Выход из Глубины был не таким, как обычно.

Прежде всего воскрешение из стазиса принесло с собой боль – будто кто-то внезапно, болезненно и жестоко втиснул Натрия Ибессена Гатларка в его собственное тело. На него давила искусственная гравитация корабля, а воздух напоминал едкий газ.

Натрий с трудом моргнул. Он был один, не считая подзаряжающегося Аро. Судя по всему, Типси Пальм поставил воскрешение на автомат и ушел заниматься своими делами.

«Добро пожаловать снова на нашу карусель», – с тоской подумал он, протягивая руку к защелкам стазис-ремней. Если уж механик включил воскрешение, что ему мешало хотя бы их отстегнуть? Напасть, не достать…

– Аро?

– Аро заряжаться, – ответила Машина.

– Оставь это и помоги мне отстегнуть ремни, – буркнул Натрий. – Мне самому не справиться.

Отсоединившись от розетки, Аро радостно приподнялся на гусеницах и подкатил к нему, протягивая четыре из шести механических рук. Моторика и ловкость всегда были его сильными сторонами – Нат помнил, что об этом специально позаботились, создавая опекуна для неполноценного сына герцога.

– Ту-пим-пим-пим, ту-пим-пим-пим, – напевала довольная Машина. – Отстегнуть, отстегнуть, выпол-выпол-выпол-нено.

– Ну и напастная же у тебя развлекательная программа.

– Блокировать?

– Нет, пусть будет. Если из-за этого твоего воя тебя станут меньше бояться, то и ладно, – вздохнул Нат. – Что происходит? Когда мы вышли из Глубины?

– Двадцать пять минут тридцать три секунды.

– И меня только теперь вывели из стазиса? Напастный Пальм! Наверняка он боялся войти. Ладно, не важно, – Натрий нажал на ручку, и коляска переместилась к установленной в микрокухне кофемашине. – Приготовь мне флюид. Выпью и пойду в стазис-навигаторскую.

– Прошу всю команду оставаться в каютах, за исключением навигационного, компьютерного и машинного персонала, – произнес Аро голосом капитана Тельсеса. – Идут стыковочные маневры, – добавил он и сообщил уже своим обычным голосом: – Конец цитаты.

– Меня это не касается, – поморщился Нат, беря термокружку. Флюид, как всегда, был отвратителен на вкус, но Нат уже чувствовал себя лучше – видимо, действовал сам психологический фактор. – Надо бы проверить, куда конкретно прыгнул тот прыгун, – пробормотал он себе под нос. – Видимо, они быстрее проскользнули через Глубину… вполне возможно, поскольку они значительно меньше «Пламени», – он поскреб подбородок. – Ладно, выходим. Открой мне дверь. И оставайся здесь, – добавил он, когда Аро исполнил требуемое. – И слушай внимательно – может, Господин Тень даст о себе знать.

– Слушать внимательно.

– Именно.

На главной палубе, которая была, по сути, тянувшейся вдоль всего корабля средней палубой, команда Кайта Тельсеса, к некоторому удивлению Ната, вела себя более нервно, чем обычно. Старые космические служаки со стоном склонялись над компьютерными консолями, каждый третий хватался за сердце.

– Не так! – донесся до Натрия усиленный громкоговорителями голос капитана. – Не так, Напасть вас дери! Я что, все должен делать сам?! Все сам?! Вы там все умерли, трусы старые, черт бы вас побрал? На бакборт! Восемь градусов! Восемь! Бакборт! Да я вас всех выгоню! Престарелые… – последовало заглушенное писком громкоговорителя ругательство: видимо, кто-то отключил капитану микрофон.

«Похоже, он наконец отыскал свои очки, – весело подумал Нат. – А когда он лучше видит, да еще и подключен через них к системе, то порядком заводится».

И действительно, когда худой, с развевающейся седой бородой силуэт капитана Тельсеса повернулся в сторону Натрия, тот увидел на его лице большие очки с торчащими из них верньерами и регуляторами. В них Кайт выглядел еще более странно, чем обычно.

– Нат! – почти закричал он, возмущенно тыча в некие неопределенные места стазис-навигаторской. – Сам посмотри, с кем мне приходится работать! Смотри, смотри, отцу расскажешь! Они лишают меня права голоса! Меня, капитана! – он с негодованием взглянул на стоявшую рядом спокойную, словно соляной столб, Сори Тельсес. – Не могут экстраполировать пункт назначения! – он почти замахнулся на сидевшего за главной навигационной консолью астролокатора Примо, которого, как заметил Натрий, это не особо взволновало. – Даже дурацких маневров не в состоянии…

– Не волнуйтесь так, капитан, – прервал его Нат. – Все-таки это Тестер, пусть и пограничный район. Некоторые корабли попадали под метеоритный рой у самого локационного буя.

– И ты мне только теперь об этом говоришь, парень?!

– Единичные случаи, – уточнил Натрий. – Не стоящие упоминания. Уверен, ваша команда отлично себя показала.

– Да вы все меня прикончите, – пожаловался Кайт, но Нат уже понял, что стоны и возгласы капитана – всего лишь часть ежедневного постоянного ритуала. «Видимо, они просто очень устали после такого быстрого очередного глубинного прыжка, – решил он. – Может, даже больше, чем я».

– Как обстановка, капитан? – спросил он, но вместо Тельсеса ему ответил Примо.

– Регион выглядит в меру стабильным, – сказал астролокатор. – Примерно через пятьдесят шесть часов нужно будет его сменить – здесь пройдет волна разрядов. – Над консолью Примо появилась небольшая голограмма с обозначенной на ней точкой эсминца и чем-то вроде анимированной лазерной морской звезды, занимавшей свыше девяноста процентов сектора. Одно из ее щупалец выплевывало в их сторону пучок нарисованных компьютером зигзагов. – Достаточно небольшой скорости, чтобы перелететь к следующему безопасному участку границы. Можем стартовать часов через десять.

– Видишь что-нибудь еще? – спросил Кайт. Примо покачал головой.

– Пока нет, господин капитан, – ответил он своим слегка писклявым старческим голосом. – Если они прыгнули на лету, то могут быть где-то в глубине сектора, но даже если они нашли там какой-то глаз циклона, то прыжок оттуда был бы безумием. Им нужен гений на борту, чтобы точно экстраполировать пункт назначения.

– Предположим, его у них нет. Что тогда?

– Логично было бы вернуться к локационным буям, но так уж вышло, что все они размещены вдоль границы, где находимся и мы. Так что, если они выберутся из Тестера, им придется лететь сюда, чтобы безопасно прыгнуть…

– Ладно, – буркнул Тельсес. – Сори, возвращайся на свой пост первого пилота, – велел он жене. – Если обнаружишь какие-то корабли Флота Зеро, вызови их и скажи, что в их секторе находятся преследуемые объединенными силами Гатларка и Исемина похитители, за выдачу которых их ждет благодарность и плата из рук самого герцога. Это должно их убедить. Или нет – я сам запишу. Пустишь сообщение по кругу, пока не последует результат.

– Так точно.

– Ладно, – повторил Кайт. Он поднес руку к очкам и, подкрутив один из потенциометров, улыбнулся Нату. – Что ж, мальчик мой, начинаем.

Цара Джейнис закрыла глаза и перестала существовать.

Небольшой счетчик «Иглы» отсчитал около пятнадцати секунд, а ее кастрированный искин проверил тело наемницы еще трижды, прежде чем глубинный привод получил энергию от реактора и открыл щель. Глубина пожрала корабль, а через долю секунды выплюнула его в окрестностях Тестера.

«Я – опять я, – подумала Джейнис, когда „белая плесень“ покинула ее вены, отправившись в резервуар для отходов. – Я снова существую».

Проблем со стазисом у нее никогда не бывало. Как-то раз ради развлечения она позволила Малькольму ввести ей разбавленную дозу, а затем совокупиться с ней в каюте. Ей это показалось забавным – почти некрофильский акт со стороны мужа. Она жалела лишь, что не может проделать то же самое с ним – стазис, как в шутку заметил Джейнис, быстро демонстрировал различие между полами. Тогда она сказала ему, чтобы он не терял надежды. «Есть способы, дорогой. Может, будет даже приятно, но сомневаюсь, что потом ты сможешь сидеть». Он тогда чуть не подавился вином, которое пил.

«Напастная Нокс. Костлявая гребаная аноректичка, с чего ей понадобилась именно я? Скорее всего, она знала, что я лучше умею пилотировать, но ничто не мешало поручить эту миссию Малькольму. Везунчик. Наверняка сидит сейчас в каюте и переделывает автоматический микробар в самогонный аппарат. А я терпеть не могу глубинных прыгунков. В них тесно, и такое ощущение, будто они лишь нефункциональное продолжение тела. Кошмар».

Вздохнув, Цара попробовала пошевелиться. В объятиях стазис-кресла и элементов управления она чувствовала себя словно в коконе. Глаза ей закрывал модуль, считывавший движения глазных яблок и моргания – дополнительный, с виду удобный интерфейс. К нему, к счастью, добавлялись голосовые команды, жесты головой и возможность пользоваться руками. «Чего мне сейчас больше хочется? Кофейку? А может, истребитель? О да, истребитель бы точно не помешал. Однако приходится сидеть в этом летающем гробу. Бедняжка». Она запустила программу сканирования. Пусто. Вдали, хотя и не столь уж далеко, кружился выжженный хаос, напоминавший быстро размешанный суп из каменных глыб, взрывов, волн, газов и разрядов. «Они что, туда полетели? Кретины, – недовольно подумала она. – Я бы ни за какие юниты не отправилась в выжженный сектор. Ну… почти ни за какие».

– Говорит Цара Джейнис, – монотонно произнесла она в микрофон. – Отчет номер один. Я на месте, пограничный локационный сектор двадцать три, глубинная задержка в процессе расчета. Пока пусто. Сканирую сектор в поисках пространственной активности. Конец отчета номер один, – она велела искину отправить все это посредством глубинного эха. Маделла обожала подобную хрень.

Отчет завершен, поклон засчитан, можно щелкнуть каблучками перед достопочтенной госпожой. Именно такие люди попадают на служебные посты – любящие бумажки, отдание чести и прочую хренотень. И именно такие люди, что Цара прекрасно знала из многолетней практики, быстро сбавляют тон, когда одну из бумажек запихивают им в глотку щеткой для унитаза. Теоретически, естественно, бывают и исключения.

«Во имя Ушедших, я тут занимаюсь всякой хренью, а ведь чем быстрее я закончу…»

– Искин, сообщи мне координаты оптимального пути для сканирования, – произнесла она в микрофон.

«Игла» послушно вывела ряд черточек в пространстве, украшенных точками, в которых нужно было затормозить и запустить очередную порцию сканирования.

– Где этот напастный эсминец? – пробормотала Цара себе под нос.

Когда они сюда добрались? За сколько часов до нее? А может, они слишком задержались, и Цара появилась тут первой? Возможно. Такой тоннаж, как у эсминца, всегда труднее протолкнуть. Так что можно предположить, что она прибыла сюда до «Пламени». А если так, то где те объявятся?

– Искин, приказ меняется, – сказала она. – Определи ближайшую как можно более безопасную координату в глубине сектора. Требуемые особые характеристики: безопасность и экранирование.

Нужно подлететь значительно ближе, притом в такое место, где ее сразу не обнаружат. Она затаится, одновременно сканируя сектор и его пограничную часть. Двух зайцев одним выстрелом. Хуже лишь с отправкой очередного сообщения – для этого придется подлететь ближе к эху. Кстати об эхе… Она надеялась, что гатларкский эсминец его не обнаружит. Их искин может проделать это автоматически… но не обязан. Все зависит от того, насколько хорошее у них оборудование.

«Лучше, чтобы оно давно устарело, – подумала она, записывая услужливо сообщенный искином путь подлета. – Было бы просто чудесно. Тогда мы надерем им задницу. Бедняжки».

Первый астролокатор «Няни», боцман Цицеро Флинк, все больше гордился собой, не в силах поверить в собственное счастье.

Один успех за другим! Сперва подтверждение своей компетенции, а потом, сразу же после повышения, быстрый анализ глубинного эха. Естественно, ему помогла та похожая на мышку Лотта, но, в конце концов, это входило в ее обязанности, так что не стоит преувеличивать ее заслуги. Впрочем, насчет нее у него уже имелись некоторые планы. Посмотрим, посмотрим… если только об этом не узнает Мама Кость. Смотрительница сектора Контроля не очень-то любила, когда между членами команды возникали определенного рода отношения.

«Не важно, – решил Цицеро. – К чему спешить? Лучше насладиться успехом».

Увы, насладиться им в полной мере что-то мешало.

Имелся в виду Захарий Лем, бывший первый астролокатор. После повышения Флинка он автоматически занял в реестре позицию второго астролокатора, и существовала немалая вероятность, что его заменят после возвращения на Лазурь. «Вряд ли это станет для него проблемой, – успокаивал себя Цицеро. – Все равно он был уже стар и не справлялся с новым интерфейсом. Альянс гарантировал ему солидную компенсацию в размере постоянно индексируемого жалованья… второго астролокатора. Да, оно ниже, чем у первого… но все равно деньги немалые. Впрочем, что мне оставалось делать, Напасть его дери? Позволить, чтобы корабль класса „Няни“ и дальше вел старик, который с трудом добирается до гальюна?»

И все же его не оставляло чувство вины. Все можно было решить и иначе. Сколько еще оставалось служить Лему? Немного. Можно было подождать… Хотя тогда Лем наверняка присвоил бы себе его успех. Впрочем… любой на месте Флинка поступил бы так же. Сколько еще можно терпеть этого старикашку? Что он тут вообще делал, Напасть его дери? Каким чудом он не проваливал стандартные тесты раз в полгода? «Что ж, – подумал Флинк, – тогда мы еще сидели на старом софте».

Несмотря на это, он медленно, то и дело останавливаясь, двигался в сторону каюты Лема – сам не зная почему. Наверное, посмотреть, как дедуля себя чувствует. Не случился ли с ним удар после того номера, который Флинк ему устроил?

Он остановился перед дверью каюты, которую Лему наверняка предстояло в ближайшее время покинуть. Та была больше, чем у Цицеро, и все указывало на то, что переход ее во владение первого астролокатора – исключительно формальный вопрос. Что теперь? Войти? Дурацкая ситуация…

Флинк кашлянул. В двери каюты имелся простой глазок – астролокатор мог убедиться в том, кто к нему идет, перед тем как открыть. Система была основана на обычной камере со звуком, проецировавшей изображение находившегося перед дверью. У Цицеро, однако, были другие планы. Подобными вещами он не занимался уже давно, похоже, еще со студенческих времен, но помнил, где находится простой переключатель на вид изнутри. Когда-то это стоило ему сурового выговора от декана, после того как он подглядел за девушками в душевой… Старые дела той поры, когда гормональная буря состязалась с любовью к космическим бурям и россыпям звезд в Выжженной Галактике.

Неуверенно протянув руку, первый астролокатор коснулся контактной панели, соединенной с генодатчиком. Достаточно было открыть крышку и переставить один небольшой соединитель. В глазке камеры появился миниатюрный силуэт Захария Лема, сидевшего за небольшим откидным столиком у стены. Он печатал на компьютере и время от времени что-то говорил в модуль персоналя. Передавал сообщение? Флинк быстро переставил соединитель обратно.

«Лучше убраться отсюда, – решил он. – Не стоит ему мешать. Может, в другой раз… – Он повернулся, убеждая себя, что так будет лучше всего, и уже двинулся было назад, когда… – Что-то не так, – внезапно подумал он. – Но что?»

Он всего две-три секунды видел Захария Лема, сидевшего за компьютером. Старик склонился над… Нет. Он был прямой как струна, а пальцы его то плясали по клавишам, то перескакивали к современному голоинтерфейсу, по сравнению с которым их новая графическая надстройка выглядела детской игрой. Сам Флинк так бы не сумел.

Цицеро увидел компьютерного… виртуоза.

Что все это значило, Напасть его дери? Он не мог понять.

Повернувшись, Флинк коснулся генодатчика. Как он и предполагал, запись поменяли и каюта уже принадлежала ему, а также еще на какое-то время Захарию Лему. Он вошел внутрь, и дверь с тихим шелестом закрылась за его спиной.

– Флинк? – Лем поднялся из-за компьютера, слегка наклонив старческую лысую голову. – Что ты тут делаешь?

– Я… – неуверенно начал Цицеро. Машинально бросив взгляд на экран, он увидел часть текста: «…зонд следовало проверить, я передал его Флинку. Они не догадываются, что…» Лем заслонил от него остальное.

– О чем я не догадываюсь? – заикаясь, пробормотал Цицеро. – Что вообще происходит? Ты умеешь пользоваться продвинутым компьютерным интерфейсом? Что ты там писал?

– Мне в самом деле очень жаль, Флинк, – вздохнул Захарий, и на мгновение на его лице промелькнула грусть. – Я искренне тебя любил. Ты был самым симпатичным из всех.

– Что? – переспросил Цицеро, но Лем уже подошел вплотную, и силы его рук вполне хватило, чтобы это слово стало для Флинка последним.

Тартус Фим постепенно приходил в себя.

Он знал, что ему ввели какую-то дрянь, развязывавшую язык, которую они называли «болтушкой». Когда ангел его покинул, Малькольм Джейнис вдобавок впрыснул ему что-то еще, назвав это «расслабляющим коктейлем». Похоже, они с ним уже закончили – по крайней мере, он на это надеялся.

Фим с трудом пошевелил пальцами. По позвоночнику прошла волна парализующего тепла, и он вдруг подумал, не наделал ли в штаны.

«Я их убью, – внезапно решил он. – Убью их всех за то, что они со мной сделали. За то, что я лежал беспомощный, словно свинья на откорме, и…» На него нахлынули воспоминания о том, о чем ему не хотелось помнить – ласкающий его ангел, тихий смех Малькольма, таившегося в полумраке каюты, подобно средневековому Сатане. И парализатор – парализатор, который он прекрасно помнил, намного лучше, чем ему хотелось бы. Но хуже всего было не это, а похоть – унизительное чувство похоти при виде ангела, который обнимал его, позволяя вдыхать запах своей кожи, ангела, который принес ему боль, но вместе с ней и блаженство.

Что с ним творилось?

«Кривая шоколадка» была его королевством, коконом, все углубления и закоулки которого он знал наизусть, а шум механизмов напоминал биение материнского сердца. Он любил ходить голым по своему кораблю и неохотно брал пассажиров или членов команды, стремясь к как можно большей автоматизации прыгуна. В людях он не нуждался, даже в женщинах. Сексом он занимался, может быть, полтора десятка раз, и процесс этот всегда напоминал ему некую странную борьбу, не дававшую настоящего удовлетворения. Ни одна женщина не могла дать ему столько, сколько «Кривая шоколадка».

Или, по крайней мере, так ему казалось.

– Ты приходишь в себя, – сообщил Малькольм Джейнис. Фим поднял голову, ища взглядом наемника. Тот лежал, развалившись на койке, и забавлялся электроножом. По острию пробегали крошечные голубоватые зигзаги разрядов, то и дело ласкавших ладонь Малькольма, который слегка подбрасывал оружие, пытаясь поймать его за безопасную рукоятку. – Уже все, дорогой. Ты показал себя настоящим молодцом. Нет… – он покачал головой, глядя в широко раскрытые от ужаса глаза Фима, – она не придет. У нее есть другие дела. Мы остались одни. – Помолчав, он продолжил, уже не глядя на торговца: – Это «Яд». Мой электростилет. Аристократия предпочитает электромечи, но это достаточно неудобное оружие. Взгляни, – он направил острие в сторону Тартуса, и голубые зигзаги потянулись к тому, словно микроскопические щупальца. – Разрядами можно управлять. При определенной ловкости можно даже сделать так, что они оттолкнут оружие от стен и пола, так что электростилет можно метнуть достаточно далеко. Он острый как сама Напасть. Старая технология, – он снова подбросил и поймал электростилет, который тихо зашипел, рассекая воздух. – Староимперская. Собственно, таких уже не производят. Подобное оружие переходит из поколения в поколение. Симпатичный, да?

Фим не ответил.

– Электрооружие создавалось по нескольким причинам, – невозмутимо продолжал Джейнис. – Во-первых, оно намного мощнее обычного парализатора. Во-вторых, оно способно отразить выстрел из энергетического оружия, а может, и не только. В-третьих, оно может рассечь даже модифицированную нанитами неосталь. Взгляни, торговец, и подумай, насколько неразумно нарываться на эту цацку. Ты же не хочешь, чтобы я пырнул тебя «Ядом»?

– Нет, – простонал Тартус. Малькольм кивнул.

– Вот и отлично. Помни об этом, пока мы будем идти к пустой каюте, в которой я тебя сейчас размещу. И не забывай, когда попытаешься выбраться в коридор, повозившись с дверью. Ибо ты обязательно попробуешь. Или собираешься попробовать. Я вижу это по твоим слезящимся глазкам.

– Я не…

– На «Няне» нет тюремных камер, – дружески прервал его Джейнис. – Так что чувствуй себя гостем с ограниченными возможностями для прогулок, и все закончится просто чудесно. Ясно?

– Да.

– Тогда прошу со мной, – объявил наемник. – О, у нас сил нет? Я помогу встать. Собираем барахлишко… модулек персоналика, пивко… и хоп! – он схватил Фима за ноющую от боли руку и потянул вверх. Застонав, Тартус поднялся на ноги, едва не упав. – Ну давай пойдем. Такой большой и такой слабенький, кто бы мог подумать! Не беспокойся, Фим, – он дружелюбно похлопал его по щеке. – У меня для тебя хорошая новость. Знаешь какая?

– Н… нет.

– Ты меня больше не раздражаешь. Поблагодари.

– Спасибо.

– Вот и славненько.

Керк Блум отползла назад почти в последний момент. Серебряный стилет элохим рассек воздух, ударившись о пол с такой силой, что во всей СН отдалось металлическое эхо.

«Нужно встать, – поняла Блум. – Иначе это нечто прирежет меня, словно свинью».

Она продолжала отползать, с ужасом глядя, как элохим со странным спокойствием, но вместе с тем решительно поднимается на ноги и, слегка наклонив голову, смотрит на свою добычу.

– Молчание, – повторило существо. – Тишина.

– Да пошла ты на хрен! – заорала Керк и тоже вскочила.

Ее левый ботинок был испачкан в крови Гама, и какое-то мгновение она смотрела лишь на него, словно время распалось на отдельные моменты: кровавый след, лежащий без движения пограничник, растекающаяся лужа крови, фрагмент монитора, безучастное лицо элохим, наностекло. В стазис-навигаторской имелся только один главный вход, справа, и именно туда бросилась Блум, плохо понимая, куда бежать. Точно так же она плохо понимала, где тут оружие или где находится боевая рубка.

«Это нечто даже не торопится, не торопится, во имя Ушедших… она даже не спешит, она убьет меня, убьет… почему она не спешит, лишь выпрямляется и кошмарно медленно идет… она убьет меня, убьет!»

Почему та не спешит? В это мгновение она казалась Керк даже еще более чуждой, чем прежде.

Несколько лазурных лет назад Керк от скуки скачала из Потока лекции на тему Восприятия – проблемы, с которой столкнулось человечество во время первых контактов с Иными. Сведения на эту тему, как и большинство информации доимперской эпохи, были отрывочными, но Керк развеселил тот факт, что Старая Империя, именовавшаяся тогда еще Галактической Империей, была ею лишь номинально. Человечество, правда, тогда уже заняло большинство пригодных для жизни планет в Галактике, терраформируя подавляющую их часть или генетически приспосабливаясь к условиям на менее гостеприимных планетах, но лишь после встречи с цивилизациями Иных люди поняли, с чем они столкнулись. Во-первых, Иных было очень много: сотни населявших Галактику рас, причем бо́льшая их часть превосходила человечество по технологическому уровню.

Во-вторых, их невозможно было понять. Хуже того – контакты между расами тоже не вполне были понятны человечеству, словно люди не дозрели до реального контакта с чужими цивилизациями.

Под возникшую проблему не раз пробовали подвести рациональную базу, и в итоге после многолетних попыток установить логичный контакт с Иными было объявлено, что человечество решилось на «далеко идущее сотрудничество с ксеноцивилизациями» и объединяет их в одну большую Галактическую Империю. Однако это были лишь слова, цель которых заключалась в том, чтобы затушевать фактическое бессилие. Империя окружала заботой планеты Иных, которых не понимала, и аннексировала системы, лишь внешне понимавшие смысл или цель подобной аннексии. По сути, все происходящее было пронизано абсурдом и хронической боязнью признать правду.

Все это было хорошо показано на приведенных в лекциях примерах. Взять, скажем, контакт с хаттонами, расой карликовых гуманоидов, напоминавших серых человечков с большими головами. Имперские ученые и ксенобиологи объявили тогда о переломном моменте в налаживании контакта. Цивилизация хаттонов выглядела более продвинутой, чем человеческая, что вызывало еще больший энтузиазм у ученых. Их удивляло лишь, что, как и большинство ксеноцивилизаций, хаттоны ограничили свою экспансию собственной системой – как будто их чуждая натура не требовала завоевания и изучения новых миров. Однако никто этим особо не заморачивался – главное, что они стали первыми Иными, с которыми можно было найти взаимопонимание.

Хаттоны прекрасно освоили принципы общения, и их форма общественного устройства казалась приближенной к человеческой. Они охотно отвечали на вопросы и делились технологическими данными. Было объявлено о полном успехе и выходе из тупика. Что-то, однако, беспокоило собеседников – некое несоответствие, не относящиеся к диалогу высказывания или даже логические погрешности, что списывалось на все еще несовершенную форму ксенокоммуникации, и любое непонятное поведение Иных старались затушевать. Империи требовался успех. Так продолжалось до тех пор, пока не выяснилось, что хаттоны, по сути, видят не людей, а их генетическую структуру. Иные устанавливали контакт с генетической записью, а не с ее носителем, и серьезнее воспринимали человеческих паразитов, чем самих людей. Их внешне логичные высказывания не выдерживали критики, предоставленная ими технология подводила, а кажущееся взаимопонимание превращалось в столь длинный ряд противоречий, что начинало напоминать бессвязный бред. Мотивация хаттонов не была связана с тем, что они считали всего лишь человеческой оболочкой, и это проявлялось, например, в том, что вскоре хаттоны начали неожиданно нападать на человеческие колонии, несмотря на идущий наилучшим образом мирный процесс, или пересаживать себе добытые силой человеческие органы.

Это, однако, было лишь начало.

Подобное же произошло с не знавшими понятия времени и пространства инзедримами, которые воспринимали отдельного индивидуума как среднюю равнодействующую, «запутавшуюся в паутине квантовой некогерентности», и не придавали значения существованию как таковому. Так же было и с гаклонами, которые само существование отождествляли со смертью и, казалось, не делали различий между существованием и отсутствием такового, из-за чего все их поступки были не столько непредсказуемы, сколько совершенно непостижимы. В свою очередь, существование туастов оказалось изощренным биологическим обманом: полуэфирные Иные подчинялись воздушным потокам и переменчивой атмосфере своей планеты, словно брошенные на ветер водоросли, столь сильно связанные с ее циклами, что, по сути, перестали быть разумными, несмотря на растущую вокруг них технологию, создававшуюся как бы рефлекторно, без сознательного участия личности, подобно инстинктивному коллективному творению. И так далее.

Проблема с установлением контакта быстро получила название «Парадокс восприятия» – был сделан вывод, что восприятие реальности Иными настолько отличалось от человеческого, что полноценный контакт оказался обречен на неудачу. Взаимопонимание являлось в лучшем случае мнимым – расшифровать намерения собеседника казалось невозможным. Некоторые считали, что достаточно уже частичного контакта, и потому самого парадокса, по сути, не существует – нельзя же ожидать, что чужая цивилизация будет понятна настолько, чтобы называть ее вторым человечеством. Говорили, что контакт возможен, хотя и не на том уровне, на каком хотят его видеть страдающие слепотой политики. Приводились аргументы, что диалог труден, поскольку он еще в зачаточном состоянии. Впрочем, что толку, если контакт должен опираться на определенное взаимопонимание, хотя бы на некоторую логичность диалога, но тут не было и этого: даже при владении нормами словоизменения разговор напоминал дискуссию с больным, настолько изолированным от нашей реальности, что понять его было невозможно. В итоге большинству иных рас вообще было отказано в разумности. Увы, эти «неразумные» Иные обладали кораблями, и армиями, и даже чем-то вроде галактических цивилизаций, объединенных в странные квазиобщественные структуры. Но и они лишь внешне были подобны человеческим. Даже межзвездные путешествия и колонизация не являлись тем, за что их изначально принимали, – у Иных они напоминали скорее непроизвольные движения или дыхание, почти без участия сознания, на клеточном уровне. Впрочем, какой смысл был Иным колонизировать планеты, если сразу же после их заселения все, например, совершали коллективное самоубийство? Каков был смысл в межзвездных полетах, если корабли Иных могли пересечь пол-Галактики лишь затем, чтобы вдруг начать без конца кружить вокруг одной системы? А войны? Тут абсурд сидел на абсурде.

Один из анализов показал, что сражающиеся пожирали друг друга, чтобы – в некоем «эволюционном омертвении» – благодаря активирующим их мозговую кору ксенобактериям плодить полумертвое гибридное поколение обеих рас, которое затем, охваченное жаждой уничтожения, мчалось в глубинную дыру. После тридцати лет исследований было доказано, что смерть этих полумертвых ксеносозданий порождала волны, подобные передачам Галактической сети. Волны эти попадали прямо на ксеноформированные планеты, где, казалось, бесследно рассеивались… Подобные результаты исследований привели к тому, что постепенно люди примирились с неспособностью в полной мере понять существа, которые воспринимали мир не так, как хомо сапиенс, и часто перемещались в нем в темноте, среди тончайших колебаний, воздействий и неслышимых для человека ультразвуков, где время было материей, яблоко квадратом, а пространство туннелировало в Глубину.

Иные оставались чужими.

И теперь одна из их последовательниц намеревалась убить Керк Блум. Девушка бежала по коридору в сторону ведущих на нижнюю палубу лестниц. Она не слишком хорошо знала «Темный кристалл», проводя большую часть времени в каюте и строя планы по соблазнению Гама, но подозревала, что прыгун имеет стандартную простую конструкцию ОКЗ и состоит из трех уровней. Если так, то внизу должны находиться трюмы, машинное отделение и реактор, а значит, и некоторое количество торчащих из стен деталей; возможно, ей удастся что-нибудь оторвать и использовать в качестве оружия.

– Пульсация. Возвращение, – услышала Блум, к своему ужасу, донесшийся из громкоговорителя голос элохим. «Ясно, – поняла Керк. – У этого существа нет доступа к компьютерной системе Гама, и она не может непосредственно переслать данные, так что ей приходится связываться с элохимскими кораблями стандартным образом». – Уничтожение грустерадости. Транскрипт микроматрицы. Уход.

Блум продолжала бежать, словно перепуганная крыса. Если бы ей удалось взобраться… Есть ли на нижней палубе какие-то проходы? А может, в обход средней палубы? Вскарабкаться наверх, забрать какой-нибудь пистолет, и…

– Керк, – в громкоговорителе внезапно послышалось ее имя. – Необходим уход. Радуйся. Возвращение.

– Поцелуй меня в жопу, – выдохнула она, пытаясь вырвать вмонтированную вдоль коридора трубу. – Поцелуй меня в жопу, сука! Ты убила Гама!

Напастная труба не поддавалась. Блум, дрожа, села и оперлась спиной о стену коридора. «Нужно ли элохим вообще меня убивать? – подумала она. – Ей даже незачем напрягаться – еще немного, и кружащие вокруг корабли секты высадят десант. И тогда уже точно бежать будет некуда. Это конец».

– Керк, – звала элохим. – Керк.

Что-то было не так. Голос элохим доносился словно из двух мест сразу: из громкоговорителя и из коридора. Эта сука забрала с собой микрофон интеркома! Блум уже почти видела ее тень, похожую на кривого истощенного паука. Вскочив на ноги, она метнулась к висевшей поблизости лесенке на среднюю палубу.

Она начала быстро карабкаться наверх, глядя, как существо движется в ее сторону, опираясь руками о стены и наклонившись под странным углом к полу.

У Керк не было времени кричать. Взобравшись на среднюю палубу, она остановилась. Налево или направо? Где эта напастная боевая рубка?

Неестественно худая полупрозрачная рука элохим схватила ее за ботинок.

Блум вскрикнула и дернулась назад, но было уже поздно. Существо выскочило с нижней палубы с изяществом, которое в нем трудно было подозревать, и упало на четвереньки, наклонив голову, словно чем-то удивленный зверь.

– Керк, – сказала элохим. Лицо ее ничего не выражало. – Уход.

Блум попыталась ее пнуть, но элохим змеиным движением увернулась и, снова схватив девушку за ногу, с легкостью опрокинула ее на спину.

– Тишина, – произнесла она в последний раз, замахиваясь стилетом. – Молчание.

Ей в горло вцепился Голод.

На средней палубе раздалось полное ярости мяуканье, смешанное с горловым рычанием. Элохим отпустила ногу Керк и выронила стилет, пытаясь отодрать от шеи разъяренный когтистый клубок кошачьей шерсти. Из ее рта вырвался звук, напомнивший Блум скрежет ногтей по старому стеклу. Время вновь замедлилось, распавшись на отдельные кадры, и одним из них оказался катящийся рядом стилет. Керк схватила его и вонзила в грудь элохим.

Существо затряслось. Голод рвал когтями и мяукал, на палубу хлынула странно жидкая, голубоватая кровь. Блум сжимала стилет, не в силах оторвать взгляд от разыгравшегося кошмара. Она понятия не имела, как долго все это продолжалось; мир словно состоял из отдельных образов: дрожь, вой, мгновение ужаса, неестественно изогнувшееся тело существа, и наконец странная в своей неожиданности тишина.

Голод, рассерженно фыркая, спрыгнул на пол, обнажив разодранное когтями горло элохим. Керк выронила стилет и медленно попятилась, глядя, как тело оседает и обмякает. Существо еще подрагивало, с бледных губ сочилась слюна, смешанная с кровавой пеной.

– Впустить. Впустить, – грохотало в громкоговорителе.

Наверняка это было слышно и раньше, но Блум не обращала внимания. Словно загипнотизированная, она обошла труп и направилась в стазис-навигаторскую.

– Впустить? Впустить? – спрашивал голос с элохимских кораблей. Наверняка они готовились высадить десант. Керк села за навигационную консоль в стазис-кресло первого пилота.

– Я вам покажу «впустить», сукины дети, – прошептала она, подключаясь к системе стазис-навигаторской.