Последствия актуализации мотива голода

Почему бы нам не актуализировать мотивы в лабораторных условиях и не выявить их уникальные взаимоотношения с продуктами воображения? Аткинсон и Макклелланд (Atkinson & McClelland, 1948) поступили именно так. Они сравнили содержание историй, придуманных испытуемыми, моряками-подводниками, после часа, 4 и 16 часов голодания. Цель эксперимента заключалась в выявлении различий между фантазиями сравнительно сытых и сравнительно голодных молодых людей. Условия эксперимента подразумевали, что испытуемые не знают о его цели (иначе они могли бы придумать такие истории, которые, по их мнению, должны писать голодные люди). Другими словами, экспериментаторы постарались нивелировать влияние на процесс фантазирования со стороны немотивационных или когнитивных факторов. Некоторые испытуемые получили задания по службе во второй половине дня и соответственно не смогли поужинать, а с утра, еще до завтрака, приступили к придумыванию историй. Другие же испытуемые придумывали истории через час или через 4 часа (незадолго до ужина) после обеда. Содержание историй анализировалось таким образом, чтобы идентифицировать те элементы, которые присутствуют в картинах воображения голодных участников эксперимента и отсутствуют у людей, не испытывающих голода.

Как видно из рис.6.4, иследователи получили неожиданные результаты. Фантазии голодных испытуемых вовсе не изобиловали картинами сочных бифштексов и различных деликатесов. Однако принято считать, будто голодные люди мечтают, как бы поесть, и поэтому если человек много думает о еде, значит, он голоден. Оказывается, это не так. Вновь обратимся к рис.6.4. Кривая целевой активности, репрезентирующая степень интенсивности мыслей о еде, «падает» по мере увеличения часов пищевой депривации, а инструментальной активности – направленной на добывание пищи, – возрастает одновременно с усилением чувства голода. Чем таковое сильнее, тем чаще испытуемые думают об отсутствии еды и о путях ее нахождения (особенно часто голодные испытуемые мечтают о покупке дефицитных продуктов на «черном рынке»). В самом деле, для голодного человека размышления о способах добывания пищи – намного более адаптивная реакция, нежели пассивные «мечтания» о еде. В ходе другой части эксперимента испытуемым демонстрировали крайне нечеткий слайд, на котором можно было увидеть стол с лежащими на нем тремя полностью «размытыми» предметами. Чем более сильный голод испытывали испытуемые, тем чаще эти предметы «превращались» для них в ножи, вилки, ложки и тарелки. Однако частота появления на столе съедобных предметов никак не зависела от остроты ощущаемого голода.

Итак, актуализация мотивационного состояния (в данном случае – состояния голода) оказывает на воображение уникальное и достаточно неожиданное воздействие. Причем если бы испытуемые знали о цели эсперимента, то исследователи вряд ли смогли бы идентифицировать вышеописанные закономерности. Сэнфорд (Sanford, 1937) доказал, что те испытуемые, которые голодают, чтобы угодить экспериментатору, действительно думают прежде всего о пище, т.е. ведут себя в соответствии со своими представлениями о «правильном» поведении. Кейс (кратко изложено Sherif, 1948) сообщил, что борцы за свободу, добровольно отказывавшиеся от пищи во время Второй мировой войны, часто представляли себе еду. Тем не менее такие фантазии тоже могут выполнять адаптивную функцию: если бы воображаемая пища стала слишком мощным стимулом, то голодающий мог бы прервать свою акцию. Другими словами, когниции и ожидания этих людей очень сильно отличались о когниций и ожиданий тех испытуемых, которые не осознавали, что исследователи специально заставляют их голодать.

Индивидуальные различия в силе мотива голода

Кроме того, Аткинсон и Макклелланд (Atkinson & McClelland, 1948) разработали методику измерения силы «потребности в пище». Испытуемый получает один балл, если в выдуманной им истории содержится деталь, отмечаемая прежде всего в картинах воображения относительно голодных индивидуумов, и теряет один балл, если в его истории полностью отсутствуют детали, характеризующие главным образом истории относительно сытых людей. Средний балл, полученный испытуемыми, проведшими без пищи: 1 час – 0,74, 4 часа – 1,57, 16 часов – 4,05. Однако хотя при сознательном оценивании силы своей потребности в пище люди, голодавшие 4 часа, намного определеннее, чем остававшиеся без еды всего час, говорили о своем желании утолить голод, подобное различие не было выявлено между сознательными суждениями испытуемых, голодавших по 4 и по 16 часов. Таким образом, самооценка силы мотива голода представляет собой менее надежный признак реальной потребности в пище, чем измерения, основанные на анализе образов воображения.

Логично было бы далее определить «отметку» по шкале голода у людей, когда мотив голода еще не актуализирован, скажем, проведших без пищи не больше 2–3 часов, и использовать ее для измерения индивидуальных различий в силе мотива. Если тот или иной индивидуум, не испытывающий естественной биологической потребности что-нибудь съесть, набирает большое количество баллов по шкале голода, то он может быть отнесен к категории, так сказать, хронически голодных людей. По крайней мере, он постоянно размышляет о том же, о чем действительно думают голодные люди: об отсутствии пищи или о том, как ее заполучить. Скорее всего, такой индивидуум ест больше или чаще, нежели люди, в сытом состоянии получающие низкие баллы по шкале голода.

Рис.6.4. Процент испытуемых, истории которых были связаны с темой еды, как функция усиления чувства голода

К сожалению, этот шаг не был сделан, хотя Шехтер и его коллеги тщательно исследовали феномен переедания, которое можно рассматривать как признак постоянной актуализированности мотива голода. Кроме того, эта команда ученых получила несколько неожиданные результаты (Schachter, 1971b): испытуемые с чрезмерным весом в большей степени, чем другие люди, подвержены влиянию таких внешних стимулов (см. главу 5), как время приема пищи или еда сама по себе. Однако при отсутствии внешних сигналов они в большей мере готовы отказаться от пищи, нежели испытуемые с нормальным весом. В табл. 6.2 представлены «типичные» доказательства данного утверждения, полученные в ходе одного из эксприментов. Участвовавшие в нем испытуемые получали определенное задание, но через некоторое время им предоставлялся перерыв в работе, во время которого они могли (об этом им сообщал экспериментатор) съесть столько сэндвичей, сколько им хотелось. В первом случае участникам выдавался только один сэндвич, а остальные им при желании разрешалось взять в холодильнике. В другом же случае каждый испытуемый получал три сэндвича (инструкция оставалась той же самой).

Таблица 6.2

Воздействие присутствующих и отсутствующих пищевых стимулов на прием еды испытуемыми с нормальным и чрезмерным весом (after Schachter, 1971b)

Когда выдавался только один сэндвич, испытуемые, имевшие избыточный вес, ели меньшее количество сэндвичей (в среднем полторы штуки), нежели люди, чей вес был нормальным. Вероятно, это объясняется тем, что, съев свой единственный сэндвич, полный человек не видел более стимулов, связанных с едой. Но, получив сразу три сэндвича, ел:

а) больше, чем испытуемые с нормальным весом;

б) больше, чем в первой эспериментальной ситуации.

Существует несколько объяснений таких результатов. Однако мы сконцентрируемся на том, которое не было принято в расчет Шехтером и его коллегами: в отличие от людей с нормальным весом имеющие лишний вес испытывают хронический голод. Если это так, то их поведение может быть истолковано на основе результатов исследования, проведенного Аткинсоном и Макклелландом (Atkinson & McClelland, 1948). В ходе его выяснилось, что чувствующим сравнительно сильный голод людям не свойственна выраженная направленность на мысленное представление отсутствующих предметов пищи. Исследователи, однако, демонстрировали далее испытуемым слайд, на котором были изображены предметы, контуры которых плохо различались. Экспериментатор утверждал, что это ваза и пирог, и спрашивал испытуемых, какой предмет, с их точки зрения, имеет большие размеры. Выснилось, что относительно голодные люди чаще, чем сравнительно сытые, воспринимали пирог как более «внушительный» предмет (McClelland & Atkinson, 1948). Таким образом, следует предположить, что если бы испытуемым предъявлялись реальные пищевые стимулы, голодные оказались бы более заинтересованными в их опознании и съедали бы большее количество пищи (в сравнении с людьми, которые сыты). Аналогичное воздействие потребности на восприятие было зафиксировано и другими исследователями (см. Bruner & Goodman, 1947).

Однако без прямого измерения силы мотива голода, что позволяет дифференцировать влияние данного мотива на людей с нормальным и повышенным весом (его можно проводить, например, с помощью шкалы голода, разработанной Аткинсоном и Макклелландом), трудно установить, в самом ли деле полные люди характеризуются хроническим голодом. Без прямого исследования мотива голода мы можем утверждать лишь одно: факт особой сенситивности чрезмерно полных испытуемых к внешним стимулам согласуется с результатами экспериментов, посвященных влиянию голода на восприятие и фантазию. Кроме того, исследование Шехтера еще раз иллюстрирует те серьезнейшие проблемы, которые возникают при попытках оценить силу мотива, анализируя проявленное поведение, ведь помимо этого переедание может детерминироваться множеством факторов. Чрезмерный вес бывает результатом нарушения обмена веществ, дисфункции гипоталамуса (данный фактор приводит, например, к ожирению у крыс (см. Schachter, 1971a)) или устойчивой привычки часто и много есть.