Незадолго до запланированного глубинного прыжка в сектор 32С Натрий Ибессен Гатларк отправился в свою каюту, чтобы увидеться с Аро.

Он прекрасно понимал, что им движут лишь сентиментальные чувства к старой кастрированной Машине третьего разряда, но он уже устал убеждать капитана, и ему требовался друг, пусть даже обычный Автономный Репрограммат-Осциллятор. Все больше давала о себе знать и психофизия – тело требовало платы за дар предвидения. Нат чувствовал, что ему становится нехорошо, обреченно глядя, как бледнеет его кожа. Шутка о призрачной структуре, после встречи с капитаном эхом звучавшая у него в голове, уже не казалась столь забавной.

Что ж, пока что ему приходилось иметь дело с твердой материей. Ему предстояло подняться вместе с коляской в тесном лифте и протиснуться со всем снаряжением в дверь каюты. Кайт Тельсес выделил ему самую большую, с широким входом, но космические корабли редко проектировались для инвалидов – впрочем, большинство больных, решившихся на кибернетическую поддержку, таковыми не воспринимались.

«Не важно, – решил он, выплывая из лифта с помощью смонтированных под коляской антигравитонов. – Может, я и прикован к коляске, но у меня есть мозг – по крайней мере, я на это надеюсь. Лишь бы его хватило, поскольку я остался тут совсем один. Я не знаю, что с Керк, нет смысла и посылать зонд Господину Тени…» Так назывался его загадочный связной от Ложи, появлявшийся лишь в виде туманной голограммы.

– Нат! – произнес увидевший его Аро, вознаградив его несколькими модулированными звуками и поднимая две из шести механических рук. Когда-то Натрий подключил ему современный звуковой генератор, но хватило одного раза услышать из уст Машины голос сорокалетнего любителя выпить, чтобы он тут же демонтировал этот элемент, предпочтя искусственный механический тон. – Господин Нат! Господин Нат!

– Хватит этих глупостей, – решил Натрий. – Пусть Тельсес болтает что хочет, но говорить как дебил ты больше не будешь. Я разблокирую тебе языковые функции. Ты никогда не отличался красноречием и всегда говорил о себе в третьем лице, но идиотом тоже не был… – он протянул руку к бочкообразному корпусу Машины, туда, где под единственным яйцевидным глазом Аро находилась панель управления. Застрекотал генодатчик, и открылась крышка, обнажив кнопки, рычажки и ручки. – Ну вот и все, – объявил Нат, переставляя потенциометр кастрированного искина на максимум. – Как ты себя чувствуешь?

– Огромная радость, хоп, хоп, хоп!

– Ну да, быстро не пройдет, – поморщился Нат.

После обхода блокировок, которые он уже протестировал, можно было одним движением усилить интеллект, но не навязанные программные ограничения, такие как осцилляция: интеллект возрастал по мере перепрограммирования и обучения, потом падал в процессе автоматической кастрации и снова возрастал, благодаря чему получался корректно кастрированный искин, страдающий своего рода интеллектуальной икотой. Искусственный интеллект мог понять сложные команды, но вовсе не обязательно мог похвастаться столь же высоким уровнем владения языком. Создать красноречивую Машину, может, было и несложно, но память о войне заставляла создателей снабжать искины почти детскими, психологически безопасными нормами синтаксиса и словоизменения. В кастрированные искины почти силой загоняли юмористические элементы или постоянное стремление услужить.

– Аро, тайный приказ, – прошептал Нат. Машина замерла неподвижно, глядя на него единственным глазом, в котором светились пятнышки внутренних лампочек. – Ты подключаешься ко всем доступным фрагментам Потока и пытаешься установить контакт с элементом «Господин Тень». Установив контакт, передаешь сообщение следующего содержания: «Это Гоблин. Подтверждаю контакт с машинным „призраком“. Подозреваю транспортник Машин. Перед угасанием „призрака“ часть груза была перехвачена неизвестным прыгуном, который затем направился в сектор 32С Рукава Лебедя. Я отправляюсь в погоню. Нахожусь на гатларкском эсминце „Пламя“, капитан Кайт Тельсес. Внимание: добычей интересуется Альянс. Во время операции мы наткнулись на эсминец „Няня“, капитан Вермус Тарм. Эсминец „Няня“, по данным нашего сканирования, исчерпал прыжковый резерв. Они наверняка ждут зарядных установок для реактора. В данный момент я не в состоянии подтвердить, отправятся ли они после пополнения запасов энергии в тот же сектор, что и мы, и подозревают ли они вообще, что это именно тот сектор. В связи с важностью операции прошу возможной поддержки. Остаюсь на связи, жду дальнейших распоряжений». Конец тайного приказа. Ты все записал?

– Очень хорошо записано, очень хорошо!

– Ладно. Попробуй выполнить его сразу же, как только сможешь установить контакт. Скоро мы входим в Глубину, – пробормотал Натрий. Аро утвердительно загудел, но Ната обуревали мрачные мысли. Потоковая передача – это не прыжковый зонд. Когда Господин Тень получит сообщение и ответит на него, все уже может закончиться.

Вздохнув, он немного проплыл в кресле, направляясь к установленной в каюте микрокухне. Ему вдруг захотелось легкого кофе с большим количеством молока. Устройство выглядело не особо сложным, и Нат надеялся, что ему удастся набрать полную термокружку, не свалившись с коляски.

– Господин Натрий? Принц Натрий? – затрещало в громкоговорителе. – Это Типси Пальм. Можно войти?

– Входите, – ответил Нат, нажимая кнопку. Устройство выплюнуло термокружку и начало наливать коричневую горячую жидкость. Дверь каюты ушла вверх, и вошел низенький седой механик с полномочиями глубинника. – Хотите кофе?

– Нет, я после него на стенку лезу… Слишком уж я маленький, чтобы лишний раз себя возбуждать, – заявил Пальм, подозрительно глядя на Аро. – Вы его выключили, принц?

– Нет, он работает. И мы уже с вами говорили – называйте меня просто Нат, – Натрий повернулся к нему, держа в руке кружку. – Впрочем, формально я не принц, просто сын герцога. Правильнее будет сказать – потомок, или нечто в этом роде. Или Его Высочество Творение Яиц.

– Вам не нравятся титулы?

– Не особо. – Нат отхлебнул кофе, оказавшийся на удивление хорошим. – Есть у меня одна… сотрудница. Я иногда ее ими мучаю. Ради удовольствия.

– Ясно. – Типси кашлянул, словно собираясь хихикнуть, но все же не засмеялся, продолжая искоса поглядывать на Машину. – Во имя Ушедших… – наконец выдавил он. – Аж мороз по коже. Не боитесь, что он вам голову оторвет или еще что?

– Аро? – улыбнулся Нат. – У него есть модулятор агрессии. Когда он начинает нервничать, у него идет дым из задницы… Шутка, – быстро добавил он, заметив, что абсурдное объяснение не вызвало у механика никакой реакции. – Это кастрированный искин. Он ничего не сделает, даже если бы и мог, но он не может. Ну ладно… – снова улыбнулся он. – Что вас ко мне привело?

– В этой каюте есть стазис-консоль, – объяснил Пальм, поспешно проходя мимо Машины и показывая на встроенное в стену устройство. – Раньше вас подключали на средней палубе, но, может, предпочитаете в каюте? Это тоже жесткий стазис, я вас разбужу.

– Когда прыжок?

– Скоро. Мы… летим на Тестер?

– Только на границу, – успокоил его Натрий. – До первого локационного буя. Опасаться нечего. Немного посканируем, и все.

– Не знаю, хватит ли нам энергии на возвращение, – пожаловался Типси, открывая ящичек со стазис-трубками. – Реактор подзаряжается, но, как я уже говорил, сразу после прыжка у нас может не оказаться даже парсека для следующего. Может, удастся прыгнуть внутри системы, если кому-то хочется совершить самоубийство в выжженном секторе, но не более того…

– Сканирование в любом случае займет какое-то время, – сказал Нат. – Как раз успеем автоматически зарядиться и прыгнуть обратно.

– Как скажете, – Пальм пожал плечами и закрыл крышку. – Ну так как? Хотите прямо сейчас в стазис?

– Я думал, еще есть время?..

– Есть, но я больше не забивал бы себе вами голову. Вам ведь все равно без разницы, – объяснил Пальм. – А мне придется немного потрудиться. Эту коляску нужно закрепить.

– Тогда закрепите ее и воткните мне трубки, – согласился Нат. – А стазис я введу уже сам.

– Уверены?

– Да, – ответил Натрий. – Время еще будет. Даже счетчик пока не запустился.

– Ладно. – Типси Пальм подошел к Нату и потянул за рукоятки, скользя креслом над полом каюты. – О, уже начинается, – добавил он, когда до их ушей донесся треск передатчика и нечто похожее на смесь удара гонга с фрагментом гатларкского гимна. – Сейчас будет тирада.

– Что?

– Тирада, – невозмутимо ответил механик, устанавливая коляску и закрепляя первый ремень. – Сейчас сами услышите. Тираду будет читать, красноречивый наш, – пробормотал он себе под нос, застегивая первую защелку.

– Уважаемая команда, – раздался в каюте, как и на всем «Пламени», полный достоинства, слегка дрожащий голос капитана. – Говорит ваш капитан. Начинаем приготовления к очередному глубинному прыжку. Мы отправляемся в погоню за сбежавшим из нашего космоса прыгуном, который похитил ценный технологический элемент из космоса Гатларка. Эта дерзкая кража будет показательно наказана, а украденный предмет передан властям Гатларка именем его высочества герцога Ибессена Сектама Гатларка, Властителя Систем, Отца Рода и кавалера Зеленой жемчужины.

«Многовато титулов для обычной речи, – подумал Нат. – После такого вступления наверняка стоит ожидать какой-нибудь бомбы».

– Не стану скрывать – наша миссия не из простых, – голос Кайта Тельсеса внезапно обрел резкость и жесткость. – Похитители сбежали в возможно известный вам сектор 32С в Рукаве Лебедя, – в громкоговорителе послышался задумчивый вздох, тут же сменившийся по-прежнему решительным голосом. – Стрипсы называют его Тестером, поскольку считают, что прибывающие туда корабли и их команды проходят своеобразный тест на выживание. Те, которым это удается, получают, по мнению стрипсов, шанс на «технологическое спасение», которое порой бывает навязано силой. Для них не имеет значения, оказался ли корабль в их регионе случайно и хотела ли его команда проходить этот самый «тест». С точки зрения стрипсов, само появление в Тестере – добровольный акт, целью которого является вступление в их ряды.

– Тирада-обсирада, – пробурчал себе под нос Пальм. Но капитан еще не закончил.

– Однако нам незачем опасаться ни этого сектора, ни даже стрипсов, – голос его теперь звучал намного теплее. – Во-первых, мы летим на безопасную границу сектора 32С, в отмеченный стандартным локационным буем участок. Во-вторых, секта стрипсов в силу нашего близкого соседства поддерживает с Гатларком хорошие дипломатические отношения. Стрипсы также знают «Пламя» и, по не вполне понятным мне причинам, не заинтересованы в спасении людей нашего возраста, – Кайт Тельсес позволил себе легкий смешок. – Говорю вам об этом потому, что с нашими похитителями дело обстоит совершенно иначе. Поэтому наша главная цель по прибытии в безопасные границы сектора – быстро найти команду прыгуна, которую стрипсы наверняка захотят спасти, или установить контакт с Флотом Зеро с целью перехвата беглецов. Это все. В ближайшее время будет запущен счетчик. Слава Гатларку и нашему герцогу!

Речь завершилась. Прозвучал гонг, а за ним гимн, оборвавшийся столь же быстро, как и начался.

– Алеа иакта эст, – пробормотал Нат. Механик оторвался от стазис-консоли и удивленно поднял брови:

– Что вы сказали?

– Ничего особенного. Старая поговорка на машинном языке, – вздохнул Нат. – Она означает: «Кости брошены».

– Красиво, – похвалил Типси. – Но, честно говоря, я лично надеюсь, что мои кости останутся на месте, то бишь в этом старом низкорослом кожаном мешке. Благодарю покорно, но у меня нет никакого желания, чтобы кто-то их куда-то бросал.

Тартус Фим плавал в волнах моря, которым была Цара Джейнис.

Она сделала все, что ему обещала, и даже больше. Приходя в себя, он видел, как она сидит верхом у него на коленях, обнимая его руками. От нее пахло смолой и пенящимися волнами, покоем и дождем. Она прижималась к нему, словно желая оставить его рядом с собой навсегда, и от этого у него путались мысли. Он полностью забыл о том, что неподалеку – у стены каюты – стоит взирающий на его падение Малькольм Джейнис. Наемник, правда, больше внимания уделял не ему, а своим рукам, критически разглядывая криво подстриженные когти.

Фим не сомневался, что ему ввели какую-то дрянь. Он чувствовал боль, если ее ему причиняли, но скорее как предвестие того, что может случиться. Хуже было, когда ангел оказывался рядом, окутывая его серебристыми крыльями и шепча, что он, Тартус Фим, может получить все, что пожелает, – достаточно лишь ответить. И он отвечал, порой давясь собственным языком. Он выплевывал из себя все полулегальные и легальные контракты, контрабанду, скупку краденого и торговлю запрещенными веществами. Он признался в полутора десятках пиратских нападений, во время которых растерзал небольших беззащитных прыгунов, высасывая из их грузовых отсеков животворящие продукты, подобно средневековому вампиру. Но ангел хотел знать вовсе не это.

Цару не интересовало болезненное прошлое Фима, его изгнание из Космической академии, одинокое детство на орбитальных станциях, купленная любовь или мелкие и крупные преступления. Ее интересовал только Миртон Грюнвальд и его прыгун, а когда ответ ее не удовлетворял, она причиняла ему боль, странным образом ассоциировавшуюся с удовольствием.

– «Дракониха»… – бормотал он, – я познакомился с ним, когда он летал на «Драконихе». У него была идея заняться бизнесом, артефактами. Он скорешился с каким-то коллекционером. Не с элохимами, не с Научным кланом. Не знаю… не знаю, с кем!

– Тартус, – шептала Цара, вглядываясь в него большими зелеными глазами, отчего он чувствовал почти болезненное возбуждение. – Тартус, скажи мне правду. Я хочу это сделать, Тартус. Удержи меня. Не позволяй мне, – говорила она, потираясь о его тело и проводя по нему парализатором.

– Кажется, он для него воровал. Для того коллекционера. Или покупал. Как-то добывал, – Фим выстреливал слова, словно из лазерного карабина. – Я ему помогал. Воровал у элохимов. Миртон хорошо платил за посредничество. Сам он тоже искал, и у него неплохо получалось. Потом все кончилось.

– Он разбил «Дракониху»? – вмешался Малькольм.

– Не знаю. Не знаю! Все остались живы, но корабль развалился. И все заработали глубинную болезнь, за исключением доктора Гарпаго. Он до самого конца пребывал в стазисе. Уже когда они выскочили из Глубины, было ясно – что-то случилось. Не знаю, что. В третьем квадранте Рукава Лебедя. Недалеко от Бурой системы. Именно там разбился корабль – на планете Бурая Элси. Миртон просидел там почти целый лазурный год. Кажется.

– Слишком быстро, – прошептала Цара, касаясь губами уха торговца. – Медленнее. Погоди… – она наклонилась и включила парализатор. Тартус застонал, дрожа словно в лихорадке. – Извини, – добавила Цара. – Мне пришлось. Бедняжка. Так что ты говорил?

– Он начал покупать стабилизатор! В больших количествах! – задыхаясь, прохрипел Фим. – Я думал, это для его команды, но никого уже не было в живых! Часть умерла почти сразу же после того, как разбилась «Дракониха», – они быстро сошли с ума. Часть сама покончила с собой – просто так. Но Миртон… он тоже наверняка был болен! Иначе и быть не могло! Корабль взорвался почти сразу после выхода из Глубины! Прямо над планетой. Что-то перед этим наверняка случилось. Не знаю что! Грюнвальд пилотировал корабль с самого начала – кастрированный искин был на это не способен!

– Раз уж зашла речь о кастрации… – Цара повела парализатором вниз. Торговец завопил, и в это мгновение раздался звонок интеркома.

– Джейнис, – послышался жесткий холодный голос Маделлы Нокс. – Цара Джейнис. Ко мне.

– Подождешь? – спросил ангел, целуя Тартуса в губы. Торговец на мгновение закрыл глаза, стараясь не слышать негромкий смешок Малькольма.

– Чего хочет Кость? – поинтересовался наемник, когда его жена слезла с колен торговца.

– Понятия не имею, – пожала плечами Цара. – Дай ему чего-нибудь успокоительного, чтобы нейтрализовать болтливость. Похоже, ты слегка перестарался – он снова уплывает.

– Руки уже не те…

– Еще раз в щечку, и лечу. Не испорти его, он классный.

– Постараюсь, пташка моя.

– Пока-пока! – бросила она на прощание и вышла из каюты, спеша по коридору в сторону стазис-навигаторской и лесенки, ведшей на верхнюю палубу и «Детку».

На корабле, как она заметила, царила расслабленная обстановка – члены команды бездельничали, от скуки поглядывая на мониторы или играя в простые игры. «Ждут зарядных установок для реактора, – подумала она. – Что ж, привыкайте, бедняжки». Последнее слово она особенно любила – для Цары Джейнис около девяносто пяти процентов человечества были «бедняжками», в чем она неоднократно помогла им убедиться.

Перед СН она слегка замедлила шаг, чувствуя, как на нее смотрят – мужчины с едва скрываемой похотью, женщины с явной неприязнью. Одной из немногих женщин, которые смотрели на нее не как на конкурентку, но как на пульсационную отвертку, была смотрительница сектора Контроля, и наемнице хотелось насытиться ощущениями, которых вскоре ей будет не хватать. Что ж, Мама Кость – уж точно не бедняжка, а лишь наемница, даже если сама об этом не знала. Свой своего всегда видит.

Вход в «Детку» умело имитировал вход в обычную каюту, но первое впечатление проходило сразу же, стоило лишь перешагнуть порог двери, напоминавшей скорее вход в шлюз. Проход по короткому коридору не занимал много времени, но рассеивал последние сомнения, которых у Цары и так не было. То, что «Детка» – по сути, отдельный прыгун, они с Малькольмом заметили почти сразу же, как только оказались на «Няне». Технических чертежей эсминца им для этого не требовалось. Крыса всегда знает, куда бежать, когда корабль тонет, а «Детка» наверняка была спасательной шлюпкой, намного лучшей, чем установленные на «Няне» капсулы.

Мама Кость была не одна. Возле ее стола стоял уже знакомый Царе контролер Альянса Вальтер Динге, задумчиво почесывая губу. Рядом торчал вытянувшийся в струнку молодой красавчик с коротко подстриженными светлыми волосами. Наемница остановилась, слегка расставив ноги и дерзко оценивая его взглядом. Парень слегка покраснел и сглотнул. «Посмотреть можно, – подумала она, – но не дотрагиваться. Бедняжка».

– Цара Джейнис, охрана, – начала представление Маделла Нокс. – Вальтер Динге, контролер. Боцман Цицеро Финк, первый астролокатор. Как я понимаю, вы знакомы? «Няня» – небольшой корабль.

– Не имел удовольствия… – прохрипел Цицеро.

Цара улыбнулась, продемонстрировав комплект белоснежных зубов.

– Наверняка нет, – кивнула она. – Все возможные удовольствия я помню.

– Я знаю госпожу Джейнис, – сказал Вальтер, не глядя на наемницу. Похоже, он был полностью погружен в собственные мысли.

– Хорошо, – кивнула Маделла. – В таком случае перейдем к делу. Боцман Финк?

– Так точно, – Цицеро машинально вытянулся по стойке смирно и, неуверенно моргая, достал небольшой голопроектор. Поставив аппарат на стол, он нажал кнопку.

Глазам Цары предстал фрагмент космического пространства вместе с видневшейся посередине схемой глубинного эха и сеткой сопровождавших ее расчетов.

– Что это? – спросила она. Астролокатор откашлялся, сглатывая остатки попавшей в горло слюны.

– Около лазурного получаса назад туда прыгнул эсминец Гатларка «Пламя», – пояснил он. – Я провел детальный анализ эха и выяснил, что корабль, вероятнее всего, отправился не обратно в систему Гатларк, но в близлежащий сектор 32С, называемый также Тестером.

– Стрипсы, – сказала Джейнис. Маделла Нокс кивнула.

– Именно так, – подтвердила она. – Выжженный сектор, в котором тысячелетия назад использовали Оружие. Он занят Флотом Зеро. Вне юрисдикции Гатларка, одна из бесхозных систем, на которые никто не обращает внимания, разве что если собираются перепрыгнуть из него к Прихожей Куртизанки. Не за этим ли полетел туда эсминец Гатларка? А если нет, то зачем?

– Они знают, куда полетел прыгун Грюнвальда, – ответила Цара.

– Возможно, – смотрительница сектора Контроля слегка кивнула, и Цицеро Финк послушно выключил проектор. – Как только прибудут первые батареи для реактора, мы получим часть энергии, позволяющей нам без проблем совершить прыжок и, возможно, вступить в схватку. Расстояние до Тестера составляет неполный парсек, но сам прыжок не происходит мгновенно. Мы прибудем туда какое-то время спустя, уже с опозданием, и еще нужно добавить время, необходимое для самого прыжка. Вальтер?

– Глубина бывает капризна, – согласился вырванный из размышлений контролер. – Иногда можно учесть дополнительный временной сдвиг или, что бывает крайне редко, прибыть раньше, чем отправляешься в путь. Однако подобные случаи весьма немногочисленны, и последний был зарегистрирован, кажется, четыреста лазурных лет назад. Мы не можем рассчитывать на везение, Мама. Мы опоздали. Естественно, нам нужна информация… Но я решительно не советую наносить визит в сектор стрипсов.

– Опять он за свое. Уже час о них болтает. Стрипсы… Не понимаю, откуда такая неприязнь к киборгам у человека, который полжизни посвятил обнаружению технологий Машин?

– Я не…

– Не важно. В любом случае нужно удостовериться, что Грюнвальд там, – заявила Маделла. – И тут вступаете вы. Как у нас дела с истребителями?

– На них нет глубинного привода, – ответила Джейнис. – Потому они и прицеплены к «Няне». Конструктивная экономия.

– Так я и подозревала. В таком случае вы полетите туда на «Игле», моем глубинном прыгунке, – решила Нокс. – По прибытии в безопасные окрестности локационного буя начнете детальное сканирование пространства. Данные будете пересылать посредством Потока, используя созданное кораблем глубинное эхо. После такого маленького корабля оно долго не продержится, но на расстоянии всего в три с половиной световых года мы должны быстро получить отправленные вами данные. Вопросы есть?

– Это же прыгунок. Всего лишь окруженный глубинным приводом реактор, стазис, пилотская кабина и сканер. Если я наткнусь на «Пламя», Грюнвальда или стрипсов, то окажусь полностью беззащитной.

– «Пламени», естественно, избегай, но у них нет никаких оснований тебя атаковать. Агрессия в отношении представителя Альянса вне их территории стала бы открытым актом объявления войны, что такому герцогству, как Гатларк, абсолютно невыгодно. У Грюнвальда тоже нет повода атаковать какой-то загадочный кораблик. Впрочем, «Игла» – модифицированный и весьма маневренный корабль, – Маделла раздраженно махнула рукой. – Я сама ею пользовалась, и не раз. Если встретишь Флот Зеро, успеешь сбежать.

«Быстро же мы перешли на „ты“, – с отвращением подумала Цара. – Почему бы тогда тебе самой не упаковаться в этот летающий гроб и не выстрелить?» Вслух она, однако, спрашивать об этом не стала, поскольку прекрасно знала ответ: «Потому что за это платят мне, а не тебе, вот почему».

А потом, впервые за очень долгое время, Цара Джейнис вдруг на мгновение ощутила себя бедняжкой.

Керк Блум не могла прятаться вечно.

«Во имя Ушедших, это же, в конце концов, всего лишь элохим. Напоминает вампира из дешевого голоужастика, но это всего лишь элохим, а не те одетые в белое чокнутые из Собрания. Так что… чего я, собственно, боюсь, Напасть его дери?»

Что ж – она знала чего.

Гатларк, как и любая из уцелевших после Машинной войны планет, находился в сфере интересов элохимов главным образом из-за наследия Иных. Родовая планета Гатларков не была особо богата артефактами или сооружениями ксено, но благодаря этому ее не прибрал к рукам Научный клан, имевший обыкновение давить на корню все попытки элохимов украсть то, что осталось после Иных.

Блум помнила, что секта сперва пыталась установить дипломатические контакты с гатларкцами, стремясь выкупить все более-менее значительные из оставленных Кланом артефактов, однако встретилась с серьезным сопротивлением со стороны аристократии. Гатларки – как сам герцог, так и его предки, – питали крайнюю привязанность ко всяческим историческим деталям, которые могли подчеркнуть статус их рода.

Будучи, однако, лишь отчасти современной планетой, постоянно обращавшейся к доимперским временам, Гатларк не мог в полной мере использовать потенциал сохранившихся артефактов или сооружений. В самом замке якобы имелось то ли чучело Иного, то ли несколько загадочных, покрытых пылью устройств, которые помнили еще Ксеновойну, но каждый из этих предметов функционировал лишь как элемент внутреннего убранства. Элохимы, однако, от своих намерений отказываться не собирались.

Керк прекрасно помнила похожие на пузыри белые корабли, опускавшиеся на поверхность планеты и выплевывавшие из себя черные фигуры, которые лихорадочно носились по окрестностям места высадки, пытаясь что-нибудь найти и стащить до прибытия сил правопорядка планеты. Этого было вполне достаточно, чтобы в рассказах нянь и матерей начали появляться жуткие элохимские демоны, которые похищали непослушных детей, чтобы подвергнуть их кошмарной генотрансформации и пополнить собственные ряды.

Естественно, все это была чушь. Стать элохимом было не так-то просто. Кандидат сперва оказывался в одном из орденов культа ксено и, проявив определенную решимость, мог затем попасть в секту, в которой его сначала подвергали длительной инициации, а затем серии генотрансформаций. После их завершения – если они когда-либо заканчивались – это был уже фактически не человек, а очередной эксперимент элохимов на пути к познанию истинной иности.

«Похоже, я буду тут сидеть до скончания века», – неприязненно подумала Керк Блум, почесывая лежащего на ней Голода. Сколько может длиться обычная передача сканов космического пространства? Элохим торчал на «Темном кристалле» уже почти вторые лазурные сутки, и не похоже было, что он намерен отсюда убраться. Или намерена – если это она. Скорее оно. Напастный Гам! Он что, не может просто вышвырнуть ее из шлюза?

Сперва Керк надеялась, что контакт с элохимом продлится недолго – как раз столько, чтобы она успела выспаться у себя в каюте или глянуть какое-нибудь развлекательное голошоу. Однако время шло, а элохим не уходила – по крайней мере, так казалось Блум. Потом наступила искусственная, генерируемая в каютах, ночь, и свет померк ровно настолько, чтобы внутренние часы Керк велели ей лечь спать, а проснувшись утром, она все же решила выяснить, что происходит. Тихо выйдя в коридор, она увидела, что пограничник и элохим сидят вместе в СН, просматривая на экране какие-то карты. Вернее, сидел только Гам, а элохим стояла почти не шевелясь, лишь иногда дергаясь в странных судорогах, словно у управляющего ею кукольника перепутались нитки. Вздрогнув, Блум вернулась к себе.

«Напасть, если именно так выглядели Иные, – подумала она, – то, похоже, я понимаю, почему Машины их истребили и изгнали под конец Ксеновойны».

Пытаясь хоть чем-то заняться, она выпустила кота, который отправился в кают-компанию поесть свежего корма и воспользоваться лотком, снова закрыла дверь и, улегшись на койку, взяла кристалл своего Сердца. Несколько мгновений она держала его в руках, черный и тяжелый, но в конце концов вновь положила возле подушки. Что с того, что там наверняка есть данные об элохимах? Ей не хотелось знать больше, чем требовалось.

– Керк? – раздавшийся в громкоговорителе голос Гама прозвучал настолько неожиданно, что она открыла рот, да так и забыла его закрыть. – Керк, ты там?

– Да, – хрипло ответила она, пытаясь понять, чего может хотеть от нее пограничник. Неужели элохим вернулась на свой корабль? А если так, то почему, Напасть ее дери, Блум ничего не услышала и не увидела на мониторе в каюте?

– Керк, ты не могла бы к нам подойти?

– Зачем? – неприязненно спросила она.

– У нас проблема. С данными, – уточнил Гам. – Тебя это может заинтересовать.

– Вряд ли.

– Подойди, пожалуйста.

«Во имя Ушедших, – мысленно простонала она. – У меня нет никакого желания видеть эту уродину! Чтоб вас всех Напасть задрала!»

– Керк?..

– Иду, – прошипела она, поднимаясь с койки. Ну и зануда же он! – Иду, иду.

Керк с неохотой добрела до стазис-навигаторской. Войдя, она бросила взгляд на элохим. Существо стояло на фоне большой голограммы, показывавшей солидный фрагмент Луча, усыпанный чем-то похожим на замысловатый компьютерный код, смешанный с незнакомыми Керк синкретическими знаками и строчками на машинном языке. Блум слегка наклонила голову, чувствуя знакомую дрожь и зуд вживленных в ее тело портов доступа.

– Что это? – спросила она. Гам улыбнулся. Бледное полупрозрачное лицо элохим ничего не выражало.

– Это объединенные данные «Темного кристалла» и корабля присутствующей здесь элохим. Наборы интеллектуальных сканов. По неизвестным причинам они, похоже, несовместимы, – объяснил Гам, хотя Керк уже и так догадалась, что перед ней. – С целью дополнительной верификации мы вернулись к более ранним записям в памяти.

– И?

– Обычно, сотрудничая с элохимами, мы не сталкиваемся с подобными проблемами, – сказал пограничник. – Однако тут что-то не так. Во фрагментах данных обнаружилось нечто похожее на вирус, влияющий не только на более ранние, но и на текущие сканы. Следовало бы подвергнуть данные обработке, чтобы их очистить… Элохимы заинтересованы в сотрудничестве с нами и предлагают дополнительную оплату. Они пообещали, что если мы справимся с этой задачей, они передадут нам сканы других фрагментов Галактической Границы.

– Хочешь, чтобы я подключилась и проверила?

– Да.

Блум едва удержалась от желания облизнуть губы. Подключение. Геноподключение…

– Для этого тебе пришлось бы предоставить мне полный доступ к системе, – ответила она, стараясь скрыть впечатление, которое произвело на нее его предложение.

– Хорошо, – согласился Гам. – Сейчас его получишь.

– Что я буду с этого иметь? – спросила она, жадно глядя на консоль. – Это все-таки моя профессия, Напасть ее дери. Мне что, работать даром?

– Нет. Конечно, нет. Ты получишь достойную оплату в юнитах как от Погранохраны, так и от элохимов.

– Ладно, – кивнула она, радуясь, что он не заметил, что ее согласие – чистая формальность. Подойдя ближе, она села в стазис-кресло пограничника. – Сними блокировку и дай мне разъем. Я вхожу, – она на мгновение повернулась к застывшей в странной неподвижности элохим. – Только пусть это… нечто ко мне не приближается, хорошо?

– Конечно, – согласился Гам, вводя что-то на навигационной консоли. «Коды, – подумала она. – Он в самом деле все разблокирует. Конец информационному голоду. Если захочу, я могу даже отобрать у тебя весь твой любимый корабль. Напасть, неважно. Главное – геноподключение».

И оно действительно состоялось.

Еще пикосекунду назад Керк Блум находилась в «Темном кристалле» во плоти и крови, но в следующий миг она уже летела по черному туннелю, расцвеченному выжженными следами молний из нулей и единиц и почкующимися монолитами данных, возвышающимися над ней, словно ослепительно-белые горы. В конце туннеля находилась Мать, кастрированный искин корабля, которая приближалась к ней в окружении летающих вокруг иконок доступа… но Керк вырвалась из графической надстройки и скользнула в ядро системы, мир перепутанных цифр, пиктограмм и структур, потоков квантовой энергии и зависимостей между логическими конструктами данных.

Как всегда, она чувствовала, как плывет в водовороте напряжений и шепотов искина, недоступных ее пониманию, хотя она все еще пребывала в оковах системы, словно на мгновение коснувшись настоящего импринта. Но корабль и данные не стали ее частью, не превратились в продолжение персоналя. Она ощущала их, но оставалась сторонним наблюдателем.

Наблюдателем, который, однако, мог перемещать светящиеся кубики этого лабиринта.

Перед ней появились карты пограничника и элохим. Керк не нужно было ничего проверять. Она видела, какие волны информации соединяются друг с другом, а какие разделяются, какие знаки имеют значение, а какие – лишь белый шум.

А потом она увидела зигзаг.

Он походил на рану в структуре данных, замороженный во времени разлом, запутавшийся среди логических ходов. Царапина посреди красоты суперматематики пульсировала, словно гноящаяся язва. Однако Керк была уверена, что это не вирус. Склонившись над разломом, она начала склеивать не его самого, но зависимости, на которые он влиял, пока тот наконец не стал единым целым – не разрывом, но бьющимся сердцем, дополнением и следствием падающих каскадами файлов.

Керк открыла глаза.

– Сколько? – прохрипела она. Стоявший над ней Гам подсовывал ей термокружку с флюидом. Она сделала глоток, чувствуя, как кружится голова.

– Двенадцать с лишним лазурных часов, – прошептал он. – Это было что-то невероятное, Керк. Мы видели, как все складывается воедино. Сейчас Мать закончит анализ того, что ты восстановила. Ты только взгляни…

Блум поднялась с кресла, ощущая боль во всем теле. «Похоже, я здорово изголодалась, – подумала она. – Сколько я там на самом деле пробыла? Время при геноподключении расширяется – минута там длится значительно короче, естественно, в зависимости от системы».

– Есть, – сообщил пограничник. – Закончено.

Голограмма в стазис-навигаторской выглядела теперь не как сборище слепленных на скорую руку фрагментов, но как единое целое. Окутанный данными Луч плыл среди временных расчетов, прогнозируемых флуктуаций и постоянных переменных, словно графический сервис погоды. Но в нем было кое-что еще – царапина, которую они принимали за вирус. Бьющееся сердце, тянувшееся через весь Луч.

– Пульсация глубинного эха, – прошептал Гам.

– Что это значит? – спросила Керк. Пограничник молчал, вглядываясь в изображение. Ей захотелось его встряхнуть. Она жутко устала.

– Явление наблюдается по всему Лучу, – наконец объяснил он, показывая на картинку. – Оно частично поддается измерению, но лишь частично. Искину придется потрудиться, чтобы точно его экстраполировать, если это вообще возможно. В конце концов, мы имеем дело с пульсацией крупнейшего глубинного эха в известной нам Вселенной. Может, речь о нескольких днях, может, о часах. А может, и о годах, – он опустил руку. – В любом случае ждать недолго.

– Недолго до чего?

– До Возвращения, – еле слышно прошептал Гам. – Возвращения Ушедших.

– Что ты…

– Керк… – начал он, но это были его последние слова. Он посмотрел вниз, не в силах поверить собственным глазам, и открыл рот, из которого хлынула кровь.

Блум вскрикнула.

Из грудной клетки пограничника появилось серебряное острие и тут же снова исчезло. Попятившись, Керк потеряла равновесие и рухнула навзничь на пол. Тело Гама осело рядом с ней. Стоявшая позади него элохим держала в руке длинный острый кинжал, красный от крови.

– Молчание, – сказала элохим, глядя на застывшую от ужаса Блум. – Молчание. Тишина.

А потом она шагнула вперед.