Глава 6
Ступор долго не продлился, я перемахнул через подоконник и даже особо скорость гасить не стал — второй этаж, высота пустяковая! — приземлился на газон и метнулся к подорванному автомобилю.
Помочь Хлобу не успел — ещё только бежал через газон, когда со скрежетом распахнулась дверца со стороны переднего пассажирского сидения и комиссар самостоятельно выбрался наружу. По бритому затылку текла кровь, но держался на ногах Хлоб вполне уверенно, ещё и одним решительным взмахом руки потушил охватившее заднюю часть машины пламя. Я выволок из-за руля контуженного шофёра, оттащил его подальше и усилием воли передавил пробитое осколком бедро. Хлеставшая из рваной раны кровь почти остановилась, а там и Стройнович с набором для оказания первой помощи подоспел. С ним на пару мы стабилизировали состояние раненого и заклеили комиссару обильно кровоточившую царапину на затылке. Больше никого не зацепило — в первую очередь из-за того, что непосредственно перед взрывом вездеход успел отъехать от здания метров на пятнадцать, не меньше.
«Ещё один день насмарку», — некстати подумалось мне, примерно так оно в итоге и получилось.
Сначала дожидались медиков, потом пришлось отвечать на вопросы подоспевших сотрудников Бюро оперативного реагирования. Те оцепили место происшествия и начали опрос свидетелей, но таковых оказалось совсем немного. Никто ничего не видел, к окнам все подбежали уже только после взрыва. Попытка выяснить по горячим следам, кто именно подложил адскую машину успехом не увенчалась, поскольку вездеход стоял без присмотра никак не меньше получаса. Оперативники раз за разом опрашивали членов студсовета на предмет того, не подходил ли кто-нибудь на их глазах к автомобилю, но нет, нет и нет. Ничего. И, когда после прибытия сотрудников контрольно-ревизионного дивизиона, был расширен круг опрашиваемых, никакого результата это тоже не дало.
Касатон даже высказал предположение, будто автомобиль приехал в студгородок уже заминированным, но эту версию никто всерьёз рассматривать не стал — на служебных воротах весь въезжающий на территорию студгородка транспорт подвергался самой тщательной проверке. Там бы мину не пропустили.
— Дилетанты работали, — объявил один из привлечённых к расследованию экспертов. — Для обычной легковушки заряда ещё могло хватить, а вездеход больше и прочнее.
— И действовали, надо понимать, спонтанно, — отметил прибывший на место происшествия Эдуард Лаврентьевич. — Если бы целенаправленно комиссара выслеживали, знали бы, что он сзади никогда не ездит.
Тут-то мои коллеги по Бюро и напряглись пуще прежнего. Да оно и понятно: если спонтанно, значит, злоумышленник располагал взрывным устройством, которое намеревался задействовать совсем для других целей. А где одна адская машина, там и ещё с десяток запросто обнаружиться может. Не иначе в студгородке бомбисты завелись!
Проспали, получается! Проворонили!
На смену в горбольницу я самым безнадёжным образом опоздал, пришлось заступать на дежурство в шесть вечера, поэтому освободился аккурат с началом комендантского часа.
Замечательно просто! Лучше не придумаешь!
Разумней всего было переночевать в служебном помещении, но я был сыт больницей по горло, уже сам запах этот опостылел до невозможности, вот и решил освежиться. Купил в буфете кружку кваса, охладил до такой степени, что по стеклу начали сбегать струйки конденсата, и в несколько длинных глотков её осушил. Даже головой мотнул, до того зубы заломило.
Пока ужинал, размышлял о том, где и с кем провести эту ночь. Можно было заглянуть в общежитие к Карлу, можно… Ну да, для начала я по вполне объяснимым причинам решил попытать удачи с Ингой. Если к ней уже подселили новую соседку, просто отдам полученные от комиссара документы, а нет — так и задержусь, пожалуй.
Вахтёрше на проходной сослался на собрание рабочей группы, та определённо не поверила, но и препятствовать не стала. Всё же и вправду оба из студсовета, да и я здесь давно примелькался.
Инга моему появлению, такое впечатление, нисколько не удивилась.
— Заходи, Петя, — пригласила она меня в квартиру. — А я думала, ты совсем запропал.
— Дел невпроворот, — объяснил я, разуваясь.
На отсутствие повода зайти в гости ссылаться не стал, поскольку, если разобраться, у меня была как минимум одна чрезвычайно весомая причина наведываться сюда хоть каждый вечер.
— Тебя-то ни от чего важного не отвлекаю? — спросил я, проходя в гостиную.
Инга прикрыла рот ладошкой, зевнула и махнула рукой.
— Ерунда! К завтрашним семинарам готовлюсь.
На столе и в самом деле были разложены тетради и учебники, я добавил к ним ещё и полученные от комиссара записи, которые толком даже не успел просмотреть.
— Вот, информацию по курсантам получил.
Инга изобразила заинтересованность, но именно что — изобразила. Надо понимать, исключительно из вежливости.
— Что? — прищурился я. — Интересней тему для проекта подобрала?
— Да нет, просто теперь кажется, будто это всё уже никакого значения не имеет, — призналась Инга. — С учётом того, что в стране творится!
Такой ответ меня нисколько не порадовал, поскольку записи я получил именно что для реализации проекта. Случись нашей инициативе заглохнуть уже на организационном этапе, ко мне неизбежно возникнут очень и даже очень-очень неприятные вопросы. А если не вопросы — так подозрения, но хрен редьки не слаще.
— Рано или поздно жизнь вернётся в привычную колею! — отметил я.
— Ой ли? А как по мне — так возврата к прошлому уже не будет!
Ввязываться в политическую дискуссию нисколько не хотелось, но деваться было некуда, и я похлопал ладонью по стопке листов.
— Вот именно что не будет! И только от нас зависит, каким путём пойдёт развитие республики! Мы — архитекторы будущего! Пусть даже в такой малости как улучшение учебного процесса! Разве можно упускать свой шанс? Зачем тогда вообще было избираться в студсовет?
Тут я с пафосом откровенно переборщил, но вопреки обыкновению Инга кипятиться не стала и примирительно улыбнулась.
— Всё так, — улыбнулась она и вздохнула. — Устала просто. Всё чего сейчас хочется — это лечь спать.
— Мне тоже, — признал я, из-за чего удостоился долгого испытующего взгляда.
Но никаких ремарок на сей счёт Инга отпускать не стала, спросила лишь:
— Чай будешь?
Я ответил согласием, и к изучению подготовленных в комендатуре списков мы приступили только через десять минут. Инга первым делом бегло просмотрела названия столбцов и сказала:
— Здесь просто идеальная подборка, а из ректората нам и половины нужной информации не получить. Придётся массу источников перерыть.
Увы, это и в самом деле было так. Как минимум физическую форму студентов, не говоря уже об их спортивных достижениях, в институте отслеживали далеко не столь тщательно как в комендатуре.
— Составить репрезентативную выборку будет непросто… — Инга о чём-то глубоко задумалась и даже закусила губу. — Надо будет отобрать две группы — тех, кто даже зарядку не делал, и спортсменов.
— Списки спортсменов нам в секциях предоставят.
— И в идеале брать операторов, прошедших инициацию на сопоставимых витках, — отметила моя бывшая одноклассница, сходила за чистой тетрадью и начала составлять план действий. — Петя, ты для меня допуск к личным делам студентов уже получил?
— Да, согласовали ходатайство, — подтвердил я.
— Как у тебя с загруженностью?
— Сам себе не хозяин.
— Плохо, — вздохнула Инга. — Формирование списков и обработку полученной информации я возьму на себя, но кто-то ещё должен будет заняться проведением опросов. И совершенно точно понадобится медик.
— Опросы — это понятно, — кивнул я, напряжённо размышляя о том, кого бы ещё привлечь к нашим делам. — А медик зачем? Консультацию и в частном порядке получить сможем.
— А этот консультант захочет свою подпись под рекомендациями ставить? — легко срезала меня Инга. — Если нет — нас на защите проекта с грязью смешают. Мы же на чужом поле играть станем! Да и в любом случае консультанта придётся по нескольку раз на дню дёргать.
— Думаешь? — удивился я и повёл пальцами по шапке таблицы. — Ты смотри: дни на больничном, случаи патологий внутренней энергетики, затраты на лечение. Всё есть!
— А вот это? — указала Инга на столбец, в котором фигурировали непонятные аббревиатуры обычно с примечаниями в виде первой, второй или третьей степеней. — Вот эти отклонения насколько серьёзны? Как они повлияют на способности оператора? Не всё же в мощность и продолжительность резонанса упирается! И мы сами собирались делать упор не только на темпы развития, но и на отсутствие негативных девиаций!
Мне только и оставалось, что признать правоту собеседницы.
— Придётся кого-нибудь с медицинского факультета привлечь, — вздохнул я и уточнил: — А как у тебя с Мариной Дичок отношения? Может, её опросы проводить сагитируем? Она легко с людьми сходится.
Инга покачала головой.
— Ничего не выйдет. Марина с головой в организацию женской дружины ушла. И мы ещё на Текстильке вечернюю школу открывать собираемся.
Я поморщился, отбросил один вариант, обдумал другой, потом спросил:
— А ты не хочешь Марину к себе в соседки пригласить? К тебе ведь в любом случае кого-найду подселят, а так вы и дружину свою, и вечернюю школу обсуждать сможете.
— Уже думала об этом, — признала Инга. — Но чем нам это поможет? Если условием подселения участие в проекте ставить, так это не вариант. Даже заикаться о таком не стану! Ты за кого меня принимаешь⁈
— И в мыслях не было! — спешно уверил я бывшую одноклассницу. — Но если к тебе подселится Маринка, я скорее всего смогу привлечь к проекту Мефодия Карлушу.
Инга поглядела в ответ с нескрываемым сомнением.
— Этого пустомелю Карла? И какой от него толк?
Я вздохнул.
— Вспомни, как его представил Стройнович на собрании по итогам избрания в студсовет! «Всеми любимый»! И он такой и есть. Опросы и разговоры — это его. Лучше человека для этой роли не найти!
— Пожалуй, — признала Инга мою правоту. — А Марина тут причём?
Не в моих правилах было делиться чужими секретами, но раз уж сказал «а», пришлось говорить и «бэ».
— Карл к ней неровно дышит, — пояснил я.
— Серьёзно⁈
— Это между нами. И ей тоже ни слова.
Инга рассмеялась, поднялась из-за стола и потянулась так, что домашний халатик обтянул поджарую фигуру и выгодно подчеркнул отнюдь не маленькую грудь.
— Останешься на ночь? — без малейшего смущения спросила она, поигрывая пояском.
— Займёмся чем-нибудь ужасно неприличным с точки зрения замшелой буржуазной морали? — улыбнулся я.
— А сам как думаешь?
И да — занялись. В том числе неприличным. И даже очень.
Что бы там Вениамин Мельник себе ни думал, но из-за собственной зашоренности он многое потерял. Ещё и потеряет, наверное.
Проснулся я на рассвете, на часах было ещё только без четверти шесть, а сна уже не осталось ни в одном глазу. Под боком тихонько сопела Инга, я осторожно выбрался из кровати, тихонько прошмыгнул в гостиную, напился и включил настольную лампу. Делать пометки на оригинале полученного из комендатуры списка не стал, для этих целей достал из портфеля чистую тетрадь. Перво-наперво отыскал в общем перечне курсантов, зачисленных в учебное отделение одновременно со мной в июне-июле позапрошлого года, и выбрал из них операторов восьмого витка.
Это — самое простое. Увы, в перечень сведений не включили ни фамилий курсантов, ни их учётные номера, ничего пригодного для идентификации не обнаружилось и среди особых отметок. Записи о досрочном выбытии в феврале этого года отсутствовали, а значит, и Барчук, и оба его приятеля успели выйти на пик румба до своего перевода в ВОХР.
Досадно, но логично. Кто б недоучек в столицу отпустил, ну в самом деле?
Ладно, движемся дальше.
Барчук вечно сутулился, но на деле был высоченным, ещё и не слишком мясистым, первым из интересовавших меня персоналий я отыскал именно его. Вероятность ошибки я расценил как минимальную, поскольку во всём учебном взводе таких каланчей можно было пересчитать по пальцам. Один из них — Матвей Пахота, но он прошёл инициацию на девятом витке, да и весил килограмм на тридцать больше Маленского.
Нет, здесь всё чётко.
Я переписал данные Барчука и относившиеся к нему особые отметки, затем помассировал виски и принялся изучать списки барышень. Физические параметры Маши Медник меня никогда особо не интересовали, да и с женским отделением я близкого знакомства в своё время не свёл, но сопоставил одни данные с другими, порылся в памяти, припомнив темп развития сверхспособностей красотки в первый месяц после инициации, и в итоге всё же вычленил её из числа других курсанток.
А вот с Михеем возникла закавыка. Был он среднего роста и среднего же сложения, ещё и прошёл инициацию на восьмом витке, а таковых в учебном взводе было большинство. Крутил я данные так и эдак, но нет, нет и нет. Не нашёл.
Впрочем — плевать! В первую очередь меня интересовал Маленский, а его вычислил. Где бы ни засветился Михей, был он там не сам по себе, а за компанию с Барчуком. Разузнаю об одном, появится ясность и с другим.
Зачем это всё? Да слишком уж сильное впечатление на меня наша последняя встреча произвела. Насторожили кое-какие моменты в этой истории, вот и решил разузнать, кто именно продвигал Барчука и его прилипалу. Поначалу это мог быть старшина Дыба, но только лишь поначалу. А дальше кто? И самое главное — зачем?
Допускаю, что это не имеет никакого значения. Допускаю даже, что сам себе всё нафантазировал, но не проверю — не узнаю. А узнать хочется. Как-то неправильно в комендатуре учебный процесс организован был. Как-то не так.
И к Городцу с этим идти пока рано. Не с чем пока к Георгию Ивановичу идти.
Да и стоит ли?
Скрипнула дверь, из спальни вышла Инга в чём мать родила.
— Уже встал? — с зевком спросила она.
— Ага, — подтвердил я, сунув тетрадь в портфель, и поднялся из-за стола. — Встал…
— Петя, прекрати! — потребовала барышня. — Я ещё после вчерашнего не отошла! Буду на раскоряку из-за тебя ходить, а у меня сегодня тренировка по волейболу!
— Сложности даны нам для того, чтобы их преодолевать! — заявил я в ответ.
Против этого Инга возражать не стала.
Карла я отыскал на большой перемене в столовой.
— Как жизнь молодая? — поинтересовался я, поочерёдно здороваясь с ним, Яном и Костей.
Здоровяк ожидаемо поинтересовался:
— Слышал, комендантский вездеход в студгородке взорвали?
— И слышал, и видел, — подтвердил я, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что последует дальше, и в итоге весь обед отвечал на расспросы студентов.
— Это плохо, — подвёл итог Карл. — Надо этим заняться.
— И как именно? — насмешливо фыркнул Ян. — Вот что мы можем сделать, скажи?
— Бдительность повысить! — заявил в ответ здоровяк, приложив по столу мясистым кулаком. — Как-то ведь протащили взрывчатку из города! Надо провести собрание студенческой дружины по этому поводу!
— Мозговой штурм нужен! — кивнул Костя.
Мы ещё немного поговорили о случившемся, а потом я отозвал Карла в сторонку.
— На два слова! — И дальше тянуть и ходить вокруг да около не стал, спросил напрямую: — Хочешь в нашем проекте поучаствовать?
Здоровяк немного помялся, но всё же ответил предельно прямо:
— Честно говоря, не очень.
— Ты ведь понимаешь, что тебя всё равно припрягут к проектной деятельности?
— Ну их! — фыркнул Карл и махнул мощной ручищей. — Отбрешусь как-нибудь. Петь! Ты же видишь, какие дела творятся⁈ До проектов ли сейчас? Я лучше на дополнительную смену в дружину выйду, всё больше пользы будет!
Я вздохнул.
— Не хотел сразу говорить, думал сюрприз сделать, но, так понял, Марина Дичок к Инге переезжает.
Карл хмуро глянул на меня и спросил:
— Это тут к чему? Хочешь сказать, она в вашем проекте участвовать собирается?
— Нет, насколько знаю. Но собрания мы у Инги проводить будем. Если есть желание к Маринке приглядеться — лови момент.
Слова мои студента нисколько не порадовали.
— Вот как ты, да? — насупился он.
— А что я? Не хочешь хитрить, можем без всякого проекта все вместе в кино сходить. Попрошу Ингу с собой за компанию Марину позвать. Или не интересно?
— Иди ты, Петя, знаешь куда? Змей-искуситель!
Я пожал плечами.
— Ты из меня сводника-то не делай! Я тебе участие в проекте предлагаю, дальше ты сам думай.
Карл покривился.
— Это ж научной деятельностью какой-то заниматься придётся?
— Не придётся. На тебе опросы студентов будут. Если что — припряжёшь Яна с Костей подсобить, втроём за день управитесь.
— А сам чего?
— На мне получение первичных данных.
Карл немного помялся и сказал:
— Петь, я подумаю. Но пока ничего не обещаю. Со своей ещё надо поговорить. Пока даже просто не понимаю, что у нас с ней…
Давить на приятеля я не посчитал ни нужным, ни даже просто уместным, распрощался с ним и отправился в студсовет. Ещё в коридоре расслышал редкий-редкий стук печатной машинки, заглянул в кабинет и убедился в своей догадке: это неуверенно тыкала пальцами в клавиши Ирина Лебеда. Касатона не было вовсе.
— Привет! — улыбнулся я, проходя внутрь. — Как успехи?
— У меня уже ноготь треснул! — пожаловалась барышня.
— Так не тыкай им.
— А как ещё?
— Ты же оператор!
Ирина хмыкнула и заправила чистый лист взамен какого-то наполовину набитого приказа. Печатная машинка дрогнула, будто от сильного удара, по листу одновременно стукнули сразу несколько литер и, разумеется, их рычажки намертво сцепились между собой.
— Ой, переборщила! — хихикнула барышня и дальше уже такой ошибки не допускала, воздействовала на клавиши по отдельности. Сначала печатная машинка постукивала едва ли быстрее прежнего, но вскоре затарахтела в ритме пулемётной очереди, а потом вновь сцепились литерные рычажки.
— Не части, — посоветовал я.
Ирина кивнула, убрала испорченный лист и вернула на место приказ, после чего добила текст со скоростью профессиональной машинистки.
Я думал, выйдет полнейшая белиберда, но нет — даже корректор использовать не пришлось, не случилось ни единой опечатки.
— Да у тебя талант!
— И не только в этом! — озорно подмигнула Ирина.
— Точно! — улыбнулся я. — Ты же ещё в танцах сильна!
— Фу таким быть, Петенька! — укорила меня студентка с показной обидой. — Кто старое помянет, тому глаз вон!
— Да мне и нечего вспоминать — я ж ничего не видел!
— Вот и не увидишь!
— Как скажешь.
Я примостился с краешка стола, придвинув к тому стул, выложил несколько исписанных по возможности разборчивым почерком листков, и Лебеда немедленно поинтересовалась:
— Это перепечатывать?
— Нет, погоди. Может, у Касатона ещё правки будут.
— Тогда я пока схожу носик припудрить.
Легонько покачивая бёдрами, Ирина вышла из кабинета, и я беззвучно ругнулся:
— Вот зараза! — Потом достал тетрадь, в которую переписал сведения о Барчуке, начал просматривать их и пришёл к неутешительному для себя выводу, что вся эта затея обернулась пшиком и ничего полезного мне не дала.
Ну в самом деле — какой может выйти прок от показателей физического состояния Маленского, динамики его мощности и длительности нахождения в резонансе? Для проекта тут есть что проанализировать, я же ставил перед собой совсем другие цели. Почему-то полагал, будто доступ к этой информации поможет выйти на покровителя Барчука, но не тут-то было. Я и без того знал, что Маленский прошёл инициацию на девятом румбе восьмого витка — ничего нового мне показатели его мощности и длительности резонанса дать не могли.
Восемьдесят шесть киловатт, девяносто шесть секунд.
Стоп! Что-то было не так!
Не могу сказать, будто назубок знал таблицу показателей всех румбов, но варианты силового противостояния Барчуку я прорабатывал не раз и не два, при этом всегда держал в уме его превосходство в мощности, и в памяти у меня чётко отложилось, что изначально уступал ему не в два раза, а всё же чуть меньше. Между тем, пик моего девятого витка — сорок четыре киловатта, а у Барчука в выписке значится аж восемьдесят шесть!
Точных цифр я не помнил и вполне мог что-то путать за давностью лет, но всё же обвёл кружочком итоговую мощность Барчука, после чего взялся разбирать свои рабочие записи. За этим занятием меня и застал вернувшийся на пару с нашей машинисткой Касатон.
— Как успехи? — поинтересовался он, поздоровавшись.
— А это ты мне скажи, — усмехнулся я, зажмурился и помассировал пальцами виски. — У нас отчётность по правонарушениям идёт или по фигурантам? Если по одному случаю полтора десятка студентов проходят — мы сколько себе пририсуем: единичку или сразу пятнадцать?
Стройнович возмущённо воззрился на меня и даже подбоченился.
— Пётр Сергеевич! Что за бюрократический подход⁈ Мы сюда выбраны не отчётностью манипулировать, а с людьми работать! К каждому индивидуальный подход найти должны! До каждого достучаться!
— То есть — пятнадцать? — уточнил я на всякий случай.
— Разумеется! — подтвердил Касатон и погрозил пальцами хихикнувшей Ирине. — Расследование инцидентов — прерогатива Бюро! Мы — представители студенческого сообщества!
Я чего-то подобного и ожидал, поэтому выложил перед собой будто выигрышную комбинацию карт сразу три протокола.
— Основной состав сборной по сверхрегби химического факультета устроил тренировку на пятом этаже главного корпуса. Вынесли три двери, помяли пять студентов и одного аспиранта. Всего задержано пятнадцать человек. Вот по ним рекомендации.
Касатон Стройнович принял листок и поморщился.
— Ну и почерк!
— Я разберу! — вступилась за меня Ирина.
— Возмещение причинённого ущерба с удержанием из стипендий, публичные извинения перед очередной игрой, общественные работы на стадионе, — озвучил моё предложение Касатон и кивнул. — Годится! Остальным спортсменам наглядный пример будет.
— Стоит опросить для выявления зачинщика? — уточнил я.
— Брось! — отмахнулся Стройнович. — Это ж регбисты, до них так просто не достучаться. Да и не дело командный дух подрывать. Тренера вызови, я с ним поговорю, а он уже подопечным фитиль вставит — это действенней будет. Что ещё?
Я передал ему второй листок.
— Уличное представление с задействованием сверхспособностей. Шесть оболтусов изображали йогов на бульваре Февраля.
— А вот тут я с тобой не соглашусь… — Касатон взял ручку и перечеркнул две последних строчки. — Я считаю, важным поддерживать тягу к прекрасному. Пусть не улицы метут, а в студенческой самодеятельности отрабатывают. А то все творческие личности с гонором, на себя исключительно главные роли примеряют, в массовку никто идти не хочет. Ещё что-то есть?
— Из неотложного — контрабандисты. Вчера с ними поговорить не вышло.
— Ну так вызови на завтра! — потребовал Стройнович. — Глядишь, все три дела на одном заседании рассмотрим и сразу… Сколько там персоналий набегает? За тридцать? В общем, мы так серьёзно отчётность улучшим, а то у нас уже сроки горят. И вот ещё что… — Он расстегнул свой портфель, вынул из него стопку листов и кинул её на стол. — Первую партию характеристик в ректорате получил.
— Это по беглецам на фронт?
— По ним. Тут сплошь актив военной кафедры, я твоей идеей воспользовался и с комиссаром договорился, чтобы их на лето в учебный лагерь ОНКОР определили. Всех в один протокол включим.
— Заодно и приятелей Северянина там же упомянем, — предложил я.
Касатон прищёлкнул пальцами.
— Вот насчёт этого с тобой и хотел поговорить! Надо в их отношении предварительную работу провести, а то если апелляцию подадут, замучаемся с кафедрой кадровых ресурсов решение согласовывать. Ты с Северяниным пообщаешься или лучше мне?
— Сам с ним поговорю, — решил я после недолгих колебаний и задал уже начавший становиться дежурным вопрос: — Что на фронтах?
— Добровольческий корпус отодвигают понемногу от столицы, там серьёзные бои идут, а вот на юго-западе хорошее продвижение наметилось, как я понял. И на границе со Средином сейчас жарко, наших и части СЭЗ из Джунгарии в первую очередь именно на то направление перебрасывают, — просветил меня Касатон и снял трубку задребезжавшего телефонного аппарата. — Да, он здесь. Хорошо, передам. Сейчас подойдёт.
— Чего ещё? — насторожился я, поскольку речь определённо шла именно обо мне.
— В оперчасть Бюро зайди. По вчерашнему подрыву вопросы появились.
Я взглянул на часы и едва удержался от крепкого словца. Как же невовремя коллеги прорезались! До процедур всего ничего остаётся, а мне ещё с Северяниным пообщаться нужно!
Зараза!
Вручив Лебеде все подготовленные материалы, я повернулся к Касатону и уточнил:
— Северянин в двадцать третьем?
Тот кивнул, и я нацепил кепку, прихватил портфель и дошёл до кабинета, где проводил собрание своей инициативной группы Костя Северянин. Сагитировать ему удалось едва ли не десяток членов студсовета, но удивило меня даже не это, а присутствие блондиночки-первокурсницы, которую Костя увёл у меня в доме отдыха. Сидела та наособицу, будто бы сама по себе, и на остальных глядела без всякой теплоты. На Северянина — тоже. Или даже — особенно?
И как это понимать?
Но никак это понимать я не стал и попросил:
— Удели минуту времени…
— Если только минуту, — проворчал Костя, вышел в коридор и спросил, притворив за собой дверь: — Чего тебе?
— В курсе ведь, что Панкрат и Слава крепко влипли?
— Допустим.
Я проигнорировал недовольный тон и от задуманного отказываться не стал, сказал:
— За этой парочкой много всего тянется, есть мнение, что пора поднимать вопрос о благонадёжности. Но сейчас много кого из актива военной кафедры в подготовительный центр ОНКОР отправлять будут, можем их в общий список включить.
— Хочешь — включай, — скривился Северянин. — Или думаешь, я тебе за это что-то должен буду? Не выгорит!
— Ну что за мелкобуржуазное мышление? — поморщился я, даже не пытаясь скрыть досады. — Мне от тебя ничего не нужно. Мне нужно, чтобы эта парочка за ум взялась и проблем больше никому не доставляла. И курсы в учебном центре корпуса для них идеальный вариант. Ты пойми, я не прошу товарищей на поруки брать и поручаться за них тоже не требую. Просто ставлю в известность, что если они заартачатся и подадут на апелляцию, то впаяют им по всей строгости. Так и передай. Или не передавай, если тебе на них плевать.
— А ты прям такой добренький? Помочь им хочешь, да?
— Я свою работу хорошо сделать хочу, а волокита и бюрократическая тягомотина мне и даром не сдались! — заявил я, уловил сбоку какое-то движение и обернулся.
На удивление бесшумно для своих габаритов приблизившийся к нам Яков Беляк хохотнул и пихнул Северянина в плечо.
— Костя, ты с этим деятелем осторожней! Он Истому и Банщика в нашу секцию записаться убедил!
Мой собеседник недоверчиво склонил голову набок.
— Этих-то тюфяков⁈
— Ага! Один уже доклад на тему научного подхода к рукопашному бою готовить взялся, а другой интуитивное направление основать собирается. И это они только раз на занятия сходили. Раз!
Заместитель председателя студсовета потопал дальше, и я спросил Северянина:
— Так ты с ними поговоришь?
— Тебе надо — ты и разговаривай!
Костя скрылся в кабинете, и я не без труда подавил желание распахнуть дверь и отвесить ему леща, а то и пинка.
Взбесил, просто сил никаких нет!
Но волю чувствам я не давал, ругнулся только в сердцах и рванул в Бюро. Беседовать там со мной взялся незнакомый сотрудник, который и внешностью, и повадками весьма походил на Ключника из республиканского комиссариата, пусть и был моложе того лет на пять, а то и больше. Представился опер Михаилом Игоревичем. Вести записи стал Максим Бондарь.
— Какие-то вопросы появились, так понимаю? — взял я инициативу на себя, поскольку опер начинать разговор не спешил, а меня откровенно поджимало время.
Михаил Игоревич кивнул.
— Появились. — И замолчал.
Я вытянул из кармана часы, демонстративно откинул крышку, спросил:
— И какие же?
— Куда-то спешите? — вместо этого поинтересовался опер.
Нестерпимо захотелось послать его на три известных буквы, но совладал с эмоциями и даже не ограничился саркастическим «представьте себе».
— Через двадцать минут у меня начнутся развивающие процедуры, — заявил я вместо этого и добавил: — А сразу после них — дежурство в горбольнице. Дальше пойду на тренировку, и время на общение с вами сегодня найти уже не смогу.
— Даже так? — улыбнулся Михаил Игоревич, доставая портсигар. — Ни минуты свободного времени?
— Вы меня о распорядке дня позвали поговорить?
Опер выдержал театральную паузу, закурил, потом мотнул головой.
— Нет, не об этом.
— Тогда слушаю вас внимательно.
— Вчера вы встречались с комиссаром Хлобом, — пристально глянул на меня Михаил Игоревич. — С какой целью?
Кого другого таким неожиданным переходом к разговору по существу, он бы, наверное, мог сбить с толку, я же лишь пожал плечами.
— На все вопросы компетентных органов я уже ответил. Просто поднимите протоколы. У вас ведь есть к ним доступ?
Опер ничуть не изменился в лице, но взгляд его определённым образом заострился, стал недобрым и колючим. Вопрос я задал наобум, а тут вдруг задумался: неужто и в самом деле оперчасть Бюро от расследования отстранили? Ка-а-ак интересно!
— Не желаете оказать содействие следствию? — чуть подался вперёд Михаил Игоревич.
— Следствию доподлинно известно, с какой целью я встречался с комиссаром, — ударил я в подмеченную брешь и указал на телефонный аппарат. — И следствие может в любой момент времени проверить показания, просто позвонив комиссару.
Собеседник мой жест проигнорировал.
— Мы тут не в бирюльки играем, старшина Линь! — заявил он, добавив в голос металла. — Мы пытаемся установить круг лиц, который был осведомлён о визите комиссара в институт!
— Тогда смело меня вычёркивайте, — усмехнулся я. — Я о нём и понятия не имел.
— И мы должны поверить вам на слово? — прищурился Михаил Игоревич. — Просто взять и поверить?
И вот тут я обратил внимание на то, на что следовало обратить внимание с самого начала. За всё время этого сумбурного разговора Максим Бондарь не сделал в своём блокноте ни единой пометки и не отпустил хоть какой-либо реплики — вроде бы даже и не пошевелился ни разу. Сидел себе тихонько, размеренно дышал, слушал. Только как-то очень уж отстранённо слушал и вместе с тем — крайне внимательно.
Ха! Да он не просто помалкивал, он под меня подстроился и микроколебания внутренней энергетики считывал, дабы подловить на вранье! А точнее — отслеживал, какие именно вопросы заставляли меня напрягаться.
— Не желаете верить на слово? — задумчиво произнёс я. — Если вы так ставите вопрос, в продолжении нашей беседы не вижу никакого смысла.
Я поднялся со стула и резко прищёлкнул пальцами.
— Макс! Проснись, замёрзнешь!
Бондарь вздрогнул от неожиданности, а его старший коллега потребовал:
— Сядьте немедленно!
Выполнить это распоряжение я и не подумал.
— Хотите опросить — вызывайте официально. Только уж не обессудьте — прежде чем отвечать на вопросы, я уточню в комендатуре, имеете ли вы полномочия их задавать.
И больше уже я ничего слушать не стал и вышел из кабинета, лишь в самый последний момент удержавшись, чтобы не захлопнуть за собой дверь. Пожалел о последней своей реплике почти сразу же, да только слово не воробей: сказанул в сердцах лишнего и — всё, взяли на карандаш. К примеру, этот вот Михаил Игоревич возьмёт непременно.
Зараза!
Сделать крюк и заскочить в библиотеку я уже никак не успевал, но и не возникло нужды. Просто вовремя сообразил, что где-где, а в третьей лаборатории справочник по пиковым мощностям и предельной для каждого румба длительности резонанса найдётся непременно, справился у Василия, и тот протянул истрёпанную брошюру.
— Тебе зачем?
— Для общего развития, — слукавил я. — Уходить буду — верну.
Тренировка по развитию сверхспособностей прошла в обычном режиме, разве что, когда полез в бассейн с грязью, невесть с чего вспомнил Леопольда. Вот ведь какое дело — был человек и не стало. И не на войне сгинул, от него никому ничего не нужно было даже. Вдовцу он нисколько не мешал, если разобраться. Тот просто отвлекающий манёвр задумал и заодно дополнительной ценности украденной разработке придал.
Меня передёрнуло, но это скорее из-за погружения в грязь — липкую и слегка прохладную. Отмывшись от неё под душем, я завернулся в простынку и засел в буфете — пить не столь уж и приятный на вкус травяной настой и освежать память о пределе способностей операторов разных румбов и витков. Это я теперь такой — уникальный и экспериментальный, у остальных-то потолок вплоть до сотен ватт выверен.
К чему это я? А всё к тому же.
Федя Маленский прошёл инициацию на девятом румбе, продолжительность резонанса смотреть смысла нет — она у него пиковая для восьмого витка, а вот мощность должна быть ограничена… Ограничена должна быть мощность…
Я полистал страницы, отыскал нужную таблицу и повёл пальцем по ячейкам, а потом даже ругнулся про себя матерно от избытка чувств. Нет, память меня как раз не подвела. Просто предельная мощность для девятого румба была заявлена в семьдесят семь киловатт, а Барчук до перевода в ВОХР каким-то чудом умудрился доползти аж до пика витка.
Так не бывает! Я прекрасно помнил, как непросто мне самому было даже при негласном содействии кураторов пройти все согласования и получить финансирование на оплату отнюдь не дешёвых процедур! Кроме как в институте сдёргиванием с малой суперпозиции и выводом на верхнюю никто и не занимался вовсе!
Выходит, за Маленского кто-то попросил и кто-то за него заплатил.
Вопрос — кто? И что ничуть не менее важно — зачем?
Это Машку Медник могли за красивые глазки и всё остальное подобным образом поощрить… К слову, о Машке!
Я в пару глотков допил травяной настой и поспешил в раздевалку, где сверился со своими записями и обнаружил, что вывели на пик витка и Медник. Не могу сказать, будто после этого голова кругом пошла, но мысли зароились в ней всякие разные. И не мысли даже, а подозрения.
А ну как ничего такого уж сложного в получении направления на процедуры в институт и нет вовсе? Вдруг лишь мне это таким великим поощрением представили? Разыграли дурачка на четыре кулачка?
Бред? Бред. Но осадочек остался, вот я и попросил лаборанта:
— Вась, брошюру на день придержу?
— Да хоть на два! — отмахнулся тот.
Я поблагодарил его и поспешил в горбольницу. Там без неожиданностей тоже не обошлось: сегодня на моё попечение впервые передали сразу шесть пациентов. И пусть все они уже шли на поправку, дежурства это обстоятельство нисколько не облегчило — скорее даже наоборот. Одно дело, когда больной спокойно лежит себе и сверхсилой оперировать не пытается, и совсем другое — контролировать внутреннюю энергетику тех, кто так и норовит в процесс реабилитации вмешаться и самолечением заняться. А у меня ещё и мысли совсем другим заняты!
Вымотался за смену — просто слов нет.
Освободившись, я влил в себя кружку кваса и рванул в спорткомплекс. Отзанимался под руководством Михаила Дмитриевича и поспешил на полигон, где Малыш гонял нашу основную группу.
— Разминайся! — распорядился тот и продолжил что-то втолковывать Карлу.
Приятели-пролетарии по своему обыкновению увлечённо мутузили друг друга, а Макс пытался пробить защиту Матвея, который мало того что сегодня двигался куда скованней обычного, так ещё и щеголял наклеенными на скулу крест-накрест полосками лейкопластыря.
Я подумал-подумал и двинулся на площадку, где мог работать со сверхэнергией в полную силу, без опаски кого-нибудь зацепить. Не дошёл.
— Эй! — окликнули меня от компании регбистов. — Ты ведь Линь, да? Секретарь дискома?
Прозвучал вопрос с откровенной неприязнью и даже вызовом, так что я ничего отвечать не стал, просто развернулся к двум направившимся в мою сторону студентам. Остальные принялись с интересом взирать на происходящее, даже разминаться и кидать друг другу мяч прекратили.
— Линь, да? — повторил регбист, не отличавшийся богатырскими статями, но и хлюпиком при этом отнюдь не казавшийся. Ну — если не на фоне Карла или Матвея.
Второй спортсмен в плане телосложения уступал приятелю по всем статьям, но, когда имеешь дело с операторами, полагаться исключительно на внешность не стоит. К слову, фонил он куда интенсивней, а это о чём-то да говорило.
— Допустим, — не стал я отмалчиваться. — Что с того?
— Ты ещё спрашиваешь? — осклабился регбист и стиснул кулаки.
Совсем не так давно внутри бы противно засосало, а сейчас ничегошеньки в душе не ворохнулось даже, только прикинул, как и куда в случае чего кулаком ткну, чтобы и незаметно для остальных, и серьёзно при этом не ушибить. Наблюдал я за тренировками этих регбистов, удар они так себе держат.
— Именно, — подтвердил я. — Спрашиваю. Чего хотел-то?
Студент, такое впечатление, слегка растерялся даже, ещё и приятель его за руку назад потянул, будто конфликта избежать хотел. Но вот это он как раз напрасно, только раззадорил товарища. Ну а как иначе? Держите меня семеро, и всё такое прочее!
Впрочем, майку на груди регбист рвать не стал, вместо этого ткнул меня пальцем в грудь. Точнее — ткнуть попытался, поскольку я синхронно с движением оппонента чуток отступил назад. Мог бы ухватить запястье и выкрутить руку или даже провести бросок, но делать этого не стал. Всё же секретарь дисциплинарного комитета, не хулиган какой.
— Вы чего ещё там удумали, а⁈ — пуще прежнего взвился регбист. — Мы ущерб возместили до копеечки! С кем не бывает, а? Так что — судить нас теперь? Заняться больше нечем?
— Ты чего от меня сейчас хочешь? — спросил я с откровенной ленцой. — Индульгенцию получить? Так нам бланки покуда ещё не завезли.
— Ты у меня дошутишься!
— Угомонись, болезный, — посоветовал я.
— Я тебе зубы-то пересчитаю!
— Здоровья не хватит.
Товарищ вновь потянул регбиста прочь, но тот скинул его руку и резко подался обратно. Силовой выпад оказался быстрым и не слишком сильным — аккурат, чтобы посадить человека на задницу. А ещё он был прекрасно просчитанным, отточенным неоднократными повторами и едва ли не доведённым до совершенства. Вовсе не уверен, что успел бы погасить его, даже удерживай потенциал.
Я — не удерживал и потому невольно качнулся вперёд. Но сразу переборол импульс и шагнул к своему обидчику. Тот от неожиданности отшатнулся и оступился, едва не упал. Я вполне мог чуть ускориться, сбить его с ног и покатать по земле, но при свидетелях горячиться не стал.
А тут ещё и тренер регбистов объявился, заорал на прервавших тренировку подопечных, студент только и бросил мне:
— В другой раз! — прежде чем развернуться и зашагать к своим товарищам по команде.
Я ничего говорить не стал, просто запомнил его. А ещё подумал, что за последние дни существенно расширил круг тех, кто при удобном случае не преминет поставить подножку или толкнуть в спину.
Умею друзей заводить — чего не отнять, того не отнять!
Вот именно охватившее меня раздражение вкупе с хронической усталостью и привели к тому, что я ошибся с фокусировкой силового выплеска — мало того, что тучу песка в воздух поднял, так ещё и не отбросил его, а закрутил вихрем. Ну да — напортачил и вращательное движение выбросу передал. Так неудобно стало — аж уши запылали и щёки печь начало.
На меня начали оглядываться, и я запустил ещё несколько песчаных вихрей один за другим, будто бы и собирался отрабатывать технику их создания изначально. Потом хмыкнул и озадаченно потёр лоб.
Мои силовые выбросы оказывались не в состоянии преодолеть полноценное экранирование, а что будет, если к линейному импульсу добавить ещё и круговое движение? И не отпускать вихрь, держать его техникой «Двойного вдоха», а ещё ко всему прочему наполнить деструктивными колебаниями. А ну как сработает?
Я занялся отработкой новой техники и вроде бы даже успел неплохо набить руку, но проверить действенность атакующего воздействия было не на ком, да и Александр Малыш крикнул:
— Линь, давай сюда!
Ставить меня против Бондаря он не стал, взялся самостоятельно корректировать огрехи ударной техники, затем и вовсе устроил полноценный спарринг. Не могу сказать, будто я действовал с ним на равных, но хоть пар выпустил.
К тому времени, когда Малыш наконец разрешил отчаливать, Матвей Пахота уже ушёл, а вот Карл меня дождался.
— Не рассказывал Матвей, чего с ним приключилось? — уточнил я у здоровяка, когда мы на пару двинулись к спорткомплексу.
— Работа с ним приключилась, — хохотнул Карл. — Что ещё?
— А конкретней?
— А конкретики нет. Брали кого-то ну и вот… — пояснил Карл, немного помялся и спросил: — Петь, твоё предложение насчёт проекта ещё в силе?
Я кивнул.
— И думаешь, Маринка ничего не заподозрит?
Я покачал головой.
— Ладно! — махнул Карл рукой. — Я в деле!
Приняв душ и переодевшись, мы двинулись прямиком к Инге. В гостиной у той обнаружились два чемодана и три коробки со шляпками, а изрядно озадаченная нашим визитом Марина Дичок выглянула из отведённой ей комнаты и спросила:
— Мальчики, а вы чего здесь?
— Новоселье отмечать пришли! — не полез я за словом в карман.
— Ой, да не слушай ты его! — отмахнулась от соседки Инга. — Проект обсуждать собрались.
— Но чай всё равно не помешает, — усмехнулся Карл, снимая шляпу, и добавил: — Научный факт!
Марина фыркнула и пообещала:
— Уж напою, не сомневайся! Инга, вы занимайтесь тогда, я свежий пока заварю!
Моя бывшая одноклассница взялась вводить Карла в курс дела, я же первым делом принялся сравнивать показатели курсантов с пиковыми для их румбов и витков, после чего отчасти успокоился, а отчасти — совсем даже наоборот.
Помимо меня, Барчука и Медник за пределы малой суперпозиции вышли лишь пятеро. Парочка тех, кто числился в учебном взводе до нас, плюс оператор восьмого витка — сто к одному, Миша Попович! — и ещё двое с витка седьмого, которых выводили на пик способностей прямо сейчас. Девушка и юноша, в их личностях я тоже нисколько не сомневался. Это Марина Дичок и Макс Бондарь — больше некому.
Но с ними-то понятно всё, как и с Поповичем и даже с Медник, а вот Барчук…
Его-то с какого ляда на пик витка тянуть взялись?
— Брать для сравнения будем две группы студентов, — тем временем вещала Инга. — Спортсменов, причём только из числа тех, кто на первом курсе активно заниматься начал, и…
— Тех, кто ничего тяжелее карандаша в руках не держал, — подхватил её мысль Карл.
— Именно! — кивнула моя бывшая одноклассница. — На каждого курсанта возьмём по четыре студента. Сможешь первичный опрос провести?
— Легко!
— И ещё надо затраты на развитие одного человека подбить, — вставил я. — Процедуры, медикаменты, всё такое прочее. По студентам персонально уточним после формирования итоговых списков, а по направлениям из комендатуры уже сейчас можно в бухгалтерии первичные документы посмотреть. Я запрос подготовлю — подпишешь?
— Хорошо, — поддержала мою идею Инга и уточнила: — А с кем-нибудь из медиков договорился уже?
— Пока нет, — признался я. — Но это и не горит. Для начала надо список сформировать.
— Только не тяни, ладно?
— Не стану.
Дальше мы ещё обсудили какие-то частности, а потом Марина Дичок отвлеклась от разбора своих вещей и выставила на стол чашки, вазочку с печеньем и шоколадными конфетами, розетку с малиновым вареньем, а ещё — бутылку вина.
— Ну, за мой переезд!
Посидели душевно, мы с Карлом откланялись только в половине одиннадцатого.
— Петя, ну куда ты сейчас пойдёшь? Комендантский час! Оставайся, я тебе на диванчике постелю, — попыталась остановить меня Инга, но я только махнул рукой.
— Комендантский час теперь в одиннадцать начинается. Успею до дома добраться.
А ещё подумал про себя, что появление у Инги соседки наше интимное общение с ней определённым образом усложнит, раз уж это самое общение мы условились пока что не афишировать. Может, напрасно?
Пока топал до проходной, я вертел эту мысль так и эдак, но в итоге пришёл к выводу, что менять сложившийся статус-кво не стоит. Потом пришёл домой. Почистил зубы, завалился в кровать. Уснул.
В бухгалтерию я рванул на перемене между первой и второй парами, благо от корпуса, где проходили мои субботние занятия, дотуда было рукой подать. Дверь кабинета господина Горицвета оказалась распахнута, но я всё же легонько в неё постучал, прежде чем заглянуть внутрь.
— Разрешите?
Начальник сектора учёта нематериальных фондов, гуру и сенсей в одном лице обернулся от шкафа и озадаченно поглядел на меня, но в его глазах немедленно мелькнуло нечто вроде узнавания, и господин средних лет, жилистый и тренированный, улыбнулся профессиональной улыбкой человека, привычного к публичным выступлениям.
— Да-да? Чем могу служить?
Убранство кабинета изменений не претерпело — с потолка по-прежнему свисали бронзовые колокольчики, тут и там маячила всякая ориентальная ерунда, на стенах висели вырезки из газет и пожелтевшие от времени фотоснимки, на большей части из которых присутствовал легендарный Махат Атман, — изменилось моё восприятие всей этой мишуры. Равно как иначе я стал относиться и к господину Горицвету. Его доходивший до лопаток хвост волос уже почему-то больше не казался смешным, и не обманывала придаваемая усами и бакенбардами мягкость.
Я протянул подписанную Ингой заявку, присовокупил к ней согласованное в ректорате ходатайстве о допуске к материалам, необходимым для реализации исследовательского проекта, и пояснил:
— Нас затраты комендатуры на развитие сверхспособностей курсантов интересуют. Первичные документы ведь у вас хранятся?
Горицвет кинул взгляд на один из шкафов, но ничего говорить не стал, сел за стол, нацепил очки, принялся просматривать визы.
— Это для студсовета?
— Так точно, — лаконично подтвердил я.
— И собираетесь вы…
Время поджимало, но деваться было некуда, и я вкратце поведал хозяину кабинета о целях нашего проекта. Горицвет хмыкнул.
— Полагаю, если бы имелась прямая зависимость между физической активностью и скоростью развития сверхспособностей, это бы установили давным-давно, — отметил он, не спеша согласовывать заявку на доступ к документам.
— В первую очередь нас интересует даже не скорость, а стабильность. Количество срывов, их тяжесть и последствия. И поскольку всё это в высшей степени субъективно, мы не собираемся ограничиваться одними только медицинскими записями. В этом отношении более объективно отражают общую картину именно финансовые затраты.
Михаил Прокопьевич тут даже в ладоши хлопнул.
— Именно! Я не перестаю об этом толковать, но у медиков в головах дикая каша из идеализма, гуманизма и цинизма, для чистой экономики места там уже не остаётся! — Он снял очки и уточнил: — Инфляцию учитывать собираетесь?
Первым порывом было сказать что-то вроде «непременно», но припомнил занятия по экономической теории и уточнил:
— А разве на трёхлетнем горизонте она так существенна?
Горицвет снисходительно улыбнулся.
— Молодой человек, а какую итоговую разницу между этими подходами вы рассчитываете получить? Инфляция запросто сможет съесть её без остатка!
— Очень интересно, — признал я. — Учтём этот момент. А как насчёт документов?
В ответ хозяин кабинета вернул мне согласованное ходатайство, а заявку придержал, но своим ответом нисколько не порадовал:
— Я уточню, есть ли возможность предоставить вам к ним доступ.
— Но это ведь не секретная информация?
Михаил Прокопьевич развёл руками.
— Есть определённые правила…
Настаивать на немедленном получении первичных документов не было никакого смысла, и я откланялся. Отучился, пообедал и без всякой охоты двинулся в студсовет. Общественная работа съедала слишком много столь дефицитного свободного времени, да и проблем доставляла всё больше и больше. Плюнуть бы на всё и взять самоотвод, но какой там! И дело уже отнюдь не в негласном соглашении с проректором, просто закусил удила и всерьёз вознамерился переиграть Вяза, только и всего.
Уязвлённое самолюбие? А хоть бы и так!
На крыльце корпуса, в котором ректорат выделил помещения студсовету, толпилась шумная компания. Молодые люди затеяли конный бой — две парочки силились спихнуть друг друга вниз, а остальные шумно болели. Из распахнутых окон за этим безобразием глазели зеваки. Я приметил Северянина, тот перехватил мой взгляд и сплюнул на газон.
Вот урод!
Касатон Стройнович вышел на крыльцо, когда я уже поднимался по его широкой гранитной лестнице.
— Что за балаган вы тут устроили⁈ — рыкнул он. — Места другого не нашли?
— Так вы сами нас вызвали! — отозвался один из студентов.
— Вызвали — проходите! Линь, проследи!
Резкий импульс сверхсилы я уловил самым краем сознания, обернулся, пытаясь его отследить, на чистом инстинкте потянул в себя сверхсилу, и сразу — вспышка и тьма!
Ох ты ж ё-моё…
