«Ничего из этого не выйдет, – бормотал он себе под нос. – Ничего не выйдет».

Контролер Эверетт Стоун не имел никакого желания беседовать с человеком, сидевшим в камере номер шестьдесят шесть тюремного сегмента на Серебре, единственном спутнике Лазури. Увы, должность контролера была достаточно многогранной, делившейся на периоды. Лишь те, кто добрался до высших постов, могли оставаться на них постоянно. С обычными чиновниками Контроля Альянса все было куда хуже. В данный конкретный период Стоун должен был при поддержке кастрированного искина заниматься рассмотрением преступлений. До конца выделенного на это времени ему оставалось еще три лазурных года. Потом должен был начаться период системного контроля, или уютная бумажная работа по контролю над двумя, может тремя, системами. Бо́льшую ее часть выполняли компьютеры и генокомпьютеры, а человек лишь сидел, глядя, не загорится ли красная лампочка, и летал на выборочный контроль планетарных властей. Чудесная работа. Эта, в общем, тоже была неплоха, пока он не познал свой самый страшный кошмар – человека, который стер сам себя.

Лучшие специалисты утверждали, что стереть данные из Потока или персоналя невозможно. Каждый гражданин Выжженной Галактики был генетически записан в сеть, которую невозможно было взломать даже не из-за ее сложности, а из-за количества разбросанных по всему Потоку данных. Достаточно было что-то купить или провести разговор посредством Потока, и копия данных этого разговора и покупки оказывалась в контрактах, описях, облаках данных, модулях памяти периферийных устройств или даже в отражениях данных человека, у которого что-то покупали или с которым разговаривали. Одним словом, стереть все свои данные и сменить спецификацию было абсолютно невозможно.

Вернее, было невозможно до сегодняшнего дня.

Лысый худой компьютерщик сидел в камере шестьдесят шесть и курил какую-то дрянь, окутав себя дымом, словно магическим туманом. Лишь его глаза выглядели живыми, напоминая глаза разумного пресмыкающегося. Едва заметно вздохнув, Эверетт занял место за столом. Пытаясь произвести определенное впечатление, он положил перед собой папку и отстегнул защелки. Компьютерщик молчал.

– Господин… Тански, – начал Стоун. – Именно такова ваша спецификация?

Компьютерщик пожал плечами. Контролер откашлялся.

– Если мы не будем честными, вы никогда отсюда не выйдете, – предупредил он. – Контроль никогда не согласится с тем, чтобы человек для него не существовал. Именно поэтому была записана ваша нынешняя личность, и сомневаюсь, что вам теперь удастся ее стереть… – Он на мгновение замолчал, позволив себе театрально вздохнуть. – Что ж, в этом виноваты вы сами. Может, таким образом вы и создали себя сами, но теперь находитесь под наблюдением, какого не чувствовал на себе ни один гражданин Альянса.

– Наблюдением? – заинтересовался компьютерщик. Даже голос у него был неприятный – сухой, ироничный, раздражающий. Он выдохнул, и Стоун закашлялся от дыма.

– Раз уж вы сумели себя стереть, то можете сделать и намного больше, – продолжал Стоун. – Изменить состояние своих кредитных счетов. Создать очередную личность. Продать информацию о способе стирания каким-нибудь террористам. Мы не можем этого допустить. Игра окончена, господин Хаб. Если вы хотите отсюда выйти, вы должны рассказать, как вы это сделали. Да? Мы друг друга поняли?

– Откуда я знаю… Но что вам, собственно, надо, контролер?

– Давайте без шуток! Вы еще живы исключительно потому, что вами заинтересовались сама Лазурь и Научный клан. Но нам этот их интерес не нравится. Вы ошибка, господин Тански. Ущерб для контроля Альянса. Назойливое насекомое.

Последнюю формулировку Стоун приготовил заранее, подумав еще, не добавить ли сравнение с песком в шестеренках махины Альянса, но один лишь взгляд компьютерщика лишил его удовольствия от изящно скомпонованной фигуры речи. «Что-то тут не так, – подумал он. – Только что?»

– Вы когда-нибудь слышали о Пограничных герцогствах, господин Стоун? – вдруг спросил компьютерщик. Эверетт моргнул.

– А это тут при чем?

– Подумайте. Внешние системы и Герцогства. Вы хотели бы быть там герцогом? А может, богачом в Ядре? Смотрителем сектора Контроля? Политиком Лазури?

– Не понимаю, к чему вы клоните.

– На чем основана настоящая власть, господин Стоун? На бесконечной сумме кредитных единиц? Полчищах отдающихся вам женщин или мужчин? Количестве купленных должностей? А может, на числе находящихся во владении планетных систем? Нет, господин Стоун. Власть выглядит иначе. Настоящая власть – это возможность оборвать все нити и сплести собственные. Власть – это умение сбежать от власти.

– Да что вы говорите?

– Именно так. Так что объясню один раз, чтобы мы как следует друг друга поняли. Больше повторять не буду.

– Не понимаю…

Человек, выдававший себя за Хаба Тански, вздохнул:

– Я все равно рано или поздно отсюда выйду. Вы об этом знаете, и я тоже. Главным образом потому, что вы хотите выяснить, как стереть человека из Потока и как полностью очистить его персональ. Соответственно, вы рассчитываете, что я сбегу и снова сменю личность. Что я сделаю это на ваших глазах, под плотной опекой. Вы верите, будто меня можно превратить в лабораторную крысу. Ибо вам хочется знать… И поэтому я отсюда выйду. Уже скоро.

– Да вы тут сгниете!

– Возможно. Но, скорее всего, нет. – Компьютерщик выпустил очередное облачко дыма. – Я знаю это по двум причинам.

– И каким же это?!

– Во-первых, вы дали мне неокурево в рамках дружеского хлопка по плечу. Это кое-что значит. А во-вторых, вы проделали надо мной анализ. Сегодня вы его закончите. Здесь, – он махнул в сторону папки, – наверняка какой-нибудь продвинутый «ПсихоЦифр». Я не ошибся?

– При чем тут…

– Притом-притом. – Мужчина погасил окурок и сотворил откуда-то новую цигарку. Он закурил, а Стоун вдруг понял, что проиграл. – Так что вы сделаете свое дело, а потом меня выпустите, рассчитывая, что я раскроюсь, – продолжал он. – Ибо анализ обнаружит то, что и так уже вам прекрасно известно. Нечто такое, что делает невозможным любой приемлемый договор между мной и Контролем. Нечто, из-за чего под вопросом окажется даже возможность применить пытки.

– И что же это такое?

– Вы поймете, что никто не сможет мною управлять.

Не будь Хаб Тански столь напуган, происходящее безмерно бы его развеселило.

Он видел и слышал все с уровня Сердца. Мушки в стазис-навигаторской… можно сказать, обезумели. Эрин Хакль вскочила со своего места, как и полубесчувственный Миртон. Месье застыл с распахнутым настежь ртом. У старого доктора был такой вид, будто кто-то подключил его к электросети – он что-то попискивал и подпрыгивал. Одним словом – сущий цирк и переполох.

Всех, похоже, крайне взволновала молодая и неуравновешенная Вайз. Что она натворила? Глядя на подскакивающих и жужжащих мушек, Тански начал искать Пинслип, но, уже вводя команды, понял, что это бессмысленно.

Он прекрасно знал, где она.

Эта идиотка помчалась в трюм. Запер ли его Грюнвальд? Когда они несли того несчастного стрипса, ему наверняка было не до того, и он не заблокировал дверь. Пальцы Хаба почти без участия мозга ввели команду, и на мониторе высветилась информация об открытых дверях грузового отсека. Естественно.

«Они уже бегут, – понял он. – Взволнованный Миртон, возбужденная Хакль. Мчатся так, словно их ждет годовое жалованье. Перебирают лапками, машут крылышками. Следом за ними торопится наш дорогой док, спотыкаясь и трясясь, словно в эпилептическом припадке. Они бегут к открытым дверям наверняка на собственную погибель. Наверняка думают, что всё решат, стреляя из своих карабинчиков и пистолетиков. Они ошибаются. Машина превратит их в кашу.

А мне-то, собственно, какое дело? – подумал Хаб. – Я в Сердце, откуда могу угрожать мгновенным отключением всех систем или даже взрывом этой старой жестянки. Если машина доберется до СН и попытается подключиться – я ей это позволю, а потом поджарю ее порт доступа и поговорю по душам со стрипсами. Стратегия, благодаря которой выиграют все. Может, за исключением команды».

С другой стороны, существовала некоторая вероятность, что Машина войдет в Сердце и, не обращая внимания на угрозу самоуничтожения корабля, оторвет Тански голову. Одной Напасти известно, что у нее в башке после столетий дрейфа в Глубине, даже если она была тогда отключена. Машины вроде бы не страдали послеглубинной болезнью, но кто мог бы точно утверждать, на чем основано безумие искусственного мозга? Они могли быть больны, сами о том не подозревая.

«Ну вот, – усмехнулся Хаб. – Ты разгадал загадку Машинной войны. Машины атаковали человечество, поскольку заболели из-за глубинных прыжков. Должность в академиях Клана обеспечена.

Все это чушь. – Тански облизал губы и похлопал по карману потертого комбинезона в поисках неокурева. – Машина их убьет, – решил он. – И меня это нисколько не волнует, Напасть их дери».

Месье бросился бежать, едва осознав последствия исчезновения Вайз. Остановился он, лишь выбежав с главной палубы на среднюю.

«В стазис-навигаторской никого не осталось, – понял он. – Только этот чокнутый в Сердце. Если стрипсам что-нибудь ударит в голову, они нас разнесут, прежде чем Хаб успеет среагировать».

Вздохнув, он вернулся к навигационной консоли и сел в кресло первого пилота.

– Эй, Тански, – бросил он в интерком, – подключи-ка меня к боевой рубке. И дай какие-нибудь инструкции, а то я совсем не умею пилотировать эту напастную хрень.

Сердце молчало. Похоже, у Хаба не было никакого желания разговаривать с Месье, но инструкции дошли, появившись на голоэкране консоли вместе с услужливой иконкой кастрированного искина. Теоретически искусственный интеллект мог сам пилотировать корабль, но кастрация исключала интуитивность принимаемых им решений. В большинстве случаев это означало гибель корабля – достаточно было, чтобы в корабле противника сидел некто, чей разум превосходил схематическое мышление искина. В данном случае его собственный кастрированный искин предвидел действия искина противника, а дополнительный стратегический элемент был на стороне непредсказуемости и импровизации человека. Месье слышал, что этого не могли воспроизвести даже Машины.

– Тут лампочки, а тут черточки, – пробормотал он. – Ничего не понимаю. Ладно. Управление… – он схватился за торчащую из консоли ручку и потянул. Пока что все было заблокировано, и доступ к боевой рубке отсутствовал, но он рассчитывал, что в случае необходимости Тански разблокирует то, что нужно.

Нужно было чем-то заняться. Ему не хотелось думать о Вайз. При мысли, что она оказалась на волосок от того, чтобы стрипс превратил ее в месиво, он чувствовал странный пронизывающий холод. Неприятное ощущение ползло от яиц до самого верха позвоночника, создавая вокруг внушающее тревогу поле, мертвую ледяную зону.

«Чтоб тебя Напасть задрала, Вайз! Я к тебе даже не притронусь, – решил он. – На хрена мне это? Мало баб на станциях? С гораздо бóльшими сиськами, к тому же готовых поэкспериментировать с сексуальным механиком за соответствующую сумму. Вот только Вайз еще заплатит за то, что сделала. Когда наступит подходящий момент. А тогда…»

Месье отпустил ручку. Несколько мгновений он смотрел на вырисовывающуюся перед глазами инструкцию по управлению, не видя, однако, анимированных схем и плоскофильмов. Он сглотнул, пытаясь справиться с непонятным возбуждением, и постепенно начал успокаиваться, хотя все еще чувствовал некую дрожь.

«В одном можно быть уверенным, – подумал он. – Теперь я, по крайней мере, знаю, что «АмбуМед» сделал свое дело. Раз меня так проняло, я здоров как рыба».

Времени, необходимого, чтобы добежать до грузового отсека, им как раз хватило, чтобы остыть. Миртон добрался первым, почти одновременно с Эрин. Сзади тащился доктор Гарпаго со своим вновь обретенным ядерным револьвером.

– Эрин, приготовь оружие, – велел Грюнвальд. Кивнув, Хакль сняла с предохранителя шестизарядный револьвер «зибекс». Миртон тихо выругался, снимая блокировку с плазменного карабина. – Если у нее магнитное поле, стреляешь из «зибекса». Обычная средневековая пуля должна его пробить.

– Хорошо, капитан, – прошептала Эрин.

– Доктор, у вас тот ядерный револьвер. Оставьте его себе, только, пожалуйста, нас всех не перестреляйте. Если Хакль снимет возможное поле пулей, я покончу с ним плазмой. Вы оказываете поддержку.

– Неизвестно, будет ли он… агрессивен, – кашлянул Джонс.

– Это Машина, – процедил Миртон. – Какая она еще может быть? Готовы?

– Да, – ответила Эрин, приготовившись стрелять. Испуганный доктор лишь кивнул.

– На счет три, – приказал Грюнвальд. – Раз, два… – он нажал кнопку открытия двери, – и три.

Дверь даже не дрогнула.

– Блокировка? – прошептал Гарпаго. Миртон удивленно коснулся панели, вводя дополнительный код, но устройство лишь пискнуло, и дверь осталась запертой.

– Тански, – сказал он в микрофон, – у нас проблема с дверью в трюм.

– Знаю, капитан, – ответил ему спокойный тихий голос Хаба. – Мне очень жаль, но я не могу вас туда впустить, по крайней мере, пока вы не остынете.

– Да что ты себе… – начала Эрин, но Тански еще не закончил.

– Вы могли бы туда войти и все погибнуть. Это Машина четвертого поколения. Вполне возможно, что она превосходит нас во всех отношениях. Есть немалый шанс, что она умеет успешно обороняться, и притом лучше, чем нам бы хотелось. Я не могу допустить, чтобы вас всех убили.

– Вайз… – начал Гарпаго, но у Хаба явно имелся ответ и на это.

– Если девушка там и включила Машину, то, скорее всего, ее уже нет в живых. Есть также немалый шанс, что она стала заложницей. Послушайте, капитан. Машина будет стремиться овладеть «Ленточкой». Устранив все угрозы, она заразит своим программным обеспечением корабль и сотрет импринт. В том, что она нас убьет, сомнений почти нет.

– Рад, что ты вспомнил про импринт, Тански. Ты прекрасно знаешь, что я открою эту дверь, – сказал Миртон. – Ты заблокировал ее механически, но я войду в систему с уровня консоли. Напасть, если повезет, можно подключиться и здесь, посредством генодатчика.

– Тогда я вызову короткое замыкание самой двери. Она откроется только после визита «Ленточки» на верфь.

– Напасть тебя дери, Тански! Ты не будешь командовать на моем корабле!

– Капитан… – в голосе Хаба послышались почти извиняющиеся нотки, – послушайте меня. Я… я вами не командую. Я лишь защищаю остальных от непродуманных последствий вашего решения.

Выругавшись, Грюнвальд протянул руку к двери, но тут же ее убрал.

– Что предлагаешь, Тански? – процедил он. – Я терпеливо слушаю.

– Все просто, капитан. Мы продолжаем. Прыгаем в Прихожую Куртизанки. Там сообщаем стрипсам, что Машина самопроизвольно активировалась. Затем… открываем грузовой отсек. Пока я его заблокировал, на случай, если Машина захочет его открыть и выбраться наружу. Мы не можем рисковать. Кто знает – вдруг она способна выжить в вакууме? Так или иначе, пусть стрипсы ее забирают.

– А что насчет Вайз? – спросила Эрин.

– Девушка уже для нас потеряна, – признался Хаб. – Даже если она осталась в живых и Машина ее не убила, в трюме нет стазис-консоли. После прыжка она подхватит послеглубинную болезнь.

– На это я не согласен, – покачал головой Грюнвальд. – Это не вариант, Тански. Ты заблокировал дверь, так что теперь думай, как вытащить оттуда Вайз. Мы не прыгнем, пока она не окажется в безопасности или пока мы не удостоверимся, что ее нет в живых.

– Подумайте, капитан, – в голосе Хаба слышалось сочувствие, но трудно было понять, говорит ли компьютерщик искренне или только притворяется. – Она почти наверняка погибла. В лучшем случае стала заложницей. Она сама выбрала себе эту судьбу. Никто ее не заставлял туда лезть.

– Нет. Послеглубинной болезни ни у кого не будет, – отрезал Миртон. – Только не на моем корабле. Говоришь, Машина нас всех убьет? Возможно, ты прав. Но ты либо сейчас же откроешь дверь, либо предложишь решение, которое спасет Вайз.

– Капитан…

– Нет. Переговоры завершены, Хаб. Разговор окончен, разве что ты намерен устроить настоящий бунт и захватить мой корабль. Но знай, что тогда я отстрелю тебе твою…

– Не хотела бы вам мешать, ребята, – мертвенным голосом прервала его Эрин Хакль, – но дверь в трюм как раз сейчас открывается.

– Говорит крейсер «Джаханнам» Флота Зеро, – загрохотало в громкоговорителе. Месье тряхнул головой, отбрасывая тревожные мысли. – Необходимо заявление, что проведенная симуляция нашла свое подтверждение, – бубнил кибернетический голос. – Необходимо заявление о выражении согласия на план Миртона Грюнвальда, капитана прыгуна «Ленточка». Необходимо подтверждение связи.

– Хаб! – крикнул механик. – Тут какая-то болтовня пошла! Слышишь?! Как это вывести на интерком, чтобы все слышали?! Напасть! Да прими же!

Увы, Тански все так же молчал – то ли сидел в своих компьютерах, то ли трепался с капитаном. Точно Месье не знал, но, честно говоря, это мало его волновало. Напастный компьютерщик! Все молчит и молчит, а Месье уже почти слышал тиканье внутренних часов: стрипсы славились постоянно проводимыми симуляциями собственных действий. Что, если молчание затянется, и они проведут очередную симуляцию, из которой будет следовать, что неплохо бы разнести «Ленточку» вдребезги? Полный самых мрачных предчувствий, механик приблизил губы к микрофону и снова нажал кнопку.

– Говорит… э… бортмеханик Месье. Могу я попросить передать данные относительно плана? Прием, – сказал он, рассчитывая, что это займет у них некоторое время, но, увы, они ответили сразу же.

– Говорит крейсер «Джаханнам» Флота Зеро. Необходима связь с Миртоном Грюнвальдом, капитаном прыгуна «Ленточка». Необходимо заявление, что личность «Месье» не может быть верифицирована. Необходимо подтверждение связи.

– Что ж, поболтаем, – пробормотал Месье. – К сожалению, необходимо заявление, что я пребывал в лазарете, – сказал он. – В процессе необходимого лечения… э… головы. Необходимо заявление, что капитан пошел в… э… гальюн. Необходимо заявление, что он делает там кучу. Необходим ли анализ данной кучи? Прием.

Как он и ожидал, ему ответила тишина. Он усмехнулся, отодвигаясь от навигационной консоли. Пусть теперь сделают симуляцию. Интересно, как…

– Говорит крейсер «Джаханнам» Флота Зеро. Необходимо заявление, что начата операция. – Возможно, Месье ошибался, но голос звучал почти злорадно. – Необходимо заявление, что операцию прыжка к NGC 1624, каталожное название Коллиндер-53, каталожное название Прихожая Куртизанки, будут поддерживать крейсер «Джаханнам», крейсер «Барзах», эсминец «Нихиль», фрегат «Шуньята». Необходимо заявление, что операция транспортировки к локационному бую системы Тестер начнется через десять лазурных минут. Необходимо заявление о начале отсчета. Необходимо закрытие канала связи.

– Мать твою… – простонал Месье.

Арсид.

Пинслип отпрянула, все еще ощущая на губах вкус холодного поцелуя. Ее принц лежал неподвижно, так, как она его оставила, неестественно красивый, с коротко подстриженными, почти белыми волосами. Кожа его, казалось, блестела в свете потрескивающих прожекторов.

А потом он пошевелился.

То было лишь мгновение – словно по его телу пробежала легкая дрожь. На миг Пин показалось, что движение ей лишь привиделось… но Арсид открыл глаза. Они были невероятно голубыми, и Пин едва удержалась от крика.

«Что я наделала?»

Машина села. В ее движениях чувствовалась некая неестественность, жесткость, казалось исчезавшая с каждой секундой. Она взглянула на свою ладонь, словно анализируя действия подсистем, и слегка приоткрыла рот. Машина дышала – это Вайз заметила сразу. «Необходима симуляция, – промелькнуло у нее в голове. – Она должна дышать, чтобы производить впечатление живой, даже если это не имеет особого значения.

Но ведь это не Машина. Это Арсид».

Был ли Арсид Машиной? Пин не имела ни малейшего понятия – инстинктивно принятое решение привело к тому, что все запуталось еще больше.

– Инципере, – произнес он, и Пин вскрикнула. Голос остался таким же, каким она его запомнила, но в нем отсутствовала прежняя ирония. – Унитас.

«Единство, – поняла она. – Он говорит на машинном языке… и ищет Единство».

Насколько она помнила, так называлось Машинное Бытие, командовавшее Машинами во время войны.

– Арсид? – спросила она. Он посмотрел на нее так, словно видел в первый раз.

– Дием пердиди суб специе этернитатис, – объявил он и встал. Он был обнажен, хотя часть его тела все еще скрывала полупрозрачная пленка. – Уби сунт Унитас?

– Послушай… – начала она, стараясь, чтобы он не почувствовал в ее голосе страха. – Перестань использовать машинный язык. Я его не знаю. Ты понимаешь, что я говорю?

– Где быть Единство? – повторил он и, поколебавшись, поправился: – Где Единство?

– Нет никакого Единства, – сказала она. – Единства не существует. Оно было побеждено в Машинной войне. Остался только ты.

– Кто ты? – спросил он и тут же ответил сам себе: – Человек. – Он слегка наклонил голову. – Кибернетическая вставка. Часть целого. В теле. Я вижу Машину. Что-то неправильно.

– Это персональ, – сообразила она. – Ты говоришь о персонале. В твое время… не было персоналей? Без них невозможно нормально жить в Выжженной… в мире. – Поколебавшись, она спросила: – Ты меня не узнаешь? Арсид… это я, Пинслип Вайз.

– Арсид, – повторил он. – Нет, не узнаю. – С каждой секундой он говорил все более гладко, становясь все больше похожим на человека, что почти повергало в ужас. – Арсид? Понимаю.

– Что понимаешь?

– Автономно-Репрограммная Система-Индивидуум класса D. Арсид. Фонетическое сокращение, – объяснил он, и на губах его появилась кривая неестественная улыбка. На мгновение замерев неподвижно и словно задумавшись, он улыбнулся снова, на этот раз совершенно искренне. – Ты пользуешься странным терранским, – заметил он. – Он звучит иначе, словно воссозданный заново. Арсид. Забавно. Где я? Скажи мне, Пинслип Вайз.

– На корабле.

– Конечно, – согласился он. – Спасибо. Можешь назвать класс корабля?

– Прыгун.

– Не понимаю.

– Небольшой транспортно-торговый корабль с глубинным приводом.

– Команда?

– Это что, допрос? – поморщилась она, наконец поднимаясь на ноги. – Почему ты меня не узнаешь?

Поколебавшись, он совершил некое неуклюжее движение, тут же превратившееся в пожатие плечами.

– Я никогда тебя раньше не видел. Не могу связаться с Единством, – пожаловался он. – Мне нужна информация.

– Мне тоже. Я видела тебя… Напасть, Арсид, в течение нескольких лет, а ты теперь говоришь, будто меня не узнаешь?!

Ей хотелось сохранить хладнокровие, но мысль о том, что Машина не собирается ее признавать, приводила ее в ярость.

– Напасть? – Он задумался. – Напасть была побеждена во время Ксеновойны. Когда было побеждено Единство? Победа над Единством невозможна.

– Тысячелетия назад… понятия не имею. После Машинной войны прошло уже много лет. Вы уничтожили почти сто процентов Галактики, а ты этого не помнишь?!

– Мой транспорт был отправлен во время войны, – объяснил он. – Ах да, понимаю. Глубинный призрак. Когда вы нас вытащили?

– Не твое дело.

– Прошу тебя, Пинслип Вайз. – Он подошел ближе. Если бы она видела его впервые, то не смогла бы отличить от человека. Неужели он так быстро сумел приспособиться? – Я не могу связаться с Единством. Мне больно. Помоги мне.

– Не подходи, – прошипела она, прижимаясь спиной к двери, и потянулась к панели, думая, успеет ли открыть замок. – Не приближайся ко мне.

– Извини, – ответил он таким тоном, будто ему действительно было жаль. Пин почувствовала, как ее охватывает холод.

– Просто не приближайся, – повторила она. – Сейчас я медленно выйду… а ты останешься в трюме. Я поговорю насчет тебя с… с капитаном.

– Мне бы хотелось, чтобы ты не уходила, Пинслип Вайз, – попросил он. Голос его снова изменился – теперь он звучал словно слегка испуганный, дружелюбный голос молодого человека, который он имитировал. – Пожалуйста, не делай этого. Это ведь трюм, да? Грузовой отсек? Твой капитан вышвырнет меня в космос, когда ты уйдешь. Я не хочу погибнуть. Мы не можем выйти вместе?

– Нет. – Она покачала головой, пробуя нажать на кнопку. Ничего не пискнуло, и кнопка не поддалась. Дверь была заблокирована. – Нет…

– Я в самом деле ничего вам не сделаю. – Он неуверенно подошел к ней. Его безупречная кожа блестела в свете прожекторов, белые короткие волосы слегка поблескивали серебром. – Позвольте мне выйти. Я должен связаться с Единством. Пожалуйста.

– Нет. Я тебя знаю. Можешь врать сколько угодно, но я знаю тебя, Арсид, – она на мгновение поколебалась, но все же добавила: – Ты – Напасть.

Арсид остановился, закрыв рот, а когда снова его открыл, голос его звучал намного увереннее.

– Заключим перемирие, – предложил он. – Договор. Выпусти меня, Пинслип Вайз, и я скажу тебе, что́ ты, по-твоему, видела.

Она покачала головой, опуская другую руку к карману комбинезона. Ей не пришло в голову забрать свой лазерный пистолет, но у нее имелась одна вещь, которую она постоянно носила с собой с тех пор, как та у нее оказалась.

Парализатор Хаба Тански.

Пин сомневалась, что им удастся парализовать Арсида, но пьезоэлектрический разряд должен был подействовать на систему блокировки. Медленно достав маленькую продолговатую фасолину величиной с большой палец, она коснулась ею панели. Возможностей было три: ничего не произойдет, а она парализует себе руку, дверь заблокируется окончательно или откроется.

– Звучит любопытно, – согласилась она. – И что я, по-моему, видела? У меня была многолетняя галлюцинация, в которой я встречала тебя еще до того, как с тобой познакомилась? А может, ты перенесся во времени, чтобы надо мной поиздеваться?

– Нет, – он покачал головой. – Выпусти меня, Пинслип Вайз. Прошу тебя. Я отвечу на все твои вопросы, насколько смогу, только выпусти меня. Не знаю, сумею ли я выжить… без Единства.

Но Пин уже его не слушала. Закрыв глаза, она привела в действие приложенный к двери парализатор.

– Как это – открывается?! – пискнул доктор Гарпаго. Однако Эрин говорила правду – дверь трюма поднималась с тихим шипением и треском электрического разряда.

Миртон выругался, приставляя к глазу прицел плазменного карабина. Хакль прицелилась из «зибекса».

– Не могу… – пробормотал Хаб, подавляя готовое сорваться с губ ругательство. Послышалось яростное стрекотание клавиатуры – похоже, компьютерщик пытался овладеть ситуацией.

Впрочем, значения это уже не имело, поскольку из поднявшейся двери вывалилась задом Пинслип Вайз, споткнувшись о высокий порог и рухнув на пол коридора. В нескольких метрах позади нее стояла активированная Машина.

– Напасть! – прошипел Грюнвальд, видя, что Машина направляется в сторону выхода. – Тански, закрывай немедленно эту гребаную дверь!

– Не могу!..

– Стой, или буду стрелять! – заорал Миртон, но Машину нисколько не взволновала его угроза. Она побежала, стуча босыми ногами о палубу, а затем, уклонившись от потенциального выстрела, выскочила из трюма.

Еще в прыжке в нее выстрелила Эрин – пуля пролетела в нескольких миллиметрах от левого плеча и срикошетила от стен трюма.

Решив, что точно попадет, Миртон тоже выстрелил. Тарахтение плазменного карабина смешалось со звуком очередного выстрела Эрин. Однако Машина была быстра и проворна – даже если ее и задело, выстрел не произвел на нее никакого впечатления.

Все продолжалось секунды две, может, даже меньше, когда Грюнвальд с удивлением обнаружил, что карабин выскальзывает у него из рук, выдернутый Машиной, и летит в глубь коридора. Послышался крик Хакль – Машина плавным движением выдернула из руки первого пилота револьвер, а затем, совершив изящный пируэт, остановилась возле доктора Гарпаго и приставила оружие к его виску.

Джонс слабо застонал и машинально отдернул голову – видимо, еще дымящееся дуло обожгло ему кожу.

– Брось оружие, – приказала Машина. Доктор исполнил приказ и оперся о стену коридора. В то же мгновение послышался сдавленный стон – прибежавший на помощь Месье внезапно замер на полдороге. Оружия у него не было, и он боялся пошевелиться.

Медленно, не веря собственным глазам, он обреченно поднял руки.

– Если ты нас всех убьешь, компьютерщик в Сердце запустит самоуничтожение, – предупредил Миртон.

– Понимаю, – сказала Машина. – Ты не такой, как остальные, – с любопытством добавила она. – У тебя нет персоналя, только порты доступа. Не понимаю. Пинслип Вайз говорила, что никто не может без него жить.

– Видимо, я могу.

– Ты капитан, – признала Машина. – Хорошо. Веди на мостик. Остальные идут с нами.

– Вряд ли, – возразил Миртон. – Похоже, ты не понимаешь, что я сказал. Это пат. Если ты что-нибудь нам сделаешь, мы все взорвемся. Положи оружие и возвращайся в грузовой отсек. Тебе ничто не угрожает, – пообещал он. – Скоро тебя переправят на другой корабль. Мы все равно собирались это сделать, но девушка тебя запустила.

– Сердце, – сказала Машина. – Я обращаюсь к Сердцу. Ты там, компьютерщик? Ответь.

– Хаб, нет… – крикнул Миртон, но Машина нацелила на капитана револьвер и взвела курок.

– Ответь, или твой капитан умрет, – заявила она. – Немедленно. Я не собираюсь ждать.

– Я тут, – послышался усталый голос Тански.

– Хаб, твой капитан утверждает, что у тебя запущена программа самоуничтожения этого корабля, – проговорила Машина удивительно вежливым, почти дружеским голосом юноши, которым притворялась. – Наверняка соответствующая команда у тебя уже наготове. Самоуничтожение связано с реактором прыгуна. Достаточно тебе нажать клавишу – и реактор высвободит всю оставшуюся энергию. Произойдет взрыв. Я не ошибаюсь?

– Не ошибаешься, холодильник ходячий.

– Хорошо. Это удобное решение. Нажимаешь клавишу – и можно ни о чем больше не думать. Однако хотелось бы спросить, когда ты нажмешь клавишу? Как только я убью капитана? А если бы я убил кого-то другого? Пинслип Вайз? Или кого-то из остальных? Что ты сделаешь, если я убью одного, а остальные останутся живы? Разве жизнь стольких людей не стоит того, чтобы попытаться выжить? Значат ли для тебя вообще хоть что-то эти люди? Один из них уже стар, – продолжала Машина. – Если я убью его – ты взорвешь корабль? Он уже пережил собственную жизнь, Хаб. Он прожил дольше, чем остальные. Должны ли они из-за него погибнуть? И должен ли ты погибнуть из-за них?

Машина замолчала, но все отчетливо слышали тяжелое дыхание Тански.

– Можешь не отвечать, Хаб, – добавила Машина. – Я хочу, чтобы ты как следует это обдумал. Я не хочу никого убивать. Я хочу только пойти на мостик. Теперь это все так же называется?

– Теперь это называется стазис-навигаторская, – ответил компьютерщик. – Стазис-мать-твою-навигаторская, сушилка ты гребаная.

– Значит, вам до сих пор приходится использовать стазис для прыжков через Глубину, – кивнула Машина. – Хорошо. Мы можем теперь пойти в стазис-навигаторскую? Капитан?

– Послушайте, – кашлянул Месье. Все повернулись в сторону механика, все еще державшего руки над головой. Машина с любопытством взглянула на него, продолжая целиться в Миртона. – Послушайте… Напасть. Вы должны меня выслушать. У нас осталось всего семь минут. Семь минут, Напасть их дери! Они сейчас начнут!

– Семь минут до чего? – заинтересовалась Машина.

Месье облизал губы.

– Не хочу вам… мешать, – продолжал он. – Я вижу, что вы заняты. Но… я кое-что сказал, стрипсы заволновались… и, похоже, у нас серьезная проблема.

– Что ты сказал стрипсам?! – прошипел Грюнвальд.

Месье пожал плечами.

– Ничего особенного. Что-то насчет кучи. Их это крайне встревожило, и они сказали, что начинают операцию с прыжком. С крейсерами, фрегатами и этими… эсминцами.

– Во имя Ушедших, Месье… – простонала Хакль. – Что ты натворил, Напасть тебя дери?

– Может, начнем сначала? – предложила Машина после слегка затянувшейся тишины. – Я не знаю, кто такие стрипсы. Я не понимаю, почему они нервно реагируют на обсуждение каких-то куч. Но я знаю, что, если мы немедленно не отправимся в стазис-навигаторскую, я выстрелю вашему капитану в голову. Кто-то желает что-нибудь добавить?

Желающих не нашлось.

– Отлично, – проговорила Машина голосом прекрасного юноши двадцати с небольшим лет. – Тогда идем.