Глава 7
Появление Вероники Орловой, надо сказать, стало для меня полной неожиданностью. Как снег на голову в середине июля. Хотя, учитывая местную погоду, иногда и такое бывает.
Вслух я, конечно, ничего не сказал, только слегка приподнял бровь, изображая вежливое удивление. Мало ли, может, это такой новый метод комплектации бригад — постоянно перемешивать фельдшеров с зелеными адептами для лучшего обмена премудростями. Или просто розыгрыш такой, в стиле нашего местного юмора.
— Ага, розыгрыш! — тут же проскрипел у меня в голове Фырк, который, как всегда, материализовался на моем плече в самый неподходящий момент. — Как же, держи карман шире! Этот твой Волков, старый лис, просто решил тебя от Сычева твоего драгоценного оградить. С пьянством его бороться не хочет, кишка тонка, вот и подсунул тебе эту… гм… весьма аппетитную особу. Чтобы ты, двуногий, под присмотром был, и чтобы Сычев от тебя отстал. Паразит такой, этот твой начальник! Вместо того чтобы порядок навести, он рокировки устраивает!
Я мысленно согласился с Фырком. Очень похоже на правду. Волков явно не хотел связываться с увольнением Григория, вот и нашел такой элегантный выход. Ну что ж, по крайней мере, от вечного брюзжания и запаха перегара я, возможно, избавлюсь. Уже неплохо.
Но это дело так просто не оставлю. Надеюсь, что Волков все-таки поговорил с Григорием и больше подобного не повториться. А если еще раз увижу его пьяным, то точно пойду к главврачу.
Я встал, пожал плечами, как бы говоря: «Ну, раз так, значит, так». Протянул было руку Веронике для знакомства, по старой привычке.
— Будем знакомы.
Но она лишь коротко кивнула, сделав неуловимое движение рукой, останавливающее мой порыв.
— Очень приятно. Но я не люблю прикосновения, увы! Нам нужно заниматься работой!
Телесные прикосновения, значит, не любит. Или просто я ей не понравился с первого взгляда. Бывает.
Мы молча проследовали к нашей «карете». Бригада триста двенадцатая теперь состояла из меня, Вероники и нашего бессменного водителя Сергеича. Карета была та же, старая, дребезжащая, но уже почти родная. А вот атмосфера внутри определенно изменилась.
Сергеич вел машину уверенно и аккуратно. Не то чтобы он с Григорием лихачил, нет, Сергеич вообще был воплощением спокойствия и профессионализма. Но сейчас в салоне царила напряженная тишина.
Григорий обычно заполнял эфир своим ворчанием, анекдотами сомнительного качества или очередными жалобами на жизнь. Вероника же молчала, глядя в окно.
Я тоже не спешил начинать разговор. О чем говорить с человеком, которого видишь первый раз в жизни и который, кажется, не горит желанием общаться?
— Ну что ты как истукан сидишь, двуногий? — не выдержал Фырк. — Давай, подкати к ней! Вон какая фельдшерица… или фельдшериха… тьфу, язык сломаешь! Короче, сексапильная штучка! У тебя же весна в штанах круглый год, я-то знаю! А эта, глядишь, и не такая колючая, как кажется. Может, просто стесняется своей неземной красоты рядом с таким… кхм… обычным тобой.
— Это непрофессионально, — мысленно отрезал я.
Хотя, если честно, Фырк был прав.
Девушки у меня не было уже довольно давно. С тех пор, как я очнулся в этом теле, поначалу, на первых курсах академии, были какие-то легкие, ни к чему не обязывающие студенческие увлечения и свидания с продолжением — но ничего серьезного. А потом началась настоящая учеба, практика, вечная нехватка времени и денег, так что стало как-то не до амурных дел. То работа, то борьба за выживание на нищенскую стипендию, а потом и зарплату адепта.
Тело, молодое и здоровое, периодически напоминало о своих потребностях, но я старался эти мысли гнать. Работа есть работа. Смешивать ее с личным я не любил еще в прошлой жизни. Это редко когда заканчивалось чем-то хорошим.
Наш первый совместный вызов не заставил себя долго ждать. Диспетчер сообщил: «Мужчина, сорок два года, не может прийти в себя после вчерашнего».
Классика жанра.
Мы прибыли по адресу — обычная пятиэтажка в спальном районе. Перед тем как войти в квартиру, Вероника повернулась ко мне.
— Так, адепт Разумовский, давай сразу договоримся. Я — фельдшер, я лечу. Ты — адепт, на тебе бумажки и помощь по мелочи. Не лезь, куда не просят, и не умничай. Ясно?
Я только пожал плечами. Уже не адепт, а подмастерье. Но ведь не на бумагах. Ну, как скажете, ваше фельдшерское величество. Мне не привыкать.
Дверь нам открыла разъяренная женщина лет сорока, с бигуди на голове и боевой раскраской на лице, которая явно не успела высохнуть.
— Наконец-то приперлись! — прошипела она, смерив нас презрительным взглядом. — Этот алкаш вчера опять нажрался, как свинья, а сегодня, видите ли, ему плохо! Стонет, охает, скорую ему подавай! Сейчас я ему устрою скорую!
Мы прошли в комнату. На диване, действительно, лежал мужчина и жалобно постанывал. Вид у него был, прямо скажем, не очень. Бледный, потный, с мутными глазами.
Вероника смерила его профессиональным взглядом и приступила к осмотру: давление, пульс, зрачки.
— Да что вы с ним цацкаетесь⁈ — не унималась жена. — Вкачайте ему чего-нибудь покрепче, чтоб еще хуже стало! Чтоб знал, как водку жрать ведрами! Я на него всю жизнь положила, а он…
— О, какая заботливая женушка! — тут же встрял Фырк, который, уже успел проникнуться к этой даме глубочайшей антипатией. — Сама, небось, вчера с ним на пару за воротник закладывала, а теперь из себя святую строит. Типичная бабская логика: если мне плохо, пусть и тебе будет вдвойне хреново! А этому бедолаге, похоже, и без ее помощи несладко. Что-то он мне не нравится, двуногий. Слишком уж зеленый для обычного похмелья.
Вероника, не обращая внимания на вопли хозяйки квартиры, закончила осмотр.
— Классическая алкогольная интоксикация, — констатировала она, доставая из укладки систему для капельницы. — Сейчас поставим ему детокс, промоем организм, и через пару часов будет как огурчик. Ну, или как очень помятый огурчик, но хотя бы на ногах стоять сможет.
Я молча наблюдал.
С одной стороны, все логично. Картина действительно напоминала тяжелое похмелье. Но что-то в этом похмелье меня настораживало. Какая-то излишняя заторможенность, почти отсутствующая реакция на болевые раздражители, когда Вероника довольно сильно надавила ему на грудину. И этот землистый оттенок кожи…
— Фырк, — мысленно обратился я к своему пушистому компаньону, стараясь, чтобы мой тон был как можно более вкрадчивым. — А не мог бы ты, мой многоуважаемый и остроглазый друг, быстренько глянуть, что там у этого страдальца внутри происходит? А то что-то мне его вид не очень нравится.
— Я⁈ — тут же взвился Фырк. — Я на побегушки не устраивался! Принеси-подай не входит в мои профессиональные компетенции! Мне, может, противно в этих ваших человеческих останках ковыряться! Они же все такие… неаппетитные!
— Вдруг там что-то действительно интересное? — я решил надавить на его любопытство, которое, как я уже успел заметить, было у него развито не меньше, чем чувство собственной важности. — Редкий случай, аномалия какая-нибудь? Ты же любишь все необычное. А я потом, если ты мне поможешь, смогу всех удивить, поставив правильный диагноз. Тебе же будет приятно, что твой выбор избранника такой умный, благодаря тебе, конечно.
Фырк на мгновение задумался, почесав за ухом задней лапкой. Его маленькие блестящие глазки хитро сверкнули.
— Ладно, уговорил, языкастый, — проскрипел он. — Но только из чисто научного интереса! И если там ничего занимательного не окажется, пеняй на себя! Будешь мне потом две недели самые вкусные сплетни из вашей больнички поставлять!
С этими словами он легко вспорхнул с моего плеча, превратился в полупрозрачное серебристое облачко и буквально ввинтился в лежащего на диване мужчину. Жена и Вероника, занятые своими препирательствами и подготовкой капельницы, естественно, ничего не заметили.
Прошла, наверное, минута, прежде чем Фырк с таким же свистом вылетел обратно и снова уселся мне на плечо, отряхиваясь так, будто только что искупался в чем-то очень неприятном.
— Тьфу, гадость какая! — проворчал он. — Ну и вонища там у него в башке! Но ты был прав, двуногий, случай действительно не банальный. У этого твоего «похмельного» клиента в черепушке такая здоровенная… э-э-э… кровавая лужа образовалась! Как будто ему кто-то молотком по кумполу заехал, а потом еще и потоптался для верности. Сдавливает там все, что можно, скоро совсем мозги набекрень съедут, если уже не съехали.
Субдуральная гематома! Вот оно что! Мои подозрения оправдались. Ну, Фырк, ну, молодец! Не зря я его уговаривал. Теперь главное — правильно подать эту информацию.
— Знаешь, Вероника, — осторожно начал я, когда она уже собиралась вводить иглу в вену пациенту. — Я бы не был так категоричен насчет простого похмелья.
Она оторвалась от своего занятия и бросила на меня такой взгляд, что если бы взгляды могли замораживать, я бы уже превратился в ледяную статую. Жена тоже прекратила свои причитания и уставилась на меня с немым вопросом.
— Что вы имеете в виду, адепт? — ледяным тоном поинтересовалась Вероника. — У вас есть другие предположения? Основанные на чем, позвольте спросить? На вашем богатом опыте работы на скорой помощи, который исчисляется несколькими днями?
Я проигнорировал ее сарказм. Не до того сейчас было.
— Мне кажется, дело может быть в чем-то более серьезном, — я подошел к дивану и очень осторожно, но настойчиво помог мужчине сесть. Тот подчинился почти безвольно, голова его безжизненно свесилась на грудь.
— Да что вы с ним возитесь⁈ — снова взорвалась жена. — Говорю же, перепил он, как всегда! Сейчас отоспится и снова за бутылку!
— Скажите, — я повернулся к ней, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более спокойно и авторитетно. — Он вчера не падал? Может, ударялся головой?
Женщина на мгновение задумалась, потом махнула рукой.
— Да кто ж его знает! Вечно он где-то шатается, вечно падает! Приполз вчера на карачках, еле до кровати добрался. Может, и падал. Мне-то что, я за ним не слежу!
— А вы? — я обратился к мужчине, слегка приподняв его голову. — Помните, падали вчера? Головой бились?
Он с трудом сфокусировал на мне мутный взгляд и еле слышно прохрипел:
— Па… дал… Би… л… ся…
Этого было достаточно. Я аккуратно ощупал его голову. Под спутанными волосами, на затылке, нащупалась приличных размеров гематома — та самая «разбитая голова», о которой упоминал Фырк.
Затем я осторожно приподнял ему веки. Зрачки! Один был заметно шире другого. Анизокория — классический признак внутричерепной гематомы и сдавления мозга.
Я выпрямился. Картина была ясна.
— Субдуральная гематома, — уверенно произнес я, глядя на Веронику. — У него разбита голова, выраженная анизокория. Это не похмелье и не просто алкогольная интоксикация. Ему нужна срочная госпитализация в нейрохирургию и, возможно, операция. Иначе… иначе все может закончиться очень печально.
Вероника буквально подскочила. Ее лицо мгновенно стало серьезным и озабоченным. Она быстро еще раз осмотрела зрачки пациента, его реакцию.
— Черт, адепт Разумовский, ты прав! — выдохнула она. — Анизокория явная! Как я сразу не заметила! Заторможенность, сопор… Все сходится!
Жена пациента, услышав наш разговор и страшные слова «операция», «нейрохирургия», «печально», резко побледнела и схватилась за сердце. Кажется, до нее наконец-то дошло, что дело серьезное.
— Как… какая гематома? — пролепетала она. — Он же… он же просто пьяный был…
— Похоже, ваше просто пьяный вчера очень неудачно упал, — сухо ответила Вероника. — Адепт Разумовский, быстро за носилками! Нужно его немедленно транспортировать!
Мужчину мы погрузили оперативно и слаженно. Вероника работала четко и профессионально, я старался не отставать. Похоже, мой неожиданный диагноз, хоть и поставил ее вначале в тупик, но не вызвал отторжения. Она умела признавать свои ошибки и быстро переключаться.
Это радовало.
Когда мы наконец доставили нашего «похмельного» пациента с сюрпризом в черепной коробке и передали его в руки коллег из нейрохирургического отделения, Вероника наконец-то смогла выдохнуть.
Мы возвращались к машине, и напряжение, витающее между нами, кажется, немного спало. По крайней мере, она больше не смотрела на меня как на пустое место или, что еще хуже, как на наглого адепта-выскочку.
— Адепт Разумовский, — она остановилась у самой «кареты» и посмотрела на меня в упор. Взгляд ее все еще был немного подозрительным, но в нем уже не было прежней враждебности. — Как ты это понял? Про гематому? Анизокория, конечно, да, но ты ведь заподозрил что-то еще до того, как увидел зрачки. Что тебя навело на мысль?
Я пожал плечами, изображая легкую задумчивость. Палить Фырка я, разумеется, не собирался. Мой маленький пушистый секрет должен был оставаться секретом.
— Да так, — протянул я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более обыденно. — Просто общая картина не очень вязалась с банальным похмельем. Слишком уж он был… никакой. А у меня, знаешь ли, нюх на неприятности. Иногда чутье подсказывает, что нужно копнуть глубже. Плюс, когда работаешь на скорой, насмотришься всякого. Начинаешь замечать мелочи, на которые другие, может, и внимания не обратят.
— Ага, мелочи! — тут же ехидно прокомментировал Фырк у меня в голове. — Чутье у него, видите ли! Если бы не мой гениальный внутренний осмотр, ты бы, двуногий, до сих пор бы гадал, отчего этот алкаш так скверно выглядит! Но отмазка неплохая, засчитано. Главное, чтобы твоя Орлова не слишком умной оказалась и не начала копать под тебя. А то придется ей память стирать. Шучу-шучу… Хотя, кто знает…
Вероника еще мгновение испытующе смотрела на меня, потом хмыкнула.
— Чутье, говоришь? Ну-ну. Ладно, адепт Разумовский, поехали. Посмотрим, что твое чутье скажет на следующих вызовах.
Пара следующих вызовов оказались до смешного банальными. Бабушка с давлением, которой просто нужно было с кем-то поговорить и пожаловаться на неблагодарных внуков.
Молодой парень, порезавший палец при открывании консервной банки и устроивший из-за этого трагедию вселенского масштаба. Вероника справлялась с ними легко и профессионально, я ассистировал.
Фырк откровенно скучал и развлекал себя тем, что комментировал интерьеры квартир и внешний вид пациентов, не забывая при этом подкалывать меня по поводу моей нерасторопности в амурных делах.
Я старался его игнорировать, что было довольно сложно, учитывая его назойливость.
А вот следующий вызов заставил нас снова напрячься. Женщина, сорок три года, «острое отравление». Адрес — снова рабочий квартал.
Дверь нам открыл перепуганный муж. Его жена, бледная как полотно, сидела на кухне, скрючившись на стуле, и стонала. Живот, по ее словам, крутило и резало, ее тошнило, но рвоты не было. Слабость такая, что встать не может.
Вероника тут же приступила к осмотру. Бледность кожных покровов, холодный, липкий пот, пульс частый, слабого наполнения. Давление понижено. Она тщательно расспросила о том, что женщина ела накануне, не было ли у кого-то в семье похожих симптомов.
— Похоже на острое пищевое отравление или обострение гастрита, может, панкреатит дал о себе знать, — предположила Вероника, убирая тонометр. — Нужно ЭКГ сделать на всякий случай, чтобы исключить кардиальную патологию, но, скорее всего, дело в желудочно-кишечном тракте.
Она говорила уверенно, но я видел, как в ее глазах мелькнула тень сомнения. Видимо, мой предыдущий подвиг с гематомой заставил ее быть более осторожной.
— Сердце, двуногий, сердце у нее барахлит! — тут же встрепенулся Фырк, который уже успел совершить свой фирменный «внутренний рейд». — Там такая каша-мала! Одна из артерий почти полностью заткнулась! Кровь еле-еле сочится! Ишемия, мать ее! Скоро совсем кранты будут, если вы тут будете сопли жевать и про гастрит рассуждать!
Абдоминальная форма инфаркта. Классика, которую часто пропускают, списывая на проблемы с ЖКТ. Особенно у женщин.
— Вероника, — я постарался, чтобы мой голос звучал спокойно, но настойчиво. — Это не отравление. Обрати внимание, как она описывает боль — не типичная локализация для гастрита или панкреатита, больше похоже на иррадиацию. Плюс холодный пот, резкая слабость, падение давления… Это очень похоже на инфаркт миокарда, абдоминальную форму. ЭКГ нужно делать не на всякий случай, а срочно! И если там подтвердится, то немедленная госпитализация в кардиореанимацию!
Вероника на секунду замерла, потом быстро кивнула.
— Ты прав. Клиника действительно больше похожа на кардиологию. Давай пленку!
ЭКГ, которую мы сняли буквально на коленке, подтвердила мои худшие опасения. Острый инфаркт нижней стенки. Мы быстро приступили к оказанию первой помощи. Вероника обеспечила доступ кислорода, наколдовав маску, вокруг ее рта, и приготовила нитроглицерин, а я, положив руки женщине на грудь, сконцентрировал свою «Искру».
Моей силы было немного, но я направил ее точечно, стараясь снять спазм коронарных артерий и хоть немного улучшить кровоснабжение миокарда, уменьшить зону повреждения.
Параллельно дал ей разжевать таблетку аспирина, а Вероника ввела обезболивающую силу своей «Искры». Через несколько минут пациентке стало чуть легче, дыхание выровнялось, а боль немного притупилась. Мы помчались в больницу, включив сирену.
Когда мы передали пациентку в руки кардиологов, и те подтвердили наш диагноз, начав экстренные мероприятия, Вероника повернулась ко мне. На ее лице уже не было и тени подозрительности. Только удивление и… да, кажется, это было оно — искреннее восхищение.
— Адепт Разумовский, — она покачала головой. — Ты просто ходячий диагностический центр! Два таких сложных случая подряд, и оба раза — в яблочко! Как тебе это удается?
Я снова пожал плечами.
— Наверное, мне просто везет на нестандартные случаи, — улыбнулся я. — А может, в прошлой жизни я был очень хорошим диагностом.
— Был-был, не скромничай, двуногий! — одобрительно хмыкнул Фырк. — Лучшим! Правда, тогда у тебя не было такого гениального ассистента, как я! Так что, считай, тебе дважды повезло!
Вероника рассмеялась. Настоящим, искренним смехом, от которого складочки в уголках ее глаз стали еще заметнее и очаровательнее.
— Ну, Разумовский, ты даешь! — она легонько толкнула меня в плечо. — С тобой, оказывается, не только интересно работать, но и весело!
Следующий вызов оказался детским. Мальчик лет десяти, весь красный, чешется, плохо спит ночами. Родители в панике.
— Ужас, госпожа лекарь! — причитала мать, заламывая руки. — У него вся кожа горит, он весь в каких-то пятнах! Наверное, съел что-то не то, или на новый стиральный порошок аллергия! Дали ему антигистаминное, но почти не помогает!
Вероника кивнула и принялась осматривать ребенка.
— Да, картина аллергической реакции, — подтвердила она. — Сыпь мелкоточечная, распространенная. Нужно выяснить, что могло ее спровоцировать. Осмотреть внимательнее кожные покровы, слизистые.
— Аллергия, как же! — тут же фыркнул Фырк, который уже успел обследовать не только ребенка, но и всю квартиру, включая пушистого рыжего кота, который с независимым видом терся о ноги входящих. — Посмотри на Мурзика, двуногий! Он же просто кишит этими мелкими кровопийцами! Блохи у него, как у собаки не резаной! А ребенок для них — ходячий шведский стол. Вот он и чешется не от клубники, а от того, что его жрут заживо, пока он спит! Блохастый рассадник заразы!
Я хмыкнул про себя. Фырк, как всегда, был прямолинеен и не стеснялся в выражениях. Пока Вероника продолжала осматривать мальчика, я незаметно приблизился к рыжему коту, который как раз терся о ножку стола, выгибая спину.
— Какой у вас красавец, — заметил я как бы невзначай, протягивая руку и делая вид, что хочу его погладить.
Кот благосклонно позволил себя почесать за ухом. Я же, под предлогом ласки, быстро провел пальцами по его шерсти у основания хвоста — излюбленное место этих мелких паразитов. И точно! Несколько темных, быстро передвигающихся точек и характерная «блошиная перхоть» — мелкие черные крупинки, продукты жизнедеятельности блох.
Бинго! Фырк был прав на все сто.
— Скажите, — обратился я к матери мальчика, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно мягче. — А ваш кот… он спит вместе с сыном? В его кровати?
Женщина удивленно посмотрела на меня.
— Ну да, они неразлучны. Тимоша его обожает. А что?
— А от блох вы его давно обрабатывали? И квартиру? — продолжал я свой «допрос».
Мать немного смутилась.
— Да как-то… давно уже, наверное. Он же домашний, на улицу не ходит… Да и не чешется он вроде.
— Кошки не всегда явно показывают, что у них блохи, особенно если их не очень много, — пояснил я. — А вот ребенок может реагировать на укусы очень сильно. Похоже, вашего малыша просто покусали блохи, — заключил я. — А на их укусы у него такая аллергическая реакция. Укусы мелкие, их легко спутать с обычной сыпью, особенно если их много и они сливаются. Вот, даже на вашем коте, если присмотреться, можно заметить следы их присутствия.
Я деликатно указал на место, где только что обнаружил доказательства. Родители с ужасом посмотрели сначала на кота, потом на своего чешущегося ребенка.
— Вам нужно срочно обработать и кота, и всю квартиру специальными средствами. А ребенку назначим мазь от зуда и противоаллергическое, чтобы снять симптомы.
Родители были в шоке, но, кажется, поверили. По крайней мере, обещали немедленно заняться дезинсекцией. Вероника снова смотрела на меня с нескрываемым интересом.
— Разумовский, ты кладезь неожиданных знаний, — усмехнулась она, когда мы вышли. — То инфаркты у тебя, то блохи. Что дальше? Инопланетяне с марсианской лихорадкой?
Наша смена подходила к концу. Мы ехали на подстанцию сдаваться. Усталость давала о себе знать, но настроение было на удивление приподнятым. Меня радовало, что я ставил правильные диагнозы, при этом не расходуя запас «Искры». Это было просто замечательно.
Да и Вероника, кажется, окончательно оттаяла.
От ее первоначальной напыщенности и холодности не осталось и следа. Она оживленно рассказывала какие-то забавные случаи из своей практики, смеялась, и я невольно ловил себя на том, что мне с ней… легко. И даже Фырк сегодня был не таким язвительным, как обычно, а скорее, добродушно-насмешливым.
— Знаешь, Илья, — сказала Вероника, впервые обратившись ко мне по имени, когда мы уже подъезжали к больнице.
— А у тебя действительно талант. Настоящий. Я много с кем работала, но такого… такого чутья и таких знаний я еще не встречала. Тебе не на скорой пылиться нужно, а где-нибудь в серьезном диагностическом центре. Или в науку идти.
Я только улыбнулся. Приятно, черт возьми, слышать такие слова. Особенно от такой красивой и, как оказалось, умной женщины.
Мы приехали на пост. Вероника отправилась сдавать укладку (лекарства в пластиковых контейнерах выдававшихся каждой смене) и заполнять бумаги, а я уже собирался пойти в раздевалку, когда меня кто-то окликнул.
— Разумовский! Вот ты где! Я весь день тебя жду, молодой человек!
Я обернулся. Передо мной стоял не кто иной, как сам мастер-целитель Преображенский Вениамин Петрович, светило местной торакальной хирургии. Тот самый, которому я вчера помог со спасением Сеньки. Выглядел он немного уставшим, но в глазах его светился неподдельный интерес.
— Пойдем, — он положил мне руку на плечо. — Кое-кто очень хочет с тобой поговорить
От авторов Друзья, до 500 лайков добрались за сутки! И в полночь была дополнительная глава! Поднажмем? Добежим сегодня до 1000, чтобы и сегодня доп главу получить?)
