Глава 16
Пятничное утро встретило меня неласково.
Будильник, казалось, звенел прямо у меня в мозгу, вырывая из объятий сна, в котором я ассистировал на операции самому Пирогову, попутно объясняя ему преимущества лапароскопии.
Я снова пришел в больницу через главный вход — другого пути в хирургию для персонала просто не существовало. Так что теперь мне предстояло каждый раз наслаждаться лицезрением просторного холла и его очаровательных обитательниц.
Девочки на стойке регистрации, Леночка и Машенька, заметив меня, тут же расцвели, как майские розы, и принялись махать мне руками так энергично, будто я был их давно потерянным кумиром, вернувшимся из кругосветного путешествия.
— Илья! Доброе утро! — их голоса, как всегда, звенели колокольчиками. — Вы сегодня прямо сияете! Наверное, хорошо отдохнули?
Они одновременно хлопнули своими длиннющими ресницами и так многозначительно на меня посмотрели, что я едва сдержал смешок. Да уж, отдых у меня был еще тот.
— И вам доброе утро, прекрасные дамы! — я постарался изобразить на лице самую голливудскую из своих улыбок. — Можно сказать, что отдохнул. Набрался сил для новых трудовых подвигов!
Они хихикнули и пожелали мне удачи. Я же, не задерживаясь, направился к лифтам, чувствуя на себе их взгляды.
Едва двери лифта бесшумно сомкнулись, отрезая меня от внешнего мира, как рядом, прямо из воздуха, материализовался мой неизменный спутник.
— Бу! — Фырк возник у меня над головой, свесившись с потолочного плафона и пытаясь, видимо, изобразить страшное привидение. — Напугал? А? Ну скажи, что напугал!
— Нет, Фырк, не напугал, — я даже не моргнул. К его эксцентричным выходкам я уже привык. — И вообще, где тебя носило весь вчерашний день? Опять спасал Вселенную от нашествия разумных кабачков?
— А тебе какое дело, любознательный ты мой? — Фырк спрыгнул мне на плечо и деловито уселся, поправляя свою серебристую шерстку, которая сегодня почему-то особенно пушилась. — У меня, между прочим, были очень важные и совершенно секретные дела! Я проводил инспекцию больничных подвалов на предмет наличия там призраков бывших главврачей! И знаешь, нашел парочку весьма интересных экземпляров! Один до сих пор пытается пересчитать все бинты, а другой — ищет заначку с коньяком, которую он спрятал еще при царе Горохе!
— Понятно, — я усмехнулся. — Значит, опять гонял местных крыс и тараканов. Слушай, Фырк, ты ведь не очень-то любишь надолго покидать пределы этой больницы, верно? А что, если я тебе скажу, что знаю способ, как это можно исправить? Может, если бы ты мне немного больше рассказал о себе, о своей природе, я бы смог что-нибудь придумать? И ты бы смог свободно путешествовать со мной, куда захочешь.
Фырк на мгновение замолчал, потом как-то хитро прищурил свои огромные синие глазищи.
— А с чего это ты вдруг такой заботливый стал, двуногий? — проскрипел он. — Уж не задумал ли ты меня куда-нибудь продать на черном рынке магических существ? Или, может, решил поставить на мне какой-нибудь свой бесчеловечный медицинский эксперимент? Нет уж, спасибо! Меня и здесь неплохо кормят…
Он явно увиливал от прямого ответа, но я видел, что мои слова его зацепили. Этот маленький хитрец определенно что-то скрывал, и это «что-то» было связано с его привязанностью к этому месту. Или ко мне?
Вчера, вместо того чтобы завалиться спать после своего первого официального ночного дежурства в хирургии, я почти до утра просидел над книгами.
Во-первых, нужно было срочно готовиться к экзаменам на ранг подмастерья — я не собирался долго оставаться в статусе «подающего надежды адепта». А во-вторых, я все-таки надеялся найти хоть какую-то информацию о Фырке и его сородичах.
Увы, поиски пока не увенчались успехом. «Духи Больницы», «фамильяры-диагносты», «разумные бурундуки-целители» — древние фолианты выдавали лишь какие-то невнятные легенды, сказки и суеверия.
Ничего конкретного. Но я не терял надежды. Рано или поздно я докопаюсь до истины.
Лифт плавно остановился на пятом этаже, и я вышел в уже знакомый коридор хирургического отделения. В ординаторской, к моему удивлению, уже вовсю кипела жизнь.
За столом сидела Белочка-Борисова, сосредоточенно уткнувшись в какую-то толстую книгу. А у окна стоял сам Шаповалов и о чем-то оживленно беседовал по телефону, активно жестикулируя свободной рукой.
Я поздоровался со всеми и про себя отметил, что Пончика и Суслика пока не видно. Опаздывают, лежебоки. Хотя позавчера, когда они пытались меня сплавить с дежурства, они примчались чуть ли не раньше самого Шаповалова.
Видимо, сегодня у них не было такой острой необходимости демонстрировать свое рвение.
Шаповалов, заметив меня, коротко кивнул и, быстро закончив телефонный разговор, подошел к своему столу. Он достал из ящика бумаги и протянул их мне.
— Вот, Разумовский, держи. Это твой официальный договор о переводе в наше отделение. Я уже подписал. Осталась только твоя подпись.
Я взял бланк. Стандартный типовой договор, ничего особенного.
Ничего особо примечательного на первый взгляд. Я быстро пробежал глазами по основным пунктам — должность, обязанности, условия работы… И тут мой взгляд зацепился за графу «Оплата труда».
Цифры, указанные там, заставили меня невольно присвистнуть. Ставка адепта, переведенного в ординатуру хирургического отделения, составляла четыреста имперских рублей. Плюс еще пятьдесят рублей надбавки за ранг адепта.
Итого — четыреста пятьдесят рублей! Да это же не просто шаг вперед, это был настоящий прыжок. С такой зарплатой я смогу снять приличную квартиру поближе к работе и начать откладывать, при этом особо не ущемляя себя в рационе. Да и Морковку свою смогу баловать нормальным кошачьим кормом.
Я быстро пробежал глазами по пунктам, не особо вчитываясь в мелкий шрифт (все равно там, скорее всего, одна юридическая нудятина), и размашисто поставил свою подпись в указанном месте.
— Отлично, — я протянул ему оба экземпляра. — Один вам, один мне.
Но Шаповалов забрал оба и не спешил отдавать мне мой экземпляр. Он хитро улыбнулся и убрал бумаги обратно в ящик стола.
— Э-э-э… Игорь Степанович, а мой экземпляр? — я удивленно посмотрел на него.
— Ага, вот и началось! — тут же прокомментировал Фырк. — Сейчас он тебе скажет, что ты его получишь только после того, как станцуешь ему джигу на операционном столе! Или принесешь ему перо из хвоста Жар-птицы! Эти начальники — они такие затейники!
— А свой экземпляр, Разумовский, — Шаповалов откинулся на спинку кресла и смерил меня оценивающим взглядом, — ты еще должен заслужить. Доказать, так сказать, что ты действительно достоин быть в моей команде. А не просто так, за красивые глазки и удачно подвернувшийся случай с Петренко.
Я внутренне усмехнулся. Ну да, конечно. Как же без этого.
— И как же я могу это заслужить, Игорь Степанович? — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более невинно.
— А очень просто, — Шаповалов снова хитро улыбнулся. — Вот тебе твое первое серьезное задание. Пациентка Дериглазова Валентина Сидоровна, пятьдесят пять лет. Палата номер пятьсот восемнадцать. Поступила вчера вечером с жалобами на… впрочем, сам все увидишь в истории болезни. Твоя задача — поставить ей точный диагноз и назначить адекватное лечение. И чтобы к вечеру у меня на столе лежал полный отчет о проделанной работе. Справишься — получишь свой экземпляр договора. Не справишься… ну, тогда, как говорится, се ля ви. Можешь возвращаться на свою скорую. Удачи, адепт!
Он протянул мне тонкую папку с историей болезни. Я молча взял ее и, кивнув, направился к выходу. У самой двери Шаповалов меня окликнул:
— Разумовский!
Я обернулся.
— Да, Игорь Степанович?
— Это очень серьезное дело, — его голос вдруг стал неожиданно жестким. — И очень ответственное. Так что отнесись к нему со всей серьезностью. От твоего диагноза и твоих действий будет зависеть не только твоя дальнейшая карьера, но и, возможно, жизнь этой женщины. Понял?
— Понял, Игорь Степанович, — я кивнул и вышел из ординаторской.
— Ну что, двуногий, допрыгался? — Фырк, который все это время сидел тихо, теперь не мог скрыть своего злорадства. — Похоже, Шаповалов решил устроить тебе настоящее испытание! И что-то мне его тон совсем не понравился! Уж больно он был напряженный. Как будто он сам чего-то боится. Или знает что-то такое, чего не знаем мы.
— Я с тобой согласен, Фырк, — я задумчиво потер подбородок. — Что-то здесь не так. Слишком уж все это подозрительно. «Серьезное дело», «ответственное»… Похоже, меня ждет какой-то подвох. Очень неприятный подвох.
— А я тебе говорил! — тут же встрепенулся Фырк. — Это же классика жанра! Посвящение новичка! В хирургии такое сплошь и рядом практикуется! Подсовывают самому неопытному самый сложный или самый безнадежный случай, а потом смотрят, как он будет выкручиваться! А если не выкрутится — ну, значит, не достоин быть в их элитном клубе! Жестокие они, эти хирурги! Просто садисты в белых халатах!
Я только вздохнул.
В его словах, к сожалению, была доля правды. В моем прошлом мире такая практика тоже существовала, особенно в некоторых старых хирургических школах. И я, каюсь, грешен, сам пару раз участвовал в подобных посвящениях, когда был молодым и горячим. К сожалению.
— Ладно, Фырк, не каркай, — я постарался отогнать неприятные воспоминания. — Пойдем посмотрим, что там за «серьезное дело» нас ждет. И держи ухо востро. Мне твоя помощь сегодня может очень понадобиться.
Мы направились в пятьсот восемнадцатую палату. Это была обычная четырехместная палата, довольно светлая и чистая. Три койки были заняты, одна пустовала.
— Здравствуйте! — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более бодро и дружелюбно. — Кто из вас Дериглазова Валентина Сидоровна?
Женщина, лежавшая у окна, с усталым лицом и потухшим взглядом, подняла руку.
— Это я, господин лекарь.
Я подошел к ней, открывая на ходу историю болезни. И тут Фырк, который до этого сидел у меня на плече, разглядывая пациенток, вдруг издал удивленный писк.
— Опаньки! А вот это сюрприз! — прошептал он мне на ухо. — Двуногий, да ты не поверишь! Это же тетя Валя, уборщица из неврологического отделения! Я ее сто раз видел, как она там полы намывает и с цветочками на подоконнике разговаривает! Что она тут делает⁈
Услышав от Фырка, что моя «серьезная и ответственная» пациентка Дериглазова — это не кто иная, как тетя Валя, уборщица из неврологии, я едва сдержал смешок. Ну, Шаповалов, ну, интриган!
Вот это я понимаю, посвящение в хирурги!
Подсунуть мне заведомо здоровую женщину, чтобы я весь день бился над ней, как рыба об лед, пытаясь найти несуществующую болезнь! Оригинально, ничего не скажешь.
Меня это, конечно, немного злило.
Вместо того чтобы заниматься настоящими, серьезными пациентами, которых в отделении наверняка хватало, я должен был тратить свое драгоценное время на эти детские игры. Но, с другой стороны, это было даже забавно.
Посмотрим, кто кого переиграет.
— Ну что, двуногий, попался? — Фырк, кажется, тоже оценил всю иронию ситуации и теперь откровенно веселился, сидя у меня на плече. — А ты-то уж, наверное, настроился на очередную битву с редким и коварным недугом! А тут — бац! — и тетя Валя собственной персоной! Да еще и, судя по ее цветущему виду, абсолютно здоровая! Ну, терпи, двуногий, терпи! Пока ты всего лишь адепт, придется тебе плясать под дудку этих ваших «мастеров-целителей»! Зато будет что вспомнить на пенсии!
Я только хмыкнул. Терпеть я, конечно, буду, но и в долгу не останусь.
Я еще раз внимательно просмотрел историю болезни тети Вали. Анализы — идеальные, хоть сейчас в космос запускай. Жалобы — какие-то невнятные: «общая слабость», «иногда покалывает в боку», «плохой сон».
В общем, стандартный набор для женщины ее возраста, которая много работает физически и мало отдыхает. Я провел краткий осмотр: давление в норме, пульс ровный, живот мягкий, безболезненный. Никаких патологических симптомов. Ну точно, развод чистой воды.
Я вышел из палаты, оставив тетю Валю в некотором недоумении.
— Ну что, двуногий, какие твои дальнейшие действия? — с любопытством спросил Фырк. — Пойдешь к Шаповалову каяться, что не смог найти у уборщицы смертельное заболевание? Или, может, начнешь ее лечить от «синдрома хронической усталости» с помощью чудодейственных припарок из подорожника?
— Увидишь, — я решительно направился в сторону ординаторской.
Там Шаповалова, как назло, не оказалось. За столами сидели только хомяки и с умным видом ковырялись в каких-то бумажках.
— А где ваш босс? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос не слишком дрожал от сдерживаемого гнева.
Троица удивленно подняла на меня глаза.
— Игоря Степановича нет, — пожал плечами Суслик. — Он на экстренную операцию ушел. А что, что-то случилось?
— А ты что, Илья, уже закончил с пациенткой? — Белочка-Борисова подалась вперед, и в ее глазах я заметил какой-то нездоровый блеск. — Так быстро? Нашел у нее что-нибудь интересное?
Я смерил их всех троих тяжелым взглядом.
— А то вы не знаете, что это за пациентка! — прорычал я. — Это же обычное посвящение в хирурги, так ведь? Подсунули мне здоровую женщину, чтобы я тут весь день, как идиот, бегал и искал у нее несуществующие болячки! Самих-то, небось, также посвящали, когда вы только пришли! И теперь решили на мне отыграться! Так вот, знайте, я в эти ваши дурацкие игры играть не собираюсь! И под дудку Шаповалова плясать тоже!
Пончик-Величко испуганно выпучил глаза и замотал головой.
— Да ты что, Илья! Какое посвящение⁈ У нас в хирургии такого отродясь не было! Игорь Степанович, конечно, строгий, но он таким не занимается! И нас никто не посвящал! Мы просто работали, и всё!
— Да-да, — тут же подхватил Суслик-Фролов, пытаясь изобразить на своем лице крайнюю степень удивления. — Это действительно очень сложный и непонятный случай! Игорь Степанович сам уже голову сломал, пытаясь понять, что с Дериглазовой!
— И ты им веришь, двуногий? — скептически прошептал Фырк мне на ухо. — По-моему, они врут как дышат! Уж больно у них морды хитрые!
Я задумался.
Слова хомяков звучали на удивление правдиво. В их голосах не было обычной издевки или насмешки. Скорее, какое-то замешательство и даже сочувствие. Но я не исключал, что они могут быть заодно с Шаповаловым и просто разыгрывают этот спектакль, чтобы меня запутать.
И тут у меня в голове родился план. Коварный, но, как мне показалось, очень эффективный.
Я сделал самое озабоченное и встревоженное лицо, на какое только был способен.
— Да? Правда? — я постарался, чтобы в моем голосе прозвучали нотки раскаяния. — А я подумал, что это Шаповалов так надо мной издевается. Простите, ребята, если что не так. Ну, раз это действительно сложный случай… Пойду тогда еще поищу. Может, что-нибудь и найду.
Я развернулся и вышел из ординаторской, оставив хомяков в полном недоумении.
— Ты что это задумал, двуногий? — тут же вцепился в меня Фырк. — Какой еще искать? Она же здоровая, как бык! Или ты решил у нее радикулит найти? Или, может, плоскостопие?
Я только загадочно улыбнулся и ничего ему не ответил. Вместо этого я зашел в процедурный кабинет, взял из шкафчика стерильный шприц и пару пробирок и снова направился в палату к Дериглазовой.
— Валентина Сидоровна, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более серьезно и озабоченно. — Знаете, что-то мне ваши анализы, которые вы сдавали при поступлении, не очень нравятся. Есть там некоторые настораживающие моменты. Я бы хотел их перепроверить. Давайте-ка мы с вами еще разок кровь из вены возьмем, хорошо?
Тетя Валя, услышав про «настораживающие моменты», тут же испуганно выпучила глаза и безропотно протянула мне руку. Я быстро и профессионально взял у нее кровь, поблагодарил за терпение и поспешил в лабораторию.
Лаборатория находилась на другом этаже, и всю дорогу Фырк не переставал пыхтеть и возмущаться.
— Ну, двуногий, я от тебя такого не ожидал! — скрипел он. — Мучить бедную женщину, брать у нее кровь, когда она и так здорова! Это же просто садизм какой-то! Я всегда знал, что вы, лекари, — скрытые маньяки!
Я только усмехался. Пусть себе ворчит. Скоро он все поймет.
В лаборатории, благодаря моему новому статусу и паре ласковых слов в адрес симпатичной лаборантки, мои анализы пообещали сделать вне очереди. Да и магия здесь творила чудеса — специальные артефакты выделяли все необходимые элементы и показатели буквально за десять-пятнадцать минут.
Я взял распечатку с результатами и внимательно пробежал по цифрам. Ну, так я и думал. Все в пределах идеальной нормы.
Я вернулся в палату к Дериглазовой. Она ждала меня с нескрываемой тревогой.
— Ну что, господин лекарь? Что там у меня? — ее голос дрожал.
— Валентина Сидоровна, — я постарался придать своему лицу самое скорбное выражение. — Боюсь, новости у меня для вас не очень хорошие. Анализы подтвердили мои самые худшие опасения. У вас очень серьезное и редкое заболевание. Называется оно «острая перемежающаяся порфирия с преимущественным поражением центральной нервной системы». Если не начать немедленное лечение, последствия могут быть самыми печальными.
Тетя Валя ахнула и схватилась за сердце.
— Но… но я же… я же ничего такого не чувствую! — пролепетала она.
— Это очень коварная болезнь, Валентина Сидоровна, — я покачал головой. — Она может долгое время протекать бессимптомно, а потом ударить со всей силы. Но не волнуйтесь, мы успели ее поймать на ранней стадии. Я вам сейчас выпишу специальные таблетки, их нужно будет принимать строго по схеме. А еще нам нужно будет сделать вам один укол. Препарат очень сильный, и на него почти всегда бывает аллергическая реакция — будете вся чесаться, как будто вас блохи покусали. Но это не страшно, мы вам тут же дадим антигистаминное, и все пройдет. Главное — начать лечение как можно скорее.
Дериглазова слушала меня с широко раскрытыми от ужаса глазами. А когда я упомянул про «укол» и «чесаться», она вдруг резко замотала головой.
— Нет-нет, господин лекарь, никакого укола мне не надо! — испуганно выпалила она. — Я… я очень боюсь уколов! И чесаться я тоже не хочу! Давайте пока обойдемся таблетками, а? А там посмотрим. Может, оно и само пройдет?
— Ну, смотрите сами, Валентина Сидоровна, — я пожал плечами. — Дело ваше. Но потом, когда станет поздно, не говорите, что я вас не предупреждал.
Я оставил ей на тумбочке безобидную аскорбинку под видом «супер-таблеток от порфирии» и вышел из палаты, оставив ее в глубокой задумчивости и панике.
— Ну ты даешь, двуногий! — Фырк, который все это время сидел тихо, теперь не мог сдержать своего восхищения. — «Острая перемежающаяся порфирия»! Да она же от одного названия этой твоей болезни чуть в обморок не упала! А уж когда ты про укол и чесотку заговорил… Я думал, она прямо на кровати родит от страха! Ты просто гений коварства! Но зачем ты все это устроил? Она же здоровая!
— А вот это, мой дорогой Фырк, ты мне сейчас и расскажешь, — я хитро улыбнулся. — Точнее, не расскажешь, а посмотришь. Я хочу, чтобы ты еще раз, очень-очень внимательно, осмотрел нашу больную Дериглазову изнутри. Особенно обрати внимание на ее сердце, сосуды, печень и почки. Это те органы, которые обычно первыми дают сбой в ее возрасте, даже если внешне все выглядит благополучно. И доложишь мне все в мельчайших подробностях. А я тебе потом расскажу, зачем мне все это было нужно. Договорились?
Фырк недовольно фыркнул, но любопытство, видимо, взяло верх.
— Ладно, двуногий, уговорил, — проворчал он. — Только смотри у меня! Если там опять ничего интересного не будет, я на тебя обижусь! И в следующий раз заставлю тебя самого внутрь заглядывать!
Он метнулся в сторону палаты Дериглазовой, а я, усмехаясь, направился в ординаторскую. Нужно было проверить, что там произошло в отделении за время моего отсутствия, пока я тут посвящениями занимался.
В ординаторской, к счастью, было пусто. Хомяки, видимо, разбежались по палатам, а Шаповалов еще не вернулся с операции. Я сел за компьютер и углубился в изучение историй болезни.
Не прошло и десяти минут, как дверь в ординаторскую с грохотом распахнулась, и на пороге появился разъяренный, как сто тысяч чертей, Шаповалов.
— Разумовский! — заорал он так, что у меня чуть барабанные перепонки не лопнули. — Какого хрена ты тут устроил? Ты что себе позволяешь, адепт недоделанный? Ты зачем напугал бедную Валентину Сидоровну до полусмерти? Она же теперь от меня шарахается, как от прокаженного, и требует немедленной выписки! Говорит, что у нее смертельная болезнь, и что ты ей уколы жуткие собирался делать! Ты что, с ума сошел? Она же абсолютно здоровая женщина!
Я сделал самое невозмутимое лицо, на какое только был способен. В этот самый момент рядом со мной материализовался Фырк и с нескрываемым интересом уставился на Шаповалова.
— Как это «здоровая», Игорь Степанович? — я удивленно приподнял бровь, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более обеспокоенно. — А вот результаты ее сегодняшнего экспресс-анализа крови… Боюсь, у меня для вас очень плохие новости.
Я протянул Шаповалову сложенный вдвое листок. Это была копия результатов анализов, которую я предусмотрительно позаимствовал из лаборатории. Шаповалов с недоверием выхватил у меня листок и впился в него глазами. По мере того как он читал, его лицо стремительно меняло цвет — от багрового до мертвенно-бледного. Руки его заметно дрожали.
— Бласты… девяносто процентов… — прохрипел он, и его голос сорвался. — Тромбоциты… почти на нуле… СОЭ… Господи, да это же… это же острый лейкоз! Молниеносная форма! Да она же… она же у нас на глазах сгорит за пару дней, если немедленно не начать агрессивную химиотерапию и переливание крови! Но… как? Утром же все…
Он не успел закончить фразу и, бросив листок на стол, кинулся к выходу из ординаторской, видимо, намереваясь немедленно бежать спасать умирающую Дериглазову.
— Игорь Степанович, подождите! — я остановил его у самой двери. — Вы бы хоть на фамилию пациентки на результатах посмотрели повнимательнее. И на дату забора анализа.
Шаповалов замер, потом медленно вернулся к столу, снова взял листок и впился в него взглядом.
Секунда, другая… И тут его лицо исказила гримаса ярости.
— Герасимов? Какой еще Герасимов? Это же анализы совершенно другого пациента! И дата… дата вчерашняя! Разумовский! Да ты издеваться надо мной вздумал, щенок?
— А издеваться над адептами, подсовывая им здоровых уборщиц вместо пациентов, это, по-вашему, нормально, Игорь Степанович? — я спокойно посмотрел ему в глаза. — Другой бы на моем месте, может, и провел бы весь день в бесплодных поисках несуществующей болезни, ставя один неверный диагноз за другим. А я, как видите, нашел выход из ситуации. И, кажется, преподал вам небольшой урок.
Шаповалов тяжело дышал, его ноздри раздувались. Он несколько раз открывал и закрывал рот, видимо, пытаясь подобрать нужные слова, но они никак не находились. Потом он вдруг как-то обмяк, сел на ближайший стул и схватился за сердце.
— Фух… — выдохнул он. — Разумовский, нельзя же так-то со старшими. Я уж думал, действительно у тети Вали эту гадость пропустил. У меня чуть сердце не остановилось!
И тут он засмеялся. Сначала тихо, потом все громче и громче, почти истерически. Скорее всего, это была реакция на пережитый испуг. Когда он немного успокоился, я спросил у Фырка, который все это время с интересом наблюдал за этой сценой:
— Ну что, Фырчик, как там наша смертельно больная Дериглазова?
— А что с ней будет? — фыркнул он. — Здорова, как молодой бычок после недели на альпийских лугах! Ну, или почти. Суставчики у нее, конечно, уже не первой свежести — коленки поскрипывают, как старая телега, особенно после того, как она тут полы до блеска натрёт. Возрастной артроз, обычное дело. Но ничего такого, от чего можно было бы ласты склеить. А так — хоть сейчас снова за швабру и ведро, медали завоевывать по скоростной уборке помещений!
Я кивнул.
— Игорь Степанович, — сказал я, обращаясь к все еще смеющемуся Шаповалову. — С Валентиной Сидоровной Дериглазовой все в полном порядке. Здорова она, как и положено быть трудолюбивой женщине ее лет. Ну, если не считать некоторых возрастных изменений в суставах. Колени у нее, конечно, уже не как у юной балерины, побаливают немного после нагрузки. Так что ей нужно их беречь и, возможно, какую-нибудь согревающую мазь использовать. А в остальном — она у вас просто кремень!
Шаповалов снова расхохотался, вытирая выступившие от смеха слезы.
— Ну, Разумовский! Ну, ты голова! И здесь в точку попал! Все-то ты замечаешь, ничего от твоего взгляда не скроется! Да, у нашей тети Вали действительно только колени по вечерам ноют, особенно после генеральной уборки, а так она у нас еще даст фору любому хомяку по части выносливости! Не ошибся я в тебе, парень! Ох, не ошибся! С таким чутьем и такими мозгами ты далеко пойдешь! Очень далеко! В общем, такому таланту, как у тебя, действительно грех пропадать! Будешь ассистировать мне на всех сложных и интересных операциях! И это не обсуждается! Точка!
Я расплылся в довольной улыбке. Именно этого я и добивался. Мой маленький спектакль удался на славу.
В этот самый момент дверь в ординаторскую без стука распахнулась, и на пороге появились двое мужчин. Оба высокие, крепкого телосложения, одеты в строгие, дорогие костюмы, которые как-то не очень вязались с больничной обстановкой. Лица у них были серьезные, почти каменные, а взгляды — холодные и внимательные.
Они обвели ординаторскую быстрым оценивающим взглядом, задержались на мгновение на Шаповалове, который тут же перестал смеяться и удивленно уставился на незваных гостей, а потом их взгляды остановились на мне.
— Адепт Илья Разумовский? — один из них, тот, что был повыше и постарше, с сединой на висках, шагнул вперед. Голос у него был низкий, властный, не терпящий возражений.
— Да, это я, — я немного напрягся. Что-то мне эти типы совсем не нравились.
— Вы задержаны по подозрению в нарушении Устава Гильдии Целителей и несанкционированном использовании запрещенных магических веществ, — без тени эмоций произнес второй, помоложе, но с таким же холодным взглядом. — Пройдемте с нами. Для дальнейших разбирательств.
