Крутые горки офицера госбезопасности

Говоря о выдающихся разведчиках и контрразведчиках нашей страны, нельзя забывать о сотрудниках территориальных подразделений госбезопасности, таких как горотделы и райотделы. В своё время Хрущёв руками своих ставленников Серова и Шелепина ликвидировал эти подразделения, нарушив тем самым один из фундаментальных принципов контршпионажа, а именно связь с народом. И лишь когда в 1967 году Комитет государственной безопасности возглавил Юрий Владимирович Андропов, он восстановил райотделы и горотделы КГБ со штатом сотрудников, курировавших практически все предприятия и организации, находящиеся на территории того или иного района. Насколько важна деятельность территориальных органов госбезопасности, я хотел бы показать на примере биографии моего хорошего знакомого, кавалера двух орденов Красной Звезды, полковника в отставке Валерия Фёдоровича Бодряшова. Это человек во всех отношениях уникальный, и скоро читатель узнает почему.

Валерий Фёдорович Бодряшов родился 9 января 1947 года в Москве. Но, как говорит он сам, это только роддом находился в Москве. А семья их проживала в таком священном для любого советского человека месте, как Горки Ленинские. Здесь, на живописнейшем берегу реки Пахры, в 7 км от города Видное, расположена усадьба «Большие Горки», которая ведёт свою историю с XVIII века. Именно тогда в селении Вышние Горки капитаншей Марфой Афанасьевной Спасителевой был выстроен первый каменный дом и разбит регулярный сад. В своём нынешнем виде усадьба создана трудами Аграфены Алексеевны Дурасовой, сестры и наследницы Николая Алексеевича Дурасова, отец которых, бригадир Алексей Николаевич Дурасов, переселился в Москву из Симбирска после брака с Аграфеной Ивановной Мясниковой, старшей дочерью баснословно богатого симбирского купца и владельца уральских заводов Ивана Семёновича Мясникова, выходца из купеческой старообрядческой семьи, одного из богатейших людей Российской империи XVIII века. Аграфена Алексеевна Дурасова, всю жизнь тайно исповедовавшая старообрядчество, скупила земли в 1800–1803 годах и велела разбить на них парк. В 1824 году она уступила усадьбу мужу своей дочери Аграфены Михайловны Дурасовой (третьей Аграфены подряд в этой линии рода Дурасовых), герою войны 1812 года генерал-майору Александру Александровичу Писареву – попечителю Московского университета, президенту Московского общества испытателей природы, впоследствии генерал-лейтенанту, сенатору и варшавскому губернатору. После смерти мужа в 1848 году Аграфена Михайловна, которая, несмотря на своё огромное состояние, постоянно нуждалась в деньгах, вынуждена была продать усадьбу «Горки» и скончалась в 1877 году.

В 1909 году усадьбу и поместье «Горки» приобрела Зинаида Григорьевна Морозова, вдова фабриканта и мецената Саввы Тимофеевича Морозова, представителя старообрядческой купеческой династии Морозовых. Будучи богатейшим человеком Российской империи, он поддерживал революционное движение, финансировал издание нелегальной газеты «Искра», дружил с Горьким, Бауманом и Красиным. 26 мая 1905 года Савва Морозов был найден мёртвым в гостиничном номере в Каннах, куда выехал на лечение, с пулевым ранением в грудь. По воспоминаниям Горького, Савва Тимофеевич говорил ему, что в его смерти заинтересованы черносотенцы, которые не раз присылали ему письма с угрозами из-за его участия в революции. Версия самоубийства тем более сомнительна, что у старообрядцев самоубийство является страшным грехом. К тому же 18 октября 1905 года был зверски убит по тем же политическим мотивам Николай Бауман, причём убийцу Михалина черносотенцы тут же объявили «мучеником». Вскоре Николай II помиловал убийцу, и Михалин вышел на свободу. В 1925 году Михалина, скрывавшегося в Тамбовской губернии под фамилией Михальчук, разыскали сотрудники ОГПУ. В том же году он был расстрелян.

Кстати, сама Зинаида Григорьевна Морозова, урождённая Зимина, хозяйка усадьбы «Горки», также происходила из купеческой старообрядческой семьи. Унаследовав основную часть состояния Саввы Морозова, она развернула грандиозную реконструкцию усадьбы. По проекту знаменитого архитектора Фёдора Осиповича Шехтеля (Franz Albert Schechtel), выходца из семьи баварских колонистов, к дому были пристроены зимний сад и большая летняя терраса. Комнаты украшали коллекции мейсенского фарфора и прекрасная дворцовая мебель Росси, на стенах висели картины старых и современных мастеров Ивана Макарова, Валентина Серова, Исаака Левитана и других. В 1913–1915 годах по проекту архитектора Фёдора Никитича Кольбе были построены хозяйственный двор, водонапорная башня, конюшни и парковые беседки. В дома провели паровое отопление, электричество, водопровод. Во вновь отстроенной оранжерее были высажены экзотические для средней полосы фрукты и редкие цветы (цикламены, хризантемы, гелиотропы, гортензии, орхидеи, розы, оралии), разбит фруктовый сад, где было около 500 яблонь и 300 вишен, высажены ягодники, в которых насчитывалось более 150 кустов черной смородины, свыше 60 кустов красной смородины, 24 грядки малины, 26 клубники. Немалый доход приносили молочный скот и элитная пшеница. Постепенно «Горки» приобретают вид передовой сельскохозяйственной фермы.

После революции всё имущество Морозовой было национализировано. До 1924 года Зинаида Григорьевна жила в Москве в Староконюшенном переулке, потом переехала в посёлок Ильинское Раменского района Московской области. В 1927 году ей была назначена пенсия в размере 120 рублей. Зинаида Григорьевна умерла 1 сентября 1947 года и была похоронена в Ильинском, а затем перезахоронена на старообрядческом Рогожском кладбище Москвы в семейном склепе Морозовых.

После Октябрьской революции усадьба «Горки» служила резиденцией председателя Совета Народных Комиссаров РСФСР Владимира Ильича Ленина. Он приехал сюда 25 сентября 1918 года после совершённого на него 30 августа эсеркой Каплан покушения. Хотя ранение Ленина отравленной пулей в шею казалось смертельным (другая пуля попала ему в руку), он выздоровел достаточно быстро и 14 октября вернулся в Москву, сразу приступив к работе. В дальнейшем Ленин приезжал в Горки наездами, в нерабочие дни, но, начиная с зимы 1921/22 года, стал проводить здесь основную часть времени. В мае 1922 года он тяжело заболел, но в начале октября вернулся к работе. 16 декабря 1922 года состояние его здоровья вновь резко ухудшилось, и 15 мая 1923 года из-за болезни, вызванной перегруженностью в работе и последствиями ранения, Ленин окончательно переехал в Горки. В январе 1924 года он почувствовал себя хуже, и 21 января 1924 года в 18 часов 50 минут Владимир Ильич Ленин скончался.

В январе 1949 года, к 25-й годовщине смерти Ленина, на территории усадьбы «Горки» был открыт Дом-музей В.И. Ленина, сохраняющий обстановку, в которой жил и работал вождь мирового пролетариата, его личные вещи и рукописные документы. В 1950-х годах была создана Экспериментальная база «Горки Ленинские», где академик Лысенко Трофим Денисович занимался выведением новых сортов зерновых культур и пород молочного скота. Именно сюда после окончания Великой Отечественной войны была направлена участковым врачом Людмила Фёдоровна Бодряшова, которая прошла всю войну с первого и до последнего дня, работая в хирургическом отделении санитарно-эвакуационного госпиталя № 290. День Победы Людмила Фёдоровна встретила в Кёнигсберге, была награждена орденом Красной Звезды и медалью «За Победу над Германией». В госпитале она познакомилась с Фёдором Ивановичем Лошаковым и вышла за него замуж. 9 января 1947 года у них родился сын, которого назвали Валерой. К сожалению, их брак распался, когда Валере было три года.

В обязанности Людмилы Фёдоровны входило обслуживание не только Экспериментальной базы, но и близлежащих населённых пунктов, среди которых Мещерино, Белеутово, Новосьяново и деревня Горки. После напряжённого приёма больных ей приходилось вечером, а то и ночью, при любой погоде, пешком обслуживать экстренные вызовы. При этом расстояние от Мещерино до Белеутово, расположенных по разные стороны Каширского шоссе, составляет 5 километров, а штат амбулатории состоял, помимо врача, только из одной медсестры и врача-стоматолога. Служебного транспорта не было – в лучшем случае кто-то приезжал на лошади. Суровые военные годы и напряжённая работа после войны подорвали здоровье Людмилы Фёдоровны, и она рано ушла из жизни.

Валера в 7 лет пошёл в первый класс знаменитой школы памяти В.И. Ленина, которая была основана в Горках в 1921 году при непосредственном участии Надежды Константиновны Крупской. Общаясь с местными жителями, она обратила внимание, что в Горках нет школы. Хотя начальные школы были в селе Ям (в 3 км от Горок на другом берегу реки Пахры) и в деревнях Новленское и Белеутово, но из-за отсутствия дорог дети из Горок посещать их не могли.

Сохранились воспоминания учительницы Ямской школы Александры Николаевны Колосовой. В мае тяжелого голодного 1920 года она перебирала картофель в погребе, когда её окликнули наверху. Каково же было её удивление, когда, выбравшись наверх, она увидела Надежду Константиновну Крупскую и Марию Ильиничну Ульянову. Они обратились к ней с просьбой поработать летом воспитателем на организованной ими «детской площадке».

В конце мая в лесу на берегу Пахры, у небольшой заброшенной дачи на поляне, окружённой старыми липами, собрались дети из Горок. На длинном столе под старой липой дымился самовар, перед каждым стояла кружка, лежало по кусочку чёрного хлеба и по два кусочка сахара. Александра Николаевна читала детям книги, рассказывала им о новой жизни, водила их на экскурсии, так что в конце лета, когда ей нужно было возвращаться в школу села Ям, никто уже не хотел расставаться с полюбившейся учительницей. Тогда Александра Николаевна и Надежда Константиновна пошли к Владимиру Ильичу с просьбой помочь создать в Горках школу 1-й ступени. Поздней осенью 1920 года по распоряжению Ленина двухэтажное здание бывшего барского особняка, расположенное недалеко от Пахры в липовом лесу, было отдано детскому дому со школой 1-й ступени. В документах тех лет он именуется как колония им. Ф.И. Калинина, воспитанниками которой были дети-сироты из разных мест и дети из многодетных семей Горок.

Фёдор Иванович Калинин родился в 1882 г. в семье ткача, трудовую жизнь начал в 15 лет рабочим, член РСДРП с 1903 г., партийная кличка «Аркадий», во время революции 1905 г. руководил вооружённым восстанием в Александрове, слушатель партийной школы на Капри, в 1912–1917 гг. жил во Франции, после Октября – член коллегии Наркомпроса и ЦК Пролеткульта, умер в 1920 г.

Анатолий Васильевич Луначарский писал в журнале «Пролетарская культура» (№ 13–14, январь – март 1920): «Я познакомился с Калининым давно, в эпоху создания первой партийной школы на острове Капри. Главный организатор ее, давно уже покойный Вилонов, отправившись для приглашения учеников-рабочих в Россию, обрел там основного помощника в лице Калинина. Я помню тот день, когда перед всеми нами, преподавателями школы и уже собравшейся половиной учеников, Калинин делал доклад о своей работе. Со мною рядом сидел тов. А. Богданов, и я сказал ему шепотом: “Вот тебе тип рабочего-организатора”. Богданов ответил мне: “Если это так, то можно порадоваться за русское рабочее движение”… Политикой тов. Аркадий интересовался меньше. …Несмотря на это, он был всегда крупным сотрудником группы “Вперед” и в политическом смысле, во-первых, как всегда спокойный, уравновешенный и умный муж совета, во-вторых, как практик, к которому вновь и вновь обращались, когда от речей и статей надо было перейти к делу. <…> Только в последние перед его смертью месяцы московского периода мы, руководители Наркомпроса, поняли, какого несравненного организатора мы имеем в его лице. Мало-помалу в его руках сосредоточилась вся организационная работа, и он богатырски и сгорая от увлечения и жажды работы принялся рационализировать и строение и функции Наркомпроса. Я утверждаю, что это страстное увлечение огромной и захватывающей работой, эта непомерная готовность все сделать, всюду поспеть была одной из причин такой ужасающе ранней смерти молодого борца, выраставшего в огромную величину, в первоклассную для Советской республики руководящую и организующую силу. И если все уважали его ум, волю, работоспособность, то и все любили его милую душу, его простую доброту, его тихую веселость, его внимательную ласковость ко всякому».

Весной 1921 года начались занятия по программе школы 1-й ступени. Одна учительница вела две группы: 13 мальчиков и 19 девочек. За пять лет в школе обучились грамоте 150 детей. Семья Ульяновых постоянно помогала школе различными пособиями, учебными принадлежностями. Мария Ильинична подарила школе пианино для уроков пения и художественной самодеятельности. По вечерам в воскресные дни школа как центр культуры превращалась в клуб, где собирались жители Горок.

После смерти Ленина по инициативе Крупской начальная школа в Горках была преобразована в школу крестьянской молодежи (ШКМ) с семилетним образованием. В дополнение к обязательным предметам вводились уроки по животноводству, полеводству, садоводству, пчеловодству и бухгалтерскому учёту.

Учитель Илья Петрович Новиков, до глубокой старости обучавший детей и пользовавшийся их любовью и уважением, вспоминал: «На вступительных испытаниях было предложено написать сочинение на тему “Наша семья” и решить задачу на четыре действия с легким ходом решения. Сочинение у всех занимало не более шести строчек и состояло из перечисления членов семьи, как кого звали. Безграмотность невероятная, даже в заглавии делали пропуски букв. В решении задач ни у кого не было правильного ответа, таблицы умножения ребята не знали…»

В результате отобрали 23 ученика, которые явились в школу со своим постельным бельем. Деревянные кровати-раскладушки выделил совхоз. Столы-козлы ученики смастерили сами. Занятия начались с усиленного изучения русского языка и арифметики. Учебные пособия для школы, химикаты и библиотеку прислала Мария Ильинична. Позже школе был подарен киноаппарат с «динамой» из усадьбы, который раньше использовался для показов фильмов Ленину.

Связь школы с совхозом ВЦИК была постоянной, школа входила в состав совхоза, учащиеся питались в совхозной столовой, помогали на сельхозработах, проходили практику на ферме, в саду, на пчёльнике. Вскоре в ШКМ были организованы кружки: театральный, струнного оркестра, хоровой, фотографии. Ученики, с отличием окончившие ШКМ, без вступительных экзаменов могли продолжить обучение в Сельскохозяйственной академии им. К.Е. Тимирязева.

Надежда Константиновна Крупская, бывая в Горках, обязательно посещала школу. Весной 1933 года на одном из уроков она сказала: «Скоро у вас будет новая школа», и уже 1 сентября 1936 года средняя школа памяти В.И. Ленина распахнула свои двери для учеников. Паркетные полы, кабинеты физики, химии, биологии, пения, огромный спортивный зал, библиотека, кабинет врача, комната для занятий рукоделием. Ниже спортзала расположена столовая. Но особенно всех поразило огромное зеркало в вестибюле с двумя пальмами по бокам – настоящий дворец! Рядом со школой построили столярную мастерскую, где кружком руководил Илья Петрович Новиков. Недалеко от школы был построен двухэтажный жилой дом для учителей.

В сентябре 1941 года школа была переоборудована под госпиталь. В классах и коридорах разместили 200 раненых бойцов. Над госпиталем взяли шефство учителя и ученики. Девочки помогали на кухне, мыли полы, читали вслух, писали письма. В спортивном зале проводились концерты художественной самодеятельности. Уроки в это время проходили в здании старой школы в две смены. Дров для отопления не хватало, поэтому занятия проходили в верхней одежде. Стужа была такая, что в морозные зимние дни чернила замерзали в чернильницах-«непроливайках». 14 октября 1942 года был издан приказ по Народному Комиссариату Просвещения РСФСР: «Преобразовать школу памяти В.И. Ленина в школу-интернат для детей, родители которых погибли в Отечественной войне. Направлять в школу в первую очередь детей из Ленинского района Московской области». В конце осени 1944 года госпиталь перевели в санаторий Лукино, и в новой школе возобновилась учёба, а в здании старой школы разместили 75 интернатских детей, среди которых были и сыновья полка. Директор школы-интерната Иван Васильевич Бородулин с женой, которая была воспитательницей, и тремя детьми жил в интернате, питался вместе с семьёй за общим столом, утром подымал всех на зарядку и стал для воспитанников интерната как отец. При интернате содержалось несколько коров, лошадь, свиньи, пасека. Все ребята трудились по хозяйству. Интернат прекратил свое существование в 1954 году, но многие его воспитанники долгие годы поддерживали связь со школой, присылали учителям письма, приезжали на вечера встречи.

Именно 1 сентября 1954 года в 1-й класс «Средней общеобразовательной трудовой политехнической школы памяти В.И. Ленина» пришёл новый ученик Валера Бодряшов. Тем временем школа получила статус Экспериментальной школы Академии педагогических наук (АПН) РСФСР. В стенах школы стали проводиться конференции, показательные уроки. Работали различные кружки: литературный, биологический, фотографии, хоровой, художественной гимнастики, лёгкой атлетики, баскетбольный и волейбольный.

В 1958 году Верховный Совет СССР принял закон «Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР», на основе которого вместо всеобщего обязательного семилетнего образования было введено всеобщее обязательное восьмилетнее образование, завершённое повсеместно в 1962 году. Полное среднее образование было увеличено на один дополнительный класс – с 10 до 11 лет обучения, но через пять лет, в 1963 году, 11-й класс был ликвидирован, как неудавшийся эксперимент. Одновременно началась большая работа по укреплению и расширению учебно-материальной базы. В школе памяти В.И. Ленина создаются кабинеты электротехники, машиноведения и черчения. Школа закупает тракторы, электроустановки, измерительную и контрольную аппаратуру. Уроки по новым предметам проводят специалист по механизации сельского хозяйства С.И. Шишкин и кандидат педагогических наук Ю.Е. Дурасевич. Летом ученики работают на полях и фермах колхоза имени Владимира Ильича и совхоза Ямской. За время обучения 152 ученика получили свидетельства тракториста-машиниста III класса и 260 – электромонтёра сельской электрификации. Многим выпускникам полученные знания пригодились в дальнейшей жизни.

В этот период в школе под руководством заведующего лабораторией русского языка и литературы АПН Ивана Ивановича Кулибабы и Татьяны Клавдиевны Ступневой проводились уроки для создания учебника по русскому языку для 5–6-х классов. Изданный учебник получил Государственную премию СССР.

Огромным событием в жизни советских школьников было вступление в ряды Всесоюзной пионерской организации им. В.И. Ленина, которая была образована решением II Всероссийской конференции РКСМ, принявшей 19 мая 1922 года резолюцию «Детское движение». С тех пор 19 мая отмечают как День пионерии. С 1922 по 1924 год пионерская организация носила имя Спартака и называлась Юными пионерами им. Спартака, а после смерти Ленина получила его имя и стала называться Детской коммунистической организацией им. В.И. Ленина. Ученикам школы памяти В.И. Ленина красный пионерский галстук повязывали в Доме-музее В.И. Ленина – в том самом большом доме усадьбы «Горки», в котором Владимир Ильич провёл свои последние месяцы и дни. Тем самым юные пионеры получили эстафету от самого вождя и клялись верно нести заветы Ильича.

Как уже говорилось выше, в школе было много спортивных кружков, в том числе и баскетбольный. В этот кружок вступил и Валерий Бодряшов. К старшим классам здесь сложилась неплохая команда, которая в 1962 году завоевала звание чемпиона РСФСР среди школьников, а на следующий год на Всесоюзной Олимпиаде школьников созданная на базе этой команды сборная РСФСР, в составе которой играл Валерий, заняла почётное четвёртое место.

В качестве призов за победу в первенстве РСФСР всем игрокам команды, помимо медалей и грамот, были вручены мужские наручные часы «Луч», которые Валерий по возвращении домой подарил маме. Дело в том, что в этих часах была секундная стрелка, которая была ей так необходима для определения частоты пульса у пациентов. В женских же часах секундная стрелка в то время, как правило, отсутствовала.

Школа приобщала детей к труду. После окончания учебного года каждый школьник должен был отработать несколько дней или на приусадебном участке, или на сельскохозяйственной экспериментальной базе. Но многие оставались работать на месяц, а то и два, поскольку эта работа оплачивалась. Самой высокооплачиваемой была работа помощником пастуха – 54 рубля в месяц. Работа была не из лёгких: в 4.00—5.00 стадо выгонялось в поле или лес, а затем пригонялось на скотный двор, на утреннюю дойку. Вечером процесс повторялся. Таким образом, у пастушка практически весь световой день был занят. Зато Валерий до сих пор вспоминает, как с первой зарплаты купил себе за 48 рублей взрослый велосипед.

В 1965 году Валерий Бодряшов получил Аттестат о среднем образовании с серебряной медалью. Помимо оценок, из которых толко одна четвёрка и остальные пятёрки, в нём сказано, что «кроме того Бодряшов Валерий Фёдорович прошёл производственное обучение по специальности тракториста-машиниста III класса. 28 июня 1965 г. Горки Ленинские».

Когда я писал эти строки, то с ужасом узнал, что в 2008 году появился документ под названием «Концепция реализации инвестиционного проекта на базе имущественного комплекса ГОУ “Центр образования “Горки” Российской Академии образования (РАО)». В ней говорится, что школа, в которой в основном обучаются дети из семей с уровнем дохода ниже среднего, занимает избыточную площадь, и предлагают сократить её с 16 до 2,5 га, отведя оставшиеся 13,5 га под строительство коттеджного посёлка бизнес-класса.

Концепция предлагает потенциальному инвестору вложить в проект 39 млн долларов, в том числе заплатив инвестиционный платёж РАО в размере 5 млн долларов и надстроив новое здание школы мансардным этажом (здание 1936 года предполагалось изъять из образовательного процесса). Прогнозируемая выручка от реализации проекта должна была составить более 54 млн долларов, чистая прибыль – более 15 млн долларов. Особый интерес представляет строка в смете «согласование инвестиционного контракта – 2 млн долларов». Видимо, так теперь именуются отчисления на подкуп должностных лиц.

Мы не знаем, вносились ли позже какие-либо изменения в эту концепцию, но 7 ноября 2018 года, в годовщину Великой Октябрьской социалистической революции, школа памяти В.И. Ленина была закрыта – прямо посреди учебного года. Детей спешно распихали по соседним школам, расположенным в нескольких километрах от Горок Ленинских, а их родителям объявили, что причина закрытия – ремонт.

Однако никакого ремонта начато так и не было. Среди родителей пошли слухи, что одну из первых школ народного образования хотят превратить в платный пансион для богатых.

В 1965 году выпускник школы памяти В.И. Ленина серебряный медалист Валерий Бодряшов, сдав на отлично вступительный экзамен по математике, был зачислен в Московский автомеханический институт (МАМИ). Его мама по-прежнему лечила все Горки, и в 1968 году здоровье её не выдержало – случился инфаркт. Благодаря помощи академика Лысенко её доставили в Центральную клиническую больницу АН СССР, но спасти её не удалось – Людмила Фёдоровна умерла в 52 года. Для студента 4-го курса это был тяжёлый удар судьбы. Он перевёлся на вечернее отделение института и поступил на работу лаборантом в отдел испытаний Научно-исследовательского института шинной промышленности (НИИШП).

В 1972 году Валерий Бодряшов окончил институт, получив диплом инженера-конструктора двигателей внутреннего сгорания. Его дипломная работа, расчётная часть которой содержала более ста страниц, была посвящена конструированию двигателя для автомобиля ЗиЛ-130. На её защиту он представил чертёж двигателя в различных проекциях в натуральную величину.

Отслужив один год в Севастополе в радиотехнических войсках, Валерий вернулся в НИИШП, начал готовиться к сдаче кандидатских экзаменов. И тут в его жизни произошёл крутой поворот: его приглашают на работу в органы госбезопасности. Он даёт своё согласие и после окончания Высших курсов КГБ в Минске в 1974 году в звании лейтенанта поступает в распоряжение отдела кадров Управления КГБ по Москве и Московской области, откуда его направляют в родной Ленинский район оперуполномоченным Ленинского горотдела КГБ.

Ленинский район Московской области в то время славился на всю страну своими передовыми сельскохозяйственными предприятиями. Председателем колхоза им. Владимира Ильича был Герой Социалистического Труда Иван Иванович Кухарь. Он родился в Диканьке – той самой, о которой писал Николай Васильевич Гоголь. Перед войной его отец стал заместителем наркома земледелия СССР. Под руководством Ивана Ивановича колхоз превратился в современное высокоэффективное хозяйство с хорошо развитым животноводством, кормпроизводством, птицеводством и тепличным овощеводством. Появилось новое оборудование, были построены современные птичники, молочно-племенной Калиновский комплекс, тепличный комбинат. В 1973 году колхоз получил статус племзавода. В 1986 году Иван Иванович Кухарь стал дважды Героем Социалистического Труда.

Директором госплемзавода «Коммунарка» была Герой Социалистического Труда Александра Никитична Монахова. Она родилась в Мордовии, в годы Великой Отечественной войны осталась вдовой, муж погиб на фронте. Александра Никитична вступила в ряды КПСС и была назначена секретарём Ленинского райкома КПСС Московской области, курировала и отвечала за сельское хозяйство района. В 1960 году по решению райкома партии она была назначена директором совхоза, который в 1961 году получил статус государственного племенного завода «Коммунарка» в посёлке Коммунарка Ленинского района Московской области. Она сумела вывести рядовой совхоз в передовые и сделала его известным на всю страну молочным гигантом, на котором была внедрена система механической дойки, за что в 1971 году была удостоена звания Героя Социалистического Труда. К началу 1980-х годов поголовье крупного рогатого скота на «Коммунарке» возросло до 9 тыс., при этом коров было 4250 голов. Менее чем за 20 лет продажа молока государству выросла в 3 раза и составила около 20 тыс. тонн в год. За 1970-е годы племзавод продал 5718 голов чистопородного скота, который разошёлся по всем сельхозпредприятиям Советского Союза. В девятой пятилетке (1971–1975 гг.) доярки госплемзавода «Коммунарка» Анна Петровна Дюдюкина и Мария Сергеевна Громова также были удостоены звания Героя Социалистического Труда.

Председателем колхоза им. М. Горького (племзавода-колхоза) был фронтовик, прошедший всю Великую Отечественную войну с июля 1941 года, кавалер орденов Красной Звезды и Славы III степени, Герой Социалистического Труда Виктор Фёдорович Исаев. До 1934 года село, где находилась центральная усадьба колхоза, называлось Ирининское. В 1934 году в честь подвига героев-челюскинцев оно было переименовано в Молоково, т. к. здесь родился Герой Советского Союза Василий Сергеевич Молоков (медаль «Золотая Звезда» № 3). Исаев возглавил колхоз в 1952 году, когда тот считался одним из беднейших в районе. К середине 1960-х годов колхоз уже насчитывал 3159 га пахотной земли, 3500 голов скота, в т. ч. 1400 коров, имелся современный тепличный комбинат, Островский промышленный животноводческий молочный комплекс на 1100 коров, численность колхоза составляла 3500 человек, были построены квартиры для работников животноводства, детский сад, школа-интернат со спорткомплексом и дом культуры. За достигнутые успехи в развитии животноводства, увеличении производства и заготовок мяса, молока, яиц, шерсти и другой продукции 22 марта 1966 года Исаеву Виктору Фёдоровичу было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Директором совхоза-комбината «Московский» был депутат Верховного Совета СССР Евгений Сергеевич Рычин. Под его руководством первые блоки тепличного комбината были запущены в работу уже в 1969 году, а в 1970 году на столах москвичей появилась первая овощная продукция «Московского». Ныне комбинат является лидером российского овощеводства, располагает более чем 3 тыс. га земли, 115 из них укрыты гигантским прозрачным шатром. Площадь защищенного грунта так велика, что агрокомбинат признан ведущим среди подобных хозяйств России и считается одним из крупнейших в Европе.

Все эти сельхозпредприятия считались объектами показа, которые постоянно посещались зарубежными делегациями, в т. ч. и правительственными. Безопасность и порядок во время проведения этих мероприятий обеспечивал горотдел во взаимодействии с сотрудниками 9-го Управления КГБ СССР и районного управления МВД. Кроме того, во время работы по 9-й линии на молодого сотрудника было возложено обеспечение участка трассы от кольцевой дороги до правительственного аэропорта Внуково-2. Он должен был знать обстановку в прилегающих населённых пунктах, граждан, имеющих огнестрельное оружие, судимость и т. д. Причём при каждом таком проезде нужно было выдвигаться на трассу на общественном транспорте, а это полтора часа туда и столько же обратно. Когда я узнал об этом, то сразу же спросил его о мотивах перехода на эту работу.

– Валерий Фёдорович, насколько осознанным было на тот момент Ваше согласие перейти на работу в органы КГБ? Не пришлось ли Вам потом пожалеть об этом?

– Андрей Юрьевич, могу сказать, что мне не пришлось пожалеть о своём решении ни тогда, ни сейчас. Ещё от мамы, которая прошла всю войну, я слышал, что «есть такая профессия – Родину защищать». А когда мамы не стало, появилось новое чувство долга, чувство ответственности за то, что наши родители дали нам ценой неимоверных лишений. И я сделал свой выбор. Ну и потом в Минске мне очень понравилось: интересные предметы, опытные преподаватели. Как правило, это были люди, которые «засветились», работая по линии разведки. Но не только. Например, у нас был преподаватель, который курировал Ли Харви Освальда. Он рассказал, что когда в октябре 1959 года Освальд прибыл из Хельсинки в Москву и сразу заявил о своём желании получить советское гражданство, то вначале его ходатайство было отклонено. Тогда Освальд вскрыл вены на левой руке в ванне своего гостиничного номера, после чего был помещён в психиатрическую больницу. Затем его направили работать токарем на Минский радиозавод им. Ленина (ныне завод «Горизонт»), где он получал повышенный оклад, премию и пособия, всего порядка 700 рублей в месяц, что значительно превышало зарплату рабочих на предприятии. Ему дали квартиру, он женился, писал матери восторженные письма (которые, конечно, читали), но потом почему-то засобирался назад в США – якобы, чтобы написать книгу о СССР – и в 1962 году покинул СССР вместе с женой Мариной и их маленькой дочкой Джун. А потом стало известно, что 22 ноября 1963 года Освальд стрелял в президента Кеннеди. Причём за несколько дней до этого в нескольких американских газетах был описан предстоящий маршрут проезда президентского кортежа через Даллас и указывалось, что он будет проходить мимо книжного склада, в котором работал Освальд.

– Вот видите, насколька важна была Ваша работа по 9-й линии, связанная с обеспечением проезда первых лиц государства.

– Я тоже это понял. Но из всех чекистских дисциплин больше всего у меня была тяга к агентурной работе. Ленинский район был очень вытянут – от Капотни до Солнцево. В него даже попадал городок писателей Переделкино. У меня там была агентесса, по профессии медсестра, которая мне рассказывала: «Странный перед Вами чекист был. Я ему говорю, что у Галича вещи, мебель распродают. А он всё сомневается. Так Галич втихую и уехал». А там был ещё санаторий для старых большевиков. Сейчас это «Геронтологический центр “Переделкино”». Сколько в нём было интересных людей! Я ещё всё удивлялся, что журналисты туда не приезжают. Их, наверное, больше интересовали диссиденты из писательского городка. А жаль, столько интересного можно было узнать.

– Валерий Фёдорович, у Вас ведь было прекрасное техническое образование. Помогло ли оно в Вашей работе?

– Среди объектов моего оперативного обслуживания был ВНИИГАЗ – головной научный центр газовой промышленности. Его сотрудники занимались новейшими разработками в области добычи, транспортировки, переработки и использования природного газа, часть из которых имела гриф «совершенно секретно». Институт находится в посёлке Развилка Ленинского района, надалеко от пересечения Каширского шоссе и МКАД. Его сотрудники выезжали на зарубежные форумы, в загранкомандировки. Так что было много работы по защите гостайны и получению важной научно-технической информации из-за рубежа, часть которой, по оценке экспертов, представляла значительный интерес. Одним из моих негласных помощников был доктор наук, который часто выезжал за границу. А я уже так глубоко окунулся в газовую отрасль, что он предложил мне защитить в институте кандидатскую диссертацию. Я, конечно, посчитал это нескромным и отказался. А сейчас оказывается – некоторые чиновники платят большие деньги, лишь бы иметь учёную степень. И вот в 1978 году от своего негласного помощника я узнаю, что его аспирант Кан Чан Хо, кореец по национальности, проявляет интерес к сведениям, составляющим гостайну, и, располагая значительными суммами денег, старается завести знакомства со специалистами, работающими по закрытым темам. Это был наш советский гражданин, который жил в общежитии в Солнцево. Я, естественно, начинаю его проверку, собираю сведения о нём, выясняю его прежние места работы, устанавливаю родственников – и в этот момент в райотдел поступает звонок из Управления КГБ по Москве и Московской области. Мой начальник мне говорит, что просят привезти материалы на корейца. Я беру материалы и еду – меня сразу направляют к заместителю начальника 1-го отдела 2-й Службы (контрразведка) Евгению Павловичу Карабанову. Этот отдел был создан по инициативе начальника УКГБ по Москве и Московской области, тогда генерал-лейтенанта Виктора Ивановича Алидина.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ.

1-й отдел 2-й Службы занимался исключительно делами, касающимися шпионажа. Такие сигналы в территориальных органах были нечастыми, и в случае их появления дела передавались в 1-й отдел, в котором работали опытные контрразведчики. В некоторых случаях в отдел переводился и работник, проводивший первичную проверку. Ознакомившись с материалами разработки, Евгений Павлович Карабанов сказал, что нас ждут во Втором главке (контрразведка) КГБ СССР. Там мы узнали, что на одном из оборонных предприятий Перми органами госбезопасности был завербован агент, тоже кореец, ранее обращавшийся в посольство КНДР в Москве с просьбой узнать о судьбе его сестры, проживающей в Северной Корее. После этого он получил письмо от Кан Чан Хо с просьбой приехать в Москву якобы для получения сведений о сестре. Когда тот приехал, Кан Чан Хо встретил его на вокзале и сразу повёз к военному атташе посольства, где состоялась вербовочная беседа, мотивом для которой послужила национальная принадлежность и помощь в поиске родственников. При этом прибывший из Перми кореец получил задание добыть определённую информацию на режимном объекте, были оговорены способы поддержания дальнейшей связи и назначено время следующей встречи. После этого на моих материалах появилась резолюция генерал-лейтенанта Алидина: «Завести дело оперативной разработки». После этого я пишу постановление: «Я, старший оперуполномоченный Бодряшов В.Ф., рассмотрев материалы… завести дело…» и ставлю на Кан Чан Хо, как положено, карточку в архивном отделе, чтобы, если кто-то другой на него выйдет, мог связаться со мной. И в карточке указано, что дело числится за Ленинским горотделом. А начальником 2-й службы тогда был полковник Стерлигов.

– Я добавлю, что Александр Николаевич Стерлигов родился 20 октября 1943 года в селе Выглядовка Епифанского (ныне Кимовского) района Тульской области в семье железнодорожника, в 1966 году окончил Московский автомобильно-дорожный институт (МАДИ) и Высшие курсы КГБ в Минске, с 1967 по 1983 год работал в УКГБ по Москве и Московской области, с конца 1970-х годов возглавлял 2-ю Службу. В 1983 году Юрий Владимирович Андропов начал жёстко наводить порядок в стране: «Когда власти увидели, что милиция вся разваливается во взятках и разлагается, – рассказывает генерал-майор Стерлигов, – верхние этажи власти во главе с Андроповым решили усилить МВД – направить туда серьёзную группу оперативных работников из КГБ с тем, чтобы очистить ряды. И так, образно, я в один день превратился в руководителя службы по борьбе с хищениями в Москве. Меня просто позвали в кадры, как я из отпуска вышел, и сказали: “Есть решение ЦК и Андропова, Вы должны возглавить вот такое-то…”» И в 1983 году генерал-майор Стерлигов возглавил УБХСС ГУВД Мосгорисполкома, с 1986 по 1990 год – начальник сектора экономического отдела Совета Министров СССР, начальник хозяйственного управления Совета Министров СССР, в июле – октябре 1990 года – управляющий делами Совета Министров РСФСР, в 1991 году – помощник по экономическим вопросам, заместитель руководителя секретариата вице-президента России Александра Владимировича Руцкого. 15 мая 1992 года в Нижнем Новгороде под председательством Стерлигова состоялся Учредительный съезд Русского Национального Собора. Александр Николаевич является автором книг «Опальный генерал свидетельствует» (1992), «Враги» (1993), «Я обвиняю…» (1994), «Что мы хотим?» (1996).

– Я захожу к нему, он мне: «Ты оставь здесь, немного шероховато. Завтра приедешь, подправим всё, подпишем у Алидина…» Я приезжаю на следующий день, смотрю, а там уже стоит не «Я, Бодряшов…», а «Мы, Бодряшов, сотрудник Ленинского горотдела, и сотрудник 1-го отдела 2-й Службы такой-то, заводим дело и т. д.». И карточка уже выписана на них, т. е. дело числится за ними. Оно получает кодовое наименование «Фотон», создаётся оперативная группа, по месту жительства и на рабочем месте подозреваемого устанавливается оперативная техника и т. д. Но у них только сводки, а все агентурные сообщения от меня идут. Видимо, с делом ознакомился кто-то из руководства и высказал им, что дело, мол, ваше – а в основном работает по нему Бодряшов. И меня из горотдела переводят в 1-й отдел 2-й Службы УКГБ по Москве и Московской области. Операция продолжалась около полутора лет, за это время были выявлены связи Кан Чан Хо в других городах страны, где он за деньги приобретал секретную документацию и образцы изделий оборонной промышленности. Про него даже учебный фильм сняли, когда начальником Академии ФСБ России был генерал-полковник Валентин Александрович Власов, с которым мы были в очень хороших отношениях.

– Ещё бы – вы же одногодки и пересекались по работе. Я от себя добавлю, что почётный сотрудник контрразведки генерал-полковник Валентин Александрович Власов родился 20 августа 1947 года в Москве, в 1971 г. окончил Московский энергетический институт, работал инженером на московских предприятиях оборонного комплекса, в том числе в космической промышленности, занимался разработкой систем стыковки космических аппаратов, избирался депутатом райсовета (1975–1982 гг.), депутатом Моссовета (1977–1980 гг.), с 1981 года служил в органах госбезопасности, окончил Высшую школу КГБ СССР, занимал должность 1-го заместителя начальника, с июля по август 2000 года – начальника Управления ФСБ России по Москве и Московской области, участвовал в операциях по борьбе с незаконными поставками оружия и наркотиков, по внедрению оперативных сотрудников в бандформирования, возглавлял подразделения по борьбе с терроризмом, с 2000 по 2007 год был начальником Академии ФСБ России. Умер в Москве 3 августа 2017 года, похоронен на Троекуровском кладбище.

– Я, кстати, так и не посмотрел этот фильм. Что касается Кан Чан Хо, то во время очередной передачи материалов он был задержан с поличным. Московский окружной военный суд города Москвы (военный трибунал Московского военного округа), расположенный по адресу: улица Арбат, 37, приговорил его к десяти годам лишения свободы. Военный атташе и ряд сотрудников посольства КНДР были выдворены за пределы СССР. В 1980 году, сразу после Олимпиады, за успешную реализацию дела о шпионаже я был награждён орденом Красной Звезды. Поощрения получили и другие члены оперативной группы. Моему агенту во ВНИИГАЗе вручили хрустальную вазу. Ценный подарок получил и наш негласный помощник из Перми. В дальнейшем, работая в этом элитном подразделении госбезопасности, я принял участие во многих интереснейших чекистских мероприятиях, увидел и попробовал своими руками всё то, что было в то время на вооружении органов государственной безопасности – как это показано в фильме «ТАСС уполномочен заявить…» 1984 года. Я бы хотел также назвать имена моих сослуживцев, профессионалов высочайшего уровня. Это начальник отделения Николай Тулинов, а также оперативные работники Михаил Нечаев, Валентин Лобан и Иван Голубятников, который тоже по итогам опереации «Фотон» получил орден Красной Звезды.

– Воронцов тоже работал в вашем отделе?

– Да, я его хорошо знал. Мы работали вместе на субботниках. После субботников выпивали вместе – он был такой, компанейский. Ведь в нашем 1-м отделе 2-й Службы был целый ряд отделений. Например, наше отделение было азиатским. Воронцов был начальником 1-го (американского) отделения. Как оперативник он был очень сильным. У него уже тогда был орден за разоблачение вражеского агента. В 1984 году заместителем начальника 2-й Службы был полковник Гулин Станислав Васильевич. Вот с ним у Воронцова возник конфликт.

– Я слышал о Гулине от Николая Владимировича Губернаторова, помощника Юрия Владимировича Андропова. В своё время УКГБ по Москве и Московской области завернуло Владимиру Семёновичу Высоцкому выезд за рубеж, когда он 1 марта 1973 года впервые в жизни заполнил заявление в ОВИР с просьбой разрешить ему выезд во Францию к жене. И визу Владимир Семёнович получил только благодаря личному вмешательству Юрия Владимировича Андропова. Однако Гулин, который, видимо, вначале и зарубил выезд, впоследствии предстал перед Высоцким как его спаситель. У одного из американских меломанов по имени Марк Цыбульский имеется купленная на Украине пластинка Владимира Высоцкого 1974 года с надписью: «Станиславу Васильевичу Гулину от автора с уважением и благодарностью за добро! Высоцкий (подпись)». Приобрёл он эту пластинку у проживающего в Николаеве Валентина Чванцева, который рассказал следующее: «Я племянник Станислава Васильевича Гулина. Моя тётя, сестра моей матери, была за ним замужем. Я часто бывал у них в гостях. Мой дядя закончил службу в Москве в должности заместителя начальника контрразведки по Москве и Московской области, а в 1985 году был назначен первым заместителем председателя КГБ Латвийской ССР. От него самого я знаю, что он был знаком с Высоцким. Тот часто бывал в гостях у дяди, приходил вместе с Мариной Влади. Дядя помогал Высоцкому с получением виз. Однажды у него были неприятности какие-то. Станислав Васильевич добился, чтобы дело передали ему, он его закрыл. Вот, собственно, всё, что я знаю. Домашний телефон Гулина имеется в записной книжке Высоцкого. Более того, у Чванцева есть фонограмма, сделанная у Гулина дома в конце декабря 1974 года. Она содержит всего две песни. Первая из них «Песня про Джеймса Бонда, про агента 007», написанная весной 1974 года. Исполнив её, Владимир Семёнович говорит: «Вот ещё, специально для Вас, Станислав Васильевич, шуточная песенка, называется она “Перед отъездом”»:

– Вот как-раз всё дело в водке – Воронцов на День чекиста устроил попойку на конспиративной квартире, и кто-то его заложил. Я даже знаю кто. Из их отделения. Гулин понизил Воронцова до старшего опера. И тот покатился по наклонной – в принципе мы об этом знали, его даже Сашка Ходарев, тоже из 1-го отделения, хотел перетянуть в «Совтрансавто», где я тогда уже тоже работал под прикрытием. Я тоже настаивал на том, чтобы Сергей Воронцов как опытный оперработник перешёл к нам. А тот решил отомстить Гулину вот таким способом – предложив свои услуги ЦРУ. Мог бы в конце концов пистолет у него украсть или документ секретный. Но пойти на такое – в голове не укладывается. Хотя, возможно, Гулин обошёлся с ним несправедливо, сломав ему карьеру.

– Сотрудники отдела знали, что ведётся поиск «крота»? Сергей Степанович Терехов утверждает, что об этом знали только несколько человек, причём в центральном аппарате – во Втором главке. Получается, что вы знать не могли.

– Нет, мы знали. Произошло вот что. Воронцов вёл американское направление в нашем отделе и знал, что, если он позвонит американцам, наружка не успеет подтянуться. Он так и сделал. А у нас своя наружка была, 7-я Служба. Начальником её был полковник Поваров Владимир Ильич. В ней работал Сергей Михайлов, хороший такой парень. Они с Воронцовым были друзьями, дружили семьями. Когда наша служба отфиксировала звонок в американское посольство, идентифицировать голос не смогли. И тут Михайлов приходит к Карабанову, который возглавил 2-ю Службу московского Управления после Стерлигова, и говорит ему: «Слушай, Женя, с Воронцовым что-то странное творится. То всё время деньги занимал у меня, а тут поехал с женой в Дагомыс отдыхать, живёт на широкую ногу». И тут Карабанов синтуичил: сверили голоса, и они совпали. Что делать? А у нас в кабинетах была финская система «мастер-ключ», которая состоит из замков, каждый из которых имеет свой ключ с индивидуальной секретностью, но при этом есть мастер-ключ, который открывает их все. Воронцов сделал себе мастер-ключ и после работы ходил по кабинетам и смотрел, что у кого лежит. Например, у нас был такой Подобедов, начальник отдела. Воронцов у него украл секретный документ, а тот его в акт включил, что документ якобы уничтожен. А все эти документы лежали у Воронцова в сейфе. И тут объявляют проверку сейфов. Тогда он берёт и увозит эти документы домой. Когда к нему нагрянули, то нашли и подобедовский документ, и другие. Крутил, вертел – но сознаться пришлось. Я, кстати, был на суде Воронцова. Там пришлось как свидетелю выступать начальнику нашего отделения Николаю Тулинову, который тоже дружил с Воронцовым. Он говорит: «Вы знаете – да, Воронцов изменил. Но у нас же был Гулин начальником, он такой человеконенавистник, он…» – но тут прокурор его сразу оборвал. То есть Гулина в Службе ненавидели все. Он, когда уехал первым зампреда в Ригу, ему отсюда звонят: «Станислав Васильевич, Вы когда квартиру в Москве освободите, Вы же там получили». Он отвечает: «Эта квартира на жене, а мы с ней разведены давно». Так что он многим насолил. У нас был уже пенсионер Рожков Анатолий Иванович из 5-й службы – борьба с идеологической диверсией. У них начальником службы, кстати, был полковник Ковалёв Николай Дмитриевич, который в 1996 году стал директором ФСБ России и генералом армии. А Рожков в 5-й службе постоянно выезжал за границу с ансамблем «Берёзка». Он уже ушёл в другое подразделение, а Надеждина звонит Алидину: «Мы выезжаем, дайте нам Рожкова». И вот Рожков мне рассказывает, что Гулин ему говорит: «Ты же ездишь везде, в Америку – ты спецслужбам подставься. Скажи, что ты готов на них работать». – «Станислав Васильевич, это же должен Андропов как минимум завизировать. Это же серьёзное мероприятие». – «Ну ты что, боишься, что-ли?» Вот это Гулин! Не получилось бы – он бы сказал, что ничего такого не советовал. Так что его многие не любили.

– Кроме Высоцкого.

– Я уверен, что он и Высоцкому хотел насолить. А когда не получилось, поскольку дело дошло до Андропова, – выставил себя спасителем. Это тоже талант.

– Валерий Фёдорович, мы с Вами остановились на том, что в 1980 году Вы были награждены орденом Красной Звезды. К этому времени ограниченный контингент советских войск уже находился в Афганистане. Как это повлияло на Вашу службу?

– В Афганистане мы впервые открыто столкнулись с международным терроризмом, созданным при поддержке США и их союзников. Наши военнослужащие вместе с подразделениями афганской армии проводили операции по уничтожению антиправительственных бандформирований моджахедов, за спиной у которых стояли спецслужбы США, Пакистана, Великобритании и ряда других стран. Поэтому с целью оказания практической помощи афганским друзьям на фронте борьбы с диверсионно-террористической деятельностью противника постановлением ЦК КПСС и СМ СССР № 615–200 от 18 июля 1980 года был сформирован отряд специального назначения «Каскад», задачи и функции которого были определены приказом председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова № 00100 от 22 июля 1980 года. Как и многие сотрудники московского Управления КГБ СССР, я подал рапорт с просьбой включить меня в состав этого отряда. В июле 1981 года с одного из подмосковных аэродромов поднялся в воздух самолёт Ил-76 с группой офицеров УКГБ СССР по Москве и Московской области. Я был назначен командиром одного из подразделений отряда спецназначения «Каскад-3» – группы «Север» и направлен в столицу провинции (вилаята) Бадахшан – город Файзабад. Но перед вылетом у меня состоялась интересная встреча. У меня был товарищ Сашка Коровин, мы вместе учились на Высших курсах КГБ в Минске. Его отец Коровин Василий Владимирович преподавал в Высшей школе КГБ в Москве историю органов ВЧК – КГБ.

– И меня его отец хорошо знал. В своё время диссертация Василия Владимировича Коровина «Деятельность оперативных групп органов госбезопасности в тылу противника в годы Великой Отечественной войны и использование их опыта в будущей войне» во многом повлияла на создание КУОС, где готовился спецназ КГБ СССР.

– С его сыном мы вместе занимались спортом, и я бывал у него дома. Я позвонил Василию Владимировичу и договорился о встрече. Приезжаю к нему и говорю: «Василий Владимирович, еду в Афганистан. Расскажите, пожалуйста, об опыте борьбы с басмачеством». Он отвечает: «Валера, нельзя сказать, что басмачество мы победили. Просто началась Вторая мировая война, и этот вопрос отошёл на второй план. И потом я тебе скажу – ведь это партизанское движение. А никто в мире партизанское движение нигде и никогда не победил. Он днём школьный учитель, а вечером откопал автомат и пошёл на теракт – как там его отфильтруешь. Так что будете заниматься агентурной работой, это самое главное». Назвать это войной, как порой утверждается в СМИ, было бы неправильно. Мы ведь в Афганистане не воевали ни против афганского народа, ни против его армии. Напротив, мы помогали им защитить себя и наших специалистов, возводивших в этой стране более 200 промышленных объектов, от направляемых извне бандформирований и исламских террористов. Выполняя приказ Андропова, мы приобретали агентуру среди афганцев, устанавливали места дислокации бандитов, и вместе с афганской армией и нашим спецназом уничтожали их. То есть это была не война, а спецоперация. Внедряли агентуру, создавали ложные бандформирования – методика всё та же, что и в борьбе с ОУН – УПА. Что касается вербовки, то она всё же в основном велась на материальной основе. Они там настолько бедные, что даже не деньги – дашь ему банку керосина, он и рад. Там же горы вокруг, Файзабад расположен на высоте 1500 м, на правом берегу реки Кокча, которая протекает по узкому ущелью в северных отрогах Гиндукуша (высоты до 5000 м) и впадает в Пяндж. Древесины там нет, дорог тоже. Город полностью изолирован от окружающего мира. Большинство населения составляют таджики и узбеки.

– Есть там какая-то промышленность?

– Практически нет. В городе было два базара, на которых продавали шерсть, соль, сахар, чай, одежду, посуду. Там можно было купить мумиё, которое применяют в народной медицине. Высоко в горах, на высоте 2500 метров, примерно 95 км южнее Файзабада, на том же правом берегу реки Кокча, к западу от горы Тиргаран, находится лазуритовый рудник Сар-э-Санг, где добывают лучший в мире лазурит.

– Слово «сар» (سر) означает голова, а «санг» (سنگ) – камень. Запасы и качество лазурита из месторождения Сар-э-Санг являются уникальными, он был обнаружен даже в гробницах фараонов и при раскопках Трои. Его стоимость может доходить до 8 долларов США за 1 грамм (в среднем 2 доллара). Нелегальная добыча и сбыт бадахшанского лазурита были главными источниками валюты для моджахедов (ныне для движения Талибан). Чтобы не пустить туда правительственные войска, они взорвали все подходы к руднику, взлётную полосу, которая там имелась, и заняли круговую оборону, а сами на ишаках по горным тропам переправляли лазурит за границу. Обратно по тем же тропам поступало оружие.

– А что собой представляли местные бандиты?

– Главаря местной банды звали Басир, он был учителем. Его банда, порядка 30 боевиков, базировалась в горах. Другие банды были ещё меньше. Во всяком случае, до 100 никогда не доходило. Они боролись и против нас, и между собой. Семья Басира жила в городе. Но агенты из числа афганцев никогда не скажут, что он придёт, например, завтра. Нет, только: «Вчера приходил». Всё задним числом. А каждый день там засаду не сделаешь. Мы после обеда вообще не выходили – могут пристрелить. Хотя по документам считалось, что у меня батальон. А весь батальон – три офицкра-агентуриста (я, Женя Бутлин из Вильнюса и Володя Забровский из Москвы), переводчик Умар Каримов из Ленинабада (ныне Худжанд, Таджикистан) и 13 солдат-пограничников, которые несли караульную службу, чтобы ночью нас не прирезали, не убили. Жили мы в самом городе, на «вилле» – там так почти любой большой дом называется – постоянно испытывая дефицит питьевой воды и дров, электричество два часа в сутки. В 13 км от города были дислоцированы вертолётный полк и полк мотопехоты, которому был придан наш «батальон». Раз в неделю мы ездили туда за продуктами и топливом. Из техники у нас было два БТР и два грузовых автомобиля, одна машина была оборудована ёмкостью под питьевую воду. Почти каждый вечер с гор спускались бандиты и пытались штурмовать город. Гарнизон города – это царандой (милиция) и мы. Но на противоположном склоне, как раз напротив тех мест, откуда приходили бандиты, располагался армейский взвод, у которых была зенитка, гранатомёты АГС-17 и миномёты. Горы были хорошо пристрелены, и как только начинался обстрел, они отвечали душманам прицельным огнём. Игорь Морозов, тоже «каскадёр», так написал об этом:

Если я через свою агентуру получал информацию о дислокации банды или складов, то ещё должен был гарантировать, что это не ближе 300 м от кишлака. После этого ехал в полк за огневой поддержкой. Помню первую операцию – в горах нужно было разбомбить склад. Я приехал в вертолётный полк, навешиваем бомбы, я смотрю – год выпуска 1942. Я так и обомлел. Садимся в вертолёт, сажаем туда афганца – а он сверху ничего не может узнать. Это же не на ишаке ездить. Хорошо, бандиты свой флаг зелёный воткнули, так что отбомбились. Но из 12 бомб взорвались только четыре.

– Не возникало ли идеи о крупных войсковых операциях?

– Такая идея у советского командования возникла. Было запланировано масштабное наступление с юга, из района Файзабада, и с севера, прямо с территории СССР. К нам подтянули большие армейские силы, бронетехнику, РСЗО «Град». И началось наступление по всем законам военной науки, с артподготовкой, танками, авиацией. В итоге за пять дней этой грандиозной кампании удалось продвинуться на три километра. Оказалось, что крупные воинские подразделения и бронетехника в горной местности неэффективны. А от бомбовых ударов моджахеды успешно укрывались в заранее обустроенных глубоких пещерах. Наступление было свёрнуто, а мы вернулись к своей повседневной работе – разведке, вербовке, работе с агентурой. И результаты у нас были очень даже неплохие. Каждый месяц я летал с отчётом о проделанной работе в Кундуз, где находилась штаб-квартира команды «Север-2» из состава «Каскад-3». Вертолёты ходили только парами, поодиночке там никто не летал. Мы долго выбирали, в какой из вертолётов сесть. В конце концов выбрали. Подошли к нему, но из другого нас пригласили к себе. Вертолёты поднялись в воздух и полетели. Вертолёт, в который мы не сели, не долетев до аэродрома, рухнул на землю. Перемена машины сохранила нам жизнь.

– Как долго Вы находились в Афганистане, Валерий Фёдорович?

– Отряд специального назначения «Каскад-3», в составе которого я действовал, выполнял боевую работу в Афганистане девять месяцев, с июня 1981 по апрель 1982 года. По возвращении на Родину я был удостоен второго ордена Красной Звезды. Как было сказано в приказе: «За заслуги во время выполнения интернационального долга в Республике Афганистан». Награду в торжественной обстановке мне вручил начальник Управления КГБ СССР по Москве и Московской области генерал-полковник Виктор Иванович Алидин.

– Вы вернулись в свой 1-й отдел 2-й Службы?

– Я вернулся в свой отдел и окунулся в напряжённые чекистские будни московского Управления КГБ. Однако афганские события довали о себе знать, порой совсем с неожиданной стороны. После возвращения у нас на руках имелось некоторое количество чеков Внешпосылторга (ВПТ), которыми в то время платили зарплату советским гражданам, работающим за границей. Эти чеки можно было отоварить только в сети фирменных магазинов «Берёзка», в которых по официальному курсу 1 рубль ВПТ = 1 рубль СССР продавались дефицитные импортные товары – джинсы по цене 120–180 чеков, японские телевизоры Panasonic и Toshiba (1200–2000 чеков), кассетные магнитофоны Sanyo (500 чеков), которые отсутствовали в обычных «рублёвых» магазинах. Наш переводчик Умар из Таджикистана попросил меня купить ему японский магнитофон, и я постоянно носил с собой в пиджаке чеки на сумму 600 рублей купюрами по 50 рублей, подбирая нужную модель. В это время у нас в отделении появился новый сотрудник Игорь Калягин, сын большого начальника из внешней разведки.

– Я уточню, что речь идёт о генерал-майоре Николае Егоровиче Калягине, заместителе начальника ПГУ КГБ СССР по Дальнему Востоку (в этой должности в 1990–1991 гг. он курировал будущего директора СВР Вячеслава Ивановича Трубникова). Николай Егорович родился 2 января 1929 года, с 1973 по 1976 год был начальником 7-го отдела (Таиланд, Индонезия, Япония, Малайзия, Сингапур, Филиппины) ПГУ, с 1977 по декабрь 1980 года – главным резидентом КГБ в Бонне (ФРГ), с января 1981 года – начальником направления (ГДР) 11-го отдела (связи с органами безопасности соцстран), с августа 1982 года – начальником 11-го отдела ПГУ, с 1984 года – руководителем представительства КГБ СССР в Афганистане, с 1987 по 1991 год – заместителем начальника ПГУ КГБ СССР по Дальнему Востоку, с 1991 года – на пенсии. Скончался Николай Егорович Калягин 21 ноября 2019 года в Москве.

– Примерно раз в год из ПГУ в московское Управление КГБ приходил запрос на двух опытных сотрудников для работы по линии внешней разведки. В очередном письме указывалось уже конкретно, что в ПГУ нужно направить Игоря Калягина. И в этот момент у меня пропали те самые чеки на 600 рублей. В нашем кабинете сидело трое – я, Валентин Лобан и Игорь Калягин. Я им, естественно, рассказал о своей пропаже. Через некоторое время у Игоря стали появляться новые импортные вещи – джинсы, итальянские галстуки и т. д. Однажды, когда я заходил в кабинет, он торопливо закрыл свой портфель, как будто хотел что-то скрыть. Дождавшись, когда он выйдет, я заглянул в него – и к своему изумлению обнаружил конверт, в котором лежали чеки на сумму 500 рублей, купюрами по 50 рублей. Я решил забрать их. К моему удивлению, со стороны Игоря не последовало никакой реакции. Поскольку чеки мы получали вместе с моим сослуживцем по «Каскаду» и московскому Управлению Владимиром Забровским, я попросил его сообщить мне по телефону номера оставшихся у него 50-рублёвых купюр. Расхождения были в единицах, сомнения не оставалось – это были мои чеки. Я рассказал об этом сотруднику нашего отделения, моему лучшему другу Михаилу Нечаеву. Он рассудил, что ситуация довольно сложная, ведь Калягин мог сказать, что он ничего не брал и у него ничего не пропадало. Тогда выходило, что я пытаюсь оболгать перспективного сотрудника, идущего на повышение. Михаил посоветовал мне переговорить с Калягиным с глазу на глаз и записать разговор на диктофон. Я так и сделал. Поскольку Калягин, как и предполагал Михаил, ушёл в «несознанку», я сказал, что отдаю чеки на экспертизу с целью сличения отпечатков пальцев. После этих слов он заявил, что нашёл конверт с чеками у лифта. На мой вопрос, почему он об этом не сказал, зная о моей пропаже, он ответил, что у меня пропало 600, а он нашёл 500. И попросил, с учётом его ухода в разведку, шума не поднимать. Недостающие 100 чеков он обещал взять у отца и вернуть. После этого я написал рапорт о случившемся и доложил его с приложением аудиозаписи начальнику отдела полковнику Карабанову. Он дал команду создать комиссию по разбору случившегося. На комиссии Калягин сразу же сознался в краже моих чеков. Однако на следующий день он заявил, что сознаться его принудили, а чеки он всё-таки нашёл. Такое поведение Калягина вызвало в отделе бурю негодования. Был поставлен вопрос о его исключении из партии и увольнении из органов госбезопасности. Но поскольку из ПГУ сообщили, что к себе они его тоже не берут, раздались голоса в защиту Калягина. И тут дело принимает новый оборот. Незадолго до этого пропала иностранная пишущая машинка, которую один иностранец подарил начальнику отдела Карабанову после московской Олимпиады. А Лобан вспомнил, что Калягин говорил ему что-то насчёт комиссионного магазина. Мы выяснили, что в Москве есть только два комиссионных, принимающих такую технику. Начальник отдела поручил нашему отделению провести в них проверку. Через пару дней я обнаружил в комиссионном магазине на Садовом кольце квитанцию, выписанную на паспорт Калягина, о сдаче машинки на комиссию. Материалы на Калягина передали руководству Управления, и на его карьере был поставлен крест. Мы же, как позднее заметил Нечаев, возможно, предотвратили серьёзный урон для внешней разведки. Ведь с такими наклонностями Калягин, оказавшись за границей, мог легко попасть в сети контрразведки противника и быть завербован.

– Вы уже много раз упоминали Вашего коллегу и товарища Михаила Нечаева. Как в дальнейшем сложилась его судьба?

– Сотрудник нашего отделения Михаил Владимирович Нечаев родился 11 марта 1952 года. В 1974 году он окончил Высшую школу КГБ с китайским языком и начал свою чекистскую карьеру в Красногвардейском райотделе УКГБ по Москве и Московской области, тогда как я в том же году начинал в смежном Ленинском горотделении, так что мы уже тогда нередко пересекались по работе, вместе защищали честь московского Управления на футбольных полях, а потом судьба свела нас в азиатском отделении 1-го отдела 2-й Службы УКГБ по Москве и Московской области. Дело в том, что Мишка был китаистом и востоковедом. А я туда попал из-за моего корейца. Но, как говорится, «не важно, за что попадают – важно, как сидят и как выходят». Кстати сказать, мне через десять лет позвонили и сказали, что через несколько дней кореец выходит на свободу. Я спросил, ну и что мне теперь делать? Я его и в лицо-то не помню. Вот такой был разговор. Вообще Михаил был из потомстенных чекистов. Его отец работал в 7-м Управлении, потом ему ноги отняли. Так что Михаил звёзд с неба не хватал, всего добивался сам, но был исключительно порядочным. И вот, не имея никаких подпорок, он стал начальником 2-й Службы Управления КГБ по Москве и Московской области, а в 2004 году был назначен начальником Департамента контрразведывательных операций (ДКРО) Первой службы – Службы контрразведки (СКР) ФСБ России. Если сравнивать с КГБ СССР, то это соответствует начальнику Второго главка. Например, такую должность занимал генерал-полковник Григорий Фёдорович Григоренко. Из московского Управления госбезопасности Михаил Нечаев шагнул в начальники всего федерального аппарата контрразведки, что само по себе является уникальным случаем в истории отечественных спецслужб. И многие там, на Лубянке, на него косо поглядывали. Всё это происходило в годы чеченских войн, и на нём была вся Чечня. Все контртеррористические операции и спецоперации по ликвидации полевых командиров типа Масхадова, Басаева и других. Я тогда уже уволился из органов. Он мне звонил раз в неделю, выписывал пропуск, и я к нему заезжал. Посидим вместе, выпьем дагестанского коньяку – у него командировок на Северный Кавказ было чуть не двести дней в году. Бывало, ездили на охоту. Один раз вместе с его непосредственным начальником Сыромолотовым.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ.

Вот тогда мы с Сыромолотовым вместе охотились. Но потом я Михаила тяну на охоту – он всё: «Я на хозяйстве». Мы тогда с женой завозим ему мясо домой. А он как жил раньше, так там и остался – развилка Каширки и Варшавки, Хлебозаводский проезд. Там у него гараж-ракушка, и он стоит с мужиками в бушлате – никто не знает, что он генерал-полковник: «Мишуня, давай колбаску на капоте!» Я как-то очередной раз звоню, а Михаил не отвечает. Я звоню Люсе – его жене. Она говорит: «Валера, ты знаешь, он в госпитале на Пехотной». Я через два дня туда приезжаю. Мы с ним часа два пробыли вместе, посмотрели футбол, врач какой-то заходил. Потом он мне говорит: «Ты знаешь, Валера, я хочу тебе что-то сказать, но не могу. Мысль в голове мелькнула, что надо сделать – но сделать не могу». Это была суббота. В понедельник его собираются вывозить за границу, убирать опухоль, но в итоге возвращают на Пехотную, делают химию, и во вторник 5 декабря 2007 года он умирает. Это всё произошло в течение недели. А по словам Люси, за два месяца до этого Михаила обследовали на предмет межпозвонковой грыжи, делали МРТ – и ничего не было, никаких опухолей. Сгорел мгновенно, в 55 лет. Что это могло быть? Я надеюсь, что лет через двадцать что-то, возможно, приоткроется.

– А Вы не пробовали спросить об этом генерал-майора Бориса Константиновича Ратникова, одного из создателей группы экстрасенсов и парапсихологов при Главном управлении охраны России (ныне ФСО), которого Вы хорошо знали?

– Ну как же, мы с Борисом вместе учились на Высших курсах КГБ в Минске, одновременно их окончили в 1974 году и потом работали в УКГБ по Москве и Московской области: я начинал в своём Ленинском горотделе, а он в Жуковском горотделе. Он там курировал аэропорт Быково.

– Я добавлю, совсем кратко, что Борис Константинович Ратников родился 11 июня 1944 года в деревне Курово Луховицкого района Московской области (до 1929 года село Курово относилось к Рязанской губернии), его отец был директором колхоза. В 1969 году Борис Константинович окончил Московский авиационный институт (МАИ) по специальности системы управления летательных аппаратов, затем Высшие курсы КГБ в Минске, начинал службу в УКГБ по Москве и Московской области, в 1984 году окончил Высшую школу КГБ, специализировался на изучении языка фарси, дважды в 1981–1982 и 1985–1987 годах находился в Афганистане в качестве советника Службы государственной безопасности (ХАД), участник боевых действий, затем работал в 4-й (транспортной) Службе УКГБ по Москве и Московской области, с 1991 по 1994 год являлся первым заместителем начальника Главного управления охраны, в мае 1994 года был назначен главным консультантом Службы безопасности президента (СБП) России, с 1996 по 1997 год был советником директора ФСО России, затем до 2003 года – советником председателя Московской областной думы, впоследствии – руководителем Энергоинформационной лаборатории Академии Национальной Ассоциации телохранителей (НАСТ) России. Борис Константинович Ратников умер 6 декабря 2020 года.

– В Афганистане мы с Борисом тоже пересекались, хотя были в разных структурах. Он там познакомился с Коржаковым Александром Васильевичем, который охранял Бабрака Кармаля. И когда в 1991 году Коржаков стал начальником Службы безопасности президента (СБП), он перетянул туда Ратникова. При этом Борис отвечал не за физическую безопасность президента, а за психическую. Для этого он привлёк Георгия Георгиевича Рогозина, которого ты знал. Занимаясь сверхспособностями человека, Борис объезжал монастыри, общался с Джуной, привлекал специалистов по парапсихологии. Их сотрудники принимали участие в боевых действиях в Чечне. Однако в один прекрасный день эту группу ликвидировали. По словам Бориса, это произошло, когда поняли, что они могут читать мысли. У него и у самого были определённые способности такого рода. Например, он самостоятельно научился играть на баяне. Но главное, он был очень порядочным, я бы сказал, совестливым человеком. Главным предметом его переживаний была не душа президента, а народная душа, нравственное состояние народа, которое на его глазах деградировало. Сам он никогда не пользовался никакими привилегиями. Даже став генералом, жил в обычной «хрущёвке» в Жуковском, хотя ему предлагали квартиру в Барвихе.

– 57 тысяч рублей – моя пенсия, – рассказал Борис Константинович в одном из своих интервью. – Я – вдовец, особых расходов у меня нет. Кормлю своих котов и ещё подкармливаю четырёх «бомжиков» из подвала. Котики – мой камертон на гармоничное состояние внутри. А внутренняя гармония и равновесие – это высокая частота нашей энергетики, которая убивает все вирусы и микробы.

– Абсолютный бессребреник. Занимаясь ветеранской деятельностью по линии фонда «ПРАВОПОРЯДОК-ЩИТ», мы вместе с ним ездили по школам. Хотя он и генерал, но в простой и доходчивой форме говорил с детьми, старался привить им чувство справедливости, доброты, любовь к Родине и т. д. Уже находясь в СБП, он приезжал к нам на День чекиста, брал баян, пели песни. Он же простой рязанский мужик. Лукашенко ему предлагал в своё время стать председателем Комитета государственной безопасности Беларуси. Но Борис отказался, мотивируя это тем, что он не белорус.

– Валерий Фёдорович, а почему Вы ушли со службы. Что произошло?

– В 1984 году, учитывая моё автомобильное образование, мне предложили перейти в 4-ю Службу (контрразведывательное обеспечение объектов транспорта и связи), начальником которой был Олег Владимирович Харламов. Незадолго до этого на предприятии «Совтрансавто-2», осуществлявшем международную перевозку грузов, была вскрыта масштабная система коррупции. Работать в советское время в «Совтрансавто» было весьма престижно. Туда существовал строгий конкурсный отбор водителей, которые, кроме большого опыта и профессионального мастерства, должны были состоять в КПСС, иметь кристально чистую биографию, без судимостей и родственников за рубежом, и быть женатыми. И вот оказалось, что за выгодные рейсы в ту или иную страну водители должны были расплачиваться деньгами или подарками с руоводством предприятия. После вскрытия этой коррупционной схемы ряд сотрудников предприятия во главе с директором Федуловым С.П. были приговорены к различным срокам лишения свободы. Были уволены из органов госбезопасности и оперативные работники, курировавшие этот объект. Меня и направили на одну из освободившихся вакансий. Основной моей задачей было выявление среди водителей-международников лиц, которые могли быть связаны со спецслужбами противника. На предприятии было 200 грузовиков и 400 водителей. У меня было 20–25 негласных помощников, однако подобных сигналов от них не поступало. Кстати, хотелось бы подчеркнуть, что негласный помощник, секретный сотрудник, агент – это не стукач и не доносчик, как это порой пытаются представить либеральные СМИ. Стукач, доносчик, кляузник – это черта характера, в большей степени присущая как раз самим радетелям демократии и свободы слова. Такие люди постоянно чем-то недовольны, строчат жалобы, «стучат» на соседей и коллег по работе. А агент, секретный сотрудник – это прежде всего патриот, который приобретается в местах устремлений противника, внедряется в преступную среду и при этом сам нередко подвергается смертельной опасности. Эти люди даже имеют правительственные награды, поощряются правоохранительными органами. Вскоре мне удалось приобрести немалый авторитет в коллективе, когда я встал на его сторону в конфликте с руководством главка «Совтрансавто», куда, по моему мнению, тянулись коррупционные связи. В ходе следствия всем водителям разъяснялось, что они будут освобождены от уголовной ответственности, если дадут по делу о коррупции честные и правдивые показания. Почти все водители написали признательные заявления, и никто из них не пострадал. Однако в главке это расценили по-своему и потребовали наказать всех заявителей по партийной линии, исключив их из членов КПСС, что автоматически ставило крест на их дальнейшей карьере. Я записался на приём к 1-му секретарю Люблинского райкома КПСС, где стояла на учёте партийная организация автопредприятия, и в беседе с ним изложил, что существовала жёсткая схема вымогательства, и, если водитель не платил, он практически лишался работы. Мои разъяснения возымели действие, и в автопредприятие из райкома поступило указание прекратить незаконные преследования водителей. Этим поступком я завоевал большое доверие коллектива предприятия. В этом коллективе была легендарная личность – Александр Николаевич Бучин.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ.

– Здесь необходимо сказать несколько слов о генерал-полковнике Артемьеве, который заслужил их никак не меньше, чем маршал Жуков. Павел Артемьевич Артемьев родился 29 декабря 1897 г. в деревне Лисичкино Старорусского уезда Новгородской губернии (ныне в составе Поддорского района Новгородской области) в крестьянской семье, окончил трёхклассное земское училище и один класс средней школы, по причине крайней бедности семьи уже с 11 лет работал сапожником, чернорабочим, шпаклёвщиком, санитаром, в 1915 году был призван в армию, участвовал в Первой мировой войне, во время Октябрьской революции 1917 года вступил в Красную гвардию, с 1918 года в РККА, участник Гражданской войны, будучи минёром-подрывником и политруком роты отдельного инженерного батальона 1-й стрелковой дивизии воевал на Северном и Южном фронтах, с 1920 года член РКП(б), с июля 1921 года служил в Войсках внутренней службы Республики: секретарь партийной ячейки, военком батальона, военком Екатеринославского конвойного полка, с 1923 года во внутренних и пограничных войсках ОГПУ – НКВД СССР: военком 91-го дивизиона конвойной стражи, военком 1-го Харьковского конвойного полка, заместитель военкома повторных курсов при ГПУ СССР, в 1925 году окончил Высшую пограничную школу ОГПУ СССР, после чего служил в пограничной охране ОГПУ: с 1926 года комендант погранучастка 22-го Волочиского погранотряда, с 1929 года комендант погранучастка 20-го Славутского погранотряда, с 1931 года во внутренних войсках – командир 23-го стрелкового, 56-го железнодорожного и 4-го Украинского мотомеханизированного и 1-го Белорусского мотомеханизированного полков ОГПУ – НКВД СССР, в 1938 году окончил Военную академию РККА им. М.В. Фрунзе, с августа 1938 года командовал Отдельной мотострелковой дивизией особого назначения (ОМСДОН) им. Ф.Э. Дзержинского войск НКВД СССР, с 10 сентября 1938 года комбриг, с 23 июня 1939 года комдив, в феврале – марте 1940 года в должности командира Отряда особого назначения ОМСДОН НКВД СССР принимал участие в советско-финляндской войне, с 4 июня 1940 года – генерал-лейтенант, с 26 февраля 1941 года – начальник Управления оперативных войск НКВД СССР, с 30 июня 1941 года – командующий войсками Московского военного округа, согласно приказу ГКО от 19 октября 1941 года «на начальника гарнизона г. Москвы генерал-лейтенанта т. Артемьева возложена оборона Москвы на её подступах», 7 ноября 1941 года командовал легендарным парадом на Красной площади, 22 января 1942 года получил звание генерал-полковника, до 15 октября 1943 года был командующим Московской зоны обороны, в 1945 году на него была возложена организация и общее руководство Парадом Победы на Красной площади 24 июня 1945 года, до 1947 года оставался командующим войсками Московского военного округа, в 1949 году окончил Высшие академические курсы при Высшей военной академии им. К.Е. Ворошилова, с мая 1949 по июнь 1953 года – вновь командующий войсками Московского военного округа, в ходе госпереворота 26 июня 1953 года как «человек Берии» был снят с этой должности (вместо него Хрущёв назначил участника переворота украинца Москаленко) и отправлен в отдалённый округ в ссылку: с августа 1953 года заместителем, с 1956 года – первым заместителем командующего войсками Уральского военного округа, с сентября 1960 года в отставке, умер 19 марта 1979 года в Москве, похоронен на Новодевичьем кладбище.

– Андрей Юрьевич, завершая свой рассказ об Александре Николаевиче Бучине, который возил и Артемьева, и Жукова, я хотел бы сказать, что по натуре он был весёлым и общительным человеком и слыл в коллективе искуссным рассказчиком. Водители охотно выезжали с ним в загранрейсы в одном экипаже. Он брал с собой пиджак со всеми своими наградами, и при движении по территории ГДР они останавливались в воинских частях Группы советских войск в Германии, в которых Александр Николаевич выступал перед собравшимися военнослужащими.

– Валерий Фёдорович, вот один из таких рассказов Александра Николаевича, записанный Александром Добровольским: «Вскоре после начала войны я попал в “группу обслуживания” генерала Жукова. Выдали наган, нож, и гонял я “на хвосте” у генеральской машины “эмку” с тремя ребятами-охранниками, хотя были и другие задания. Однажды в сентябре 1941-го, когда возил жуковского порученца генерала Кокорева на передний край обороны, удалось благополучно вывести машину из-под внезапно начавшегося воздушного налета. Видимо, он доложил о том случае “наверх”, и на следующее утро Николай Бедов, начальник охраны Георгия Константиновича, мне сказал: “Повезешь самого!” Вот с той поры и ездил почти 7 лет с Жуковым, в буквальном смысле бок о бок – на соседних сиденьях машины. Практически весь штат его “группы обслуживания” во главе с начальником охраны Бедовым состоял из сотрудников госбезопасности. Я ведь тоже к концу войны имел чин лейтенанта ГБ, хотя и велено было носить для маскировки форму танкиста. Летом 1946-го в Москве во время очередной поездки маршал удивил меня неожиданным вопросом: “Александр Николаевич, а ты Черное море любишь?” Я непонимающе кивнул, а Жуков улыбнулся грустно и говорит: “Ну, тогда поехали со мной в Одессу!” В начале января 1948 года маршал пригласил меня к себе домой: “Убирают тебя от меня, Александр Николаевич! Срочно отзывают в Москву, в распоряжение отдела кадров МГБ”. Жуков упомянул и о том, что написал начальнику Главного управления охраны Власику письмо с просьбой оставить ему опытного шофера Бучина. Однако из этого ничего не вышло. Генерал Власик во время нашей встречи просто обложил меня матом, объявил, что я “позорю органы”, и выгнал из кабинета. А 19 января я был уволен из МГБ “за невозможностью дальнейшего использования”. Когда в 1957-м по прихоти Хрущева Жукова сняли со всех постов и отправили в отставку, я решил попробовать встретиться с маршалом, поддержать его. С трудом добыл номер дачного телефона, позвонил. Георгий Константинович обрадовался, пригласил в гости. Посидели, вспомнили прошлое. Маршал посетовал, что Хрущев вбил себе в голову, что он, Жуков, якобы хочет стать первым человеком в стране и в партии. “Ты же знаешь, Александр Николаевич, я царем не собирался быть!..”»

– Вот с такими людьми, как Александр Николаевич, мне пришлось поработать. Приказом главка «Совтрансавто» на предприятии была введена практика выезда некоторых административных работников за границу. С целью «ознакомления и контроля за режимом работы водителей в загранрейсе» допускалось включение в состав экипажей руководителей основных подразделений предприятия. В их число попал и я, и мне удалось покалесить по дорогам Польши, Германии, Франции, Испании. Тогда же резко возрос поток товаров, ввозимых из-за границы, документальное оформление которых часто осуществлялось с нарушением таможенного законодательства. В транспортной службе московского Управления, наряду с отделом по борьбе с классической контрабандой (незаконное перемещение через государственную границу СССР оружия, наркотиков, ценностей), имеющимся уже в Службе контрразведки, был создан отдел по борьбе с так называемой экономической контрабандой, который впоследствии я и возглавил. Благодаря оперативной информации, поступавшей от водителей, мы совместно с сотрудниками таможенных органов предотвратили многочисленные попытки недостоверного декларирования товаров, ввозимых в нашу страну автомобильным транспортом. От коммерсантов нам порой поступали предложения закрыть глаза на ту или иную перевозку. При этом в качестве «вознаграждения» предлагались просто астрономические суммы в валюте. Естественно, все эти предложения категорически отвергались. Однако страна неуклонно скатывалась на рыночные рельсы, морально-нравственные тормоза становились пережитком прошлого, и постепенно работники органов безопасности, освободившись от сдерживающих партийных принципов и идеологических установок, стали приобщаться к этому процессу. Когда мне стали поступать просьбы, в том числе и от руководства, «повнимательнее присмотреться» к той или иной коммерческой структуре, осуществляющей международные перевозки грузов, с целью затруднить ей коммерческую деятельность, я написал рапорт об увольнении из органов госбезопасности.

– Валерий Фёдорович, подобные решения о досрочном завершении профессиональной карьеры, да ещё в такой элитной сфере, как госбезопасность, всегда сопряжены с огромными эмоциональными нагрузками и переживаниями. Как Вам удалось найти выход из ситуации и обрести душевное равновесие?

– Андрей Юрьевич, решение действительно было непростым. Для меня, помимо участия в ветеранском движении, большим подспорьем стало увлечение спортом, которое прошло через всю мою жизнь. Сейчас я отчётливо понимаю, что спорт дал мне здоровье, закалку, способность ориентироваться в сложных ситуациях, развил быстроту реакции, привил чувство взаимопомощи и коллективизма. Всё это мне очень пригодилось в жизни. В школьные годы я серьёзно увлекался баскетболом и достиг определённых успехов в этом виде спорта. В МАМИ я тоже входил в сборную института по баскетболу и, кроме того, выступал за сборные института по футболу и хоккею с шайбой. Хорошая физическая подготовка позволила мне легко пройти медкомиссию при приёме на службу в органы госбезопасности. Во время обучения на Высших курсах КГБ в Минске я входил в сборную этого учебного заведения по многоборью. В период службы в Управлении КГБ СССР по Москве и Московской области я продолжал играть в хоккей в составе ветеранской команды мастеров «Динамо». Никогда не забуду, с какими легендарными игроками я выходил на лёд. Это прежде всего Павел Жибуртович, чемпион мира 1954 года, серебряный призёр ЧМ 1955 и 1957, чемпион СССР 1951–1953, серебряный призёр чемпионатов СССР 1954, 1959, 1960 и 1962, бронзовый призёр чемпионатов СССР 1956–1958, обладатель Кубка СССР 1952 и 1954 годов; Виталий Давыдов, трёхкратный Олимпийский чемпион 1964, 1968 и 1972 годов, девятикратный чемпион мира 1963–1971 годов, признавался лучшим защитником ЧМ 1967 года, серебряный призёр чемпионатов СССР 1959, 1960, 1962–1964, 1971, 1972, бронзовый призёр чемпионатов СССР 1958 и 1966–1969, обладатель Кубка СССР 1972 года; Александр Мальцев, двукратный Олимпийский чемпион 1972 и 1976 годов, серебряный призёр Олимпийских игр 1980 года, девятикратный чемпион мира 1969–1971, 1973–1975, 1978, 1981 и 1983, серебряный призёр ЧМ 1972 и 1976, бронзовый призёр ЧМ 1977, обладатель Кубка Канады 1981, серебряный призёр чемпионатов СССР 1971, 1972, 1977, 1978 и 1980, бронзовый призёр чемпионатов СССР 1968, 1969, 1974, 1976, 1981, 1982 и 1983, обладатель Кубка СССР 1972 года, за московское «Динамо» забил 329 голов в 529 матчах, в 1970, 1972 и 1981 годах признавался лучшим форвардом чемпионатов мира и Европы, в 1970, 1971 и 1978 гг. входил в символическую сборную мира как правый крайний, а в 1972 и 1981 годах – как центрофорвард, признавался лучшим хоккеистом СССР в 1969, 1970, 1971, 1973, 1974, 1975, 1976, 1977, 1981, 1982 и 1983 годах, полковник в отставке пограничной службы ФСБ России; Александр Голиков, серебряный призёр Олимпийских игр 1980 года, чемпион мира 1978 и 1979, серебряный призёр ЧМ 1976, бронзовый призёр ЧМ 1977, серебряный призёр чемпионатов СССР 1977–1980, бронзовый призёр чемпионатов СССР 1981–1983 годов, в чемпионатах СССР забил 225 голов в 385 матчах, подполковник КГБ; его родной брат Владимир Голиков, серебряный призёр Олимпийских игр 1980 года, чемпион мира 1978, 1979, 1981 и 1982, серебряный призёр ЧМ 1976, обладатель Кубка Канады 1981, серебряный призёр чемпионатов СССР 1978–1980 и 1985, бронзовый призёр чемпионатов СССР 1981–1983 годов, в чемпионатах СССР забил 172 гола в 435 матчах, и многие другие великие хоккеисты прошлого – всех и не перечислишь. От них я шаг за шагом набирался хоккейной мудрости. В составе команды ветеранов «Динамо» мне посчастливилось побывать на турнирах во многих городах нашей страны, а также в Финляндии, Швеции, Германии и Швейцарии. Запомнилась наша поездка в Минск в 2005 году, где мы встречались в товарищеском матче с командой Президента Республики Беларусь. Александр Григорьевич Лукашенко принимал непосредственное участие в этом матче и по окончании игры вручил нам памятные подарки. Осталась в памяти и наша поездка в Дубай в 2006 году, где мы в форме сборной СССР провели три матча с ветеранами канадского хоккея и во всех трёх выиграли. Наша команда была усилена такими звёздами советского хоккея, как защитник ЦСКА, капитан сборной СССР подполковник в отставке Виктор Кузькин – трёхкратный Олимпийский чемпион 1964, 1968 и 1972 годов, восьмикратный чемпион мира 1963–1969 и 1971, 13-кратный чемпион СССР 1959–1961, 1963–1966, 1968, 1970–1973 и 1975 годов (кроме него, 13 раз в чемпионатах СССР побеждал только Владислав Третьяк), обладатель Кубка СССР 1961, 1966–1969 и 1973 годов; нападающий московского «Спартака» Александр Якушев, прозвище Як-15 (YAK-15), двукратный Олимпийский чемпион 1972 и 1976 годов, семикратный чемпион мира 1967, 1969, 1970, 1973–1975 и 1979, на чемпионате мира 1975 года признан лучшим нападающим, входил в символическую сборную чемпионата мира в 1974 и 1975 годах, трёхкратный чемпион СССР 1967, 1969 и 1976, серебряный призёр чемпионата СССР 1965, 1966, 1968, 1970, 1973, 1979 и 1980, бронзовый призёр чемпионата СССР 1964, 1972 и 1975, обладатель Кубка СССР 1970 и 1971, в чемпионатах СССР забил 339 голов в 568 матчах, входил в список лучших хоккеистов СССР в 1965, 1967–1971, 1973–1977 и 1979 годов, главный тренер сборной России 1998–2000 годов; самый титулованный игрок команды «Крылья Советов» Юрий Лебедев, серебряный призёр Олимпийских игр 1980 года, шестикратный чемпион мира 1973–1975, 1978, 1979 и 1981, чемпион СССР 1974 года, серебряный призёр чемпионата СССР 1975, бронзовый призёр чемпионата СССР 1973 и 1978, обладатель Кубка СССР 1974, в чемпионатах СССР забил 181 гол в 473 матчах, семь раз входил в расширенные списки лучших хоккеистов страны в 1974–1977, 1979, 1981 и 1982 годах; нападающий ЦСКА Юрий Блинов, Олимпийский чемпион 1972 года, серебряный призёр ЧМ 1972, пятикратный чемпион СССР 1970–1973 и 1975, лучший нападающий СССР 1970 года, серебряный призёр чемпионатов СССР 1969 и 1974, обладатель Кубка СССР 1968, 1969 и 1973 годов, в чемпионатах СССР забил 119 голов в 236 матчах. В состав делегации в качестве почётных гостей входили легендарные хоккеисты Александр Рагулин, Виталий Давыдов и Зинэтула Билялетдинов, а также Елена Николаевна Боброва, вдова величайшего спортсмена всех времён и народов Всеволода Михайловича Боброва – единственного в истории спортсмена, выступавшего и на летних (1952), и на зимних (1956) Олимпийских играх и являвшегося при этом в обоих случаях капитаном национальной сборной СССР. Перед началом матчей нас приветствовал один из шейхов, исполнялись гимны СССР и Канады. С трибун постоянно раздавались призывы: «СССР, СССР, СССР!!!» Помню, как на турнире в Швейцарии, где в случае поражения команда выбывала, хозяева турнира собрали из проигравших швейцарских команд лучших игроков, и к финальной встрече с ветеранами «Динамо» у них подобрался довольно сильный состав. Перед матчем ко мне обратился Владимир Голиков: «Фёдорыч, может, отдохнёшь?» Ну как я мог ослушаться капитана команды? В итоге в финале мы выиграли. Володя вновь подошёл ко мне и стал благодарить за вклад в общую победу. Я стал возражать: «Володь, я ведь не участвовал в матче, за что мне благодарность?» На что он ответил: «Понимаешь, ты играл в предыдущих матчах, принял на себя часть физической нагрузки, тем самым разгрузив нас. Поэтому мы к финалу подошли более свежими и одержали победу». Я, конечно, был тронут таким внимательным отношением к себе со стороны выдающегося спортсмена.

Эти строки замечательной песни, написанные поэтами Сергеем Гребенниковым и Николаем Добронравовым в 1968 году, многим из нас, конечно, знакомы с детства, но всякий раз вновь и вновь поражаешься их правоте и жизненной силе. В настоящее время Валерий Фёдорович Бодряшов продолжает вести активный образ жизни, являясь членом ветеранской организации Управления ФСБ по Москве и Московской области, членом Правления ветеранской организации Ленинского городского округа и участником Фонда «Правопорядок-Щит». Валерий Фёдорович проводит большую работу по патриотическому воспитанию молодёжи, правдиво рассказывая школьникам на уроках мужества об афганских событиях, о подвигах чекистов в годы Великой Отечественной войны, о легендарных советских разведчиках, прививая тем самым подрастающему поколению чувство любви к Родине, стремление стать людьми грамотными, творчески развитыми.

Остаётся только удивляться, как человек, прошедший по чекистским меркам «огонь, воду и медные трубы», не садится на скамейку запасных, а продолжает идти вперёд и добиваться всё новых выдающихся результатов. Наверное, потому, что первым его звеном была октябрятская пятёрка школы памяти В.И. Ленина, что в Горках Ленинских.