XII
Архиепископ Омский и Павлодарский отец Сильвестр пребывал в тяжком раздумье. События последних двух дней давали обширную пищу для размышлений. Неожиданное появление в Омске великой княжны, чудом избежавшей смерти, равно как и сопутствовавшее этому появлению известие о гибели царской семьи, потрясло его не меньше, чем весь город. Поначалу он отказывался верить, но вечером к нему заехал генерал Болдырев и все подтвердил. На генерала было жалко смотреть. То и дело вытирая слезы, он говорил о чести и долге, о совести, о том, что они все должны искупить вину перед этой девочкой.
«Эк его проняло-то, – подумал тогда отец Сильвестр. – Что же она им такое сказала, что спокойный и уверенный в себе Болдырев расчувствовался, как гимназист?»
Потом приехал полковник Волков, уже непосредственно от великой княжны, узнать насчет панихиды. Это обрадовало отца Сильвестра.
«Правильно, первым делом – в храм», – подумал он и ответил:
– Завтра воскресенье, будет литургия, на ней всех и помянем. И предупредите великую княжну, что перед литургией неплохо бы исповедаться.
«А ведь это знамя, – отец Сильвестр задумался, – настоящее знамя – великая-то княжна! Вопрос, кто его поднимет, у кого силенок хватит. И церкви тут в стороне стоять не след. По Божьей воле избежавшая гибели непорочная дева Мария! – Он даже крякнул от удовольствия. – Эк загнул! Тут и до святой недалеко».
Отец Сильвестр, понимая, что богохульствовать негоже даже в мыслях, перекрестился.
Утренняя картина поразила его. Он понимал, что на литургии будет немало народу, но чтобы столько. Успенский собор был забит людьми до отказа, площадь перед собором – тоже. Командование, члены правительства, городские власти, купечество – все были здесь. И что удивительно, за исповедью никто не шел.
Что приехала великая княжна, отец Сильвестр понял по шуму на улице, затем люди в соборе как-то уплотнились и раздались в две стороны, оставляя проход посередине. Великая княжна шла одна, нет, вслед за нею, чуть отстав, шел молодой мужчина в простом рабочем бушлате, по мраморному полу храма цокали подковки его солдатских сапог. Великая княжна сбросила ему на руки пальто – в соборе было душно – и, оставшись в глухом черном платье и таком же черном «вдовьем» платке, подошла к аналою.
– Исповедуйте, ваше преосвященство, – негромко сказала она, – ибо грешна я.
– Как же ты можешь быть грешна, дитя мое? – ответил отец Сильвестр. – После всего, что ты испытала?
Исповедь пошла своим чередом. Великая княжна говорила много, волнуясь и часто сбиваясь. Начала издалека, с Тобольска, так как, по ее словам, последний раз нормально молилась и причащалась в храме она именно в Тобольске, потом не позволяли тюремщики.
Из первых рук узнал отец Сильвестр о событиях 17 июля и всем том, что за ними последовало. Соответственно, понял, кто этот парень в одежде мастерового, выглядевший совершенно неуместно среди генеральских шинелей и дорогих пальто. Понял он, что его идея о непорочной деве Марии рассыпалась в прах. Не девушка стояла перед ним, но женщина, которая любила и была любима. Почему-то она считала грехом их тайное венчание без согласия родителей.
– Не любовь грех, дочь моя, – возразил он, – но блуд. Как только вам представилась возможность, вы избавились от блуда. В чем же тут грех?
А потом великая княжна сообщила такое, от чего у отца Сильвестра зашевелились волосы на голове. Переселение душ, посланец XXI века! И это не козни дьявола! Великая княжна была уверена в этом: зачем антихристу спасать ее из рук слуг антихристовых?
«Она умна», – подумал отец Сильвестр.
В том, что все произошло по Божьей воле, архиепископ не сомневался ни минуты, дьявол не так силен, он всего лишь падший ангел. Бог могущественнее! Основной удел дьявола – искушение, сиречь провокация. А где тут провокация? Тут любовь к ближнему во всем ее многообразии и величии!
Немного задумавшийся отец Сильвестр вновь вслушался в слова великой княжны. О чем она говорила только что? А, о предвидении, ну да, как же, человек из будущего знает все наперед. Правда, применение этих знаний ограничено, ведь мир будет меняться. Как она сказала? «Эффект бабочки»? При чем тут бабочка, он не понял, но понял, что изменения будут нарастать как снежный ком по мере вовлечения в них все большего числа людей. И именно этого, по словам великой княжны, хочет Николай.
В его мире она погибла, а отца Сильвестра большевики замучили в 1920 году. Большевики победили в Гражданской войне. Слава Богу, им хватило ума сохранить империю, но, увы, ненадолго: уже в конце XX века империя распалась окончательно. Именно этого не хотел Николай, не хотела великая княжна и, разумеется, не хотел он сам.
Архиепископ механически прочел над великой княжной молитву, сказал все, что нужно сказать, она поцеловала все, что было необходимо поцеловать, и отошла от аналоя. Отец Сильвестр, как всегда, сурово обвел взглядом присутствующих, заставляя их опустить глаза. Остановил взор на Николае и несколько секунд смотрел на него, тот не опустил глаз и встретил взгляд архиепископа спокойным и прямым взглядом. Отец Сильвестр перекрестил его, Николай склонил голову, давая понять, что он знает, что говорила великая княжна на исповеди.
Архиепископ вел службу механически – не в первый раз. Мысли же его были заняты другим. Что делать? То, что доверенное ему на исповеди нельзя оглашать, это полдела. Это не самый страшный грех, в случае чего он отмолит. Молчать надо по другой причине: чем меньше людей знает об этом, тем лучше. И надо познакомиться с этим Николаем поближе.
Отец Сильвестр вдруг понял, что они победят. Да, да, именно они, эта пара, которую свел вместе Бог. Знания Николая и потрясающая харизма великой княжны. И любовь. А любовь – это Бог! С ними Бог! А значит, и Церковь должна быть с ними! Приняв такое решение, архиепископ успокоился. Теперь он знал, что будет говорить после литургии.
Утром следующего дня к нему приехали генералы Болдырев и Иванов-Ринов и совершенно откровенно заявили, что сейчас направляются к великой княжне, чтобы просить ее кончать весь этот бардак и брать власть в свои руки. Отец Сильвестр благословил их на сие деяние. При этом его не удивило, что эти два человека прежде не слишком ладили, скорее наоборот.
«Делить стало нечего, – усмехнулся отец Сильвестр, глядя на них в окно, – хозяйка появилась».
Визит Болдырева и Иванова застал Машу врасплох. Причем по самой банальной причине – принять генералов было негде. Несмотря на то что накануне вечером освободился соседний номер, куда сразу переселились Николай с Андреем, а также там разместилась отдыхающая смена охраны, приватно побеседовать было негде, разве что в одной из спален. И Маша, с ее обворожительной и естественной простотой, предложила офицерам пройти туда.
Они уселись на одну кровать, а она забралась с ногами на другую. Катюха принесла чайник с матушкиным настоем и чашки. Маша прихлебывала настой и смотрела на мужчин, а у них, бедных, языки прилипли к гортани, так Маша была хороша. Розовые щеки, синие глаза, короткая прическа, из-за которой ее шея была открыта, сочные яркие губы, не нуждающиеся в помаде, и, наконец, ее фирменная чарующая полуулыбка.
– Однако же, господа, – нарушила молчание великая княжна, – вы так и будете молчать?
Офицеры спохватились. Дружно отдав должное настою Пелагеи Кузьминичны, действительно приводившему мысли в ясность, они приступили к разговору.
– Ваше императорское высочество, – начал Болдырев, но, увидев недовольную гримасу на лице великой княжны, поправился: – Мария Николаевна! Мы пришли поговорить о судьбе Отечества, столицею которого, пусть временной, пусть неофициальной, является Омск. Так вот, как член Директории, сиречь Временного всероссийского правительства, я утверждаю, что о судьбе Отечества здесь никто не думает. На своих многочисленных заседаниях правительство занимается решением второстепенных вопросов, а в основном разбирает разногласия между КОМУЧем и Временным Сибирским правительством. В итоге реальная власть не принадлежит никому.
Председатель Директории Авксентьев Николай Дмитриевич – милейший человек, – при этих словах лицо генерала скривилось, – но болтун редкостный. Нет, действительно, он великолепный оратор и внешне весьма видный мужчина. Этакий типично русский либеральный интеллигент, – теперь скривилась великая княжна, – Базаров нового времени. Он эсер, а у всех эсеров, что у левых, что у правых, одна беда: они хотят власти и боятся ее. Не знают, что потом с ней делать. Неделю назад вроде бы до чего-то договорились, образовали некий объединенный орган из Директории и Сибирского правительства, с тем чтобы впоследствии преобразовать его в кабинет министров при Директории.
Болдырев замотал головой и махнул рукой. Иванов-Ринов, молча слушавший его, усмехнулся.
– Склока, склока и склока! – продолжил Болдырев. – И безответственность! Председатель Временного Сибирского правительства Вологодский приехал в Омск восемнадцатого октября и до сих пор носа не кажет – отговаривается болезнью. На самом деле выжидает.
– Чего выжидает? – поинтересовалась великая княжна.
– Как чего? – удивился Болдырев. – Ждет, как будут развиваться события после вашего появления. Сейчас все притихли и ждут.
– Атмосфера в городе премерзейшая, – вступил в разговор Иванов-Ринов. – Кого тут только нет: Союз возрождения России, кадеты, кооператоры, меньшевики, народные социалисты… Словом, все, кому большевики дали, извините, под зад коленом, сейчас собрались здесь. Они ненавидят военных, военные – их. Но и с военными все не просто – во вновь формируемых частях не хватает офицеров, а у меня в министерстве одних генералов человек двадцать, а может, и больше.
– Как же так, – удивилась великая княжна, – вы же министр?
– Я боевой офицер, а не штабная крыса! – вскинулся Иванов-Ринов. – Вот мой предшественник генерал Гришин-Алмазов был на своем месте. Собственно, он организовал и успешно провел мобилизацию.
– А где же он? – поинтересовалась великая княжна.
– Его обвинили в подготовке военного переворота с целью установления диктатуры и уволили.
– Это правда?
– Похоже на то, – вздохнул Иванов. – Идея диктатуры уже давно висит в воздухе. Судя по всему, Алексея Николаевича поддерживали и некоторые министры, во всяком случае, Михайлов и Серебренников голосовали против его отставки. Толковый, очень толковый человек, эсеров с их бесконечной говорильней терпеть не мог, вот они его и съели.
– Вот как? – Великая княжна даже оживилась. – А где он сейчас?
– Уехал на Дон, к Деникину.
– Давно? Нельзя ли его вернуть?
Мужчины переглянулись. Иванов-Ринов, нахмурившись, задумчиво потер чисто выбритый подбородок. По лицу его было видно некоторое недовольство собой, видимо, он полагал, что, расхваливая Гришина, явно перестарался.
– Вернуть? Он уехал двадцать второго сентября, тогда Самара была еще наша. Хотя бог знает, когда он туда доехал. Он собирался в Уральск, а оттуда по реке в Гурьев, дальше – морем. Можно телеграфировать в Уральск Акутину. Даже если Гришин уже проехал Уральск, отправят телеграмму вдогон. Главное, чтобы Гурьев не успел проехать!
– Сделайте это незамедлительно, любезный Павел Павлович! – обратилась к Иванову великая княжна. – Телеграфируйте: «Остро нуждаюсь в вашей помощи. Великая княжна Мария Николаевна».
– И все?
– А что, надо что-то еще?
Иванов-Ринов несколько секунд смотрел на нее, а потом сказал:
– Действительно, ничего больше не надо!
Он вышел, из гостиной было слышно, как он что-то говорил своему адъютанту.
– А почему он Ринов? – понизив голос, спросила великая княжна у Болдырева.
– Был в подполье весной, когда тут большевики хозяйничали, вот и взял псевдоним. И Гришин, кстати, тоже. Многие их как Ринова и Алмазова знали. Ну а потом, когда товарищей попросили, они решили сохранить двойные фамилии.
Иванов-Ринов вернулся в комнату.
– Ну, будем надеяться, что повезет. Перехватим Гришина, – не слишком уверенно заявил он.
– А какое положение на фронте, господа? – спросила великая княжна.
– Карту мы не взяли, – растерянно ответил Болдырев, – за другим ехали.
– А вы без карты, я географию всегда любила и карту империи хорошо помню.
– Ну, если примерно… – Болдырев прищурился. – Линия фронта проходит между Самарой и Уральском, а далее через Бугуруслан и Бугульму идет на север к Ижевску, потом загибается на восток и проходит примерно посередине между Екатеринбургом и Пермью.
– И наши войска отступают?
– Да, от Самары до Ижевска отступают.
– Почему?
Офицеры опять переглянулись. Ну как ей объяснить? Прочитав муку в их глазах, великая княжна сказала:
– Говорите просто, как есть. Что не пойму, спрошу.
– Понимаете, единой армии как таковой нет. На южном фланге – Уральская и Оренбургская армии, в основном казаки. Причем уральцы придерживаются интересной тактики: если красные нападают, они воюют, если нет, то нет. Основа фронта – это так называемая Народная армия КОМУЧа и Поволжская группа войск Чехословацкого корпуса. Народная армия формально состоит из бригад и дивизий, но на деле это относительно небольшие отряды, лишь именуемые таковыми. Наиболее боеспособна в Народной армии бригада полковника Каппеля. Ею и затыкают все дырки. Спасает ситуацию только то, что у большевиков дело обстоит не лучше – в их дивизиях тоже по две-три тысячи человек. Чехи – неплохие вояки, но никогда не можешь быть уверен, выполнят ли они приказ.
– Как это? – удивилась великая княжна. – Они что, никому не подчиняются?
– Подчиняются формально мне, – вздохнул Болдырев, – но толку-то! Я не могу отдать прямой приказ ни Чечеку, ни Войцеховскому. Я отдаю его генералу Сыровы, а тот транслирует дальше. Если сочтет нужным!
– Ничего не понимаю! – Возмущению великой княжны не было предела.
– А тут и понимать нечего. Чехословацкий корпус подчиняется командованию Антанты, Россия ведь вышла из войны. Когда большевики пытались летом их разоружить, они дали им по зубам и быстренько ликвидировали советскую власть от Волги до Владивостока. Потом союзники дали им приказ продолжать действовать против красных. Но сейчас они уже особо воевать не хотят. Им обещали эвакуацию, вот ее они и ждут в своих эшелонах. До середины октября воевали только одна дивизия и несколько отдельных частей, остальные сидели на чемоданах по всему Транссибу. А сейчас и Первая чехословацкая дивизия снялась с позиций и забивает эшелонами железную дорогу.
– И вы так спокойно об этом говорите? – удивилась великая княжна. – А если убрать генерала Сыровы?
– Станет легче, но заставить чехов воевать будет сложно, – ответил Болдырев. – Они уже сейчас спрашивают друг друга, зачем они ввязались в эту русскую междоусобицу.
– Но вы были бы заинтересованы в наличии под рукой Чехословацкого корпуса?
– Еще бы! Это наиболее боеспособные войска, отлично вооруженные и обученные. Нами же создаваемые соединения Сибирской армии еще муштровать и муштровать, да и оружия не хватает. Сейчас все силы уходят на укомплектование Екатеринбургской и Прикамской групп войск.
Болдырев наклонился вперед и, приглушив голос, сказал:
– Наступление на Пермь готовим.
– А почему именно там? – спросила великая княжна. – Ведь вы говорите, что на юге и в центре мы отступаем.
– На юге и в центре установился некий баланс: теми силами, что есть у красных, прорвать фронт они не могут, ну а мы не можем остановить их выдавливающее наступление. В какой-то момент они выдохнутся и остановятся. Дай Бог, чтобы к тому времени у нас уже была отмобилизованная армия. Что касается севера, то большевики завязли в боях вокруг Ижевска и Воткинска и все резервы направляют туда. Нам же удалось сколотить вполне приличную группировку, численность которой достигнет к середине ноября шестидесяти тысяч человек, если, конечно, удастся заставить чехов.
– Но все-таки почему Пермь? – вновь поинтересовалась великая княжна.
– Потому что потом пойдем на Вятку, а затем – на Котлас, чтобы по Северной Двине добраться до Архангельска. Там англичане и Северная армия генерал-майора Марушевского. Образуем единый фронт. Но главное, там различных грузов скопилось на два миллиарда рублей! То, что союзники поставляли и что в течение прошлого года оттуда практически не вывозилось! Там оружие, боеприпасы, продовольствие… Словом, целое богатство! Так что пока большевики возятся с Ижевском, мы сил накопим и ударим! – Генерал Болдырев удовлетворенно потер руки.
Великая княжна нахмурилась.
– Значит, помогать Ижевску и Воткинску вы не собираетесь? Ведь там, кажется, восстание?
– Да, а, собственно, откуда… – Генерал не закончил.
– Я газеты читаю, господа, – язвительно ответила княжна, – я, знаете ли, грамотная. И считаю, что восставшим против большевиков рабочим необходимо помочь. Вы не представляете себе, какая это пропагандистская бомба: офицеры помогают рабочим! Да большевики за голову схватятся!
– Видите ли, Мария Николаевна, – Болдырев чуть поклонился и развел руки в стороны, – кроме политической есть еще и военная целесообразность. В политике мы не сильны…
– А в военное дело ты, дура, не лезь, – закончила за него великая княжна.
– Ну зачем вы так? – расстроился генерал.
– Значит, военная целесообразность. – Маша зло прикусила губу. – Хорошо, давайте разберемся. Нарисуйте-ка мне конфигурацию линии фронта от Ижевска до Екатеринбурга.
Маша разозлилась. Всю ситуацию вокруг Ижевска и Воткинска они с Николаем обговаривали. Прогнали, как говорил Николай, разные варианты. Так что к разговору на эту тему Маша была готова. Вот только военные этого не знали.
– Рады бы, – развел руками Иванов-Ринов, – но талантов таких не имеем, да и бумаги нет. Мы ведь, собственно, ваше высочество, за другим пришли, – постарался он перевести разговор на другую тему.
– Знаю я, зачем вы пришли! – В голосе великой княжны зазвучала ирония. – Сядь, царевна, на коника, возьми сабельку вострую, надень корону державную, топни ножкой, тут все вороги и разбегутся. А мы уж всем миром тебе пособим! Так?
Офицеры молчали. Сказать было нечего.
– Ну так вот и пособите! Катя! – громко крикнула она.
Дверь распахнулась, и в комнату влетела Катюха. У Маши тут же вся злость пропала. На Катюхе было новое платье от Шаниной, но как ходить и вообще как держаться в нем, деревенская девка не знала, а потому чувствовала себя в новом наряде неуютно и выглядела несколько комично. К тому же Катюха зачем-то решила сделать книксен.
Глядя на то, что у нее получилось, с трудом сдерживая смех, Маша сказала:
– Попроси Шуру принести бумагу и карандаш.
– Ага, – ответила Катюха и снова попыталась присесть, чем вызвала уже дружный хохот, и, красная как рак, вылетела за дверь.
Через пару минут Александра Александровна принесла бумагу и карандаш.
– Что-нибудь еще нужно, Машенька? – ласково спросила она.
– Нужно! Шура, поучите Катю манерам. Хотя бы первые шаги. Как книксен делать, а то она тут такое изобразила! А если будет противиться, то напомните, как она меня косить учила!
Видя, что мужчины просто сгорают от любопытства, она усмехнулась и рассказала, как Катюха на заимке вгоняла в нее эту науку хворостиной.
– Представляете, меня, великую княжну, – притворно возмущалась она, – да хворостиной по заду. Бьет и приговаривает: «Так и меня маманя учила. Держи литовку ровно, кому говорю!»
Отсмеявшись, великая княжна вдруг с грустью сказала:
– Она мне Швыбза, сестру младшую, Настю, напоминает. Такая же хохотунья и непоседа.
Горькая складка образовалась у ее губ, сразу состарив молодое красивое лицо великой княжны.
– Однако к делу, господа! – встряхнулась великая княжна, придвигая к себе лист бумаги. – Если моя память не изменяет, то Ижевск, Воткинск, Пермь и Екатеринбург взаиморасположены примерно так. Тут у нас железная дорога, а тут – Кама. Правильно? – Она подала бумагу военным.
– Да, все правильно! – согласились оба.
– Тогда нарисуйте мне линию фронта. Ага, вот так. Так я и думала.
Великая княжна некоторое время разглядывала листок. Подобную картинку ей уже рисовал Николай.
– Ну и что? И в чем тут военная целесообразность? Она, конечно, есть, не спорю. Пока Ижевск держится, большевики ослабляют фронт перед Екатеринбургской группой войск. Это я понимаю.
– Ну вот и отлично, Мария Николаевна, – удовлетворенно вздохнул Болдырев, полагая вопрос исчерпанным. – Перейдем в наступление и поможем ижевцам.
– Когда?
– Где-то в конце ноября, точнее пока сказать не могу.
– Вы полагаете, они сумеют продержаться до этого времени? – спросила Маша, вспомнив, что большевики взяли Ижевск 7 ноября. Дата совпадала с датой октябрьского переворота и поэтому запомнилась легко.
– Ну не знаю, – опять развел руками Болдырев.
– А разве обязательно бить в лоб? Почему бы не переправить часть войск в Ижевск и не нанести удар с юга в направлении железной дороги Пермь – Вятка. Как вы думаете, Василий Георгиевич, что сделают красные в этом случае?
– Полагаю, они будут вынуждены оставить Пермь, – растерянно ответил Болдырев.
– Они побегут, – сказала великая княжна, бросая карандаш, – и в конце ноября вы будете брать Вятку, а не Пермь.
Болдырев и Иванов-Ринов с нескрываемым удивлением смотрели на нее. Они ожидали чего угодно, но не этого. Нет, конечно, вариант с ударом с юга рассматривался, но был отметен как раз из-за понимания того, что Ижевск так долго не продержится. А торопить события из-за помощи рабочим никто не собирался. Не до них было. Да и политический аспект никто из военных не рассматривал. Посвящать же великую княжну в вопросы подготовки войск, еще элементарно не готовых к этой операции, они не стали. Пока не время. Да и столь пристального внимания к частностям в организации военных операций от девятнадцатилетней девушки никто из них не ожидал.
– Знаете, Василий Георгиевич, в чем ваша беда? – спросила великая княжна и тут же ответила: – В том, что вы руководите войсками, находясь от них в восьмистах верстах, а то и больше. Каким образом вы это осуществляете, мне непонятно!
Болдырев густо покраснел.
– Ну а кроме всего прочего, хочу напомнить вам, господа, что в Ижевске и Воткинске военные заводы. Завод в Воткинске, если я не ошибаюсь, делает снаряды, а Ижевский – винтовки. Вы же жаловались, что оружия не хватает. Две с половиной тысячи винтовок в день – вот оно, оружие!
Мужчины удивленно молчали.
«Откуда она знает про две с половиной тысячи винтовок?» – подумал Болдырев.
В дверь просунулась голова Теглевой.
– Пришел Александр Васильевич Колчак, – почему-то шепотом проговорила она.
Мужчины встали.
– Мы не будем больше терзать вас, Мария Николаевна. – Болдырев поклонился. – Беседа вышла содержательной и полезной, как говорится.
Он хотел что-то еще сказать, но великая княжна, задумчиво смотревшая в окно, перебила его:
– Я все понимаю, господа! Все ваши намеки и полунамеки. Ножкой я топну! Я так топну, что… – Она не договорила и, увидев, как вспыхнули радостью лица мужчин, закончила: – А насчет Ижевска подумайте, время еще есть. Павел Павлович, вы ведь у нас войсковой атаман Сибирского казачьего войска, не так ли?
– Точно так, Мария Николаевна! – ответил Иванов-Ринов.
– Тогда я надолго с вами не прощаюсь. Нам надо встретиться на днях, чтобы вы рассказали мне о казачьих войсках в Сибири и на Дальнем Востоке: где, кто и сколько. О настроениях. Хорошо?
– Да, конечно, когда прикажете.
– Приказывать вам я пока, – княжна сделала ударение на последнем слове, – не могу, могу просить.
Маша поднялась и подошла к генералам.
– Если не трудно, господа, удовлетворите любопытство. Я всегда считала, что неплохо разбираюсь в воинских званиях. Но объясните мне метаморфозу. При первой нашей встрече вы, Василий Георгиевич, были в погонах генерал-лейтенанта, а вы, Павел Павлович, – генерал-майора. Сейчас же на вас погоны генерал-майора и полковника. Так?
– Да, ваше императорское высочество. – Болдырев вытянулся. – Дело в том, что чин генерал-майора мне, а полковника Павлу Павловичу присвоил государь. А остальные… – Он не договорил.
– Вот как? Спасибо, господа! – вздохнула великая княжна и улыбнулась.
Вслед за офицерами она вышла из комнаты. Молча смотрела, как Болдырев и Иванов приветствуют вице-адмирала Колчака, а затем, протягивая ему руку для поцелуя, сказала:
– Проходите Александр Васильевич! Я ждала вас.
