рискует, зараза, своей репутацией перед неизвестными мне подругами. Азартная. Скучно ей в её подвальчике.
— Диктуйте адрес.
— Есть куда записать?
— Я запомню.
— Ну-ну… посёлок Телепень… Интернациональная 22… Авдеевы… В Телепень поедешь? — перебивает она сама себя.
Телепень, ещё один райцентр. Вместе с Кадышевым и Берёзовым они составляют неправильный треугольник. До Кадышева немного короче, до Берёзова длиннее. Ни разу в жизни там не был.
— Поеду, — говорю.
— Скажи, что от Леман, — добавляет она.
— От кого? — не соображаю сразу.
— От меня, — заведующая морщится, — фамилия у меня такая, Людмила Леман.
— Красивая, — говорю, — фамилия.
— Ой, кем я только не была, — она криво улыбается, — и Лимон… и Лиман… от мужа последний подарок.
Она резко встаёт, словно злится на собственную откровенность.
— Это вы, мальчики, как ветер свободные, а у меня обеденный перерыв имеет свойство заканчиваться.
— Вы же начальница, — отвечаю. — Вы не опаздываете, вы задерживаетесь.
— С этими шлёндрами только задержись, — немного оттаивает заведующая. — Да что я тебе рассказываю, сам пострадал, — она по-мужски решительно протягивает Женьку руку. — Приятно было познакомиться, Евгений, я вижу в вас большой потенциал. Заезжайте в начале следующей недели. Подготовлю для вас посылку.
Женёк неразборчиво бурчит в ответ. Слышно только "спасибо" и "приеду".
— И ещё, — она останавливается уже в дверях, — Я уже привыкла к твоему "стилю второгодника". А там женщина серьёзная. Второй секретарь райкома, как-никак. Может не понять.
* * *
— Жуткая тётка, — Женёк щурясь отхлёбывает пену с пивной кружки.
Мы добрались до цели нашего путешествия. Кафе-мороженое находится в здании автовокзала. Бочки с разливным пивом стоят напротив. Все увеселения Кадышева расположены рядом.
— Чем жуткая-то? — удивляюсь. — Вполне обаятельная. Кое-где даже симпатичная.
— Она своим взглядом словно тебя взвешивает каждую минуту. — переживает встречу Женёк. — Какой-такой потенциал она во мне увидела? Я даже Степаниду так не боюсь, хотя в пятом классе чуть не обоссался, когда мы из окна парту уронили, и она на нас орала.
— Рыбак рыбака видит издалека, — хлопаю его по плечу. — Значит, есть у тебя талант к торговым делам.
Потихоньку подталкиваю приятеля в нужном направлении.
— Да какой там талант, — сомневается он, — за прилавком стоять ума не надо.
— Жень, — меняю тему, — поможешь мне? Из за этой свадьбы расходы предстоят немалые. Надо завтра в областной центр съездить, книжки отвезти. Половина денег — твоя, как и договаривались.
— Нафиг она тебе вообще сдалась? — удивляется Женёк.
Ему бесплатный труд на совершенно незнакомых людей кажется кощунством.
— Знаешь, что такое "сарафанное радио"? — говорю, — Леман меня этой Авдеевой посоветовала. Та, если ей фотографии понравятся, всем подругам их покажет. Те захотят себе такие же. Это как снежный ком. Трудно вначале, зато потом он растёт сам собой.
— И все захотят, чтобы ты фотографии делал? — проникается приятель.
— Не просто захотят, — киваю. — Без меня уже будет не комильфо. Вроде как не на Волге в ЗАГС ехать, а на Запорожце.
Женёк фыркает в пиво, пуская пузыри.
— Знаешь, — говорит он, — мне твой план нравится. И деньги за книжки я пока брать не буду. Это ты у нас током ударенный, тебе идеи в башку приходят. А я с тобой, если ты не против.
В ответ молча стукаю своей пивной кружкой по Женьковой.
Вот так под козырьком кадышевского автовокзала рождается наш с Женькой Ковалёвым консорциум.
Вечером и ночью печатаю снимки со свинофермы. Сон для слабаков!
Ревнивица Лидка меня снова не дождётся.
* * *
Мы с Женькой похожи на двух туристов. Рюкзаки оттягивают плечи. Только гитары не хватает для полноты картины. Пробовали уложить книги в чемодан, но он получается неподъёмным. Надеюсь, у моего знакомого книголюба хватит свободных денег. "Привози сколько сможешь" хорошо на словах, а вот справится ли он с моим объёмом?
Мне сейчас нужно много средств.
"Бесплатная" свадьба выйдет в серьёзный минус. Я, признаться, немного просчитался. Перепутал с цифровой эпохой. Там я тратил в основном свой труд и личное время. Готовые фото можно было отдать на флешке или скинуть на почту, и это в те древние времена, когда я ещё подрабатывал на свадьбах. Сейчас облачные технологии творят чудеса.
Нужна плёнка, минимум десять катушек. Учитывая, что я привык к другому стилю съёмки и расходу кадров — все двадцать. Больше не потрачу. Обойдутся. Потребуется бумага, и не самого мелкого формата.
Из рабочих расходников брать ничего не буду. Это свинство и дурной тон. Выгода невелика, но стоит раз попасться, и о репутации можно забыть. С реактивами поможет Митрич, но с ним тоже придётся рассчитываться за проявку. В общем, деньги летят как листья с клёнов по осени.
А ещё я хочу приобрести "ширик". Широкоугольный объектив с фокусным расстоянием в 35 мм или ещё меньше. Следующую ступень эволюции репортажного фотографа. Наивные люди считают, что широкоугольный объектив, это такой "костыль" для ленивых задниц, у которых в обычный кадр не вмещаются дома, дворцы и прочие пейзажи.
Это верно, как хранить картошку в винном погребе.
"Ширик" хорош и плох одновременно тем, что хватает в кадр множество деталей. С ним возрастает требовательность к прямизне рук. Он незаменим, когда всё горит, бежит и взрывается, и нет времени размывать за макушкой у модели эффектное бокэ.
Эти снимки выглядят эпично. Ради них надо приближаться вплотную и есть риск выхватить по морде. В них можно делать акценты, искажая мир так, как хочется тебе. Я хочу "ширик".
Специально для читателей НЕфотографов хочу показать, на что способен широкоугольник в прямых руках. Автор — гениальный Игорь Булгак
Хотя рюкзачки увесистые. По моим прикидкам потянут рублей на пятьсот. Деньги должны работать, и если Женёк согласен подождать, то спорить я с ним не стану. Сейчас есть смысл вкладываться в технику и в имя, в "личный бренд". Потом всё вернётся сторицей.
Я однажды прошёл этот путь. Пускай в мире, где не сажают за попытку заработать денег, зато с куда более жёсткой конкуренцией. Так что к своей первой "рабочей" свадьбе я отношусь со всей серьёзностью, и расходов на неё не жалею.
"Белоколодецк" — хрипит репродуктор. Толпа выплёскивается на перрон, разбегаясь в стороны к остановкам общественного транспорта. Я лавирую, стараясь успеть раньше других. Может повезёт, и удастся сесть в не самый забитый автобус.
Не получается. Женька в прямом смысле слова залипает. Вот просто стоит и пялится, открыв рот, на редкостной уродливости вокзал.
— Жендос, ты чего замер?!
— Он такой высокий!
— Ты что, в Белоколодецке никогда не был?
— Был, — говорит. — Семь лет назад к родне ездили. Только я тогда в машине сидел и не видел ничего. Один двор и квартиру , и всё.
— Я тебе потом экскурсию проведу, — говорю. — "Белоколодецк — город контрастов".
— Не врёшь? — Жендос цепляется за моё шутливое обещание.
Город поражает его в самое сердце. Поток машин, который мне кажется жидким. Высокие дома в девять или даже в двенадцать этажей. Люди, девушки модно и зачастую легкомысленно одетые.
— Алик, погоди! — мой веснушчатый приятель спорит с удивительно симпатичной продавщицей мороженого, — Если нам две порции, то с вас две копейки сдачи! Как это нет?! Обязаны быть! Я тогда под расчёт дам…
Он достаёт упакованную в мешочек горсть мелочи и деловито вылавливает из него сверкающие медью копейки.
Продавщица, совсем ещё юная девчонка, больше глядит по сторонам, чем на него. Она темноволосая, кучерявая и губастая.
— На практике, что ли? — спрашиваю.
— А вы сами откуда? — интересуется в ответ, рассматривая наши рюкзаки
— С Берё…— открывает рот Женька.
— Мы с Эльбруса! — перебиваю приятеля. — Только вот с поезда. Две недели среди скал и снегов на высоте семь тысяч метров над уровнем моря.
— Ох, — говорит продавщица, — ничего себе… а море я люблю.
— Там нет моря, — поправляю её, — только льды и опасность.
Зная, что не увижу эту девушку больше никогда в жизни, поэтому вру вдохновенно и от чистого сердца.
— Вот у людей жизнь интересная— вздыхает она, — а я на практике, да. Скука смертная.
— Училище?
— Техникум торговли и быта, — даже немного обижается она.
— Вот кого вам нужно, — подталкиваю вперёд Женька, — У него всегда копеечка к копеечке. Лучший студент будет.
— А что? — та смотрит с интересом, — у нас парней всегда недобор.
Под её оценивающим взглядом Женька краснеет.
— Ты чего? —тычет он меня локтем.
— Решайся, — говорю, — прикинь, много ли девушек будет в твоей "Рязанке"? Так и будешь четыре года на фельдшерицу дрочить?
Я нарочно сгущаю краски. В жизни курсанта бывают, конечно, и увольнительные, и другие весёлые мероприятия самовольного характера. Но с бизнесом в казармах придётся завязать, а терять Жендоса на несколько лет я не хочу.
И это не чисто эгоистический порыв. Его судьба после десантного училища становиться туманной. Это в той жизни Евгений Ковалёв отделался потерей ноги. А здесь может повернуться как угодно. Будущее не предопределено, в этом я убеждаюсь каждую минуту.
Молоденькая продавщица слышит наш разговор и хихикает.
— Невесты у нас найдутся, вы не сомневайтесь.
Пунцовый Женька утаскивает меня за локоть.
— Какой Эльбрус?! — возмущается он, — какой техникум?!
Так у тебя же талант к торговле, — говорю, — его в землю зарывать преступно. Может, однажды ты станешь… — вовремя останавливаю крутящееся на языке слово "олигарх", — … директором ГУМа!
Женька становится задумчивым. Словно у него в голове крутятся мозговые подшипники и шестерёнки.
— А в "Рязанке", правда, девчонок нет? — спрашивает.
— Откуда они возьмутся, — говорю. — Да ты не переживай. Я слышал, там в чай бром добавляют. Чтобы, значит, ничего от тренировок не отвлекало и в самоволки не тянуло.
Мой приятель скучнеет. Понятно, что так быстро с решения я его сбить не смогу, но червячок сомнения посеян.
Кусая самый вкусный в мире советский пломбир, мы добираемся до центра. Барыги на площади только собираются. Разглядываю их через проспект. Мы с Женьком спрятались в тени автобусной остановки. Вроде на виду, а глаз не цепляется.
Книголюбы выстраиваются вдоль низкого ряда кустов, который отделяет газон от тротуара. Все они выглядят в разной степени потрёпанными жизнью. Странно, учитывая их доходы. Либо шифруются, либо как наркоманы спускают всё на пагубную страсть к печатному слову.
Наш друг появляется позже всех. Вид у него грустный. Очевидно, похмелье. Недостатки "свободного графика". Бухнуть можно в любой день, начальство не заругает.
Рядом с "книжниками" тусуются меломаны. Вижу стройную фигурку Кэт, сегодня она в большой пляжной шляпе, тёмных очках и, традиционно, босиком. Воротила подпольной звукозаписи разложила на траве плед, и сейчас восседает на нём, словно на пляже в Сен-Тропе.
На тротуаре ближе к народу суетятся долговязый и Джон. Тот красуется с героическим белым бинтом вокруг башки. Прямо товарищ Щорс из песни: "Голова обвязана, кровь на рукаве".
Эта компания задолжала мне кассету и пару тысяч нервных клеток. Знакомство с Кэт я считаю перспективным. Это не мой "книголюб", она вращается в кругах, где можно будет "достать" импортную технику и редкие расходники. Ловлю себя на том, что мыслю категориями эпохи дефицита. Приживаюсь.
Что с ними делать — непонятно. Ирина с волосами шведской поп-звезды и отрава в пепси-коле встали между нами.
Джон проявил самодеятельность? Повёлся на пачку денег в моём кармане? Решил наказать за то, что Кэт проявила ко мне слишком много внимания? После недолгого знакомства мне показалось, что он ходит в числе её фаворитов. Ревность — повод не хуже, чем ограбление. А уж когда сразу двух зайцев…
Или хипповая Кэт тоже в этом замазана. С чего бы ей быть такой щедрой? "Перестань… ты нас выручил… ". Если забрать деньги с моего храпящего тела руками своего бойфренда, то она ничего не теряет.
Лучший вариант — пообщаться с брюнеткой наедине. Раскрыть все карты… расставить все точки…
Но это не сейчас. В настоящий момент меня больше тревожит, что "нашего" книголюба Серёжи до сих пор нет. Его место тоскливо пустует. Достаю из кармана листок в клеточку с криво написанным телефонным номером. С тоской оглядываю площадь. До появления первых мобильников ещё два десятилетия.
— Вон будки телефонные стоят, — машет рукой Женёк. — И народу почти нет.
"Почти", это три человека. Один внутри и двое снаружи. Раньше я не понимал смысл слов "Что переждать не сможешь ты, трёх человек у автомата". Их можно ждать целую вечность.
Сама будка похожа на ростовой сейф с толстыми двойными стёклами. Внутри, если что, можно держать оборону от превосходящих сил противника. Это сейчас и происходит. Телефон оккупировала пухлая блондинка средних лет. Она настолько плотно заполнила пространство внутри, что кажется, будка немного узка ей в бёдрах.
У женщины всё в порядке с математикой. Если платишь один раз, а время неограниченно, то нужно выжать из звонка всё возможное. Несмотря на звукоизоляцию наружу доносятся отдельные фразы: "Леночка, ты сейчас умрёшь!".
— Может, постучать? — советует стоящий прямо передо мной пенсионер с редкой бородкой.
— Стучали уже, — говорит интеллигентного вида мужчина с большой проплешиной на макушке.
— И как? — не унимается дедок.
Вместо ответа, мужчина поднимает руку и стучит в дверь. Блондинка окатывает его возмущённым взглядом и разворачивается спиной и внушительным задом.
Рядом с будкой у бордюра сидит на корточках пацан лет пяти. Он катает по асфальту маленькую синюю машинку. Подхожу к нему и сажусь на корточки.
— Мороженое хочешь?
— А у тебя есть?
Очередь равнодушно наблюдает. В наше время меня бы уже в полицию сдали, за то, что с посторонним ребёнком заговорил. А здесь народ непуганый, про маньяков не слышали. Потому и резвился здесь Чикатило и прочие товарищи. Спокойствие большинства важнее жизни отдельных неудачников.
— Мороженого нет, но есть деньги. — показываю ему двадцатикопеечную монету.
— Я без мамы не пойду, — рассудительно заявляет он.
— И не нужно, — поддерживаю. — С мамой сходи, и она тебе купит.
Очередь прислушивается.
— Вон ларёк стоит, — подхватывает вдруг дедок, — Попроси маму, тут идти две минутки всего. А мороженое вкууусное… — причмокивает он.
— Так вам позвонить надо? — догадывается умный ребёнок.
— Надо, — кивает интеллигент, — сильно надо.
— Две порции, — заявляет пацан.
— Да хоть три! — радуется дедок.
Оба мужчины лезут за кошельками.
— Мам! Мама!!! — разбогатевший пацан колотит в дверь будки, — пойдём домой, я писять хочу!!
— Ох, ты горе моё! — подхватывается мамаша, — ты же ходил недавно?! Я же тебя спрашивала?!
Она выкатывается из будки, хватает чадо за руку и удаляется, цокая каблуками. Будущей строитель российского капитализма гордо шагает рядом с ней. Будущее страны в надёжных руках.
— Молодой человек, — говорит интеллигент, — спасибо вам. Если вы недолго…
Он делает приглашающий жест. Дважды упрашивать меня не надо.
— Алё, кто это? — голос букиниста кажется помятым.
— Это Алик, Альберт, я вам книги привожу, — говорю тихо, не веря в звукозащитные свойства будки.
— Кто? — хрипит трубка? — Я не могу. Ничего сегодня не могу.
— Ты дома?
Идиотский вопрос, когда звонишь на стационарный телефон. Я его всё-таки задаю. В ответ гудки.
— Пошли, — хватаю Женьку за рукав.
Есть люди с географическим кретинизмом. У меня была такая знакомая. Она могла заблудиться в собственной квартире. Я обладаю противоположным качеством. Один раз побывав на месте, я практически всегда могу его найти. Может это какая-то "шишка расстояния", как у перелётных птиц.
Так что к дому книголюба мы приходим, почти не заплутав. Колотим в дверь. Женька, войдя во вкус, ногами.
Вид у хозяина квартиры ещё хуже, чем голос. Мятая и незастёгнутая рубаха навыпуск. Вполне приличные штаны с ширинкой нараспашку. Один тапок. Очевидно, что мы его подняли. Вероятно, не с кровати.
Смекнув в чём дело, отправляю Женьку за пивом. Он возвращается быстро. В руках две бутылки жигулёвского. Рюкзак подозрительно оттопыривается и позвякивает.
— Повезло, — говорит.
Пиво строгие советские продавщицы алкоголем не считают, поэтому на возрастной ценз смотрят сквозь пальцы. На кухне следы загула. Потемневшие дольки яблока, заветренный сыр, остатки киевского торта. Нахожу относительно чистый стакан и приступаю к медицинским процедурам.
После первого вливания к больному возвращается дар речи.
— Слонимский заходил, — сообщает он, — с барышнями. Диссертацию защитил по Маяковскому.
В голосе причудливо смешаны зависть и презрение к конъюнктурщику Слонимскому. Барышни во всём этом тоже играют какую-то роль. Похоже, наш подпольный миллионер решил произвести на них впечатление. Получилось или нет — он сам не помнит.
Выкладываем из рюкзака пятнадцать томов "Заповедника", ещё понемногу Ахматовой и Блока
— Двадцать пять — говорит книголюб.
— Тридцать пять — влезает Женька.
— У вас же их много!
— А ты что, дешевле продавать из за этого станешь?
Жендос в своей стихии.
— Нет, но…
Они горячо, но недолго торгуются
В итоге выходит шестьсот сорок пять рублей. Серёжа поджимает губы. Женька приятельски хлопает его по плечу. Кажется, совместный бизнес у них сладится.
—Осторожно, — говорю, — расплескаешь.
Книголюб при этих словах вдруг зеленеет и подрывается в сторону туалета. Терпеливо ждём. Вторую бутылку он пьёт аккуратно и сосредоточенно. Мелкими глотками, как микстуру.
Затем встает и роется в вещах в поисках бумажника. Там пусто. Обшаривание разных шкатулочек и заначек на книжных полках тоже результата не приносит. Хозяин квартиры хватается за голову.
— Может, в сберкассе? — говорю.
— Можно! — вспыхивает радостью букинист и тут же тускнеет, — Я себе там срочный вклад сделал. Пополнять можно, а снимать нельзя.
Похоже, проблемы с барышнями и алкоголем случаются не первый раз.
— Занять у кого-то? — подсказываю
— У Коляна! — настроение Серёжи прыгает словно мячик для пинг-понга. — Пошли!
Колян оказывается высоким мужиком с пышными розенбаумовскими усами. Он глядит на нас с подозрением. Считает жуликами, которые раскручивают его приятеля на что-то непотребное. Тем более что наш книжный приятель взволнован и нетрезв.
Приходится показать усачу редакционное удостоверение, которое его странным образом успокаивает. Мы отходим в тень раскидистой ивы, и денежные знаки наконец меняют своих владельцев.
— Валим отсюда, — говорю Женьке.
В итоге всех перемещений мы оказываемся на площади, чего я упорно хотел избежать.
— Хай, чувак! — две ладошки прикрывают мне глаза, — угадай, кто?!
