Глава 33
Женщина все слышит.
Вопли, лай собак, и странный звук, словно собачий, но вызывающий замешательство. Но главным образом ее смущает девушка, что развязала ей ноги, а затем и левую руку.
Девушка осторожно дотрагивается до нее. Она явно напугана.
Девушка дотягивается до правого запястья Женщины, а затем отводит руки назад. Руки дрожат. Девушка боится дать ей полную свободу действий.
У нее есть на то веские причины.
* * *
«Наверное, я сошла с ума», – думает Пег. Но остался ли здесь кто-то в здравом уме? Точно не ее отец или брат, и у нее есть серьезные сомнения насчет матери, смирившейся со всем этим – не только с этой женщиной, стоящей перед ней, но и с тем, что стало с первой сестрой Пег, с изнасилованием и беременностью Пег, со всей этой дичью.
«Когда придет время, поедешь к тете Джоан, – так она сказала. – Никто не должен об этом узнать».
Безумие. Глупость. Мисс Ратон ведь как-то узнала.
«Так ты собираешься это сделать или нет?» – думает она.
«Да. И будь прокляты все последствия. Если женщина меня убьет, то это будет сущим облегчением».
Она делает глубокий вдох и протягивает руку.
* * *
Женщина свободна. Она трясет руками и кистями, начинающими пульсировать от боли, когда в них вливается жар крови. Девушка неподвижно стоит перед ней, как дикое животное, всеми фибрами своей звериной души желающее сделаться невидимым.
Но девушка – не дикое животное.
На одно мгновение их взгляды встречаются...
* * *
...затем рука женщины внезапно вытягивается, будто собираясь ударить или вонзить нож в живот – нет, в утробу, в ту самую потаенную ее часть, подвергавшуюся поруганию со стороны отца ночь за ночью, снова и снова. И Пег видит себя рыдающей в постели, видит, как потеет под ним, боится, что Дарлин проснется, слышит скрип кровати, чувствует, что задерживает дыхание, чтобы не чуять его запах, его вонь. Рука женщины, кажется, глубоко вонзается в стыд и боль, которые наполнили ее утробу до краев.
Рука опускается на живот.
Гладит медленно, осторожно. Ласкает.
Пегги не может сдержаться, она начинает плакать.
Как будто она увидела чудо. Почувствовала чудо.
И она думает: «Быть может, так оно и есть».
– Господи, Пегги! – слышится сзади голос матери. – Что же ты натворила?
* * *
С трудом спустившись по ступенькам крыльца, Белл увидела дверь в погреб открытой, и подумала: «Неужели это конец? Неужели это она кричит в сарае? Неужели Крис наконец-то решил скормить эту чертову женщину собакам?» Это безумие, но не более безумное, чем все остальное, что он делал в последнее время. Поэтому она решила проверить.
И вот она стоит на вершине лестницы и видит свою дочь внизу; та смотрит на нее, как заторможенная, а женщина освобождается от цепей и летит на нее, как пуля из пистолета.
* * *
Эта женщина принадлежит мужчине. Она стояла рядом с ним, когда он обливал ее горячей водой, а потом холодной. Она била ее, приставляла пистолет к ее голове.
Она летит по лестнице через три ступеньки, и когда врезается плечом в живот этой пособницы, та воет от боли. Женщина садится на нее верхом. Та машет руками, пытаясь ударить ее или оттолкнуть, а она играючи отмахивается от этих оплеух, совсем как от безвредной мошкары.
Пособница трясет головой и кричит. Ее глаза широко раскрыты. Женщина тычет большим и указательным пальцами в эти глаза, и они лопаются, как спелые ягоды – и катятся слезами по щекам противницы. Она наклоняется и быстро слизывает сначала один глаз, затем второй. Потом ее зубы находят мягкую плоть щеки.
Женщина того мужчины больше не кричит. Она издает чавкающие звуки, как будто это она ест, а не Женщина.
Женщина жует, глотает, наклоняется и пьет текущую струйкой сладкую кровь.
Поворачивает ее голову рукой, не чувствуя сопротивления – она много раз видела такое состояние у тяжело раненых, полудремотное – и глубоко кусает другую щеку. Жуя, поднимает глаза – и видит жнейку, прислоненную к стене дома, а рядом с ней вертикально поставленное лезвие. Она заканчивает жевать и высасывает кровь и из этой щеки. Затем кладет женщину на плечо и идет к дому.
Подбрасывает ее высоко вверх – и та грохается на лестницу. Женщина слышит, как от удара трескается позвоночник, видит, как голова падает на ступеньку, точно полено на поленницу, падает и заваливается набок.
Она берет лезвие и проводит по нему пальцем вверх и вниз.
Недостаточно острое, но сойдет.
* * *
Пег слышит крики матери: «Крис! Пег! Пожалуйста, помогите! Помогите!» Потом – тишина, даже собаки резко замолчали, но она словно в трансе стоит в погребе, она знает, что должна попытаться помочь матери, но не может, она вросла в пол, и ее самое сильное чувство сейчас – это чувство безопасности, хотя для нее оно не имеет никакого смысла.
Безопасность. И спокойствие. Хотя на свободе бродит дикая женщина. Безопасность.
Странно. И тогда Пег думает: «Боже! Дарлин!» – и осознает полную незащищенность своей младшей сестры, ее уязвимость перед всеми, кто вовлечен в эту безумную заварушку. Осознание нарушает ее спокойствие, резко наполняет ее ужасом и разрушает чары.
Она взбегает по лестнице – и видит, что солнце садится, дом купается в теплом желто-оранжевом свете. Пег видит изувеченное тело матери, лежащее на ступеньках и окутанное тем же мягким сиянием. Она переступает через него и спешит внутрь, зовя сестру по имени.
