Глава 11
Вероника смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых плескалось недоумение, смешанное с едва заметной тревогой. Ее улыбка, еще недавно такая искренняя и теплая, медленно угасла.
— Илья, — ее голос прозвучал тихо, почти шепотом. — Ты… ты меня пугаешь. Что значит «от другого»? И как ты можешь это знать? Какие еще «лекари ошибались»? Меня смотрели лучшие специалисты…
— Я понимаю твои сомнения, Вероника, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более убедительно и успокаивающе. — И ни в коем случае не хочу ставить под сомнение их компетентность. Но иногда картина бывает настолько нетипичной, что даже самый опытный глаз может что-то упустить. У тебя, скорее всего, так называемый синдром мышечной компрессии. Если говорить проще, то из-за длительного напряжения или старой травмы некоторые мышцы в области шеи и плечевого пояса находятся в постоянном спазме. Они сдавливают нервы и сосуды, которые идут к голове. Отсюда и твои головные боли, которые так похожи на мигрень. И обезболивающие тут не помогут, потому что они не убирают саму причину — эту самую компрессию.
Я говорил, а сам внимательно следил за ее реакцией. Она слушала, нахмурив брови, явно пытаясь осмыслить услышанное.
— Но… как ты догадался? — недоуменно спросила она. — Ты же не проводил никаких обследований, не смотрел снимки…
Я слегка улыбнулся. Пришло время для небольшого фокуса, основанного на наблюдательности и дедукции, ну и, конечно, на незаметных подсказках моего пушистого консультанта.
— Когда ты мне обрабатывала рану от ножа, — начал я издалека, — я случайно заметил у тебя на ключице небольшой, почти незаметный шрам. Такие часто остаются после автомобильных аварий, когда ремень безопасности сильно врезается в тело.
Вероника невольно коснулась своей ключицы. Ее лицо побледнело.
— Да, — тихо подтвердила она. — Было… ДТП. Давно, еще до поступления в академию. Мы ехали с родителями за город. Страшная была авария. Каким-то чудом все обошлось без серьезных травм, но… машину смяло в лепешку. А я… я долго была зажата между сиденьями, в очень неудобном положении. Трасса была пустынная, помощь добиралась несколько часов. Отец пытался меня вытащить, но у него ничего не получалось. Я помню, как лежала там, не могла пошевелиться, и думала, что вот-вот умру от страха или от боли. Потом, когда нас наконец-то достали, лекари сказали, что мне очень повезло, отделалась ушибами и испугом. А голова начала болеть как-то постепенно, уже потом. Сначала редко, потом все чаще и сильнее. Но я никогда не связывала эти два события. Думала, это все от нервов, от переутомления на учебе, потом на работе. Да и лекари говорили то же самое.
Она замолчала, и в глазах ее блеснули слезы.
— Ага, вот оно что! — тут же встрял Фырк, который до этого с интересом слушал ее рассказ. — Отделалась ушибами и испугом! Как же! Да там у нее все мышцы и связки после такого заточения были перекручены и пережаты, как старые канаты! А потом они еще и зарубцевались неправильно! Неудивительно, что у нее теперь башка трещит, как перезрелый арбуз! А эти ваши профессора… тьфу на них! Только таблетками пичкать умеют!
— Вот видишь, Вероника, — мягко сказал я. — Скорее всего, та авария и стала первопричиной твоих проблем. Длительное нахождение в вынужденной позе, сильный стресс, возможно, какие-то микротравмы мышц и связок, которые тогда не заметили… Все это со временем привело к хроническому спазму, фиброзным изменениям в тканях, которые и сдавливают нервно-сосудистые пучки. Это как бомба замедленного действия. Послушай, я думаю, я смогу тебе помочь. У меня есть определенные методики, которые позволяют снять такое глубинное мышечное напряжение, восстановить нормальное кровообращение и иннервацию в этих зонах. Это должно значительно облегчить твои головные боли, а скорее, и вовсе избавить от них.
Вероника долго молчала, обдумывая мои слова. На ее лице отражалась целая гамма чувств: от страха и недоверия до робкой надежды.
— Я… я не знаю, Илья, — наконец произнесла она. — Мне нужно подумать. Это все так… неожиданно. Ты ведь, прости, всего лишь адепт. А вдруг станет хуже?
Я кивнул.
— Я все понимаю, Вероника. И ни в коем случае не настаиваю. Решение, конечно же, за тобой. Если ты захочешь проконсультироваться с кем-то еще, я тебя полностью поддержу. Хотя сама говорила что тебя профессора консультировали. Но, поверь, я знаю, о чем говорю. И я уверен, что смогу тебе помочь.
Обед закончился, и наша смена продолжилась.
Вызовы шли один за другим, но ничего по-настоящему интересного не попадалось. Бабушки с давлением, дедушки с аритмией, дети с простудой… Рутина, от которой к концу дня начинаешь чувствовать себя выжатым лимоном.
Единственный случай, который немного разбавил эту скуку, был вызов к молодому человеку, который жаловался на ужасную боль в животе, «как будто кол проглотил». Приехали, осмотрели.
Парень бледный, потный, живот напряжен, как доска. Вероника уже было заподозрила острый аппендицит или прободную язву. Но я, присмотревшись повнимательнее, задал пару наводящих вопросов.
Плюс незаметная консультация с Фырком, который тут же заглянул пациенту внутрь, и я быстро поставил диагноз: почечная колика. Камешек, маленький, но очень вредный, решил совершить путешествие по мочеточнику. Обезболили, госпитализировали. Вероника снова смотрела на меня с удивлением и уважением.
— Ну, двуногий, ты сегодня просто в ударе! — не преминул съязвить Фырк. — То древнее ДТП диагностируешь по шраму, то камни в почках находишь без рентгена! Скоро тебе и я не нужен буду! Сам станешь ходячим МРТ!
Я только усмехнулся. Без тебя, лохматый, было бы гораздо скучнее. Смена наконец-то закончилась. Я переоделся в свою обычную одежду и уже собирался идти домой, предвкушая заслуженный отдых, как у выхода из раздевалки меня остановила Вероника.
Она выглядела немного взволнованной, но решительной.
— Илья, — она подошла ко мне вплотную. — Я подумала над твоими словами. И… я согласна. Я хочу, чтобы ты попробовал мне помочь. В конце концов, что я теряю? Хуже, чем сейчас, наверное, уже не будет. А ждать приема у какого-нибудь светила медицины можно месяцами. Да и не факт, что они найдут причину. А ты… ты внушаешь доверие.
— Ого! — присвистнул Фырк у меня на плече. — А вот это уже интересно! Похоже, наша красотка решила рискнуть! Ну, двуногий, не подведи! А то я ей сам потом диагноз поставлю — «острая сердечная недостаточность на почве разочарования в адептах-самоучках»!
Мы прошли в одну из пустующих смотровых комнат на нашей подстанции. Этим кабинетом почти никто не пользовался, так что здесь нам никто не должен был помешать. Обстановка была спартанская: кушетка, стол, пара стульев, шкаф с медикаментами.
— Итак, Вероника, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более профессионально. — Тебе нужно будет лечь на кушетку, на живот. И… мне нужно будет, чтобы ты оголила спину и шею. Мне нужно будет поработать с мышцами в этой области.
Вероника как-то неестественно хихикнула. Полуигриво, полунервно. Ее щеки слегка порозовели.
— Ну, раз господин лекарь приказывает… — она сбросила свою кофточку, оставшись в тонкой блузке и юбке.
Потом, повернувшись ко мне спиной, она быстро расстегнула блузку и, немного помедлив, все же легла на кушетку, спустив блузку до пояса и подложив руки под голову. Ее спина была гладкой и загорелой, с изящной линией позвоночника.
Я глубоко вздохнул, стараясь сосредоточиться исключительно на медицинских аспектах предстоящей процедуры. Накинул на нее полотенце, чтобы не замерзла. А то кожа уже начала покрываться мурашками.
— Вероника, — я подошел к кушетке. — Мне придется дотрагиваться до тебя. Ты не против? Я же помню, ты не любишь прикосновений.
Она чуть повернула голову, и я увидел, как в ее глазах мелькнул какой-то озорной огонек.
— Ты же меня на кровати перекладывал, — усмехнулась она. — Делай, что считаешь нужным, господин лекарь. Я тебе полностью доверяю.
Я подошел к кушетке.
Вероника лежала на животе, ее спина была гладкой и беззащитной. Задача предстояла не из легких. Мне нужно было найти и устранить те самые мышечные зажимы и фиброзные тяжи, которые, по словам Фырка, и были причиной ее многолетних страданий.
Мой Сонар в таких тонких материях был почти бесполезен — он мог показать лишь общие контуры, грубые нарушения, но не такие вот микроскопические изменения в тканях. Вся надежда была на мои руки, знания анатомии и, конечно, на острое зрение моего пушистого консультанта.
— Ну что, двуногий, готов к ювелирной работе? — Фырк устроился у меня на плече, явно предвкушая интересное зрелище. — Проблемная зона — это в основном левая сторона шеи, область прикрепления лестничных мышц к первому ребру, и немного ниже, под ключицей, где проходит нервно-сосудистый пучок. Там такой… узел из старых рубцов и спазмированных волокон, что диву даешься, как она вообще еще головой вертит. И еще пара очагов напряжения вдоль позвоночника, в грудном отделе. Но с шеей — там самый цирк.
Я кивнул. Информация была исчерпывающей. Теперь дело за мной.
Я осторожно положил кончики пальцев на шею Вероники, в указанную Фырком область. Кожа была теплой и гладкой. Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, направить свою «Искру» в кончики пальцев, превратив их в своеобразный сверхчувствительный сканер.
Я начал посылать крошечные, едва ощутимые импульсы энергии вглубь тканей, пытаясь нащупать те самые узлы и веревки, о которых говорил Фырк. Это было похоже на работу сапера, идущего по минному полю — одно неверное движение, слишком сильный импульс, и можно было сделать только хуже.
Руки двигались медленно, миллиметр за миллиметром исследуя напряженные мышцы. Вот оно! Я почувствовал это — плотный, болезненный тяж, уходящий куда-то вглубь, к первому ребру. Рядом — еще один, поменьше. Лестничные мышцы были твердыми, как камень.
— Да-да, двуногий, ты на верном пути! — подбадривал Фырк. — Вот эту гадость и нужно расслабить! Только не перестарайся, а то оторвешь ей там чего-нибудь ненароком!
Я сконцентрировал всю свою «Искру», направляя ее точечно, именно в эти спазмированные участки. Я представлял, как моя энергия проникает вглубь, размягчая затвердевшие волокна, снимая спазм, восстанавливая нормальный кровоток и лимфоотток. Это требовало огромной концентрации и выдержки. Пот стекал у меня по лбу, но я не обращал на это внимания.
Прошло, наверное, минут десять или пятнадцать такой напряженной работы. Я чувствовал, как под моими пальцами мышцы постепенно расслабляются, становятся мягче, податливее.
И тут я услышал тихий, прерывистый вздох. Вероника, до этого лежавшая неподвижно, вся сжавшись от напряжения и, возможно, от боли, вдруг обмякла, ее плечи опустились, а дыхание стало ровным и глубоким.
— Ох… — выдохнула она. — Илья… это… это так хорошо… Голова… она как будто… прояснилась… И боль… она уходит…
Я почувствовал, как по ее телу пробежала легкая дрожь. Кажется, получилось. По крайней мере, с основной проблемой я справился.
Но что-то меня все-таки настораживало. Несмотря на ее слова и явное облегчение, я чувствовал, что ее тело все еще не до конца расслаблено. Какое-то остаточное напряжение сохранялось, особенно в области спины, между лопатками. Я осторожно провел рукой по ее спине.
Да, точно. Мышцы там все еще были твердыми, как натянутые струны.
— Фырк, — мысленно обратился я к своему компаньону. — А ты точно все там осмотрел? Мне кажется, мы что-то упустили. Вдоль позвоночника, в грудном отделе, все еще есть сильное напряжение.
Фырк виновато засопел.
— Э-э-э… ну, может быть, я немного увлекся разглядыванием ее… кхм… шеи, — пробормотал он. — Там было так интересно! А спина… ну, я глянул мельком, вроде ничего особенного. Но если ты говоришь… сейчас перепроверю!
Он снова метнулся к Веронике, совершил свой экспресс-осмотр и вернулся, заметно посмурневший.
— Да, двуногий, ты прав, как всегда, — вздохнул он. — Там, вдоль позвоночника, еще несколько таких же узлов, как на шее. Похоже, это единая цепь напряжения, от шеи до самой поясницы. Я, старый дурак, проглядел. Увлекся деталями, а общую картину не увидел. Прости, если что…
Я строго посмотрел на него.
— Фырк, это не шутки. От твоей внимательности зависит здоровье, а иногда и жизнь человека. В следующий раз будь внимательнее.
Фырк на удивление не стал огрызаться или язвить в ответ, а только виновато опустил свою пушистую голову. Кажется, он действительно чувствовал себя виноватым. Это было на него не похоже.
Ну что ж, придется продолжить. Я снова сосредоточился, направляя свою «Искру» на напряженные участки спины Вероники. Эта работа была еще более тонкой и кропотливой, чем с шеей.
Мышцы здесь были крупнее, но и напряжение глубже. Я работал медленно, методично, проходя сантиметр за сантиметром, расслабляя каждый зажим, каждый узелок.
И снова — тихий, счастливый вздох облегчения. На этот раз он был еще глубже, еще полнее.
— Илья… — прошептала Вероника, ее голос был наполнен такой благодарностью, что у меня мурашки по коже пробежали. — Я… я не знаю, как тебя благодарить… Мне… мне так хорошо никогда в жизни не было… Вся боль ушла… Совсем… И такая легкость во всем теле… Как будто я заново родилась…
Она лежала на кушетке, ее тело расслабленно обмякло, и по нему пробегала легкая, едва заметная дрожь. Не от холода, нет. Скорее, от переизбытка чувств.
— Ну вот, теперь точно все, — сказал я, вытирая пот со лба. — Думаю, теперь твои головные боли останутся только в воспоминаниях. Ну, может, еще пару сеансов для закрепления результата, и ты забудешь о них навсегда.
Вероника медленно, очень медленно, поднялась с кушетки. Она даже не попыталась прикрыть грудь или натянуть блузку. Просто встала, повернулась ко мне, и на ее лице играла счастливая, немного растерянная улыбка.
Полотенце, которое до этого кое-как прикрывало ее, теперь свободно свисало, открывая моему взору ее высокую, упругую грудь, тонкую талию, соблазнительные изгибы бедер…
— Опаньки! А вот это уже стриптиз по заявкам! — тут же восхищенно присвистнул Фырк, который, видимо, уже успел забыть о своей недавней оплошности. — Ну, двуногий, не зевай! Момент истины настал! Она готова на все!
Я невольно скользнул взглядом по ее великолепному телу, чувствуя, как у меня самого перехватывает дыхание. Да уж, зрелище было… впечатляющее.
Вероника шагнула ко мне, остановилась совсем близко. В ее глазах, еще влажных от слез счастья, горел какой-то новый, незнакомый мне огонек.
— Знаешь, Илья, — ее голос был низким и немного хриплым, отчего у меня по спине снова пробежали мурашки. — А ты знаешь, почему я не люблю, когда до меня дотрагиваются?
Я с интересом улыбнулся, хотя сердце мое почему-то забилось чаще.
— Почему же?
— Потому что, — она сделала еще один шаг, почти прижимаясь ко мне, — когда меня трогают красивые и сильные мужчины… я очень быстро завожусь!
И, прежде чем я успел что-либо сказать или сделать, она обвила мою шею руками, притянула к себе и…
Ну, в общем, вы поняли. Вечер определенно перестал быть просто томным. Он обещал стать незабываемым.
Ночь мы с Вероникой провели прямо в больнице. Возвращаться по домам после всего, что между нами произошло, было бы как-то… неправильно, что ли. Да и сил на это уже не оставалось.
Та самая пустующая смотровая, где я еще несколько часов назад лечил Веронику от ее многолетних головных болей, оказалась весьма кстати. Две старенькие кушетки, сдвинутые вместе, вполне сошли за импровизированную, но на удивление удобную кровать.
И хотя спать нам в ту ночь было практически некогда — мы слишком увлеклись познанием друг друга в несколько иной, гораздо более приятной плоскости, — это ничуть не помешало нам встретить следующее утро на удивление бодрыми, веселыми и какими-то… обновленными, что ли.
Даже Фырк, который, естественно, всю ночь незримо присутствовал при наших амурных утехах, был на удивление доволен и молчалив. Только иногда как-то странно хихикал себе под нос, сидя на шкафу. Кажется, мой пушистый компаньон получил свою порцию экшена и теперь пребывал в самом благодушном настроении.
Утром мы, стараясь не привлекать излишнего внимания, разошлись по разным раздевалкам. Нужно было принять душ, привести себя в порядок и переодеться в рабочую форму скорой помощи. Начиналась новая смена, и нужно было выглядеть если не огурцом, то хотя бы прилично.
Встретились мы уже в больничной столовой, где можно было позавтракать перед началом рабочего дня. Вероника, свежая и разрумянившаяся после душа, выглядела просто сногсшибательно.
Она взяла себе овсяную кашу, омлет и кофе, а я, верный своим принципам экономии (да и аппетит после бурной ночи был зверский), с сожалением достал из сумки свой вчерашний гильдийский сухпаек, который так и не успел съесть вечером.
Ну ничего, зато сытно и бесплатно.
Мы сидели за столиком, пили кофе и с аппетитом уплетали свой завтрак, перебрасываясь ничего не значащими фразами и улыбками. Атмосфера между нами была легкой и немного игривой. Кажется, прошедшая ночь не только не создала неловкости, но, наоборот, еще больше сблизила нас.
И тут надрывный голос из динамика громкой связи, установленного в столовой, прервал нашу идиллию:
— Адепт Разумовский Илья, срочно подойдите в кабинет мастера-целителя Киселева! Повторяю, адепт Разумовский, к господину лекарю Киселеву!
Вероника удивленно вскинула на меня брови.
— Киселев? Заведующий хирургией? Зачем это ему понадобился адепт со скорой помощи? Что-то случилось?
Я пожал плечами, стараясь выглядеть как можно более невозмутимо, хотя сердце мое радостно екнуло. Мой вчерашний разговор с Волковым давал свои плоды!
— Похоже, Вероника, я перехожу в хирургию, — бросил я ей на ходу, вскакивая из-за стола. — Потом все объясню!
И, не дожидаясь ее ответа, я пулей вылетел из столовой.
— Ну ты даешь, двуногий! — Фырк, который до этого мирно дремал у меня на плече, тут же оживился. — Вот так вот, бросил девушку на полпути к десерту, даже ничего толком не объяснив! Нехорошо, не по-джентльменски! Она же теперь будет сидеть и гадать, что случилось! Может, ты ее бросил? Или нашел себе новую пассию в лице этого самого Киселева? Женщины, они такие, знаешь ли, впечатлительные! Такого нафантазируют!
— Отстань, Фырк, — мысленно отмахнулся я. — Я все прекрасно понимаю, но сейчас действительно не до объяснений. Потом, обязательно потом я ей все расскажу. А сейчас нужно ковать железо, пока горячо.
Путь в кабинет Киселева я уже знал.
В кабинете у Игната Семеновича было на удивление людно. Кроме самого хозяина кабинета, там присутствовали еще двое. Одного я узнал сразу — это был Федор Максимович Волков, мой непосредственный начальник со скорой.
Он сидел в кресле с таким видом, будто его только что заставили съесть целый лимон, и мрачно смотрел в окно. Вторым был знакомый мне мужчина, довольно тучный, с одышкой и красным, немного одутловатым лицом. Он сидел рядом с Волковым и что-то недовольно бубнил себе под нос. Это был заведующий скорой — Панкратов Кирилл Арнольдович.
— А, вот и ты, Разумовский! — Киселев, увидев меня, широко улыбнулся. — Хорошо, что так оперативно! Проходи, присаживайся!
Я прошел в кабинет, поздоровался со всеми и сел на предложенный стул, пытаясь понять, что здесь происходит. Атмосфера была какой-то… напряженной.
Кирилл Арнольдович удостоил меня коротким, не слишком дружелюбным взглядом и снова что-то пробурчал. Да уж, вид у него был не из приятных. Такой, знаете, типичный бюрократ старой закалки, для которого подчиненные — это просто винтики в большом механизме, а человеческие судьбы — всего лишь строчки в отчетах.
— Так вот, Илья, — продолжил Киселев, явно наслаждаясь моим недоумением. — Господин Панкратов сообщил нам сегодня утром радостную весть. К ним на скорую прислали небольшое усиление из медицинской академии — группу толковых адептов для прохождения практики. Так что кадровый голод у них теперь не такой острый. И они, после некоторых… внутренних консультаций, — тут он многозначительно посмотрел на Волкова, который только еще больше помрачнел, — готовы отпустить тебя к нам, в хирургическое отделение.
Волков тут же не выдержал:
— Ну да, конечно, отпустить! Разве так можно, Игнат Семенович⁈ Прямо посреди рабочей смены! Мне же теперь снова штат перекраивать, бригады комплектовать! Это же не игрушки! У нас каждый человек на счету!
— Да хватит уже, Федор Максимович, хватит! — Киселев махнул на него рукой. — Договаривались же! И потом, не посреди смены, а в самом ее начале. Успеешь еще все переиграть. А Илья нам здесь, в хирургии, гораздо нужнее. Ты же сам это прекрасно понимаешь.
Волков что-то недовольно пробурчал себе под нос, но возражать больше не стал. Кажется, мой вчерашний аргумент все-таки возымел на него должное действие.
Киселев снова повернулся ко мне, его глаза весело блестели.
— В общем, Илья, мы готовы перевести тебя к нам в отделение хоть с сегодняшнего дня. Ты нам здесь очень нужен. Твои диагностические способности, о которых мне так восторженно рассказывал Вениамин Петрович Преображенский, да и твое хладнокровие в экстренных ситуациях — это то, что нужно настоящему хирургу. Так что, как говорится, добро пожаловать в нашу дружную команду! Ты согласен?
— Конечно, Игнат Семенович! — я вскочил со стула, чувствуя, как меня переполняет радость. — Да я… я еще спрашиваете! Я готов хоть сейчас!
— Отлично! — Киселев хлопнул в ладоши. — Вот это я понимаю, боевой настрой! Бумаги все подпишешь вечером, я прослежу, чтобы все было оформлено как надо. А сейчас… сейчас у нас небольшой аврал. У Шаповалова, нашего ведущего хирурга, сложная операция намечается, очень нестандартный случай. А ассистентов толковых, как всегда, не хватает. Так что, Илья, боевое крещение! Марш к нему в операционную! Он тебя уже ждет. Покажешь, на что способен!
