По отзывам коллег, Михаил Сергеевич Рязанский в королёвском Совете главных конструкторов был белой вороной – в том смысле, что интересовался больше не ракетами и космическими кораблями, а радио. Его называли главным космическим радистом СССР – вполне заслуженно, так как он достиг главных высот в радио не только фигурально, но и реально – в космосе. А вот путь Рязанского в космос был как у всех – снизу вверх.

Уроженец Северной столицы, Михаил свое детство провел в Баку, а отрочество в Москве. В школьные годы подрабатывал монтером и техником, всерьез увлекся радио и коротковолновой связью, организовал несколько молодежных радиокружков, активно пропагандировал обычное и коротковолновое радио, был искусным коротковолновиком-любителем. В 1928 г. «первым установил радиосвязь с затертым во льдах ледоколом «Красин», который участвовал в спасении экспедиции Умберто Нобиле к полюсу», и, не лукавя, считал это своим главным достижением в жизни. В том же году Михаил, как член Общества друзей радио, был принят на работу в Нижегородскую радиолаборатории им. В. И. Ленина, в которой заведовал антенным полигоном и конструировал свои первые радиостанции для РККА. Однажды на полигоне сгорел сарай с аппаратурой, что едва не привело заведующего на скамью подсудимых. Обошлось благодаря заступничеству «друзей радио».

М. С. Рязанский

С 1931 г. Рязанский совмещал обучение в Ленинградском электротехническом институте с работой в Особом техническом бюро (Остехбюро) – руководил группой, где создал радиоприемное устройство для ВМФ, принятое на вооружение и впервые запущенное в массовое производство.

В начале 1930-х гг. молодой человек перенес острое заболевание – туберкулез. Родители увезли его в Башкирию, где лечили кумысом. Выкарабкался. В 1934 г. Михаил перевелся на радиофакультет МЭИ и одновременно работал в московском филиале Остехбюро. С отличием окончив МЭИ, Рязанский в 1935 г. защитил диплом по передаче закодированной информации (первой в мире системе специального радиооповещения «Радо») и приборам спецназначения (радиовзрывателям, радиосчетчикам под рельсами и т. п.). Оставшись работать в Остехбюро (позднее – НИИ-20), ученый проектировал авиационные радиостанции и системы дистанционного радиоуправления самолетами, танками, торпедными катерами.

К началу войны М. С. Рязанский, пройдя путь от старшего до главного инженера НИИ, разработал первые отечественные системы импульсной кодовой радиосвязи самолетов дальней бомбардировочной авиации, а также радиолокатор П-2 («Пегматит»), за который получил Сталинскую премию (1943). Радиолокаторы этого типа обеспечили Москве защиту от вражеской авиации. Во время войны, находясь в эвакуации в Барнауле, Рязанский со своими радистами разрабатывал локатор наведения П-3, радиолокатор «Бирюза» и другие устройства.

В 1945–1946 гг. полковник Рязанский в Германии изучал системы наведения «Фау-2», «руководил всеми работами в части систем управления». В Спецкомитете познакомился с будущими коллегами по Совету главных конструкторов. Подготовил отчет «Системы управления немецких ракет».

По возвращении в Москву Рязанский был назначен главным конструктором НИИ-885 (ныне ФГУП «Российский НИИ космического приборостроения»). Занимался работами по аппаратуре радиосвязи для ракет и их управлению. Тогда и началась эпоха отечественной ракетно-космической радиоэлектроники. В качестве главного конструктора Михаил Сергеевич участвовал в разработке радиосистем для МБР, РН, ИС, КК, межпланетных станций. Работы велись и по бортовой аппаратуре КА, и по наземным измерительным комплексам, и по радиотелескопам.

Если коротко, системы Рязанского позволили передать на Землю снимки обратной стороны Луны, осуществить управление луноходом и доставку лунного грунта, управлять мягкой посадкой аппарата на поверхность Венеры, получить снимки панорам Луны, Венеры, Марса, передать их на Землю и обеспечить исследование физических свойств Венеры, Марса, вещества кометы Галлея…

Вместе с Королёвым Рязанский выбрал полигон для испытаний ракеты Р-7 – будущий Байконур. Председательствовал на историческом совещании 25 сентября 1960 г., на котором было принято решение по запуску пилотируемого человеком аппарата. Системы, разработанные коллективом М. С. Рязанского, были не только оборонной и космической направленности, но также народнохозяйственного и научного назначения.

«За заслуги в деле создания дальних баллистических ракет» Михаил Сергеевич был удостоен в 1956 г. звания Героя Социалистического Труда. В 1957 г. стал лауреатом Ленинской премии – за создание МБР Р-7 и успешный запуск ИСЗ-1. В 1958 г. был избран членом-корреспондентом АН СССР.

Кавалер пяти орденов Ленина и многих других орденов и медалей не любил выставлять награды напоказ, хотя гордился орденом Красной Звезды, полученным в 1944 г. за радиолокатор. «Нет ни одной фотографии, где бы он был с «иконостасом»… А вот за награды для «своих»… всегда весьма активно боролся. И очень радовался, когда удавалось пробить, победить».

Михаил Сергеевич Рязанский, как и все главные конструкторы, был трудоголиком. Находясь на смертном одре, он «впал в забытье, что-то тихо бормотал в бреду.

– Я пытался разобрать последние слова, – рассказывал его младший сын Николай Михайлович. – Поняв, растерялся. Отец говорил об использовании высокотемпературной сверхпроводимости в радиосистемах. С этим и умер…» (Ярослав Голованов). Это случилось 5 августа 1987 г.

P.S. На короткую людскую память сетует сын главного конструктора Николай Михайлович Рязанский:

«Последнему из «великой шестерки» Совета главных конструкторов 2 июня 2005 г. в г. Байконуре был открыт памятник М. С. Рязанскому. Я был там на открытии. И после, на следующий день, придя к памятнику уже один, несколько раз услышал недоуменные вопросы: «А кто это?»…

Мемориальную доску (отличную!) на здании института, научным руководителем и главным конструктором которого М. Рязанский был без малого 40 лет, установили спустя 21 год после постановления. А вторая, выцветшая и треснувшая, висит за углом родного МЭИ, слегка замаскированная кондиционером…

В некоторых книгах по истории космонавтики о Рязанском не упомянуто вообще или где-то в перечислении. По свидетельствам моего сына, космонавта Сергея Рязанского, нынешние космонавты и даже некоторые преподаватели ЦПК, и работники ЦУПа, в создание которого М. Рязанский внес огромный вклад, не знают этой фамилии…

До сих пор только один из институтов, созданных «великолепной шестеркой» главных конструкторов королёвского Совета главных в 1946 г., носит имя его создателя…»

Николай Рязанский называет и одну из причин забывчивости потомков:

«В значительной мере причиной «неизвестности» М. Рязанского послужили и его личные качества. Он старался не попадать в кадры хроники, прятался и уходил от контактов с журналистами. Отказывался от выдвижения в академики. Будучи в отделении общей физики и астрономии АН СССР (где были Капица, Зельдович, Александров и др.), предпочитал быть «последним среди львов». «Уходил» М. Рязанский и от «депутатства» и прочего, как нынче говорят, пиара. Ему это было не нужно. Он был слишком интеллигентным для того, чтобы работать локтями».