Глава 12

Я поблагодарил Игната Семеновича Киселева за оказанное доверие и, чувствуя себя как минимум кандидатом на Нобелевскую премию по медицине (если бы таковая существовала в этом мире), вышел из его кабинета.

Фырк, который всю дорогу до хирургического отделения вел себя на удивление тихо, тут же не выдержал и взорвался восторженной тирадой у меня в голове.

— Ну ты даешь, двуногий! Просто красавчик! Так их всех уделал! Из адептов скорой — и сразу в хирурги! Да еще и на сложную операцию! Это же просто киношный сценарий! Я всегда в тебя верил! Ну, почти всегда… Иногда, конечно, сомневался в твоих умственных способностях, но сейчас… сейчас я готов признать — ты гений! И я, твой скромный, но незаменимый компаньон, тоже приложил к этому свою пушистую лапку! Мы — команда! Бэтмен и Робин! Шерлок Холмс и доктор Ватсон! Винни-Пух и Пятачок!

Я только усмехнулся его сравнениям, хоть и снова удивился откуда он знает этих персонажей. Ведь все равно не признается. Да и странный набор их какой-то… Пусть себе тешится. Мне тоже было отчего радоваться.

На сестринском посту, расположенном в центре длинного, залитого светом коридора хирургического отделения, сидела дежурная медсестра. И надо сказать, медсестра эта была весьма и весьма примечательной.

Высокая, стройная блондинка с точеной фигуркой, которой очень шел белый медицинский халат, с огромными голубыми глазами, обрамленными пушистыми ресницами.

На ее бейджике красовалось имя: «Кристина Волкова». Волкова? Однофамилица Федора Максимовича? Или, может, родственница? Интересно…

Я подошел к стойке и постарался изобразить на лице самую обаятельную из своих улыбок.

— Добрый день! Я адепт Илья Разумовский. Меня к вам направил мастер-целитель Киселев. Сказал, чтобы я нашел мастера-целителя Шаповалова, у него какая-то сложная операция.

Кристина окинула меня оценивающим взглядом с головы до ног, и в ее голубых глазах мелькнуло что-то вроде недоверия.

— Адепт? К Шаповалову? На операцию? — она удивленно приподняла идеально выщипанную бровь. — Что-то я не припомню, чтобы Игорь Степанович просил себе в ассистенты адептов. У него своих подмастерьев хватает. Вы ничего не путаете, молодой человек?

— Уверен, что нет, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более уверенно. — Меня направил лично Игнат Семенович.

— Ну, раз Игнат Семенович… — Кристина пожала плечами и взяла в руки телефонную трубку. — Сейчас уточним.

Она набрала внутренний номер и через пару секунд начала быстро говорить в трубку. Потом ее лицо вдруг вытянулось, глаза округлились, и она начала отодвигать трубку от уха так, будто оттуда вот-вот вырвется струя кипятка.

Я не слышал, что именно ей говорил Киселев, но, судя по ее реакции, разговор был не из приятных. Кажется, Игнат Семенович в гневе был страшен.

Когда она наконец положила трубку, вид у нее был немного помятый. Щеки пылали, а в глазах стояло обиженное выражение.

— Да-да, проходите, адепт Разумовский, — процедила она сквозь зубы, стараясь, однако, улыбнуться мне как можно любезнее. Кажется, нагоняй от начальства подействовал на нее отрезвляюще. — Мастер-целитель Шаповалов сейчас в восьмой операционной. Это на следующем этаже. Вам нужно подняться по лестнице в конце коридора, там будет указатель «Операционный блок». Восьмая — налево по коридору.

Несмотря на явное недовольство после разговора с Киселевым, Кристина все же не упустила возможности стрельнуть в меня своими очаровательными глазками и одарить такой улыбкой, от которой у любого нормального мужчины должны были бы подкоситься ноги. Я, однако, устоял. У меня сейчас были дела поважнее.

Чтобы было понятнее, как тут все устроено: наша Центральная Городская Больница — это целый медицинский городок.

Подстанция скорой помощи, где я до этого момента обитал, располагалась на первом этаже одного из корпусов, с отдельным выездом для машин.

Хирургическое отделение, куда меня только что перевели, занимало весь пятый этаж этого же корпуса. А вот операционный блок — это было святая святых, он находился этажом выше, на шестом, и представлял собой отдельный, изолированный мир со своими строгими правилами и атмосферой.

Мастер-целитель Игорь Степанович Шаповалов, к которому я направлялся, был одним из ведущих хирургов больницы, светилом местной медицины, и, по слухам, заведовал отделением общей и экстренной хирургии. То есть, человеком он был очень серьезным и влиятельным.

Я поблагодарил Кристину и направился по указанному маршруту. Фырк, который до этого сидел смирно, видимо, наслаждаясь сценой с разгневанным Киселевым, тут же оживился.

— Ну, двуногий, вот это я понимаю — карьерный рост! — он чуть ли не подпрыгивал у меня на плече от восторга. — Хирургия! Экшен! Первое настоящее дело! А какие тут медсестрички! М-м-м, просто пальчики оближешь! Ты видел, какие у этой Кристины… э-э-э… глаза? Огромные, голубые, как озера! Твоя Вероника и рядом не стояла! Хотя… у Вероники тоже есть свои прелести, не спорю. Но эта! Эта — просто богиня! Давай, двуногий, не теряйся! Покажи ей, на что способен настоящий мачо!

— Перестань пошлить, Фырк! — мысленно одернул я его, хотя самому было немного смешно от его энтузиазма. — У меня сейчас другие задачи.

Но в душе я, конечно, тоже радовался. Хирургия — это было то, к чему я стремился.

Здесь я мог применить свои знания и навыки в полной мере. Здесь я мог расти как специалист. Здесь я мог спасать жизни, а не просто возить пациентов от дома до больницы.

Да и зарплата… я очень надеялся, что зарплата в хирургии будет сильно выше, чем на скорой. Чтобы можно было наконец-то съехать из этой моей убогой конуры в квартирку получше. Пусть даже в том же не самом безопасном районе, но хотя бы с нормальными обоями и не скрипучим диваном.

Пока я шел по длинному коридору шестого этажа, направляясь к операционному блоку, мой телефон пискнул. Сообщение от Вероники.

«Илья, как это понимать⁈ Я пришла на смену, а мне сказали, что у меня новая напарница, какая-то девчонка-адептка только что из академии! А ты⁈ Что с тобой случилось? Куда ты пропал⁈ Я волнуюсь!»

Я быстро набрал ответ:

«Вероника! Не волнуйся, со мной все в порядке. Просто… меня перевели в хирургическое отделение. Сегодня первый день. Вечером все подробно расскажу, хорошо?»

Ответ прилетел почти сразу:

«В хирургию⁈ Ого! Илья, это же просто здорово! Я так рада за тебя! От всей души! Такой талант, как у тебя, действительно не должен гонять на скорой! Ты заслуживаешь большего! Хотя… если честно, мне будет тебя очень не хватать. Ты лучший напарник, который у меня когда-либо был».

От ее слов у меня на душе стало как-то особенно тепло. Приятно, черт возьми, когда тебя ценят.

Я дошел до массивной двери с надписью «Операционный блок. Вход строго по пропускам». За ней оказался небольшой санпропускник. С одной стороны располагались шкафчики для уличной обуви и одежды, с другой — полки со стопками чистых хирургических костюмов, шапочек, масок и бахил.

Я быстро переобулся, натянул на себя свежий зеленый костюм, шапочку, повязал маску. Потом сунул руки в специальный артефакт, встроенный в стену, — небольшое углубление, из которого тут же ударила струя прохладного, чуть покалывающего тумана.

Секунда — и мои руки были идеально чистыми и продезинфицированными. Удобная штука, надо сказать. Гораздо лучше, чем долгое и нудное мытье под краном с мылом и щеткой, как это было в моем прошлом мире.

Сделав глубокий вдох, я толкнул дверь и вошел в восьмую операционную.

Первое, что бросилось в глаза, — это количество народа. В довольно просторном, залитом ярким светом операционных ламп помещении находилось не меньше десяти человек! Многовато для одной операции, даже сложной.

Кто все эти люди? И почему они все так удивленно смотрят на меня?

В центре, у операционного стола, на котором уже лежал пациент, полностью накрытый стерильными простынями так, что виден был лишь небольшой участок операционного поля, стоял мастер-целитель Шаповалов.

Высокий, худощавый мужчина лет пятидесяти. Его лицо было почти полностью скрыто хирургической маской и шапочкой, но строгий, сосредоточенный взгляд его серых глаз из-под густых бровей говорил о многом.

Я мельком разобрал стоящих рядом с ним — двое ассистентов, операционная сестра и анестезиолог. Остальные, видимо, были наблюдателями — какие-то молодые люди в таких же халатах и масках.

— А вы кто такой, молодой человек? — Шаповалов оторвался от пациента и резко повернулся ко мне. Голос у него был низкий, властный и не предвещающий ничего хорошего. — И что вы здесь делаете? У нас операция сейчас начнется.

Не успел я и рта раскрыть, как ко мне тут же бросились две операционные сестры, преграждая мне путь.

— Вам сюда нельзя! — строго сказала одна из них. — Здесь стерильная зона! Покиньте помещение!

— Я адепт Разумовский, — ничего не понял я. — Меня к вам направил мастер-целитель Киселев. Сказал, что я буду ассистировать на операции.

В операционной повисла тишина. Такая, что слышно было, как жужжат лампы. Все взгляды были устремлены на меня. Шаповалов несколько секунд молча разглядывал меня своими колючими серыми глазами, потом его губы скривились в презрительной усмешке.

— Адепт? Ассистировать? — он медленно покачал головой. — Кажется, Игнат Семенович сегодня не в себе. Я уже говорил ему, Разумовский, что мне не нужны адепты в моей команде. У меня своих подмастерьев хватает, которые тоже ни черта не умеют. А вы нам здесь будете только мешаться. Так что выйдите, пожалуйста. И не нужно так бесцеремонно вламываться в операционную во время подготовки к сложной операции. Это, как минимум, непрофессионально.

Операционные сестры, эти амазонки в стерильных халатах, с решимостью, достойной лучшего применения, буквально вытеснили меня из операционной. Спорить с ними было бесполезно, да и не хотелось устраивать скандал в первый же день на новом месте работы.

Пришлось ретироваться, провожаемый испепеляющим взглядом мастера-целителя Шаповалова и сочувственно-любопытными взглядами его многочисленной свиты.

Я вернулся в предбанник операционного блока, стянул с себя халат, маску и шапочку и задумался. Ну что ж, первый блин, как говорится, вышел комом. Или, точнее, меня просто не допустили до этого самого блина.

Но я не из тех, кто легко сдается. Никто и не обещал, что будет легко. Значит, нужно действовать по-другому. Если не пускают в дверь, придется лезть в окно. В переносном смысле, конечно.

— Ну что, двуногий, не удалось тебе блеснуть своим хирургическим гением? — Фырк, который всю эту сцену наблюдал с нескрываемым удовольствием, уселся мне на плечо. — Выставили тебя, как нашкодившего котенка! А я-то уж думал, сейчас начнется настоящее шоу! А ты что задумал теперь? Пойдешь жаловаться Киселеву? Или сразу главврачу? А может, на этого Шаповалова порчу наведем? У меня есть пара идей, как ему можно испортить следующую операцию… чисто из педагогических соображений, конечно!

— Угомонись, кровожадный ты мой, — мысленно остановил я его. — Никаких порч и диверсий. У меня другой план. Более изящный.

Я снова спустился на пятый этаж, в хирургическое отделение. На сестринском посту все так же сияла своей ослепительной улыбкой Кристина Волкова. Увидев меня, она удивленно приподняла бровь.

— О, адепт Разумовский! А вы что, уже все? Операция так быстро закончилась?

— Можно сказать и так, — уклончиво ответил я. — Подскажите, пожалуйста, а где здесь у вас ординаторская? Мне нужно кое-какие бумаги посмотреть.

Кристина стрельнула в меня своими небесно-голубыми глазками.

— Ординаторская — прямо по коридору и налево, последняя дверь. Только вы это… с Игорем Степановичем поаккуратнее. Он у нас человек настроения. Вспыльчивый, как смерч, если что не по нему. Но хирург он, конечно, гениальный, тут ничего не скажешь. Если найдете к нему подход, многому сможете научиться.

— Спасибо за совет, Кристина, — я улыбнулся ей в ответ. — Постараюсь быть паинькой.

Неизвестно, кто у кого большему научится. Но вслух, конечно, этого говорить не стал.

В ординаторской, к моей радости, никого не оказалось.

Просторная комната с несколькими столами, заваленными историями болезни и медицинскими журналами, пара компьютеров, шкафы с книгами… В общем, типичная рабочая берлога хирургов. Это было мне на руку.

Я быстро занял один из свободных компьютеров и, войдя в больничную систему под своим логином и паролем, приготовился к операции другого рода. Доступ у меня, как у адепта скорой помощи, был, конечно, сильно урезан, но истории болезни пациентов просматривать я мог.

— Фырк, — мысленно скомандовал я. — Мне нужно имя и фамилия пациента, которого сейчас оперирует Шаповалов. Быстро!

Фырк недовольно фыркнул, но спорить не стал. Видимо, мой план ему тоже показался интересным. Он серебристой молнией метнулся из ординаторской и уже через пару минут вернулся.

— Петренко Степан Захарович, пятьдесят два года, — доложил он. — Диагноз при поступлении — «Объемное образование правого надпочечника». Скукота…

Я быстро нашел в системе историю болезни Петренко Степана Захаровича. Так, что у нас тут?

Мужчина, пятьдесят два года, жалобы на периодические боли в правом подреберье, слабость, потерю веса за последние полгода, иногда — повышение температуры до субфебрильных цифр.

На УЗИ и КТ брюшной полости — действительно, объемное образование в проекции правого надпочечника, размером примерно пять на шесть сантиметров, с относительно четкими контурами. Предварительный диагноз — аденома надпочечника. Рекомендовано оперативное лечение — адреналэктомия. Биопсию, как я и предполагал, не делали. Стандартная, в общем-то, ситуация. Если бы не одно «но»…

Что-то в этой истории болезни меня насторожило. Мелкие детали, которые не укладывались в типичную картину доброкачественной аденомы.

Например, в анализах крови — стойкий лейкоцитоз, повышенная СОЭ, что больше говорило о воспалительном или системном процессе, чем о простой аденоме. На КТ-снимках, если присмотреться очень внимательно, контуры образования были не такими уж и четкими, а структура его — неоднородной, с участками пониженной плотности.

Да и жалобы пациента — потеря веса, лихорадка — не очень-то характерны для обычной аденомы, если она не гормонально активна, а об этом в истории болезни не было ни слова.

— Фырк, — я снова обратился к своему пушистому помощнику. — А не мог бы ты, мой драгоценный, еще разок сгонять в операционную? Посмотреть внимательно, что там сейчас происходит с этим Петренко. И как выглядит эта его аденома на самом деле. Мне это очень нужно.

— Опять я⁈ — возмущенно взвился Фырк. — Да что я тебе, мальчик на побегушках⁈ То принеси, то подай, то слетай посмотри! У меня, между прочим, есть чувство собственного достоинства! Я не какой-нибудь там почтовый голубь!

— Придется, Фырчик, придется, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более убедительно. — Ты же сам хочешь, чтобы мы уделали этого напыщенного Шаповалова и остались в хирургии, верно? А для этого нам нужна информация. Самая свежая и самая точная. Так что лети, мой маленький разведчик, и принеси мне на хвосте хорошие или плохие для Петренко новости.

Фырк еще немного поворчал для порядка, но я видел, что азарт в его маленьких глазках уже загорелся. Перспектива поучаствовать в очередной авантюре и насолить Шаповалову перевесила его чувство собственного достоинства. Он кивнул и растворился в воздухе.

Вернулся он буквально через пару минут, и вид у него был… озадаченный.

— Ну, двуногий, там полный кавардак! — затараторил он. — Операция, похоже, закончилась, и не очень-то удачно. Шаповалов там рвет и мечет, как разъяренный бык! Ассистенты его бегают с выпученными глазами, как будто у них пожар! А у пациента… у этого твоего Петренко… там не аденома была, это точно! Какая-то дрянь, вся пронизанная сосудами, рыхлая, и кровит, как решето! Шаповалов попытался ее выделить, так оттуда как хлынет! Еле-еле остановили, тампонами все забили и, похоже, решили на этом закончить. Сейчас они все сюда припрутся, будет разбор полетов! Готовься, двуногий, сейчас начнется самое интересное!

Не успел Фырк договорить, как дверь в ординаторскую с грохотом распахнулась, и на пороге появился сам Игорь Степанович Шаповалов. Красный, как перезрелый томат, взъерошенный, и с таким выражением лица, будто он только что лично сражался с легионом демонов и проиграл.

За ним, гуськом, боязливо втянулись трое молодых ребят. Точнее двое парней и девушка. Вид у всех троих был такой, будто их только что вытащили из мясорубки, прополоскали в формалине и вывесили сушиться на сквозняке.

— Ну, что, хомяки мои ненаглядные⁈ — прорычал Шаповалов, обводя свою понурую команду испепеляющим взглядом, от которого, казалось, сейчас задымится мебель. Он так хлопнул дверью, что со стены чуть не посыпалась штукатурка. — Доэкспериментировались, грызуны вы мои кабинетные⁈ Что это за цирк с конями был в операционной, я вас спрашиваю⁈ Какая к чертовой матери доброкачественная аденома⁈ Мы из-за вашего гениального диагноза и блестящего анализа снимков чуть мужика на тот свет не отправили! Кровотечение хлестало так, что можно было пожары тушить! Еле-еле ноги унесли, все тампонами забили, как дырявую бочку! Как, я вас спрашиваю, КАК можно было так облажаться⁈ Вы чем смотрели, когда снимки описывали? Задницей⁈ Или вы в медицинской академии только пиво пить научились да медсестер за ляжки щупать⁈

Один из хомяков, самый высокий и тощий, с испуганными глазами и торчащими ушами, похожий на Суслика, робко пискнул:

— Но, Игорь Степанович… на КТ же… там образование было с четкими контурами… и плотность… вроде, типичная для аденомы… Мы… мы не думали…

— Не думали они! — взревел Шаповалов, побагровев еще больше. — А я вам для чего головы на плечах выдал⁈ Чтобы вы ими орехи кололи⁈ Или чтобы в них хоть иногда мыслительные процессы происходили⁈ Четкие контуры! Да там эти ваши четкие контуры расползлись, как сопли по тарелке, едва я к ним прикоснулся!

Второй интерн, пухленький коротышка с круглым лицом и вечно вспотевшим лбом, которого я тут же окрестил Пончик, попытался вставить свое веское слово:

— Может, это… может, это была какая-то атипичная форма рака, Игорь Степанович? С очень быстрым ростом и прорастанием в сосуды? Мы же не можем всего предвидеть…

— Атипичная форма рака! — передразнил его Шаповалов. — А может, это была инопланетная форма жизни, которая решила замаскироваться под надпочечник⁈ Вы хоть иногда свои учебники открываете, специалисты⁈ Или они у вас только для того, чтобы подпирать ножку шатающегося стола⁈

Третий хомяк, девушка с двумя тонкими косичками и удивленным выражением лица, которую я прозвал Белочка за ее суетливость и привычку грызть (она и сейчас во рту мусолила карандаш), тоже решила блеснуть эрудицией:

— А я читала… я читала, что иногда бывают такие… э-э-э… сосудистые мальформации! Они могут выглядеть как опухоли! Может, это она была?

— Мальформация! — Шаповалов картинно схватился за голову. — Господи, за что мне это наказание! Один умнее другого! Мальформация, рак, инопланетяне! А может, это была просто моя галлюцинация от недосыпа, а⁈ Может, там вообще ничего не было, а я просто так, от скуки, решил мужику живот распороть⁈ Я жду от вас конкретных, мать вашу, ДИАГНОЗОВ, а не бреда сивой кобылы! Вы хоть понимаете, что мы сейчас в полной заднице⁈ Пациент в реанимации, диагноза нет, что делать дальше — непонятно! А вы тут мне сказки рассказываете! Думайте! Включайте свои недоразвитые мозги! Думайте, пока пациент еще не присоединился к сонму ангелов по вашей милости!

Хомяки окончательно скисли и замолчали, испуганно переглядываясь. Шаповалов метался по ординаторской, как тигр в клетке, продолжая изрыгать проклятия и саркастические замечания в адрес своей незадачливой команды.

Я сидел за компьютером, стараясь не отсвечивать и внимательно слушал, сопоставляя услышанное с тем, что я уже знал из истории болезни и от Фырка. Картина потихоньку складывалась.

И когда Шаповалов, в очередной раз остановившись посреди комнаты, в отчаянии рявкнул:

— Ну что, больше никаких светлых мыслей в ваших гениальных головах не родилось⁈ Ни одной, мать вашу, здравой идеи⁈ Бездари! Абсолютные, непроходимые бездари!

Я не выдержал. Поднялся из-за стола.

— Это может быть системное заболевание, например, болезнь Кастлемана или гистиоцитоз! — мой голос прозвучал неожиданно громко и уверенно в наступившей тишине.

Все, как по команде, замерли и уставились на меня. Хомяки смотрели с открытыми ртами, а Шаповалов медленно, очень медленно, обернулся в мою сторону. Его лицо все еще было красным от гнева, но в глазах мелькнуло что-то новое — удивление, смешанное с недоверием.

— Что ты сказал, адепт? — его голос был тихим, но в этой тишине он прозвучал, как раскат грома.