Происхождение коллективной мотивации

Идеологические факторы, влияющие на коллективный интерес к достижению успеха

Если уровни коллективной мотивации оказывают заметное влияние на ход исторических событий, вполне естественно, что возникает вопрос об их происхождении. Почему в греческой литературе мотив достижения успеха значительно ярче был представлен в начальный период, чем в более позднее время? Было ли это следствием влияния какого-то лидера или группы лиц, занимавших лидирующее положение, которым этот мотив был присущ в высшей степени? Дать точные ответы на эти вопросы невозможно.

Диас показал, что уровни мотивации, определенные по посланиям президентов компаний к акционерам, со временем существенно изменяются в зависимости от того, кто в данный момент занимает этот пост (Diaz, 1982). Так что в данном случае мы можем предположить, что именно индивидуальные мотивы достижения успеха или власти каким-то образом создали в компании такой климат, который изменил характер менеджмента. Если дело обстояло именно так, можно принять теорию «большого лидера», согласно которой события личной жизни индивидуальных лидеров создают мотивационные уровни, определяющие развитие истории. Однако, к несчастью, нам неизвестны мотивационные уровни президентов автомобильных компаний, оцененные традиционными способами. К тому же то, что они писали в своих посланиях к акционерам, в равной мере могло быть не только следствием их индивидуальных мотивационных уровней, но и следствием общего климата в компаниях. Более того, уровни мотивации в посланиях к акционерам, предположительно написанных одним и тем же человеком (но, возможно, написанные его помощником), из года в год изменяются, а это позволяет предположить, что президент скорее отражал климат, существовавший в компании, чем исходил из своей собственной стойкой мотивационной предрасположенности.

Что же касается более крупных образований, таких как государство – нация, то в этих случаях еще менее ясно, формируют ли мотивационные уровни индивида коллективные мотивационные уровни всего общества. Например, в современной американской истории нет тесной корреляции между мотивационными уровнями разных десятилетий (рис. 11.9) и мотивационными уровнями президентов страны в то же самое время (табл. 8.8). Если идеи индивидуального лидера не являются основным детерминантом коллективных мотивационных уровней, возможно, на них влияют системы основных убеждений, господствующие в обществе? Первоначально в качестве источника мотивации привлекла внимание религия. Толчком к этой идее послужил классический анализ Макса Вебера протестантских истоков современного капиталистического духа (Weber, 1904/1930). Он обратил внимание на то, что в таких странах, как Англия и Германия, протестанты, судя по всему, работают больше, экономят больше денег и добиваются успехов в бизнесе чаще, чем католики.

Результаты ряда исследований подтверждают тот факт, что в XVII, XVIII и даже в XIX в. лидерами бизнеса чаще становились представители не католических, а протестантских меньшинств, особенно из таких немногочисленных диссидентских групп, как квакеры или позднее методисты в Англии (McClelland, 1961). Чем это можно объяснить?

Вебер нашел ответ в доктринах протестантизма и прежде всего в его повышенном внимании к рационализации всех сторон жизни и приверженности человека своему призванию или профессии. Такие лидеры Реформации, как Мартин Лютер и Джон Кальвин, восстали против власти католической церкви в Риме и прежде всего – против ее власти гарантировать людям спасение за счет предоставления им индульгенций – права на искупление грехов хорошей работой. Таким образом, протестанты в определенной мере были больше «сами по себе», чем католики. Они разделяли убеждение, что «Бог помогает тем, кто помогает себе сам», а потому в известной мере сами могли позаботиться о своем спасении или, что более правильно, были убеждены в нем. Они не могли, как в католицизме, постепенно накапливать добрые дела, которые делали бы им честь, но могли лишь систематическим самоконтролем, который ежеминутно «стоит перед неумолимой альтернативой – избран или проклят?», создать убеждение, что они – одни из избранных Богом (Weber, 1904/1930).

Вебер утверждал, что подобная жесткая рационализация человеком собственного поведения в известной мере объясняет ту чрезмерную детерминированность и энергию, с которой протестанты занимались капиталистическим предпринимательством. По мнению Макклелланда (McClelland, 1961/1976), ключевым идеологическим элементом, возможно, было повышенное внимание к постоянному совершенствованию людьми их собственного поведения, пусть и понемногу, изо дня в день, «до тех пор, пока наши добродетели не достигнут совершенства, к которому мы воистину стремимся на протяжении всей своей жизни» (Calvin’s Institutes of the Christian Religion). Таким образом, идеология протестантской Реформации могла преуспеть в усилении мотива достижения успеха среди групп протестантов, что, в свою очередь, помогло последним добиться больших успехов в капиталистическом предпринимательстве, чем католикам.

Провести прямое тестирование этой гипотезы сравнением «контента достижения» протестантской и католической литературы, популярной в критические периоды с XVI по XIX в., невозможно. Однако к ХХ в. Макклелланд не обнаружил существенных отличий в уровнях потребности в достижениях, характерных для католических и протестантских групп индивидуумов в США и в Германии (McClelland, 1961). Протестантские и католические детские книги для чтения тоже не отличаются по уровням потребности в достижениях. Это позволило Макклелланду сделать следующий вывод: более высокие уровни потребности в достижениях протестантов объясняются не столько самой доктриной Реформации, сколько тем, как Реформация пробуждала людей и заставляла их быть активными в поисках нетрадиционных способов спасения.

Похоже, что ключевым элементом является некий «внутренний земной активизм», институционально поддерживаемый церковью, которая также противостоит традиционным религиозным авторитетам. Чтобы проверить эту гипотезу, Макклелланд изучил религиозные верования и практику 45 племен, чьи народные сказки уже были изучены на предмет содержания в них образов потребности в достижениях (McClelland, 1961). Шестьдесят пять процентов культур с высоким уровнем потребности в достижениях (определенной на основании их народных сказок) отдавали предпочтение индивидуальному, а не ритуальному контакту с божеством; среди культур с низким уровнем потребности в достижениях таких было только 23 %. Иными словами, в культурах с высоким уровнем потребности в достижениях индивиды реже стремились снискать расположение божества, участвуя в традиционных, предписанных ритуалом церемониях. Они предпочитали более прямой доступ к нему через мистический контакт или индивидуалистическую интерпретацию письменных традиций. Макклелланд также нашел, что в культурах с высоким уровнем потребности в достижениях для отправления индивидуальных религиозных обязанностей значительно реже необходимы религиозные деятели (священники, шаманы и т. д.). Для тех культур, которые акцентируют роль внутренней, а не внешней власти религии, характерна тенденция к более высоким коллективным уровням потребности в достижениях.

Макклелланд сообщает также об интересном современном подтверждении важности реформирования религии для подъема уровня потребности в достижениях (McClelland, 1961). В горном районе Мексики, в штате Чьяпас, он обнаружил деревню, население которой незадолго до этого было обращено в одну из радикальных христианских религий. Во многом новые христиане вели себя точно так же, как первые протестанты – европейцы во времена Реформации. Они читали Библию на своем родном языке, сожгли изображения католических святых и выкрасили свои церкви в белый цвет, они пели гимны, их стали больше интересовать проблемы здоровья и образования, и, что самое важное, они чувствовали свое превосходство над традиционными католиками из соседней деревни, зависевшими от священников в том, что касалось установления контакта с Богом. Через 8–10 лет после того, как большинство взрослых жителей этой деревни были обращены в христианство, жившие в ней дети подверглись тестированию на уровень потребности в достижениях. Полученные при этом результаты резко контрастировали с результатами, которые показали дети из соседней, традиционно католической деревни, хотя и обитатели последней тоже, скорее всего, получили «мотивационный толчок», ибо правительство передало крестьянам землю в личное пользование. Дети из деревни, незадолго перед этим обращенной в протестантизм, продемонстрировали ряд признаков, указывающих на более высокий уровень потребности в достижениях. По крайней мере, в этом случае религиозная реформа, как минимум на ее ранней стадии, способствовала усилению мотивации достижений.

Из сказанного, однако, не следует делать вывод о том, что протестантизм как таковой является определяющим фактором. Религиозные меньшинства во всем мире, не имеющие никакой связи с христианством – например, приверженцы джайнизма в Индии (McClelland & Winer, 1969/1971) или гораге в Эфиопии (McClelland, 1977a), – выдвинули из своей среды непропорционально большое число бизнесменов и продемонстрировали (это почти точно) более высокие уровни потребности в достижениях. Возможно, только в момент реформы критически важным в некоторых религиях или в других системах верований представляется то, что реформируемая группа превосходит более традиционно ориентированные группы, религиозность которых в отличие от религиозности тех, кто начинает новую жизнь, базируется не на личном, а на институциональном. Это общее объяснение можно использовать также и для того, чтобы ответить на вопрос, почему в таких странах, как СССР и континентальный Китай, полагающих себя инициаторами великой коммунистической идеологической реформы, уровни потребности достижений (определенные на основании изучения школьных учебников), значительно выше, чем в среднем в мире. С другой стороны, уровни потребности в достижениях в таких коммунистических странах, как Польша и Болгария, которые не сами инициировали реформы, а восприняли их извне, значительно ниже, чем в среднем в мире (табл. 11.4).