Семья

Решили вечером пойти в ресторан. Без всякого повода, просто тихо посидеть, полакомиться французской кухней. Отметить не какое-то событие, а сам ход жизни.

Заказали любимое: фуа-гра, луковый суп, петуха в вине, мясо по-бургундски. По бокалу красного, пино нуар.

Особых тем для разговора не было. Слава богу, всё хорошо. Любимая работа, просторная квартира, уютная дача. Двое детей уже вышли на самостоятельную дорогу, разъехались, учатся в университетах. Редкий момент, когда можно спокойно вздохнуть и расслабиться. Конечно, мир напряжён. То там, то здесь полыхает. Но так было почти всегда. Говорить об этом не хотелось. Хотелось просто вбирать глазами мягкий голубоватый свет, слышать вокруг тихий говор. Они и сами немного поговорили о знакомых. У одних неприятности на работе, у других проблемы со здоровьем. Выпили за то, чтобы у них всё обошлось.

Принесли фуа-гра. Съели молча. Потом подали луковый суп.

– Немного густоват, – сказал он.

– Да, пожалуй, – отозвалась она.

Когда наступала такая ясная, тихая пауза, ей всегда вспоминалась боль, пережитая лет пять назад. Какое-то чудо её тогда удержало – сберегло семью. Влюбилась как сумасшедшая, умоляла о командировках в другой город, где жил он, и в институте ей сочувственно их выдавали, видно, догадывались по её безумному взгляду, зачем ей это нужно. А он всё настойчивее требовал, чтобы она переехала к нему, что он без неё не может жить – не может! Да, так оно и было, без неё он не мог собрать свою жизнь, всё рассыпалось, уходило в песок, он уже десять лет не мог закончить книгу, ему нужна была сильная женщина рядом, а она была слабая, но рядом с ним, для него становилась сильнее. И она уже почти решилась – всё сломать, перевернуть. И вдруг она его поняла. По одной улыбке, скорее даже усмешке, а потом это стало ей совершенно ясно. Он хочет просто проверить свою власть над ней. Несчастный, почти опустившийся… Он-то ничего не теряет, а она – всё! И вот он дёргает её за верёвочку, а она поддаётся на каждое его подёргивание, всё ближе и ближе, вот и захлопнется капкан… Нет! Последним усилием воли она выбралась из этого морока. Свободна! Несчастна, но свободна! Да почему несчастна? Очень даже счастлива! Всё хорошо!

Она посмотрела на мужа, который сосредоточенно отрезал кусочек от петуха. Какое счастье, что он ничего не знает, что она ничего ему не сказала, а ведь этот вопль, вой уже готов был вырваться из неё! И вот он, надёжный и преданный, наслаждается семейным покоем. Преданный?.. Она тоже не слепая, видела, что происходило с ним года два назад, когда он был сам не свой и куда-то всё время рвался, а в ответ на простейшие вопросы нёс околесицу. Она, уже набравшись горького опыта, решила ничего не выяснять, притвориться невидящей. Как ты, милый? Всё хорошо? Устал? Отдохни! Я тебя люблю! Лучше медленно спускать на тормозах, чем на крутом вираже вместе обрушиться в пропасть. И как мудро всё у них обошлось, без бурь и скандалов, улеглось в свои берега. Теперь всё спокойно, они вместе, и никто им больше не нужен.

Он доедал петуха и вдруг заметил в её глазах слёзы. Она отложила вилку. Вытерла глаза салфеткой.

– Что с тобой? – спросил он.

– Ровно ничего, – ответила она. – Сама не понимаю.

Достала платок и опять вытерла глаза.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Плакать хочется – ответила она. – Не понимаю почему. Ни малейшей причины. Совсем никакой.

– Всё хорошо? – спросил он.

– Да, – подтвердила она. – Всё хорошо. Не знаю, что на меня нашло… – И заплакала ещё сильнее.

Он и сам чувствовал, как у него щиплет глаза. И не понимал почему. Какие-то воспоминания вдруг полезли в голову, горечь, дым… Теперь-то всё хорошо. Но хочется плакать.

– Может быть, от лукового супа? – предположила она.

Нет, суп не пахнет, запах сырого лука в нём убит варкой. А слёзы сами наворачивались на глаза.

– Всё хорошо! – сказал он. – Плакать не о чем. Всё слава богу. И дети. И мы. Жизнь продолжается.

– Именно потому, – сказала она. – Всё хорошо. Так не бывает… – И залилась слезами.

– Попробуем сдержаться, – сказал он. – На нас уже смотрят.

– Нет, не могу. Мы всех расстроим. Поедем домой. Обойдёмся без десерта.

Они оставили недоеденными петуха и мясо по-бургундски и заторопились домой. Он вёл машину.

– Постарайся быстрее! – попросила она.

По дороге она вытирала платком глаза ему и себе.

Приехали домой.

– Давай ляжем, – сказала она. Её трясло от рыданий.

Он зашел в ванну, взял полотенце, вытер лицо ей и себе.

Они разделись, легли.

– Я люблю тебя, – сказала она и повернулась к нему.

С мокрыми лицами они любили друг друга. Он целовал её ресницы, уголки глаз. Плач проникал во всё тело, размягчал, увлажнял, и возникло чувство, что любить – это и значит плакать друг в друга, вплакиваться до самых слёзных глубин, сотрясаться от рыданий, вплоть до последних судорог. Он не помнил, чтобы за двадцать вместе прожитых лет они так горячо, так навзрыд любили друг друга…

– Что это было? – спросил он потом. – Почему захотелось плакать?

– Мне вдруг показалось, что уже нет любви. Ведь у нас и так всё благополучно. Слёзы – что-то вроде дождя в сухой солнечный день.

– У тебя что-то накопилось на душе? Хочешь поделиться? – тревожно спросил он.

– Нет, – сказала она. – Всё хорошо. Я только не знала, как это выразить.

– Можно было запеть, – сказал он. – На два голоса. Вот была бы всем радость!

– Насчёт пения не знаю, – сказала она, – но плакать у нас получается. Прекрасный дуэт!