Пробуждение
Он ещё толком не проснулся, когда почувствовал, что рука жены под одеялом его ласкает. Причём необычно – размашисто и чуть-чуть царапая грудь. Он мельком взглянул на неё – она лежала с закрытыми глазами и, кажется, ещё спала, только рука шевелилась – нетерпеливо и настойчиво.
И вдруг он понял, что она сейчас не с ним. Кто-то другой лежит рядом с ней, с широкими плечами и грудью, и его она сейчас гладит и зовёт к себе. Он не стал её будить, а решил побыть этим другим, узнать, что это за двойник такой и как она с ним проводит время. Стал тихо гладить в ответ. Она взяла его ладонь и сжала ею свою грудь, потом положила на своё повлажневшее лоно. Это в самом деле было необычно, как будто реальность сместилась и в неё вошёл кто-то другой. Она явно уже проснулась, но лежала молча, с закрытыми глазами, только руки её были так беспокойны, как никогда раньше. Он старался быть с нею этим другим, повиновался её рукам, входил в роль, которую она предписывала ему своим телом… Это смещение продолжалось долго, всё более сладко и пронзительно, пока её не взорвало. Она резко откинулась и открыла глаза, но смотрела вокруг невидящим взглядом.
– Тебе что-то снилось? – осторожно спросил он.
– Не помню, – ответила она отчуждённо.
Тогда он пошёл напрямую:
– А может, кто-то? Мне показалось, кто-то ещё был с тобой, кроме меня. Я старался соответствовать, но понимаю, что ему, наверно, нет замены.
Она вдруг очнулась и повернулась к нему.
– Глупый! – засмеялась. – Это был ещё один образ тебя. Во сне приходят разные образы… Ты ведь и сам бываешь разным со мной…
Это ушло, но не забылось.
Однажды он и сам допустил оплошность. Вместе они смотрели фильм, и он признался, что его волнует героиня с весьма вызывающей внешностью. Она ревниво спросила:
– Будешь её воображать?
Он смутился, отделался витиеватой шуткой: эти кинодивы могут тревожить воображение мужчин, но не должны тревожить жён, по причине своей бесплотности и недосягаемости. Она капризно заявила:
– Я не хочу, чтобы эта баба путалась между нами.
– Ну хорошо, а, допустим, Одри Хепбёрн?
Засмеялась:
– Она милая. С ней можно… немножко.
Он понимал, что даже у самых фантастических образов бывают свои прототипы. И у того, кому она отдавалась в полусне, вероятно, тоже был, – это пробуждение с «другим» было не случайно. Ревновать? Когда семьи распадаются из-за настоящих измен, когда всюду многожёнство и многомужество и в моду входит «полиаморность», – супруги умножают связи по взаимному согласию и к общему удовольствию?.. Когда лозунги «долой семью!» и «семья без границ!» вроде бы конкурируют, а по сути обозначают одно и то же? Какое значение имеют эти фантазии – щепотка специй, вброшенных в котёл желания? Неважно, где ты собираешь хворост для костра, – лишь бы он разгорался ярче, чтобы ты мог делить это пламя с любимым и единственным. Много лиц – одно лоно.
А она? Что, если её воображение тоже осаждают толпы мужчин, тех, с кем она встречалась годы назад или только вчера, – и всё ещё несёт в себе их образы? Ну и что? – одному счастливчику больше достанется. Все мужчины сольются для неё в теле мужа. И все женщины, о которых ему приходилось грезить, сольются в её теле. Нужно ли нам что-то знать о прототипах – от кинозвёзд до почтальона, продавщицы или близких друзей? Если нас при чтении романа потрясает сила художественного воображения, то что добавляет знание о прототипах? Ничего, скорее мешает. Сколько бы ни блуждала фантазия, мы приносим явь желания в объятия друг другу. Такое опыление – радость природы: пчела снимает нектар со многих цветков, доставляет в свой улей – и мёд становится гуще и слаще. Долой мыслительную аскезу – как и физический блуд! Хорошее воображение – залог верности.
Конечно, следует признать, что человек многолюбив, или, научно выражаясь, либидо требует диверсификации. Это противоречит религии, морали, семейным устоям, воспитанию, наследованию, производительности, развитию цивилизации… Однако ничто не мешает соединить физическую моногамию с психической полиаморией через свободу любовных фантазий. Театр желаний! У входа надпись: много лиц – одна любовь. Воображение разбегается по разным лицам, но союз остаётся единым и нераздельным. Психическая множимость любви при сохранении физической верности! Собственно, это и есть путь в техноэротическое будущее, когда проблемы измен и ревности будут решаться вспышками разных нейростимуляторов желания в мозгу. Или, как провозглашается на либерально-консервативном сайте, «виртуальные женщины во всём своём чарующем многообразии проходят в воображении мужчины, изливающего семя в одну женщину, свою жену, мать своих детей…». Удивительное по стилю сочетание гаремной неги и домостройного елея!
Во всём этом была ещё сторона: кража образа. Допустим, некая Н., верная супруга и добродетельная мать. Редкие случайные встречи в гостях, никакого флирта, но в её присутствии он чувствует прилив жизненной энергии и заимствует её образ для игры со своим желанием. Может быть, она возится с детьми или готовит обед мужу, – а он в это время прелюбодействует с ней в своём уме. И ведь она не единственная его заочная подруга. Там, в его сознании, целая камера-обскура таких обворожительных образов, мельком подхваченных, а иногда тщательно высмотренных. Это не только измена, но и воровство. Хищное воображение всюду рыщет в поиске невинных жертв.
Таким чисто ментальным усладам пророчат рай в виртуальном будущем, а между тем оно может обернуться адом. Мозг станет прозрачен, как аквариум, и за каждый использованный образ придётся не только платить, но и спрашивать на него разрешения. «Можно мне с вами побыть наедине в своих вольных фантазиях?» – «Я не против, – отвечает она. – Вот прейскурант моих нейрокопий. Не забудьте попросить разрешения у моего мужа. Он страшно ревнив, и у него свой прейскурант». За образы, обнаруженные в чьём-то мозгу без разрешения правообладателя, ментальные полицейские будут взимать штраф. Представьте себе этот кошмар: чем виртуальнее будет становиться эрос, тем реальнее сама виртуальность…
Он думал об этом, читая технические новости вперемежку с художественной классикой. Впервые о сладкой муке ментального сожительства поведал любвеобильный Гёте в романе «Избирательное сродство». Призрак одного влечения является в гости к другому. Любящие супруги Эдуард и Шарлотта вдруг оказываются перекрёстно влюблёнными: он – в Оттилию, воспитанницу Шарлотты; она – в капитана, друга Эдуарда. Бурная супружеская ночь проходит под знаком сквозного движения через привычную плоть одного – к соблазнительному образу другого. «Теперь, когда мерцал лишь свет ночника, внутреннее влечение, сила фантазии одержали верх над действительностью. Эдуард держал в своих объятиях Оттилию; перед душой Шарлотты, то приближаясь, то удаляясь, носился образ капитана, и отсутствующее причудливо и очаровательно переплеталось с настоящим». От этой близости рождается ребёнок, в лице которого отпечата-лись черты тех, кого супруги любили в своём воображении, мысленно соединяясь друг с другом. Разве это не прекрасный урок грядущим поколениям?
Но… Во время крещения ребёнка неожиданно умирает старый пастор, а вскоре от несчастного случая погибает и сам ребёнок, что свидетельствует о хрупкости таких союзов, где призрак одной возлюбленной вселяется в плоть другой и гипнотически её преображает. Мужчина в обволакивающей его ауре одной женщины физически сочетается с другой – что это? Операция по пересадке органов: кожи, глаз, груди, сердца, с риском мучительной смерти многотелого организма в результате несовместимости тканей? Да, воображение смело летит вперёд, чтобы соединить то, чего тело не вмещает. Но, быть может, для плоти следовать расходящимися путями воображения столь же разрушительно, как и для воображения следовать тесным путем плоти?..
Однажды он опять почувствовал кого-то другого на своём месте. Её глаза были закрыты, но ресницы вздрагивали, и казалось, она спала, пока её рука металась по его груди, спускалась ниже… Он больше не хотел перевоплощаться. Он наклонился над ней, тронул за плечо. И сказал:
– Проснись! Это я!
Она вздрогнула и открыла глаза. Но вместо ожидаемого смущения он увидел в них тепло узнавания и начало новой игры.
– Вот и ты! – сказала она. – Как чудесно! Я тебя люблю!