8. ГРУЗИЯ: ОТ «РЕВОЛЮЦИИ РОЗ» ДО АВГУСТА 2008 ГОДА И ПОДДЕРЖКИ ТЕРРОРИЗМА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
Андрей Арешев, старший научный сотрудник Института политических и социальных исследований Черноморско-Каспийского региона, эксперт Центра изучения Центральной Азии и Кавказа Института востоковедения РАН (Россия)

Стратегия США в Кавказском регионе прошла несколько этапов, однако в целом она характеризуется постоянством и направлена на создание условий, в максимальной степени благоприятных для достижения стратегических целей в регионе. После объявления Кавказа и Центральной Азии зоной национальных интересов США минимизация российского влияния на постсоветском пространстве неоднократно формулировалась влиятельными политиками и экспертами в качестве ключевой. Еще в апреле 1997 года Госдепартамент по запросу Конгресса подготовил доклад, посвященный проблемам американской политики в Кавказско-Каспийском регионе, а через некоторое время был утвержден законопроект, получивший название «Стратегия Шелкового пути». В этой связи именно середину 1990-х годов можно считать началом современного этапа американской политики на территории бывшего советского Закавказья, названной Южным Кавказом, в частности в Грузии, занимающей здесь ключевое геополитическое положение.

В начале 2013 года базирующийся в Вашингтоне Центр стратегических и международных исследований опубликовал специальный доклад, посвященный политической стратегии США на Южном Кавказе. Аналитические разработки подкрепляются различного рода практическими мероприятиями, органично сочетающими в себе политический, экономический, военный и идейно-мировоззренческий компоненты. Так, запуск трубопроводного проекта Баку — Тбилиси — Джейхан (БТД), инициированного в период правления Эдуарда Шеварднадзе, оказался для западных интересов в регионе чрезвычайно важным. Введенный в эксплуатацию в 2006 году уже при правительстве Михаила Саакашвили, он чрезвычайно ярко демонстрирует преемственность политики Вашингтона и Брюсселя, направленной на максимальное вовлечение стран Южного Кавказа в свою энергетическую, а затем и военно-политическую орбиту. Даже в лучшем случае при 50 % загрузке, по мнению адептов данного проекта, трубопровод Баку — Тбилиси — Джейхан «заставляет пересмотреть мыслительную схему, с помощью которой политические обозреватели и лица, ответственные за принятие решений, смотрят на мир».

Выработка наиболее оптимальной линии по достижению политического доминирования применительно к условиям местности и текущим раскладам сопровождается экспертными обсуждениями, отличающимися высокой степенью проработки, и реализацией тех или иных громких проектов, направленных на более плотное взаимодействие с региональными элитами, завоевание их умов и сердец. Убеждение является интенсивным, понимание — ослепительным как от файеров ликующих толп, так и от разрывов снарядов и бомб с обедненным ураном, а предъявляемая аргументация — мягкая или жесткая (грань между которыми, впрочем, весьма условна) не предполагает обсуждения. Одним из примеров успешной реализации мягкого государственного переворота стала так называемая «революция роз» в Грузии в конце 2003 года — событие чрезвычайной политической важности, выдвинувшее на некоторое время эту небольшую страну в первые ряды на международной арене. Иногда произошедшее ставят преимущественно в контекст политики администрации Дж. Буша-младшего по «продвижению демократии». Однако данный эпизод вряд ли стоит вырывать из общей логики событий и реализации более широкого круга задач, связанных с «грузинским проектом» и направленных на долгосрочное закрепление и доминирование США в Кавказском регионе.

Постсоветская история Грузии, некогда процветавшей советской республики и «баловня двух империй», носит весьма драматичный характер. На смену националистическому угару и всплеску антиимперских и антирусских настроений при Звиаде Гамсахурдиа (и даже ранее) пришли анархия и хаос начала 1990-х годов, сопровождающиеся всполохами гражданской войны. Государство как таковое стояло на грани существования.

Приход к власти Эдуарда Шеварднадзе, бывшего первого секретаря ЦК Компартии Грузии и министра иностранных дел СССР, также не оправдало ожиданий. В середине 1990-х — начале 2000-х годов власть в Грузии имела чрезвычайно слабый и даже аморфный характер, ключевые государственные институты функционировали крайне неэффективно. Были проиграны начатые из Тбилиси войны в Южной Осетии и Абхазии, многие другие районы не контролировались центральными властями, как никогда усилились криминальные группы и кланы. Во внешней политике Э. Шеварднадзе делал взаимоисключающие намеки и даже обещания: при сохранении диалога с Москвой именно он начал системную и последовательную раскрутку идеи о необходимости и целесообразности вступления Грузии в Североатлантический альянс, включая непосредственный доступ на территорию страны американских воинских подразделений и представителей спецслужб. Это привело к усилению хаоса в ряде регионов, в том числе приграничных с Северным Кавказом, что непосредственным образом затронуло интересы Российской Федерации. Показательно, что первые действовавшие под видом «служителей ислама» инструкторы из США появились в рядах «Кавказской армии» Джохара Дудаева еще в 1990-х годах. Шамиль Басаев со своими бандитами получал полевую форму армии США, бинокли ночного видения, спутниковые телефоны. В целях поддержания регулярной коммуникации между США и их кавказскими партнерами турецкий и грузинский транзит играл чрезвычайно важную роль. Естественным образом начиная с середины 1990-х годов американские спецслужбы обосновались «на холмах Грузии» всерьез и надолго, начав активно влиять на внутриполитические процессы в стране.

Налаживание соответствующих военный связей датируется 1993 годом, когда американцы, отобрав 50 грузинских граждан, вывезли их в США, где в течение полугода обучали и экипировали самым современным оружием. Результатом программы стоимостью 6 млн долларов стало появление спец-подразделения «Омега», призванное обеспечивать безопасность высших должностных лиц страны. Известно, что примерно в это же время с грузинской территории средствами, имеющимися в распоряжении стран — членов НАТО, началась регулярная разведка южных регионов России. В г. Гори специалисты США построили современный центр радиоэлектронной борьбы и разведки с целью контроля пространства и эфира Южной Осетии, а в селе Кехви — комплекс радиолокационной станции передового базирования и полевую инфраструктуру военной разведки Грузии. В 1997 году южнокавказская страна стала участником американской программы противовоздушной обороны Regional Airspace Initiative. Подобные центры, включающие систему военных радаров с функциями радиоперехвата, позволяют обмениваться информацией в рамках НАТО. Установленный на территории Грузии центр отслеживал ситуацию на всем Северном Кавказе, включая территорию Чечни.

Все это пригодилось на рубеже 1990—2000-х годов, когда в западных СМИ была развязана широкомасштабная пропагандистская кампания по дискредитации политики российских властей с целью обоснования необходимости развертывания в регионе международного миротворческого контингента. В 1999 году, во время конфликта в Дагестане, активно обсуждался вопрос о возможном направлении туда миротворцев из НАТО. Предлагалось также ввести миротворцев в Чеченскую республику и Ингушетию, закрепив таким образом постоянное военное присутствие Запада на юге России.

Недостаточно решительный характер изменений в Грузии и остаточное российское влияние (в частности, сохранявшиеся на территории Грузии российские военные базы в Аджарии и армянонаселенном Ахалкалаки) требовали более напористых действий, и они последовали. Несостоятельность выстроенной Э. Шеварднадзе властной конструкции стала важным фактором, использовавшимся архитекторами «розовой революции» — недавними выдвиженцами грузинского лидера, в 2001 году объявившими о переходе в оппозицию. Среди факторов, способствовавших ее успеху, помимо системной слабости органов государственной власти и правоохранительной системы следует отметить многочисленные неправительственные организации (НПО), активную деятельность средств массовой информации, грамотное применение средств наглядной агитации и пропаганды, полностью адекватный поставленным целям язык и общий антураж митингов и массовых собраний.

Впрочем, все это имело бы весьма скромный эффект без умелой эксплуатации новыми молодыми лидерами, выпестованными при участия самого Эдуарда Амвросиевича, тесные связи которого с американским истеблишментом были установлены еще в должности министра иностранныхдел СССР, лозунгов попранной якобы «русскими империалистами» национальной гордости грузинского народа и интегрального государственного единства. Постсоветское грузинское общество оставалось традиционным в плане приоритетного характера личных отношений и связей по сравнению с некими безличными правилами и нормами, характерными для западных бюрократических процедур. Именно благодаря этим неформальным и родственным связям люди получили возможность элементарно выжить в условиях катастрофического экономического обвала и всполохов гражданского противостояния. С другой стороны, традиционно существующие социальные сети (дворовые, школьные, институтские и т. д.) сыграли значительную роль еще в ходе перестройки, когда именно грузинские «неформалы» выступили в авангарде борьбы против «советской тоталитарной системы». В 1990-х — начале 2000-х годов роль этих социальных сетей в полной мере учитывалась западными проектантами, что нашло свое выражение, в частности, в учреждении в республике нескольких тысяч неправительственных организаций. Активную деятельность в Тбилиси и некоторых регионах развернули Агентство США по международному развитию (USAID) в тесной связи с посольством США в Тбилиси, Национальный демократический (National Democratic Institute, NDI) и Международный республиканский (International Republican Institute, IRl) институты — структурные подразделения Национального фонда поддержки демократии. Наряду с ними действовали многочисленные «частные» организации — «Фридом хаус» (Freedom House), Фонд Сороса и другие.

На официальном уровне Вашингтон традиционно открещивается от деятельности НПО за рубежом, однако до сих пор в разведсообществе США существуют специальные межведомственные группы, занимающиеся координацией деятельности самых различных неправительственных структур. Например, в Национальном совете по разведке (National Intelligence Council, NIC) функционирует Секция российских и евразийских исследований (National Intelligence for Russia and Eurasia), непосредственно подчиненная директору национальной разведки и отвечающая за подготовку Национальной разведывательной сводки (National Intelligence Estimate). Она составляется на основе открытой информации и регулярно докладывается президенту США. Во взаимодействии с оперативными подразделениями американских спецслужб российско-евразийская секция Национального совета по разведке участвует в координации финансирования и методического обеспечения западных и прозападных НПО в странах Восточной Европы и бывшего СССР, создавая эшелонированную сеть влияния. Соответствующие задачи решают такие НПО, как Национальный демократический институт, Международный республиканский институт, Международный фонд электоральных систем (International Foundation for Electoral Systems, IFES), Институт «Открытое общество» Джорджа Сороса (Open Society Institute, OSI), «Фридом хаус», a также сотни других подобных организаций. Указанные структуры распоряжаются значительными средствами, выделяемыми Конгрессом и Госдепартаментом США для создания очагов американского влияния за рубежом. Как подчеркивалось в исследовании под эгидой Американского института предпринимательства, Национальный фонд поддержки демократии и его «семейство» как раз и занимались изменением политического баланса в государстве-мишени под предлогом помощи гражданскому обществу. На этом поприще у «семейства» имелись многочисленные успехи — удачные вмешательства для обеспечения должного результата на выборах на Филиппинах, в Пакистане, на Тайване, в Чили, Никарагуа, Восточной Европе и по всему свету.

Работа этих структур и их местных ответвлений непосредственным образом влияла и на деятельность слабого грузинского правительства, стимулируя общественное недовольство, пик которого «удачно» совпал с парламентскими выборами 2 ноября 2003 года. Некоторые из этих НПО активно защищали права религиозных и этнических групп, инициируя публичные обсуждения болезненных проблем, прежде всего связанных с коррупцией (в системе образования, среди депутатского корпуса, на чем в значительной степени сделал себе имя М. Саакашвили, и т. д.). В оценке конкретной роли НПО в «революции роз» наблюдатели в целом согласны с тем, что они сыграли свою роль в подготовке и формировании предпосылок для ее свершения.

Избирательная кампания 2003 года в Грузии проходила достаточно остро. Движение Михаила Саакашвили пользовалось поддержкой 22,8 % избирателей. Опросы в день выборов, 2 ноября, давали даже более высокую цифру, став одним из ключевых механизмов привлечения к оппозиции дополнительных общественных симпатий. Тем не менее, согласно официальным результатам, победу одержал блок, поддерживавший Эдуарда Шеварднадзе. Когда же ЦИК обработал результаты выборов в Аджарии, то блок Аслана Абашидзе вышел на второе место, а Единое национальное движение оказалось на третьем. В обстановке систематически нагнетавшегося массового психоза Михаил Саакашвили назвал президента шулером и потребовал пересчета голосов. При этом использовались многие тактические ходы, впервые опробованные в 2000 году в Югославии. Оппозиция истерично обвиняла власти в фальсификации результатов выборов, причем в качестве доказательств предъявлялись данные эксит-поллов — экспресс-опросов, проводимых среди граждан на выходе с избирательных участков. По итогам парламентских выборов в Грузии такой опрос, «утвердивший» лидерство по партийному пропорциональному списку оппозиционного избирательного блока «Национальное движение» во главе с экс-министром юстиции Михаилом Саакашвили, был подготовлен в рамках совместного проекта американской Global Strategy Group и грузинской «независимой» телекомпании «Рустави-2».

Западные СМИ воспринимали обвинения в фальсификациях, зазвучавшие еще задолго до самого голосования, мягко говоря, некритически, скорее приветствовали. Отличительной особенностью информационной войны против Э. Шеварднадзе стал также тот факт, что ей предшествовал длительный период его восхваления как великого реформатора и демократа. Но это вовсе не следует воспринимать как нонсенс или недоразумение, что впоследствии наиболее ярко подтвердило свержение Хосни Мубарака, также считавшегося надежным партнером США. Снижение американской поддержки грузинскому (как, впрочем, и любому иному) правительству должно способствовать обостренному восприятию уязвимости режима не только перед выборами, но и впоследствии, то есть на долгую перспективу.

8 ноября 2003 года перед парламентом собрался митинг, продолжавшийся целую неделю. 22 ноября началось заседание нового парламента, демонстративно проигнорированное депутатами от оппозиции, находившимися, впрочем, неподалеку. Э. Шеварднадзе начал выступление, однако весьма скоро оно было прервано сотнями людей, проникшими в здание. М. Саакашвили со своими соратниками прорвался в зал и прервал речь президента, спешно эвакуированного из здания парламента, причем все происходящее транслировалось в прямом телевизионном эфире. Э. Шеварднадзе формально объявил чрезвычайное положение, но это уже не имевшее никакого значения решение должен был утвердить парламент, которого де-факто не существовало. Окончательное отстранение «седого лиса» от власти с перспективной внеочередных президентских выборов и предсказуемого триумфа М. Саакашвили стало вопросом нескольких дней и переговорных процедур с заранее известным результатом. В 2004 году суд аннулировал результаты выборов по партийным спискам, и после переголосования на парламентских выборах барьер преодолело только объединение бывших оппозиционеров во главе с Михаилом Саакашвили, Зурабом Жвания и Нино Бурджанадзе.

В контексте тех событий, имевших многие признаки хорошей театральной постановки, достаточно широкую известность получило движение «Кмара!» (в переводе с грузинского — «Хватит!»), члены которого летом 2003 года обучались методам так называемого «ненасильственного гражданского сопротивления» в специальных лагерях на территории Сербии. 11 ноября 2004 года один из лидеров сербского «Отпора!» Александр Марич упомянул в интервью «Немецкой волне» о наличии специальной группы, обучающей активистов на местах, прежде всего в самой Сербии, но также и за границей: «Уже несколько месяцев «Кмара!» и «Отпор!» сотрудничают на разных уровнях. Самым важным в их сотрудничестве является то, что активисты «Отпора!» делятся опытом и знаниями, накопленными ими в ходе политической борьбы в нашей стране. Представители «Кмары!» восхищались работой, которую проделал «Отпор!», а также его структурами. По его образцу они и строили свое движение, позаимствовали и эмблему — сжатый кулак». Согласно другому свидетельству А. Марича, опубликованному французской прессой, сам «Отпор!» действовал и на территории Грузии, причем финансировалась подобная деятельность грузинским отделением Фонда Сороса (Open Society — Georgia Foundation). По словам А. Марича, еще весной 2003 года Институт «Открытое общество» отправил его команду в Грузию, где они должны были стать «советниками лидеров зарождающейся группы протеста». Взаимодействие оказалось весьма успешным: «творчески» осмысляя опыт сербских «коллег», свергавших в 2000 году Слободана Милошевича, «Кмара!» провела успешную PR-кампанию собственной организации на грузинской политической арене. В результате небольшая и никому не известная группа молодых оппозиционеров быстро завоевала популярность и разрослась к 2004 году до 13 тысяч человек.

Главным «достижением» этого протестного движения стало провоцирование правоохранительных органов на применение против молодых людей силовых приемов, которые средствами дружественной прессы моментально получали широкий резонанс как неопровержимое доказательство преступных действий властей. Например, в ходе одного из инцидентов тогдашний министр внутренних дел Коба Нарчемашвили возмутился, наблюдая затем, как группа активистов расписывала призывом «Кмара!» стены здания Министерства внутренних дел, и отдал приказ об их аресте.

В 2004 году в распоряжении российской прессы оказался предварительный вариант заявки на грант, озаглавленный «Кмара-03, Кампания за свободные и справедливые выборы». В документе речь идет о финансовой поддержке грузинским отделением Фонда Сороса движения «Кмара!» и Международного общества за справедливые выборы и демократию (The International Society for Fair Elections and Democracy, ISFED). В задачи «Кмары!» входила мобилизация избирателей в рамках программы «Иди на выборы», в то время как ISFED было призвано осуществлять мониторинг выборов (включая и создание электронных списков избирателей). Если на эти проекты закладывалось 300 тысяч долларов, то, например, на громкие уличные акции — 31 310 долларов. В проекте, целью которого ставились «проведение шумных акций, мобилизация активистов и населения для участия в этих скандалах», также подробно перечислялись и конкретные методы гражданского неповиновения. Несмотря на настойчивое подчеркивание их «ненасильственного характера», в реальности все сложнее, потому что «возведение баррикад» и «уничтожение частной собственности» вряд ли можно считать таковы ми. В свою очередь, такие приемы, как «захват земель ненасильственными методами», «насмешки над выборами», «снятие одежды догола в знак протеста», «грубые жесты», «насмешки над должностными лицами», «демонстративные похороны», «политический траур» и «ненасильственное преследование», получили в дальнейшем широкое распространение и в других странах. Разрисовка городских скверов оценивалась в бюджете в 3300 долларов, изготовление и распространение символики «Кмары!»: брошюры, постеры, флаги, майки, кепки, теле- и радиореклама и, разумеется, избранные символом «революции» цветы — в 173 тысячи долларов.

В полном соответствии с теорией методолога «цветных революций» Джина Шарпа (Gene Sharp) речь идет об организации кампании неповиновения и без того ослабленным властям и многоуровневого давления. Несмотря на отсутствие точных оценок средств, затраченных на поддержку, можно предположить достаточно скромные величины. Как в 2003 году, так и позже (разумеется, не только применительно к Грузии) материальные затраты минимизируются за счет эффективного использования инструментария так называемой «мягкой силы» (решение военных задач невоенным путем), включающего:

— активное вовлечение в политические процессы всего спектра соперничающих друг с другом фигур и организаций;

— высокий уровень политической эффективности и умелое кадровое, лоббистское и информационное сопровождение;

— высокая степень информированности о происходящих общественно-политических, социально-экономических и морально-психологических трансформациях.

Возвращаясь к роли конкретных исполнителей в Грузии, стоит отметить, что «Кмара!» не является единственным примером эффективной деятельности неправительственных организаций, опиравшихся на финансовую и организационную поддержку со стороны Запада. Существовали и иные группы активистов НПО, оказывавших значительное влияние на развитие событий. Одним из наиболее влиятельных был так называемый «Институт свободы» (Georgia Liberty Institute), который весной 2003 года не только оказывал содействие движению «Кмара!», но и был непосредственно вовлечен в стратегическое планирование различных акций в период, предшествовавший смене власти в Тбилиси. Например, идея устроить «марш сердитых молодых людей» на Тбилиси с восточного и западного направлений изначально принадлежала главе «Института свободы» Левану Рамишвили, хотя она была согласована и организована будущим президентом Михаилом Саакашвили. Другими видными активистами «Института свободы» были Вано Мерабишвили и Гиви Таргамадзе, являвшийся на ноябрьских выборах 2003 года кандидатом от Единого национального движения.

«Марш на Тбилиси», эффектно завершившийся 21 ноября, стал кульминационным моментом процесса массовой мобилизации простых граждан, почувствовавших себя, пусть и на короткое время, революционерами и политиками, вершащими судьбу страны. Будущий президент Михаил Саакашвили во главе колонн автобусов прибыл в столицу, и телезрители в режиме онлайн имели возможность лицезреть реки огней, текущие к Тбилиси. Однако массовые уличные акции оказались лишь одной из составляющих тщательно готовившейся трансформации власти, в которую были вовлечены как действующие американские политики и дипломаты, так и влиятельные отставники. Так, еще накануне парламентских выборов 2003 года оппозиция требовала быть представленной в Центральной избирательной комиссии, и компромисса удалось достичь при участии Джеймса Бейкера, бывшего государственного секретаря США. Напомним, что согласно Джину Шарпу, «действия разработанного плана распространяются как на период, предшествующий выборам, так и на сами выборы, а также на поствыборный период, независимо от результатов голосования». Посол США в Тбилиси Ричард Майлз (Richard Miles) сыграл в 2003 году значительную роль, а его сменщики, в частности Джон Басс (John Bass), назначенный послом в октябре 2009-го, только развивали успех. Примечательно, что до Тбилиси он работал в Багдаде над проектами так называемой «реконструкции», а в 2005–2008 годах был директором Оперативного центра реагирования на кризисные ситуации Государственного департамента.

Отличительной особенностью ситуации в Грузии стало широкое задействование, помимо неправительственных организаций, общегосударственных средств массовой информации, эффективно решавших задачи массовой мобилизации населения. Так, телевизионный канал «Рустави-2» в 2003 году был одним из важнейших орудий оппозиционных сил и двигателем так называемой «революции роз». Тогдашний генеральный директор компании и один из ее владельцев Э. Кицмаришвили впоследствии хвастался, что именно он и его телекомпания реально сделали «революцию». Возможно, в этом есть некоторая столь характерная для грузинского политического театра доля эмоционального преувеличения, но в целом роль данной информационнопропагандистской структуры оценена достаточно верно. Каждую субботу в течение многих месяцев этот первый в Грузии «независимый» телеканал демонстрировал подготовленную на основе сербских событий ленту Питера Аккермана (Peter Ackerman) «Свалить диктатора», а после показа следовали теледебаты, в ходе которых жителям Грузии предлагалось обсудить конкретные уроки, вынесенные из просмотренных кадров для радикализации текущего момента грузинской «революции». В ходе решающих десяти дней, которые привели к падению Э. Шеварднадзе, канал многократно увеличил количество включений с демонстрацией фрагментов этой ленты. «Все манифестанты знали наизусть тактику, используемую в Белграде, потому что все видели фильм, и каждый знал, что он должен делать», — сообщал один из руководителей движения корреспонденту «Вашингтон пост».

Однако после достижения поставленных задач свобода телекомпании «Рустави-2», как, впрочем, и других, продолжалась весьма недолго. «Революционные» власти приступили к созданию механизмов тотального контроля и подавления несогласных, а американцы занялись тщательным возделыванием политического поля, включая глубоко эшелонированную оппозицию как парламентскую, так и уличную — словом, всем тем, что на англосаксонском дипломатическом новоязе характеризуется как «техническая помощь» и «поддержка развития политических партий и гражданского общества». При этом те или иные конкретные фигуры неизменно рассматриваются в качестве расходного материала, не более того. «Эксцентричный, мало предсказуемый и неоднократно скомпрометированный Миша порядком поднадоел его заокеанским партнерам… Все чаще стали говорить, что уже идут переговоры о замене Саакашвили на некую нейтральную фигуру. Как раз в этот период Саакашвили стал создавать для себя искусственную оппозицию в лице Ираклия Аласания, который в случае непредвиденных обстоятельств мог бы занять его место. В этом случае Грузия и при новом правителе смогла бы продолжать курс, указанный США. Вполне возможно, что реализацию подобного плана мы и наблюдаем сегодня в Грузии, несмотря на то что якобы победил «настроенный на контакт с Россией» политик Бидзина Иванишвили».

Добавим к этому, что после отстранения от власти ставшего одиозным Единого национального движения ключевые посты в государственных структурах постепенно стали переходить к выдвиженцам входящей в коалицию «Грузинская мечта» крайне либеральной Республиканской партии Грузии, идеологические отличия которой от бывшей правящей партии заметны разве что под микроскопом. Несмотря на периодический пересмотр приоритетов и смену тех или иных фигур, деятельность по нескольким направлениям позволяет США планомерно достигать нужных задач минимум в три этапа:

— одновременно установить контакт с несколькими потенциально значимыми игроками, даже если они находятся в конфронтации друг к другу;

— обеспечить свое присутствие в том или ином «проекте» (проведение выборов, создание политической партии, кастинг и последующая раскрутка лидера и прочее), прежде всего посредством финансовой помощи и экспертного ресурса;

— консолидировать свою позицию — если не до полного контроля над «проектом», то до уровня, когда можно оказывать серьезное влияние на его решения и действия.

Успех «революции роз» способствовал более плотному вовлечению грузинских элит в орбиту реализации внешнеполитического курса Вашингтона на постсоветском пространстве. Грузинские «агенты демократии» были замечены в Белоруссии и на Украине, имели отзвук их усилия и в России. Осенью 2012 года достоянием общественности стали контакты депутата грузинского парламента, питомца «Института свободы Грузии» Георгия Таргамадзе, обладающего обширными связями в Америке и Европе и длительное время тесно сотрудничавшего с влиятельными международными неправительственными фондами и грантодателями, а также с некоторыми лидерами «несистемной» оппозиции в Российской Федерации, включая предводителя «Левого фронта» Сергея Удальцова. «Для нас очень важно, чтобы деятельность политтехнолога из Грузии не приводила в странах его пребывания к каким-либо серьезным последствиям для него самого», — отмечает либеральная «Новая газета», не без сожаления добавляя, что Россия стала первым исключением из этого правила. Несмотря на то что американские грантодатели, по некоторым данным, отказались продолжать сотрудничество со столь явно засветившимся агентом, вовсе не случайным представляется отказ Интерпола содействовать российским властям в розыске этого грузинского политтехнолога, активно занимавшегося распространением опыта «революции роз» в Восточной Европе и странах СНГ.

Первым делом новые власти ликвидировали остаточное российское военное присутствие, предприняв и другие недвусмысленные шаги, приведшие к окончательному разрыву с Москвой. Передача под контроль США основных военно-стратегических, внешнеполитических и коммуникационных ресурсов страны сопровождалась приватизацией остатков госсобственности с ее последующим перераспределением среди новых элит, а во внутренней политике — установлением жесткого репрессивного режима, не имеющего ничего общего с демократией в ее подлинном понимании. В сфере военного строительства тесные связи с администрацией Дж. Буша-младшего и помощь США официальному Тбилиси, объявленному «маяком демократии», сопровождались активной деятельностью частных военных компаний, работающих в государственных интересах, преследующих те же цели и следующих тем же планам, что и регулярные войска, но при этом имеющих большую свободу в выборе средств. Использование частной военной силы в государственных интересах имеет давнюю историю, отражая общую смычку геополитических интересов крупнейших западных игроков и коммерческих аппетитов транснациональных корпораций.

Закономерным следствием масштабного перевооружения грузинской армии, сопровождавшегося комплексной политической, финансово-экономической и организационно-технической помощью США, стало августовское нападение на Южную Осетию. В дипломатических депешах того времени, подготовленных послом США Джоном Тэффтом (John Tefft) исключительно на данных грузинских источников, нет даже малейшего намека на объективность и заинтересованность в установлении подлинной картины, что полностью соответствовало национальным интересам его страны.

Не останавливаясь подробнее на ходе боевых действий, отметим, что печально известная операция «Чистое поле» разрабатывалась Грузией совместно с сотрудниками компании Military Professional Resources Incorporated (MPRI) — крупнейшим военным подрядчиком, известным, в частности, тем, что по контракту с Пентагоном в 1994–1995 годах компания готовила спецподразделения армии Хорватии и пятого корпуса армии Боснии и Герцеговины перед операцией «Буря», которая закончилась уничтожением Республики Сербская Краина и Республики Западная Босния. В Грузии MPRI по контракту с администрацией М. Саакашвили занималась подготовкой военных операций и переподготовкой личного состава грузинских вооруженных сил. Эта публика занимает четвертый этаж Министерства обороны Грузии, куда вход грузинским военным закрыт.

MPRI насчитывает 340 отставных американских генералов, сегодня ее президент — четырехзвездный отставной генерал Б. Краддок, до 2009 года занимавший посты главы Европейского командования США и верховного главнокомандующего Объединенными вооруженными силами НАТО в Европе. Фирма предоставляет широкий комплекс военных услуг, включая поддержку операций сил быстрого реагирования, тесно координируя свои действия с Госдепом, ЦРУ и Пентагоном, обладая при этом крупнейшей базой данных на военных специалистов и региональных военных экспертов в США. Сотрудники фирмы неоднократно участвовали в локальных войнах и конфликтах: помимо кровавых операций в 1995 году в Сербской Крайне, оказывали военную помощь правительству Колумбии, албанским боевикам в Косово и Македонии, воевали в Афганистане, Ираке, Сомали и других государствах, где Вашингтон имеет «стратегические интересы».

Кроме того, в Грузии были широко задействованы и другие американские частные военные компании, проявившие себя и в других регионах: на Балканах, Ближнем Востоке и в Африке. Так, Cubic Application Inc. (CAI) взаимодействует с Министерством обороны Грузии и Объединенным штабом вооруженных сил страны, включая разработку плана реформ и военной доктрины Грузии. Kellog, Brown and Root, частный военный подрядчик и «дочка» «Халлибертон», занимается логистикой, модернизацией объектов инфраструктуры и управляла полигоном Яглуджа. Сотрудники британо-американской частной военной компании HALO Trust занимаются обучением грузинских военнослужащих минно-взрывному делу, диверсионным операциям, ведению инженерной, топографической и других видов разведки.

Этот далеко не полный перечень свидетельствует о широкой вовлеченности американских спецслужб в попытки дестабилизации на Кавказе, кульминацией которых стала агрессия против Южной Осетии. Провоцирование на Северном Кавказе хаоса создавало предпосылки для начала дезинтеграционных процессов и на остальной российской территории. После поражения грузинских вооруженных формирований в Южной Осетии предполагалось достижение этой задачи при помощи миротворцев ОБСЕ, однако признание Россией Южной Осетии и Абхазии в качестве независимых государств нарушило имеющиеся на этот счет планы.

В 2009 году между США и Грузией была подписана так называемая «Хартия стратегического партнерства» — рамочный документ, легализующий американское присутствие на территории Грузии, включая военную инфраструктуру. Наблюдая за событиями так называемой «арабской весны», можно предположить, что применительно к Кавказскому региону акцент в ближайшее время будет делаться на «войны нового поколения», прошедшие обкатку в Югославии, Афганистане, Ираке, Ливии и (со сбоями) в Сирии. Конечная цель, как представляется, остается прежней: расчленение Российской Федерации как единого государства и образование на «построссийском пространстве» новых квазинезависимых государственных образований.

Роль Грузии здесь остается весьма значительной, а военно-техническое сотрудничество реализуется как с использованием возможностей третьих государств, так и напрямую. Однако, если, например, для Украины, тесно сотрудничавшей с Вашингтоном при президенте В. Ющенко, распродажа собственных вооружений являлась экономическим подспорьем, то на Кавказе (как и в других частях конструируемого ими Большого Ближнего Востока) американцы последовательно реализуют свои геополитические интересы. Например, факт подготовки американскими военными компаниями военнослужащих грузинской армии врядли является для кого-то сюрпризом, причем одно из направлений — обучение диверсионных отрядов. В 2011 году инструкторами вышеупомянутой американской военной компании CAI были обучены около 200 военнослужащих подразделения глубинной разведки Минобороны и более 100 сотрудников специальных подразделений МВД Грузии, причем большинство из них являлись участниками боевых действий на территории Ирака и Афганистана. Обучение велось с акцентом на проведение диверсионно-террористической подготовки, занятия по минновзрывному делу включали практические тренировки по выведению из строя железнодорожного полотна, минированию зданий и автомобильных дорог. Инструкторами американской компании обучались также лица, одетые в военную форму без знаков различия. Огневая подготовка этих лиц велась с использованием стрелкового оружия советского производства, а занятия включали обучение языкам, в том числе персидскому и армянскому.

Поддержка со стороны американских спецслужб северокавказских боевиков, опирающаяся на серьезные теоретические наработки, имеет, как указывалось выше, давний и комплексный характер, что позволяет с уверенностью констатировать долгосрочность проекта, направленного на дестабилизацию Северного Кавказа, не ограниченного горизонтами зимней сочинской Олимпиады 2014 года.

Инструментами достижения соответствующих целей являются также многочисленные неправительственные организации как местного происхождения, поддерживаемые за счет грантов, так и собственно американские. Однако в связи с изменениями в законах Российской Федерации, направленными на упорядочивание статуса некоммерческих организаций, нельзя исключить смещения акцента в направлении непосредственной поддержки террористов. Разжигание межнациональной, конфессиональной розни тесно связано с деятельностью таких организаций, как фонд «Джеймстаун» (Jamestown Foundation), приложившей немало усилий в плане актуализации так называемого «черкесского вопроса».

В декабре 2009 года, как утверждает бывший госслужащий и аналитик по внешней политике в Сенате США Джеймс Джордж Джатрас (James George Jatras), в Тбилиси состоялась закрытая встреча с «представителями многочисленных групп джихада из различных исламских и европейских стран с целью координации своей деятельность на южном фланге России». Согласно его данным, «встреча была организована под эгидой высокопоставленных должностных лиц правительства Грузии». Несмотря на отсутствие президента Μ. Саакашвили, чиновники грузинского МВД и прочие должностные лица оказывали максимум содействия экстремистам: например, посол Грузии в Кувейте «способствовал перелету участников с Ближнего Востока».

Наконец, в дополнение к военным операциям (например, нападения на юге России) особое внимание было уделено идеологической войне, сегментом которой стал запуск телеканала на русском языке «Первый Кавказский». Автор публикации задается риторическим вопросом: должны ли мы верить, что американские спецслужбы не знали об этой встрече и о других подобных действиях? — и предлагает два варианта ответа: либо Вашингтон решил закрыть на это глаза, либо американцы не поощряют использование своим союзником «джихадистской карты» против России.

1 апреля омбудсмен Грузии Уча Наниашвили в ходе ежегодного доклада в парламенте о состоянии прав человека сообщил, что Грузия организовала тренировочный лагерь по подготовке чеченских бойцов для операций на российском Северном Кавказе. Согласно его данным, МВД Грузии при содействии администрации президента Μ. Саакашвили собрало группу из более 100 человек из Чечни и других районов Северного Кавказа, вооружило, обучило их и пообещало доставить к российской границе. В отчете делается предположение, что «чеченский гамбит» был ответом Грузии на так называемую «российскую оккупацию» с 2008 года оторвавшихся от Грузии Абхазии и Южной Осетии.

Робкие попытки представителей умеренной части грузинских элит хотя бы частично нормализовать отношения с Россией неизбежно будут сталкиваться с неприятной реальностью. Возможности тех, кто по-прежнему рассматривает южного соседа России едва ли не исключительно в качестве фактора сдерживания так называемых «имперских поползновений Москвы», весьма велики, а наработанная ими организационная, технологическая и кадровая инфраструктура слабо зависит от представленности в парламенте или правительстве тех или иных групп и отдельных лиц. С течением времени и поверхностными (и в значительной мере контролируемыми) политическими трансформациями в Грузии меняются лишь конкретные инструменты, наименования неправительственных организаций, ориентированных на работу с Россией, в частности с Северным Кавказом. По существу же изменения весьма незначительны, и возможно, тезис о кардинальном изменении прежней грузинской политики по отношению к Северному Кавказу будет сознательно культивироваться с целью радикализации сил, свободных от обвинений в поддержке со стороны Грузии и Запада. Возможно, новая ситуация позволила бы им наладить альтернативные каналы поддержки, включая некоторые арабские государства. Все это хорошо сочетается с тактикой «демократической» администрации США, которая в качестве альтернативы «имперскому перенапряжению» бушевских времен отдает приоритет «тяжелой работе демократии» на местах при деятельном содействии «доверенных партнеров».

Некоторые авторитетные эксперты, прогнозируя дальнейший рост нестабильности на Кавказе, считают, что Запад проводит политику как в отношении его южной, так и северной части, против интересов России. Системные и последовательные усилия США и спонсируемых, организуемых и направляемых ими сил на Кавказе не имеют ничего общего с подлинными интересами как российского и грузинского, так и других народов региона, расселение которых, как и в Советском Союзе, лишь условно коррелирует с прочерченными на картах административными рубежами. Разумеется, преемственный характер подобной деятельности обусловлен долгосрочными геополитическими интересами Соединенных Штатов, и можно быть уверенными в том, что попытки поставить под сомнение территориальное единство страны будут продолжены. Эффективно же отвечать на деструктивную работу оппонентов России можно только при наличии собственной долгосрочной стратегии, ориентированной на достижение регионального мира и стабильности, а также структур гражданского общества, опирающегося на внутренние, а не внешние ресурсы.